***
День клонился к вечеру. Тэхён сидел на мягком диванчике у открытого окна и медленно обмахивался веером. Его волосы были распущены и блестели от влаги после ванны. Окрашенный в малиновый солнечный свет, словно яркие румяна, ложился на лицо омеги. Взгляд из-под тёмных ресниц внимательно следил за евнухом, стоящим за большим дубовым столом. В правой руке Дэмин держал длинную кисть. — Ещё чуть-чуть и ты снова измажешь рукав в чернилах, — протянул Тэхён, замечая, как от непривычки локоть евнуха снова опускается. — Это трудно, — пожаловался Дэмин, приподнимая локоть. Из-под его кисти выходили до ужаса кривые черты. Плечо и запястье ныли, но Дэмин день за днём продолжал терпеливо учиться. Палочка благовоний на углу стола почти догорела. В комнате пахло пряной миррой и мёдом. — То, что дается нам с трудом, в итоге приносит наибольшую пользу, — улыбнулся Тэхён, складывая веер и указывая им на евнуха. — Помни об этом. — Вы абсолютно правы, мой господин, — Дэмин опустил голову, делая вид, что полностью сосредоточился на каллиграфии и чуть слышно пробормотал. — Жаль, что вы сами забыли об этом. Тэхён повёл плечами, затянутыми в светло-песочный с оттенком золота шёлк и внимательно посмотрел на евнуха. Тонкие черты лица заострились, в ивовых глазах с приподнятыми к верху внешними уголками вспыхнуло осуждение. — Что ты там бормочешь? — спросил Тэхён, постукивая сложенным веером по раскрытой ладони. Дэмин поднял взгляд, и любой, кто заглянул в его глаза, увидел бы в них лишь покорность, но Тэхён слишком хорошо его знал. Ему прекрасно было видно, что на глубине чёрных зрачков затаилось осуждение. — Я лишь отметил, какой прекрасный сегодня вечер, — улыбка на лице Дэмина стала ещё слаще. Тэхён поморщился. Тени от длинных ресниц упали на его глаза, отчего они стали непроницаемы, как ненастная ночь. — Станешь юлить, я прикажу избить тебя палками! — пригрозил Тэхён Евнух невозмутимо покачал головой. — Не лучше ли, чем злиться на этого ничтожного слугу — прогуляться до павильона розовых бегоний? — вздохнул он, скосив хитро блестящие глаза на свою нелепую каллиграфию. — Думаешь, что можешь указывать, что мне делать? — повёл бровью омега. Тэхён встал и оправил подол платья. Раскрыв веер резким движением руки, он медленно подошёл к столу. Внимательный взгляд омеги скользнул по корявым иероглифам на белоснежном листе, ровно посередине испорченном кляксой. — Думаю, моё общение с омегами в павильоне розовых бегоний выйдет ничуть не лучше твоей каллиграфии, Дэмин. Евнух склонил голову. — Вы правы, мой господин, — голос Дэмина стал твёрже. — У меня плохо получается, но я продолжаю, потому что точно знаю, что, если не продолжу тренироваться, лучше не будет. — Дэмин, Дэмин, — Тэхён подошёл ближе и встал за спиной евнуха. Положив подбородок ему на плечо, он обхватил его ладонь с зажатой в ней кистью своей и вывел иероглиф «упорство». — Я пойду в павильон розовых бегоний, — Дэмин обернулся. — Да-да, пойду, твоя взяла! — Тэхён отошёл и недовольно всплеснул руками. — Пойду и буду улыбаться так ярко, что у них заболят глаза! — Мне сопровождать вас, господин? — спросил Дэмин, даже не стараясь скрыть свою улыбку. — Обойдусь, — отмахнулся омега. — Приказываю тебе продолжать занятие. Меня будет сопровождать Тэхи.***
Розовые бегонии под светом заката казались совсем красными. На деревьях вокруг уже развесили ажурные фонари. Они мерцали неровным жёлтым светом. В павильоне поставили большой круглый стол, вокруг которого расположились пятеро омег. Все они обмахивались разноцветными веерами, распространяя вокруг себя сладкие, словно дурман, ароматы. Откуда-то сверху в переплетении ветвей деревьев донеслась звонкая трель садовой камышовки. Тэхён укрытый в тени цветущего лимонника сразу же нашёл взглядом Придворного Первого Ранга Фань. Он был высок и строен, словно ивовая лоза. Голубое ципао оттеняло его белую кожу, светло-карие глаза казались прозрачными будто бутылочное стекло. Ло Юнь качнулся и взял с тарелки засахаренный абрикос. — Господин, — позвал Тэхи. — Нам нужно идти. В горле словно застрял ком, и Тэхёну стало трудно дышать. Поднялся летний ветерок. Сухой и теплый он хлестнул омегу по щекам. Бегонии затрепетали, их тонкие витиеватые стебли изящно покачнулись. Зелёные листья шуршали, будто пышные юбки, бутоны клонили головы к земле, готовые ко сну. Сами цветы напоминали уставших танцоров, исполняющих свой последний танец. Омеге показалось, что они знают, благодаря кому цветут в столь благодатной почве, и пытаются подбодрить. Это заставило его улыбнуться. — Ты прав, — Тэхён выдохнул и сделал шаг вперёд, выходя из тени дерева. Первым, кто заметил омегу был Ли Чену. Он поднялся на ноги и, оправив ципао, поклонился. — Приветствую Благородного Господина Ким. Тэхён дождался пока Ло Юнь повторит за Придворным Первого Ранга Бинь и поклонился сам. — Супруг Го, Супруг Пак, Наложник Мэй. — Не стоит, — Чимин подошёл к Тэхёну и помог подняться. — Как хорошо, что ты всё же пришёл. Я как раз рассказывал нашим дорогим гостям, сколько сил ты вложил в этот павильон. Пойдём. Тэхён только сейчас заметил, что у стола шесть стульев, а не пять. Чимин и правда его ждал. — Вы просто не видели каким страшным и заброшенным было это место, — продолжил Чимин, усадив Тэхёна рядом с собой. — А теперь, взгляните, как тут чудесно! — Здесь и правда довольно мило, — улыбнулся Наложник Мэй. — Но почему ты выбрал именно бегонии? Все знают, что Супруг Пак очень любит орхидеи. Если ты хотел сделать ему приятно, нужно было выбрать их. Тэхён наклонился и взял с белоснежного лотосового блюдца печенье. Откусив небольшой кусочек, он опёрся локтём на обтянутый мягкой тканью подлокотник стула и откинулся назад, придавая своему лицу крайне задумчивое выражение. — Почему именно бегонии? — Тэхён закусил губу. Он знал почему. Знал, но никогда бы в этом не признался. Конец весны он провёл в одиночестве. Опьянённый отчаянием и нелепой грустью он из-за всех сил пытался держать лицо. Искал себе место и в итоге осел именно здесь, среди сорняков и мха, въевшегося в пожелтевший от времени камень. Тэхён не мог успокоиться, пока не обтесал руки до крови, не испортил с десяток дорогих ципао назло слугам, которые, даже зная, что он снова пойдёт работать в саду, настаивали на новом чистом наряде. Иногда Тэхён вспоминал наставления своего папы. Родители Тэнги исповедовали религию Чань. Сутью этого верования было умение находить удовлетворение в самых малых вещах. Его учили восхищаться утренней прохладой, цветом осенней листвы и красотой первого снега. Видеть проблеск света даже в самые тёмные дни и дышать полной грудью, наполняясь верой в хороший исход любого события. Тэхёну не было близко чаньское понятие о счастье. Он не был покорным и терпеливым, даже добрым себя назвать не мог. Цветы, которыми Тэхён засадил всё вокруг себя, были вовсе не попыткой увидеть нечто прекрасное сквозь окутавшее его отчаяние, а способом спрятаться от собственных горьких мыслей. Омега не раз низко опускал голову, скрывая злые слёзы, наполнившие глаза. Слуги думали, что он рассматривает землю. Никто не знал, сколько бесед с самим собой Тэхён провёл, сидя на нагретых солнцем ступеньках и отколупывая затупившейся лопаткой мох от камня. В груди ныло и трещало, как будто там что-то сломалось, что-то стало сильно чувствительным, сильно ранимым. Равнодушия, которое он взращивал в себе долгие месяцы, было уже не вернуть. За пять дней проведённых в малой императорской резиденции Чунхуа в нём что-то изменилось. Словно тонкая корка льда, покрывавшая всё его тело, треснула и, осыпавшись на мелкие осколки, позволила впервые в жизни ощутить тёплое прикосновение. Кожа к коже, разум к разуму. Теперь без этих прикосновений было зябко. Бегонии Тэхён принёс с собой оттуда же, где им завладели новые чувства. Где царила весна, с которой ему пришлось попрощаться. — «С веток осыпав цветы, ветер пронёсся и стих. Из лепестков за окном алый сугроб намело. Знаю, как только начнут бегонии дружно цвести, значит, расстаться с весной грустное время пришло», — произнёс омега. Голос его был тихим и надломленным, словно он болел. Тэхён и правда чувствовал себя больным. — Не слишком ли грустные строки для такого прекрасного места? — спросил Супруг Го. — Оно не было таким прекрасным, когда я его нашёл. Оно было покинутым. — Этому павильону и правда очень повезло с тем, что его нашёл Благородный Господин Ким, — засмеялся Наложник Мэй. — Как в принципе и наоборот. Тэхён чуть прищурился, но улыбнулся. Интонации Ли Ибо были почти оскорбительны, взгляды которые он бросал, то на него, то на Чимина, то на Придворного Первого Ранга Фань, ясно давали понять, что Наложник Мэй знает, какие чувства испытывает каждый из них и смеётся над их попытками сохранять видимость благодушия. Улыбка Тэхёна стала шире, обнажая ровный ряд белых зубов. С губ сорвался непроизвольный смешок. Ли Ибо имел полное право насмехаться над ними, потому что они и правда были смешны. Поймав растерянный взгляд Ло Юня Тэхён, и вовсе, рассмеялся. — Вы правы Наложник Мэй, — сквозь смех произнёс омега. — Мне повезло. Взгляд Чимина посуровел и он, ещё активней начав обмахиваться веером, поспешил перевести тему: — Лето в этом году засушливое. Даже вечером держится невыносимая жара. Я приготовил для вас необычное угощение. Он подал знак и слуги тут же вынесли стоящие на тонких блюдцах пиалы из разноцветного стекла. Перед Тэхёном оказалась чайная пара, символизирующая пруд: блюдце цвета голубых вод, на котором будто покачиваясь на волнах, расположилась чаша, белая как цветок магнолии. В ней был виноградный сок. Чимину подали блюдце, расписанное зелёными листьями и пиалу в виде жёлтой хризантемы с полупрозрачным грушевым соком. — Мне ещё не приходилось пробовать подобное, — улыбнулся Лю Юнь, отпив абрикосовый сок из пиалы в виде яркого цветка шиповника. — Это тоже идея Тэхёна, — ответил Чимин, делая глоток сока. — Никто не станет отрицать, что жасминовый чай, выращенный в горах провинции Фуцзянь, очень помогает пережить жару, но согласитесь, чем больше его пьёшь, тем хуже кажется вкус. Поэтому мы решили придумать что-нибудь новое. — На это было потрачено немало сил, — заметил Ли Ибо, рассматривая свою чашу. На тонком стекле в виде розовой орхидеи играли блики от фонарей. — Фруктовый сок, павильон розовых бегоний… Наверное у тебя в последнее время было много свободного времени, Тэхён? — Много свободного времени? — переспросил омега, приподняв брови. — В последнее время Его Величество уделяет всё своё время нашему юному другу, — Наложник Мэй кинул красноречивый взгляд на Ло Юня. — Наверное, тебе непривычно. Тэхён сделал глоток сока, давая себе время придумать ответ. Бегонии уже совсем заснули, закрыв свои яркие бутоны и затихнув. Закат поблек, сменяясь сумерками. Слуги принесли ещё четыре фонаря и установили их по углам павильона. Плеск воды и трели птиц сменил стрёкот цикад. В воздухе сладко пахло цветами и фруктами, разложенными по красивым вазам и тарелкам из разноцветного стекла. — Жизнь длинная, Наложник Мэй, — наконец ответил Тэхён. — Придётся мне привыкнуть и к такому. К ночи жара спала, позволяя господам отложить свои веера, но Тэхён продолжал обмахивать себя. Эти монотонные движения успокаивали его. — Одиночество может научить терпению, а может и озлобить, — произнес Супруг Го, перебирая в руках чётки из зелёного турмалина. Его лицо, обладая природной холодностью, казалось неподвижным, словно театральная маска, но пронзительные чёрные глаза внимательно следили за Тэхёном. — Мне не знакома жестокость, — уголок рта Тэхёна непроизвольно дёрнулся в чуть нервной усмешке. — Разве? — Ян Кай приподнял брови. — Мне казалось, Благородный Супруг Мин смог познакомить тебя с ней крайне близко. — Почему в столь чудесный вечер мы вспоминаем этот неприятный эпизод? — вздохнул Чимин достаточно громко, чтобы его услышали все присутствующие. — А что же нам тогда обсудить? — засмеялся Наложник Мэй. — Фруктовый сок великолепен, закат был прекрасен, а что дальше? Может поговорить о виртуозной игре Ли Юня в Го? Придворный Первого Ранга Фань покраснел, а Тэхён, убедившись, что больше не является центром всеобщего внимания, с облегчением откинулся на спинку своего стула. — В моей игре нет ничего виртуозного, Наложник Мэй, — покачал головой Ли Юнь. — Тогда, отчего же Его Величество потерял сон? — Не думаю, что Его Величество волнует игра в Го. У Императора есть заботы поважнее, — заметил Ян Кай, делая глоток вишнёвого сока. — Например, кто станет новым губернатором Цзяннань? — усмехнулся Наложник Мэй. Его тонкие острые брови сошлись над переносицей в притворном сожалении. — Эта должность пустует уже пол месяца. — Это государственное дело. Не нам его обсуждать, — перебил его Чимин. — Тогда мы можем посочувствовать несчастному Благородному супругу Сун. Говорят, что после казни отца он совсем слёг. Вы были довольно близки, не так ли? — Продолжил Ли Ибо. — Да, мы близки, — кивнул Чимин. — Должно быть, вы очень сочувствуете Благородному Супругу Сун? — Чан Жунхай был казнён не без причины, и я надеюсь, что Благородный Супруг Сун справится с утратой и родит здорового ребёнка. Это всё, что я могу сказать. Чимин сохранял безмятежность луны, освещающей своим ровным серебряным светом ночной мир. Тэхён не в первый раз уже подумал о том, что такую стать нельзя в себе воспитать. С ней можно только родиться, получив её в наследство от своих родителей и целого списка достойных и высокородных предков. Власть в словах Супруга Пак чувствовал не только Тэхён, поэтому обсуждение несчастий обрушившихся на Благородного Супруга Сун прекратилось. Но молчание не продлилось долго. — Дворец Лунного сияния каждый день посещает Лекарь Хейн. Нам нужно волноваться или радоваться? — спросил Придворный Первого Ранга Бинь, кидая быстрый взгляд на живот Тэхёна. Всеобщее внимание, словно рыболовные сети, снова пало на омегу. Ничто не было способно так взволновать чёрные воды Дальнего дворца, как весть о том, что один из императорских избранников носит драконье семя. Тэхён поборол желание прикрыть руками живот. Улыбка, которую он держал на своём лице всё это время медленно сошла с его губ. Он попытался придать своему лицу выражение грустного смирения, но не был уверен, что у него получилось. — К сожалению я не смог порадовать Его Величество радостными новостями, — произнёс он, опуская глаза. Тэхён не чувствовал того, о чём говорил. Он не чувствовал надежды каждый раз, когда холодные пальцы лекаря касались его запястья, через тонкую ткань шёлка, не чувствовал разочарования, когда лекарь отрицательно качал головой. Дэмин не понимал его равнодушия, Чимин не верил ему и считал, что Тэхён лишь мастерски скрывает свою грусть. Но омега ничего не скрывал. Он понимал, что ребёнок ему нужен, но необходимость эта была чисто практической. Омеги Дальнего дворца существуют лишь для того, чтобы продолжать императорский род. Это их главная задача и тем, кто с ней не справляется приходится горько. — Прошло слишком мало времени. Лекари не могут так рано диагностировать беременность, — сказал Наложник Мэй. — Тебе не стоит расстраиваться. На самом деле, рыдать нужно хозяину дворца Императорских пионов, — засмеялся он. — Во дворце Императорских пионов случилось что-то плохое? — Тэхён поддался вперёд, впервые за всё время их беседы по-настоящему заинтересованный новостями. — Плохое? — Брови Ли Ибо взлетели вверх и удивление его на этот раз было совсем не поддельным. — Благородный Господин Ким, тебе нужно меньше прятаться в самых заброшенных уголках дворца. Твои вопросы и смешны, и жестоки. — Когда Его Величество отправился в малую императорскую резиденцию Чунхуа, мало кому из омег Дальнего дворца спалось спокойно, — кивнул Супруг Го, отставляя от себя пиалу с допитым соком. — Многим хотелось оказаться в синем паланкине, особенно Благородному Супругу Мин, которому впервые было отказано в этой чести. — Говорят от расстройства у него случилась истерика, а потом и вовсе началась теч… — Хватит, — прервал Ли Чену Чимин. — Если Благородный Супруг узнает, что Придворный позволил себе обсуждать его, ты будешь наказан, — строго предостерёг омега, особо подчеркнув голосом разницу их статусов. — Значит, из дворца Благородного Супруга среди белого дня могут выносить мёртвого слугу, а мы и слова поперёк вставить не можем? — возмутился Ли Чену. — Господин может наказывать своих слуг, как посчитает нужным. Если это сто палок, значит сто палок, если двести — то двести, — произнёс Супруг Го. От его спокойного голоса руки Тэхёна покрылись мурашками. Он не мог себе представить, что когда-нибудь смог бы приказать забить кого-нибудь из своих слуг насмерть. Это было бесчеловечно. Щёки омеги вспыхнули. При сильном желании Юнги мог быть бесчеловечным. — Соболезную этому несчастному, — прошептал он побледневшими губами. Сумерки сгущались, фонари уже не справлялись с наступающей тьмой. Совсем скоро было решено завершать встречу.***
Удушающая жара становилась всё крепче, обхватывая сад Совершенства и Чистоты в свои душные объятья. Первый месяц лета завершился. Июль, словно разодетый в цветные шелка артист, взошёл на сцену. Солнце горячее и яркое восходило на небосклон. Вспыхивала поливная черепица двухярусных, с приподнятыми углами крыш императорских дворцов и многоярусных ажурных пагод, сияли золочёные купола, серебряные переплёты окон. Розоватый туман поднимался над пышными парками с озёрами и водопадами, созданными руками умелых садоводов. Тэхён совсем прекратил выходить из своих покоев. Вид жёлтых полированных крышь его больше не привлекал. Их сияние неприятно слепило глаза. Душная погода утомляла, вынужденное одиночество стало совсем невыносимым. Каждый день Тэхён оказывался в центре роскошных, но совершенно пустых комнат и с утра до полудня сидел у окна, вглядываясь в плывущие по небу облака. Слуги, не раз нарывавшиеся на грубость, стали следовать дворцовым правилам и исчезали, как только пропадала необходимость в их услугах. Единственный, кто оставался рядом с Тэхёном был Дэмин. — В лунный пруд выпустили новых карпов-кои, — из соседней комнаты выплыл евнух с подносом в руках, на котором стояла чашка с чаем. — Говорят, они размером с мою руку. Тэхён ему не ответил. Он взобрался с ногами на высокий диван и, оперевшись локтями на узкий подоконник, разглядывал небольшой пруд внизу. Оконная рама была снята. В это время солнечные лучи просвечивали водоём насквозь, и можно было видеть, как в нём лениво плавают две черепахи. Туфли омега сбросил: одна лежала у дивана, другая была откинута на середину комнаты. Дэмин поставил поднос на столик. — Вчера во дворец забрался дикий кот и съел одну из священных птиц Его Величества, — продолжил евнух, убирая разбросанные туфли. — Император посчитал это плохим знаком и приказал евнухам убить преступника. А кот, когда его пытались поймать, так рассвирепел, что расцарапал лицо главному евнуху Ли и залез на крышу дворца Императорских пионов. — Его Величество продолжает приглашать к себе Придворного Фань? — спросил Тэхён подаваясь вперёд и свешиваясь с окна. В водной глади отразилось грустное лицо: щёки чуть впали, заострив высокие скулы, в волосы, словно вплели солнечный свет. Лицо евнуха, до этого преувеличенно оживлённое, застыло. Улыбка, растягивающая губы, чуть спала и стала косить на одну сторону, превращаясь в безобразную гримасу. Состояние Тэхёна беспокоило Дэмина. Он не мог понять, как пять дней проведённые омегой в малой императорской резиденции Чунхуа могли так сильно привязать его к императору. Ложная оживлённость, охватывающая Тэхёна первые несколько дней спала, и у омеги не осталось сил держать маску независимости. Грусть и горькая обида ни раз проступали смазанными линиями в чертах его лица. Тэхён не понимал неожиданной отчуждённости Его Величества. Дэмин же в свою очередь пытался убедить своего господина в том, что ему и вовсе не нужно об этом думать. — Мой господин, помыслы Его Величества ведомы только небесам, — словно заученную мантру, в сотый раз повторил Дэмин. — Не травите себе душу подобными вопросами. — Я хочу услышать ответ, Дэмин! — тон омеги стал твёрже. Евнух опустил голову, пряча полыхнувший раздражением взгляд. — Его величество не приглашал Придворного Первого Ранга Фань уже пять дней. — Тогда, кто ещё? Секунду Дэмин молчал, размышляя стоит ли поберечь чувства своего господина и соврать. Он мог сказать, что не стал выяснять дальнейшие действия императора, удовлетворившись тем, что Его Величество не пошёл к Придворному Фань. Но сладкая ложь показалась ему бессердечней жгучей правды. — Его Величество посетил дворец Императорских пионов, после чего два дня отказывался переворачивать таблички, — твёрдо произнёс евнух. — К Юнги он тоже не возвращался? — выцепил хоть что-то хорошее в новостях Тэхён. — Да, господин, потом Его Величество посетил вице-Императора, а на следующий день Наложника Мэй. Сегодня же главному евнуху Ли было велено передать в отдел церемоний, что Император и вовсе не желает видеть золотой поднос с табличками. — Его Величество так жесток к своим несчастным наложникам, — усмехнулся Тэхён, снова обратив мрачный взгляд в окно. Дэмин прикрыл глаза, предчувствуя скорые слёзы. Последние дни настроение Тэхёна имело лишь три грани: оно колебалось от тяжёлой хандры, до жгучей злости на непонятно кого, а от неё до какой-то страшно беспомощной грусти. Последнее состояние Тэхёна удручало евнуха больше всего. В такие моменты омега забирался на свою кровать прямо в дневном ципао и задёргивал полог. Дэмин садился на пол рядом, утыкался лбом в холодный столбик кровати и вслушивался в тихие полузадушенные всхлипы. Чувство поганой беспомощности раздирало его грудную клетку, но он ничего не говорил. Просто был рядом. — Мой господин, — Дэмин склонился к сидящему на диване омеге. — Я придумал одну забаву… Договорить ему не позволил зашедший в комнату Шуюань. Лицо слуги было невозмутимым, но Дэмин почувствовал, как по спине прошёлся холодок. Омега глубоко поклонился и произнёс: — Приветствую вас, Благородный Господин Ким. Тэхён спустил ноги на пол. Дэмин опустился на одно колено и помог ему надеть обувь. Насыщенно фиолетовые аметисты, украшающие вышивку сирени на туфлях, ярко сверкали на солнце. Они хорошо сочетались с украшениями в волосах омеги и светлым не нагруженным вышивкой ципао. — Встань, — разрешил Тэхён и сам поднялся с кресла, опираясь на сразу же подставленную руку Дэмина. — Что тебя привело ко мне, Шуюань? Евнух почувствовал, как напряглось тело его господина. Тэхён прекрасно понимал, что могло привести к нему слугу и осознание возможных причин пугало его. — Его Величество вице-Император увидел чайные пиалы, которые дворцовые мастера сделали по вашим эскизам. Он хотел бы, чтобы вы сделали подобные наброски и для чайных наборов в его дворце. — Но я почти ничего не сделал, — улыбнулся Тэхён, разводя руками. — На самом деле даже мои наброски не были достаточно хороши. Мастер Лю перерисовывал их после меня трижды. Мне принадлежит лишь идея. — И всё же, Его Величество желает обсудить это с вами лично, — улыбка слуги стала слаще, а тон настойчивей. Тэхён непроизвольно сжался, а Дэмин вдруг, неожиданно даже для себя воспрял духом. Тэхён тонул в своей тоске, словно заблудший путник, попавший в тиски болотной трясины. Совсем немного и он захлебнётся. Вице-Император же, обладая необходимой жестокостью и властью, был способен встряхнуть Тэхёна. — Господин, вам нужно идти, — подтолкнул омегу Дэмин. — Дэмин, — во взгляде Тэхёна появилась растерянность. — Прошу вас проследовать за мной, Благородный Господин Ким, — Шуюань благодарно кивнул евнуху и, развернувшись, отправился к выходу. Дэмин положил ладонь на предплечье Тэхёна и почти насильно заставил омегу пойти за слугой. От восточных комнат дворца Лунного сияния до нефритовой залы дворца Наивысшего благословления было ровно тысяча восемьсот тридцать два шага. И каждый этот шаг отдавался в сердце Тэхёна болезненным уколом. По пути он пытался заглянуть в глаза держащему его Дэмину, но тот каждый раз отводил взгляд. — Отпусти меня, — чуть слышно, но зло прошипел омега. — Отпусти немедленно! — Господин, не подчиняться приказу вице-Императора глупо, — увещевал Тэхёна евнух. Омега дёрнул рукой, вырывая её из болезненной хватки. Во рту расплылась горечь, глаза начало печь от подступающих слёз. — Я пойду сам! — оттолкнул он снова потянувшегося к нему Дэмина. Нефритовая зала ослепляла своим блеском. Свет скользил по орнаменту на стенах, оживляя выточенных из нефрита птиц. Лёгкий летний ветер запутался в полупрозрачной газовой ткани, укрывающей распахнутые двери в сад. Тэхён стоял перед пустующим креслом уже больше часа. Присесть ему никто не предлагал. Дэмин стоял у выхода и следил обеспокоенным взглядом за тонкой, покачивающейся словно стебелёк травы на ветру, фигуркой своего господина. За время ожидания Тэхён успел взять под контроль свои чувства. Глаза высохли, черты лица разгладились. Омега стоял, прикрыв глаза и глубоко задумавшись, сам не замечал, как одной рукой, едва касаясь мягкой ткани, поглаживает свой живот. Комнату облетел лёгкий шелест потревоженных бусин, занавешивающих вход в нефритовую залу. Шагов не было слышно. Высокие каблуки из светлой слоновой кости мягко утопали в ворсе цветного ковра. Серые глаза скользнули по застывшему посреди комнаты омеге, по потемневшей от солнца ладони с коротко обстриженными ногтями поверх бежевой ткани ципао. Губы Шэланя тронула холодная улыбка. — Вижу, тебя сильно утомило ожидание. Тэхён еле заметно вздрогнул и распахнул глаза. — Ваше Величество, — омега опустился в глубоком поклоне. — Можешь подняться. Тэхён выпрямился. Его губы дрогнули в чуть нервной улыбке. — Шуюань сказал, что Вашему Величеству понравились цветочные пиалы, эскизы к которым, я нарисовал для дворца Лунного сияния, — голос омеги был ровным, но расфокусированный взгляд выдавал сильное волнение. — Да, тот чайный набор был весьма очаровательным, — вице-Император обошёл кресло и направился к дверям ведущим в сад. — За мной. Тэхён послушно последовал за Шэланем. Они спустились по крутой мраморной лестнице к небольшому пруду, окружённому гладкими, словно стекло крупными булыжниками. Вода в этом пруду была прозрачной. Солнечные лучи касались чешуи плавающих в пруду рыб, заставляя их вёрткие тела сиять. За ними из нефритовой залы спустились два евнуха и Шуюань. Дэмина среди них не было. Тэхён остался совсем один. — Ты помнишь, что обещал мне, Тэхён? — спросил вице-Император. Тэхён заметил, что сегодня в его причёске почти не было украшений. Однотонный наряд из тёмно-синего шёлка был мрачен и строг. Лицо бледное и, как будто тоже осунувшееся. В серых глазах тихая ярость. — Ваше Величество, я делаю всё что в моих силах, — спокойно ответил омега, тоже опуская взгляд на золотых карасей, плескающихся в пруду. — Маловато же у тебя сил, — усмехнулся Шэлань. Тэхён опустился на колени. — Я бесполезен, Ваше Величество. Прошу меня простить. Вице-Император поднял руку и к нему тут же подошёл Шуюань. — Подними голову. Тэхён повиновался. Слуга передал Шэланю глубокую пиалу. — Знаешь, что это? — Шэлань подошёл к омеге и наклонился. Тэхён опустил взгляд на темно-коричневую жидкость плескающуюся в пиале. — Нет, Ваше Величество. — Это яд, — тёплое дыхание вице-Императора коснулось щёк Тэхёна и омега отшатнулся. Светло-серые глаза напротив прищурились от растянувшей губы омеги улыбки. Секунда и улыбка дрогнула, перерастая в хриплый, переполненный горькими эмоциями смех. Тэхёну показалось, что Шэлань давился этим смехом. — Не бойся. Он не для тебя. Хотя, — вице-Император замолчал и склонил голову на бок, — никто не любит бесполезных слуг, думаю, ты это понимаешь. — Ваше Величество, я… — Мне не нужны твои оправдания, — отрезал Шэлань, выпрямляясь. — Слушай внимательно. Этот яд приносит вред только беременным омегам, остальные лишь несколько дней будут страдать от боли в животе. Для альф же он и вовсе безопасен, — вице-Император подошёл к воде и, вытянув руку, одним лёгким движением вылил яд в пруд. Тэхён скосил взгляд на невозмутимых карпов. — Я не понимаю, — обронил он, наблюдая как светло-жёлтая, разбавленная чистой водой жидкость, оседает на золотой чешуе. — Раньше Благородный Супруг Сун часто гостил во дворце Лунного сияния. Сейчас же он в горе. Почему бы тебе не попробовать поддержать его? Возможно, это будет утешительный ужин, — с губ вице-Императора сорвался мрачный смешок. — Белое мясо рыбы очень полезно для беременных омег. У Тэхёна задрожали губы. — Я так не смогу. Шэлань качнул головой. Шуюань тут же принёс ещё одну пиалу. — Не сможешь, — протянул вице-Император, забирая из рук слуги фарфоровую чашу. Тэхён склонил голову набок, пустым взглядом рассматривая иероглифы, выведенные золотой краской на чаше: «Днём и ночью светила качает вода». Шэлань схватил Тэхёна за подбородок, впиваясь острыми защитами для ногтей в бледную кожу. Омега вскинул взгляд на вице-Императора. — Если не можешь дать другому, выпей сам. Почему я вижу в твоих глазах ужас? Разве не легче выпить и несколько дней перетерпеть боль, чем убить невинного ребёнка? Или ты смеешь что-то скрывать от своего господина? — Нет! — Тэхён так сильно затряс головой, что из его причёски выпало несколько украшений. — Я бы не посмел ничего от вас скрывать, Ваше Величество! Но я не могу! Не могу дать яд Благородному Супругу Сун! Умоляю, не заставляйте меня! — Разве я заставляю тебя? — голос Шэланя был мягким. Он поднял с пола шпильку в виде грозди сирени и вернул её в причёску Тэхёна. — Я даю тебе выбор. Так выбирай! Тэхёна трясло. В колени болезненно упирались мелкие камни, в горле встал ком, воздуха не хватало. Боль в груди нарастала. Ужас охватил всё существо Тэхёна, но глаза оставались сухи. Он сжал зубы и протянул дрожащую руку к пиале. Вице-Император разжал пальцы и отдал еë омеге. Его серые глаза с особым вниманием скользили сверху вниз: от бледного лица Тэхёна, до яда в его руке и, напоследок, до дрожащей ладони, покоящейся на ещё плоском животе. Тэхён поднёс пиалу к губам. Он представлял, что яд будет горьким, что он обожжёт слизистую рта, причинит боль и вывернет его наизнанку, но снадобье, какой бы вред в себе не несло, не имело совершенно никакого вкуса. «Прошло слишком мало времени. Лекари не могут так рано диагностировать беременность». Слова Наложника Мэй пробрались через поселившуюся глубоко в душе Тэхёна отчуждённость. Слёзы брызнули из глаз, и он выплюнул яд, так и не сумев проглотить его. Ком, перекрывший горло, наконец, вышел из него с громкими рыданиями. Он склонился к земле, пачкая светлое ципао в грязи. — Я сделаю, — прошептал он. — Я всё сделаю.***
Дэмин встретил Тэхёна у ворот дворца Небесного Благословления. Евнух оглядел измазанное в грязи ципао и исчерченное дорожками слёз лицо. Подхватив омегу под руку, он наклонился и обеспокоенно спросил: — Господин, что он сделал? — Ничего нового, — прошептал омега. Он больше не плакал. Выражение его лица изменилось в ту же секунду, как за ним закрылись ворота дворца Небесного Благословения. В миловидных чертах проступила ледяная твёрдость, в чёрных глазах появились злость и ненависть. — Мне нужна твоя одежда, Дэмин. Я больше не собираюсь ждать.