Луи и его пидоры

— Суо? Парень тут же поднимает голову. Остановившийся в дверях Чакаге прижимается к косяку и опускает журнал с расписанием. Пускай он был точно не самым внезапным в гареме, Гошуин дёрнулся от неожиданности. — Завтра твоя очередь, — он огибает комнату взглядом напоследок и, получив в ответ кивок, прикрывает за собой дверь. Для Суо эта новость равносильна подарку. Некогда мрачный настрой позволяет лицу пропустить лёгкую улыбку, вдохнуть полной грудью. Парень сидит ещё пару минут в тишине, пытаясь всё обдумать, а потом поднимается с прохладной кровати и спешно выходит в коридор. В коридоре всегда теплее, чем в его комнате, хотя отопление на вилле не имело свойства отключаться само по себе. Его выделенные квадраты вообще напоминали чёртову берлогу снежного медведя, даже в моменты, когда Гошуин дожидался своей очереди. Наверное, в ей просто чрезвычайно пусто. В ней не любил находиться Ширасаги: его запах давно выветрился, тепло его тела — их двоих тел — потеряло след на простынях. Подобную истину поддерживали и цветы Суо. Сколько бы он их ни поливал, как бы ни ухаживал — они прекрасно цвели везде, кроме его комнаты. Парень для себя говорит, что дело в самом расположении комнаты, что виной всему постоянные сквозняки и «холодный» интерьер, а сам тяжело вздыхает. Луи не нравится просто комната. Луи не нравится комната Суо. Гошуин останавливается посреди коридора. Думает о чём-то, а потом оборачивается на только что закрытую дверь. Не то чтобы один только Луи игнорировал это место. С первого дня появления Суо в гареме здесь так никто и не побывал. Но как же? Ведь гарем так сговорчив, так дружелюбен — настоящая семья! Все поддерживают друг друга в тяжёлые времена, улыбаются, звонко смеются. Ширасаги был центром всеобщего внимания, однако в моменты его личных забот гарем никогда не скучал. Любой мог найти себе друга, советника, собеседника. Только Суо почему-то в это число не входил. Никогда. Ни на день с того момента, как впервые здесь оказался. Сколько бы ни смотрел на Айгу и Драма, на Фри и Вальта, на Лейна и Шу, на Гоу, везде видел только их спины. Словно каждый раз все специально от него отворачивались. Словно Суо не был человеком — был призраком, бесцельно блуждающим по коридорам и скрытым от чужих глаз. Суо был опустошён. Чувствовал отлив энергии, захороненные в голове мысли, застревающие в горле слова. Каждый раз отчаяние сдавливало горло, не давало дышать, дарило лишь слабость. Именно поэтому первое, что оказалось хорошей заменой отчаянию, — злость. Злость укреплялась обидой (отсутствие вашего внимания ранит меня), завистью (он так мил и хорош рядом с вами, вы так здорово спелись между собой), чувством одиночества (я слышу только себя самого, доверяю только себе). Суо злился, и злость дарила ему утерянную энергию. Желание напакостить, отомстить, понаблюдать за чужими проблемами. Гадко усмехнуться в лицо, стрельнуть взглядом. Плохо? Что плохого? Они этого заслужили. Он никогда не испытывал большой симпатии к кому-либо из них, кроме Ширасаги, следовательно, не должен был волноваться. Они все здесь в одной лодке. Суо тяжело вздыхает, отворачивает голову и продолжает свой путь. Не стоит грустить. Завтра у него особенный день — быть может, он таки дождётся подарка судьбы.

***

Утром Суо чувствует себя по-настоящему воодушевлённым. Солнечный свет теснится между прикрытыми шторами, падает на лицо, щекочет его. Словно специально будит. Раскрывая глаза и разглядывая потолок над головой, Гошуин ещё несколько минут ленится и наконец встаёт с постели. Парень умывается и уходит на кухню. В привычной манере он незаметно проходит к плите и жарит яичницу, краем уха слушая разговор Акабы и Корю. Наверное, эти двое были самым сговорчивыми и громкими в гареме. В моменты, когда Вальт пропадал на работе, а Лейн магическим образом испарялся, этих двоих приходилось видеть именно друг с другом. В то же время парни были единственными, с кем Суо не мог даже заговорить. Быть может, таким, как Вальт или Гоу, просто было всё равно — взрослые обычно меньше заботятся о давних обидах. Другое дело общие темы, дискуссии. Подобного парень не касался совершенно никаким боком. Суо... был скучным? Неприятным. Незаметным, недовольным, непроверенным. Пожалуй, всё сразу. И неважно было, взрослый рядом или ещё подросток — все так или иначе поступали одинаково. Суо хотел бы почувствовать радость от общения, тепло, поддержку, хотел бы тоже побыть нужным кому-то. Но так или иначе единственной надеждой для него всегда оставался Луи. Так и сегодня. Словно предчувствие было хорошее. —... Гоу пригрозил нигде не лазить, — говорит Драм и берёт яблоко с тарелки. — Иначе нам не поздоровится. — Я облазил этот лес раз двадцать вдоль и поперёк, что может случиться? Он зря волнуется, — хмыкает Акаба. — Да и ты же не один туда пойдёшь. Я в вопросах безопасности на первом месте! Корю впечатлённо охает, тут же вспоминая все красивые полёты друга с разных высот, и кивает. Когда Айга при очередной интересной истории начинает активно жестикулировать, одно из яблок укатывается к краю стола. Акаба тянется его словить, но его внезапно опережает чужая рука — рука Суо, что с преспокойным видом хватает яблоко и оставляет перед носом красноволосого. Айга смотрит на него с непонятными эмоциями и запоздало убирает фрукт обратно в тарелку. Гошуин же на зрительный контакт не выходит — садится за другой край стола и молча приступает к трапезе. Драм удивлённо вскидывает брови и щёлкает перед другом пальцами. — Что с тобой? — Нужно собираться, — он поднимается на ноги и выглядывает в окно. — Чем раньше выйдем, тем дольше сможем задержаться. — Ага. Суо смотрит им вслед и продолжает задумчиво разжёвывать яичницу. Сделал он маленькую милость в сторону подростков или просто решил проверить собственные рефлексы — одному богу известно. А может, и всё сразу. Просто настроение такое — осознанное, приподнятое. После завтрака Суо заглядывает в спортзал. Ширасаги уже работает в поте лица — зал наполняется рваными вздохами, грохотом каната тренажёра. Гошуин приносит прохладное полотенце и полную бутылку воды. Навевает воспоминания. Не думал Суо, что вскоре снова начнёт заниматься чем-то подобным, тем более с Луи (но не то чтобы он на что-то жаловался). Луи отпускает канат и, растерев покрасневшие ладони, благодарственно кивает и принимает скромные дары. — Какие будут пожелания? До Суо не сразу доходит, что обращаются к нему. Он вскидывает бровь и вопросительно мычит. — Планы на день, — Луи вешает полотенце на шею и отпивает из бутылки. — Прогулка, ресторан или что там тебе ещё нравится делать. Разнообразие. — Мне стоит выбрать что-то своё? — А что ещё? Позовёшь прыгать по деревьям, как Айга? Суо легко улыбается и понимающе кивает. — Я могу ждать тебя у сада? — За виллой? — вскидывает бровь Луи. — Да, у него. Ширасаги только кивает и прилипает к горлышку бутылки. Оставшийся до дверей путь Суо не может сдержать довольного выражения лица.

***

Что ж, смех смехом, но к трём часам дня Суо начал нервничать. Не то чтобы за столько лет существования в гареме Гошуин не привык видеться с Луи и переживать его сарказм и некогда колкие шуточки. Однако это был первый раз, когда Суо имел возможность поговорить о себе. О себе. Поговорить. Вечно молчаливый, вечно незаметный и нежеланный собеседник собирается говорить кому-то о любимых вещах. Разве не стоит подобная новость волнения? Учитывая бесконечные часы ожидания — да, определённо стоит. Луи не был любителем слушать о чьих-то интересах, но и наплевать ему не было — в конце концов, гарем был ему важен. Но наедине с Ширасаги Суо был статуей, мол, «молчалив, зато красив». Никогда не болтал попусту, как Драм, не показывал свой характер, как Айга или Лейн, не был чрезмерно открыт, как Вальт или Шу. И сейчас возможность раскрыться казалась ему странной. Ещё вчера он был готов ко всему, а сегодня потеет в ожидании. Смешно это всё. Но, признаться, плохого здесь — минимум. Нужно просто решиться. Суо буквально час блуждает по вилле, выглядывает в окно в поисках освободившегося Ширасаги, ждёт его у входа в сад. Всё время в голове прокручивается их дальнейший разговор: что Суо предложит, что ответит, о чём новом расскажет. Гошуин верил в своё чутьё (которое просыпалась точно раз в тысячу лет), сомневаться было не в чем. Уже через десять минут к воротам подошёл завёрнутый в боа Ширасаги — Суо встретил его кивком и на одном с ним уровне пошёл в сад. И не сказать, что место он выбрал неуместное: с приятной погодой место буквально цвело и пахло, растительность впечатляла красивым видом, в воздухе витала свежесть. Луи не выглядел восхищённым (что не удивительно), однако оглядывался с каким-никаким интересом. И держал слишком долгую паузу — видно, ждал, пока Суо наконец начнёт свой занимательный рассказ. — Так нравятся цветы? — всё-таки начинает Ширасаги. — Да, — кивает Гошуин. — Цветы лучше людей. Я о том... С ними всегда можно поговорить, и от этого они даже лучше растут. Луи вскидывает бровь и засматривается на один такой цветок. — Если сказать им высохнуть, они высохнут? Так это работает? — Нет. Не настолько, — Суо оглаживает попавшийся по дороге лист и слегка тушуется. — Всему живому нужно внимание и забота... Гошуин замирает, когда осознает смысл собственных слов, и немного грустно улыбается. — Если растение получает достаточно внимания к себе, оно растёт лучше. Я всегда думал, что с ними порой легче, чем с людьми. К тому же... уход за ними успокаивает. Помогает скоротать время. Парни останавливаются у широкой клумбы, сплошь понатыканной цветами. Луи прячет руки в карманах, и Суо, невольно засмотревшись и задумавшись, наклоняется и срывает крохотный цветочек. Тот, что будто выделялся среди остальных. — Благодаря им можно расслабиться. Ширасаги смотрит ему в лицо, берет в руки цветок. Видно, что Гошуин заинтересован беседой и весьма серьёзно к этому подходит. Словно презентует, но в то же время говорит весьма искренне. Наверное, даже для такого человека, как Суо, приятно говорить о любимых вещах и заниматься чем-то, помимо бесконечной близости в постели. Луи не знал всего, но в очередной раз ставил для себя галочку. — Мне тебя не понять, — всё-таки выдаёт он. Суо рассказывает о чём-то своём. О малоизвестных фактах, немного о философии, иногда интересуется у самого Луи, как тот относится к тому или иному. Ответы всегда друг на друга похожи — голубоволосый не разбирается в ботанике от слова совсем, однако Гошуин совсем не расстраивается. Смотреть на ничего не понимающего, но покорно слушающего Ширасаги было весьма занимательно. Ширасаги чувствует, как ветер становится холоднее, прячет руки под боа и усаживается на скамейку. Гошуин следует его примеру. В какой-то момент разговоры заканчиваются, поднимается тишина. Суо перебирает пальцы, чувствуя какое-никакое облегчение после разговора, вдруг сталкивается взглядом с Луи. Наклоняется ближе, ждёт ответа, после легко касается его губ своими. Луи целует глубже, вынимает ладонь из-под боа, чтобы взять Гошуина за затылок. По-своему хорошо, по-своему приятно. Суо впервые так доволен происходящим, что буквально забывает обо всём плохом. Парни отстраняются. В голову вдруг вовремя приходит незамысловатая тема. Переполненный эмоциями Гошуин едва раскрывает рот, как его прерывают на полуслове. Звонок. Ширасаги недовольно щурится и заглядывает в телефон — на экране отображается номер Айги. — Что? — сходу отвечает Луи. — Я тебя прервал? Я не знаю... Луи, тут Драм, — эмоционально рассказывает Акаба. — Он ударился головой, не приходит в себя. — Что? — Ширасаги поднимается на ноги. В глазах недовольство за секунду сменяется волнением, лицо становится ещё более хмурым. — Где вы? — Недалеко от деревянного дома... Луи прерывает звонок, спешно оборачивается к Гошуину. — Давай перенесём на потом. Эти двое снова нашли приключений на задницу. Голубоволосый ждёт запоздалого кивка и спешит к выходу из сада. Суо смотрит на брошенный цветок под ногами, сжимает зубы до скрежета. Взгляд стремительно пустеет, лишается радости, покрывается стеклянной плёнкой. Холодеет. Парень приведением поднимается на ноги и, даже не оглянувшись на клумбы цветов, уходит в сторону виллы. Цветы определённо лучше людей.