Магия опенула

      Оливер понял, куда они перенеслись, через секунду после того, как Ульяна закрыла за ними переход. Этот затхлый запах сырых камней и удушливого дыма он запомнил слишком хорошо.       — Ты что, издеваешься?       — Почему? — спросила Ульяна и, как ни в чем не бывало, пошла по каменистой дорожке.       — Ты меня отсюда спасла для того, чтобы обратно вернуть?       — А я разве тебя спасала?       Оливер рыкнул, но промолчал. Да, Ульяна не по доброте душевной ему помогает. Да, она не давала никаких обещаний. Но почему именно сюда?       — Почему Каннор? — Он направился по тропке следом — справа и слева поднимались скалистые склоны, места даже для одного человека маловато.       — То, что мне необходимо, находится здесь. Очевидно, — отозвалась Ульяна.       Оливер мельком обернулся. Дверь, через которую они прошли, по лярским привычкам была вставлена прямо в породу. Видимо, крысы заставили здесь своих зверушек работать, а те обустроились на свой лад. Куда могла вести дверь прямо в горе — загадка. Хоть и не очень мудреная.       — Здесь? В шахтах?       — И да, и нет.       — Что это вообще значит?       — Не королю намеков задавать подобный вопрос.       Оливер закатил глаза и продолжил идти молча. Если он рассудил правильно (если его тупой мозг способен еще до чего-то догадаться), то «синих» поблизости может быть до черта. Равно как и инсивов. Спорная территория и лакомый кусочек. Пожалуй, только ляры сейчас не имели виды на Каннорский хребет.       Они вышли из небольшого ущелья, ведущего ко входу в шахты, и оказались на плато. Дальше были еще горные тропы, выдолбленные прямо в камне ступени и плоскогорья, с одной стороны шумели волны, в другую Оливер даже смотреть не стал — насмотрелся на цитадель, ничего интересного, ни внутри, ни снаружи. Одно счастье, до нее достаточно далеко.       Но от поганых крыс это не спасет.       — Не боишься напороться на солдат? — поравнялся с Ульяной он.       — Почему бы мне бояться? — Яна улыбнулась уголками губ. — На меня не открывали охоту.       — Ты ляр.       — С чего ты так решил?       — Что-что, дорогая?       — С чего ты решил, что я ляр? Я не говорю, что ты неправ, мне лишь интересно, отчего ты так уверен.       Оливер отмахнулся. Ладно, с ней сейчас не поговоришь. Разделаться бы с делами на Канноре побыстрее — и убраться. Правда, ему ведь все равно сюда возвращаться, если он хочет закончить начатое.       Оливер не сдержался и поднял взгляд на цитадель. Крепость стояла на возвышении и находилась почти вровень с плоскогорьем, по которому они шли, — разве что на приличном расстоянии и с преградой в виде горной долины. Было бы забавно, если бы долину затопило, — мелькнуло в голове. Получился бы пролив. Совсем как Лермат, разделяющий Каннор и Инсив. Такой красивый, особенно ясной ночью, когда вода ловит свет луны и звезд и небо сливается с морем — и наполняет душу доверху волшебным сиянием.       Череп словно прострелило, Оливер застонал и потер виски. Что за бредятина! О чем он думает! Конечно было бы забавно, если бы долину затопило — канноры бы тогда с ума сошли, как крысы на тонущем корабле.       Кстати о корабле. Они с Ульяной поднялись повыше, и Оливер заметил мачту инсивского судна. Не уплыли еще. Задержались, пока мажортеста на ноги не встанет? Если она вообще…       Да сколько можно думать о всяких тварях! Оливер со злости пнул камень так, что тот улетел на другую сторону гряды. Ульяна даже головы не повернула, только хмыкнула что-то себе под нос и продолжила идти, не сбавляя шага. Но вдруг остановилась и посмотрела. Нет, не в сторону улетевшего камня, а на мачту.       — Что такое? — напрягся Оливер и подошел поближе. Он вгляделся изо всех сил, но не заметил шевеления возле реек. Но, может, Яна разглядела кого-то из инсивов, кто сейчас за ними наблюдает.       — Ты так и не ответил на мой вопрос, — проговорила она.       — Что? О господи… — Оливер медленно выдохнул и приготовился уже наплести что-нибудь, чтобы она успокоилась, но Ульяна и сама перевела тему.       — Ничего. Мне не нужен ответ. — Она растянула свою неживую улыбку и указала тонким пальцем. — Не хочешь подойти ближе?       — К кораблю? Я не самоубийца.       — Потому и предлагаю, — сказала Яна и свернула на каменную лестницу.       Выбора Оливеру не дали, потому он пошел следом. Запыхавшись и стерев об острые скалы плечи, он все-таки поднялся — Ульяна тоже тяжело дышала, но не обращала на усталость внимания. Просто смотрела на показавшуюся из-за камней палубу корабля.       Оливер выпрямился и напряг глаза. Никакого движения, кроме покачивания стропов на ветру.       — Так мы за этим сюда пришли? Может, желаешь подойти еще ближе, м? Чтобы наверняка поймали.       — Зачем мне ближе? — хмыкнула Ульяна, не моргая. — Я и отсюда неплохо вижу.       — Видишь что?       — Корабль.       — Ах корабль! — Оливер сжал рукава, чтобы не зарядить сейчас по слишком спокойному лицу. — Ты привела меня сюда через половину земного шара, чтобы посмотреть на корабль? Милая, ты бы сказала — я бы с радостью сводил тебя на пристань.       И незаметно толкнул в воду. Хотя, такие, как Ульяна, и в воде не потонут, и в огне не сгорят, и горные обвалы их не придавят. Уж скорее она бы толкнула. Впрочем, не такая уж и плохая перспектива. Он бы отмучился наконец.       — Мы пришли сюда не за этим, — ровным голосом ответила Яна. — Но раз уж выдалась возможность, почему бы не посмотреть. Я и тебе советую.       — Посмотреть?       — Именно. Видишь, ты понимаешь куда больше, чем пытаешься показать.       Оливер не понимал абсолютно ничего, но спорить не стал. Со скалой спорить было бы больше пользы.       — Хорошо, — он обратил взгляд на палубу. — И что я должен увидеть?       — Ты знаешь. Несомненно, в будущем ты скажешь спасибо за то, что мы свернули посмотреть на корабль.       Знает он, ага, конечно! Оливер поборол желание закатить глаза и скользнул вдоль борта. Корабль стоял далеко, да и над Каннором висела характерная мерзкая дымка, но общие черты разглядеть можно. Вот мачта, спущенные паруса, веревки, капитанский мостик и штурвал не нем, дверь в трюм…       — Нам пора возвращаться, — снова заговорила Ульяна. Так внезапно, что Оливер вздрогнул.       Не успел он и слова вставить, как Яна развернулась и пошла вниз.       — Так мы же сюда не ради корабля пришли, — нагнал ее он.       — Нам пора возвращаться к прежней цели, — пояснила та.       — Ты так и не объяснила, куда мы идем.       Ульяна молчала до самого низа и снова заговорила, когда они отошли от скалистой лестницы. Оливеру показалось, что лицо спутницы посерело и огрубело, будто теперь было выдолблено из этих безликих каннорских гор.       — В шахты. Надо будет спуститься в шахты.       — Это я понял. Не думаешь, что мы там на местных напоремся? Или на инсивов? Тебе-то побоку, но я сегодня не был настроен на подобные свидания.       — Я не просто так ждала, Марьер, — ее голос на мгновение поменялся, как будто стал ниже, глубже, озлобленней, как рокот валящихся камней. Но тут же вернулся к безразличному тону. — У них свои дела в лагере. Никому, кроме нас, сейчас нет дела до того, что находится в глубинах Каннорского хребта.       Видимо, горное эхо сыграло злую шутку. Но Оливера все равно передернуло.       Они пересекли гряду, еще одно ущелье и вышли к стоянке — небольшой площадке с пятнами от огня и зольными следами. Со всех сторон это место окружали невысокие скалы, поэтому воздух здесь был тяжелый, пропахший жженой травой. Хотелось зажать нос, чтобы не чувствовать душок инсивов и мелких канноров, но кислорода и без того не хватало.       Ульяна шла дальше, не замечая следы человеческого присутствия. Целью ее были приоткрытые ворота — по сути, те же двери в скале, только побольше. Оливер усмехнулся. Вот это гостеприимство! Запирать не стали — даже напрягаться и использовать магию не нужно.       Хотя, какая у него магия!.. Бесполезное дерьмо, как и вся кровь.       Он обогнул Ульяну в двух шагах от ворот, скользнул в зазор и надавил на створку. Чуйка не обманула — дверь действительно едва сдвинулась с места. У «синих» даже в лагере петли веками не меняли, чего уж ждать! Неудивительно, что инсивы не стали даже заморачиваться с тем, чтобы закрыть чужие рудники. Или свои? Что там по договору? Оливер никогда не любил политику.       — Прошу, — поклонился он и дал Яне пройти.       «Спасибо» не дождался — только сухой кивок. Оливер растер руки, чтобы чем-нибудь их занять: соблазн толкнуть эту девчонку в шахтерские ходы был велик. Да и холодно тут оказалось. Пальцы задубели мгновенно, как будто Оливер окунулся в ледяную воду. Воздух здесь стоял такой же затхлый. Света толком не было. Но Ульяна пошла куда-то почти вслепую. Ухватившись за ее силуэт взглядом, Оливер побежал следом.       — Ты знаешь, куда идти? — уточнил он.       — Естественно, — сказала Яна таким тоном, будто не было ничего естественней в мире.       — Отлично. Не хотелось бы окончить дни в этом склепе.       Ульяна притормозила на секунду и хихикнула — смешок промчался по стенам хода и отразился заливистым смехом в глубине шахты.       — Склеп… Забавно. Но ты не можешь об этом знать.       Оливер подождал продолжения, но Яна свою веселость объяснять не торопилась. Да и больно надо. Тем более, света становилось все меньше, и Оливера куда больше заботил этот факт.       В определенный момент они начали спускаться. Оливер бы точно покатился по каменной лестнице кубарем, если бы не заметил, как уменьшается девичий силуэт. Ульяна шла в том же темпе, будто не видела того, что… ничего не видно. Оливер раскрыл глаза до боли, но со спуском все становилось лишь хуже. Грудь спирало, веки зудели от сырости, а Яна все сильнее походила на бесплотную тень во мраке.       — Далеко еще? — не вытерпел он.       — Все ниже, — отозвалась темнота, — и ниже, и ниже, и ниже…       Оливер сдавил уши. Эхо пробралось в голову и зазвенело другим голосом — низким, свистящим, беснующимся. Отвратительно! Мерзко! Ему здесь не нравится! Почему они сюда пошли? Он хочет уйти — и завалить это место к черту!       Нога соскользнула со ступеньки, и визг в голове затаился.       — Давай хоть фонарик перенесем, пока шеи не свернули.       — Переноси, — хмыкнула Ульяна и, судя по звукам, перескочила несколько ступеней.       Издевается, стерва. Во тьме — как у себя дома, еще бы!       Во тьме? О чем это он? Что за странные мысли?       — Почему ты не перенесешь? — рыкнул Оливер. Он попытался догнать сестрицу по дару, но снова едва не упал. Бесит!       — А почему не перенесешь ты?       Потому что он мерзкий безродный червяк. Не кровь, а грязь. Поганец. Дрянь. Вы-ро-док. Он сам себя боится, сам себя презирает, презирает свою магию.       — Тебе ведь тоже ничего не видно.       — А ты видишь моими глазами? — Ульяна снова засмеялась горным эхом. — Почему бы тебе не принести самому то, что тебе нужно? Уверена, тебе не так уж приятно зависеть от кого-либо.       Оливер скрипнул зубами и сунул руки в карманы.       Фонарик, свечка, хоть что-нибудь… Ну давай, давай, попробуй, удачи! Ты же сын Марьера, ты бесполезный кусок дерьма, размозжить бы твои руки под валунами, чтобы не пытались даже пользоваться тем, что тебе не принадлежит!       Оливер встал на ступеньке и часто задышал. Ему не нравится то, как он себя сейчас чувствует. Его бесит эта слабость. Он снова возвращается к тому, из чего с таким трудом выбрался. Снова теряет силы, снова становится никому не нужным мальчишкой посреди камней. Только в этот раз никто не придет, никто не заглянет в глаза, никто не подарит эту мерзкую мерзкую мерзкую надежду.       Чтоб он гнил, чтобы страдал, чтобы не было его, не было, не было!       Зачем он вспомнил это? Отвратительно. Не вспоминай больше никогда. Затолкай поглубже в глотку — и захлебнись уже собственной кровью, выродок! Слабый крысеныш. Ах нет, крысы-то во тьме видят. Слепой крысеныш.       Оливер выдернул руки из карманов и задубевшими пальцами подцепил несколько верхних пуговиц рубашки. Мрак разрезал рыжий свет. Не много. Но хотя бы ближайшие ступени видно.       Ульяна, уже спустившаяся ниже, обернулась. В свете амулета блеснули ее глаза — и тут же исчезли, как у испуганной крыски. Оливер растер оголенную кожу (еще простыть в этих пещерах не хватало) и бодро поспешил за Яной.       Дальше спуск пошел быстрее — а может, так показалось из-за света. Но, по ощущениям, достигли дна они минуты через две. Дышать становилось все тяжелее.       — Ну что, на месте? — спросил Оливер. Голос показался чужим, хриплым, двоящимся от скальных передразниваний.       Шаги Ульяны зазвенели дальше.       — Почти. Я дойду одна. Без должного освещения ты несомненно увязнешь.       — Увязну? Милая, тут одни скалы — я не настолько гибкий, чтобы увязнуть в камнях.       — Не будь слишком самонадеянным опенулом. Не беспокойся, я быстро.       Снова зазвенели шаги. Оливер с рычанием выдохнул, но идти следом не решился. Света и правда хватало на пару метров вокруг. Шанс того, что Ульяна не бредит и в шахтах реально можно увязнуть, очень мал. Но он есть. Оливеру все еще не хотелось бы подохнуть на Канноре.       — Я жду пять минут и иду обратно, — предупредил он, ежась. — А то кинешь меня тут.       — Не каждый на этом свете желает тебе зла, — донесся голос Ульяны уже издалека. — Ты все еще мне нужен.       Это успокоило. Оливер прикрыл грудь поплотнее, чтобы не застудить легкие, но оставить свет.       Успокоило ненадолго — до того момента, как шаги Ульяны стихли совсем. Тишина навалилась вместе со мраком, обступила крохотный, озаренный рыжим сиянием клочок скалы и затаилась. Оливер старался смотреть под ноги и не замечать хищных когтей, тянущихся со всех сторон. Не слышать их беззвучного клацанья — и чего-то еще, далекого, похожего не то на свист, не то на шепот.       А какие воспоминания! Точно так же он чувствовал себя, когда Белуха отправила его в личный ад, который притворялся раем. Оливер не помнил ни черта — ни кого видел тогда, ни сколько пробыл в иллюзиях. Но помнил отвратительное чувство, когда Карви принялся елозить по его сердцу своими насмешками. О, как он радовался! Поскорее бы увидеть его снова — и навсегда стереть улыбку с этого премерзкого лица!       Надо только Ульяну дождаться. А свистящий шепот нарастал. Оливер закрыл уши ладонями и вздрогнул — пальцы были ледяными, как у мертвеца. И синими в рыжем свете. Ну нет, он не подохнет здесь. Оливер шагнул вперед, назад, снова вперед, назад, закружился, пока голову не повело. Вернулся к лестнице, запрыгнул на ступеньку. Соскользнул, рыкнул — и пошел в противоположную сторону.       Да просто перенеси себе что-нибудь, чтобы согреться!       Ага, такими-то руками только переносить.       Задубевшими.       Бесполезными.       Что ж, тогда ему здесь подыхать. Зайдет еще куда подальше, напорется на топи и увязнет. Каннорским шахтам так не хватало еще одного мертвеца тут!       О каких топях речь? Оливер остановился и развернулся. Шаг, шаг, шаг, около десяти, пока не наткнется на лестницу снова. О каких топях речь?       Ну точно, топи в шахтах. Иногда вода просачивается, смешивается с каменной крошкой и образует лагуны вязкой трясины. В полумраке не различить. Хорошо здесь трупы прятать, верно?       Откуда он это знает? Откуда они это знают?       Носок ноги ударился о ступеньку, тело развернулось и пошло обратно.       Ливирра сказала.       Точно, Ливирра сказала.       Зачем ты спрашивал? Зачем мы спрашивали?       Ливирра знает все. Ливирра может ответить на любой вопрос, если знать, как спросить. И как понять. Ливирра почти что всемогуща. Она вне пространства. И вне времени.       Зачем знать про топи?       Хорошо, наверно, быть кем-то наподобие Ливирры. Если есть способ, есть способ…       Мне очень жаль, если в топях погиб кто-то, кто тебе дорог.       Тебе не жаль, мы одно целое, а мне не жаль…       Нет, мы не одно целое. У меня есть свои чувства.       Я пытаюсь объяснить тебе что-то важное.       Я знаю, мы одно целое, у нас один разум.       Нет, мы не одно целое. У меня есть свои мысли.       Ты…       Ливирра…       — Да ты можешь послушать меня хоть секунду, тварь?! — Оливер взвыл и со всей силы треснул кулаком по ближайшему камню.       Скалы задрожали — не то от крика, не от удара. Отовсюду наскочил когтистыми крысами треск, залез в уши, разодрал маленькими лапками мозг. Оливер завопил, сжал ушные раковины — отрезать бы их, оторвать! — и рухнул на колени. Зубы клацнули, на языке стало солено. Глаза болели, выдавить бы их, чтобы не болели, не болели! Оливер зажмурился, сжался, тут же разогнулся до треска в позвоночнике — переломить бы его — и захрипел, отчаянно, двоящимся в эхе голосом, своим и чужим, своим и своим.       Это все — они. Это все — он один.       Оливер распахнул глаза — и крик оборвался, как струны. Рыжий свет лился наверх, яростно пылал и лизал лучами черноту. Но уже не такую беспросветную. Оливер увидел тысячи огней. Совсем крохотных, едва-едва поблескивающих, но цветных, живых. Он часто дышал — и огни то пропадали, но появлялись. Он поднялся, опираясь на скалу и морщась от боли в коленях, — и огни все так же горели, тут и там, разные, далекие. Но такие живые.       Лайтовский минерал. Оливер неотрывно смотрел на мерцание необработанных самоцветов. Он не различал оттенков. Может, будь свет белым, он бы их и угадал. Но сейчас все казалось таким неважным. Рыжие они, синие, фиолетовые. Красные, зеленые… Какая разница? Они не черные. Они сияют, как звезды. Они смотрят. Они слушают. Они понимают. Они собираются узорами и подмигивают, как старые подруги. Небесные светила под землей.       — Надо же, — хмыкнул Оливер и, отчего-то, всхлипнул. — Созвездие Голубя. Видишь?       Никто ему не ответил, и Оливер продолжил смотреть на несколько звезд, выстроившихся в ломаную линию. До тех пор, пока они не смазались от влаги. Оливер прижал рукав к глазам и, вздрагивая, дождался, пока она вся не впитается.       Почему так гадко на душе? Он опустил руку и заметил одну звездочку совсем рядом. На месте его удара по камню поползла трещина, и в ней сейчас поблескивал еще не рожденный амулет, смотрел из трещины, ловил сияние желтого собрата, и молчал.       Поэтому так гадко на душе?! Оливер стиснул зубы до треска. В этом каменном молчании слышалось столько ненависти и презрения, столько насмешки, столько глухой боли!.. Он пнул валун с самоцветом. Нога заболела, валун даже не покачнулся. Оливер зашипел. Тварь! Почему он!..       Пнул еще раз. Ничего! Только нога заболела сильнее. Еще. Еще. Еще! Да сколько можно! Почему он не может просто упасть, разбиться, исчезнуть навсегда?       Оливер ударил кулаком прямо по расколу. Трещина поддалась, раздвинулась — и только больше стал виден безжизненный минерал. Оливер замахнулся снова.       Вдохнул.       Выдохнул.       И облокотился спиной на треснувший камень. Нога сильно болела, поврежденная рука начала неметь от напряжения. Если он продолжит, точно сломает себе пару костей. А зачем это все? Ну разобьет он этот камень — и что? Самоцвет-то внутри никуда не денется. А у Оливера останутся сломанные кости и сломанная душа.       Он поднял глаза. Мерцание собственного амулета начало стихать вместе с эмоциями, и сейчас свет почти не долетал до минералов наверху. Звезды померкли. Только эта звездочка в трещине и осталась. И молчала уже, вроде, не презрительно, а сочувственно. И поблескивала не с издевкой, а утешающе. Оливер скользнул пальцами вдоль трещины и попытался дотянуться до нее хотя бы кончиками.       И, когда он почти ощутил мягкое тепло, эхо донесло ровные шаги. Оливер стыдливо отдернул руку и отскочил от камня. Шаги все приближались, и через несколько секунд к ним прибавился голос.       — Судя по звукам, ты и здесь нашел себе занятие, чтобы не заскучать.       Свет амулета выхватил фигуру Ульяны. Она держала в руках что-то небольшое, вроде толстой книги или прямоугольного камня. Оливер наскоро вытер глаза и расправил плечи.       — Ты знала, что будет, если оставить меня одного, — высказал он. — Нашла, что искала?       — Конечно, — судя по голосу, Яна улыбнулась.       Она прошла мимо, повернув голову только возле треснутого камня. Оливера передернуло. Не хотелось, чтобы она смотрела на трещину, на минерал внутри. Ульяна молча ступила на лестницу и начала подниматься. Оливер же задержался. Глянул в последний раз на свою звездочку, набрал под ногами каменной крошки — и засыпал в трещину. Чтобы не сверкало, чтобы никто больше не видел, чтобы никто не захотел тоже разбить. Оливер — в том числе.       Минерал (кажется, синий) печально блеснул на прощание рыжим отблеском и скрылся в привычной ему темноте. Оливер огладил края трещины, сжал ноющую руку и поспешил за Ульяной наверх.       Подъем показался легче и быстрее, чем спуск. Больше не было так холодно — физическая нагрузка разогнала кровь, — света тоже с каждой секундой становилось все больше. На поверхности их, к счастью, не ждали. Хотя в голове мелькала мысль, что все это может быть ловушкой. Но нет — они вышли за ворота на все еще пустое стойбище. Солнце уже клонилось к закату, и привыкшие к рыжему свету глаза, даже не заслезились.       Ульяна заметно прибавила шаг — еще чуть-чуть и побежит. Оливер шел за ней тенью через узкие ущелья. Обогнать ее он смог только возле двери, через которую они пришли на Каннор.       — И что теперь? — наконец, смог спросить он.       Яна скосила на Оливера глаза — живые, блестящие, хитрые — и потянулась к ручке двери.       — А вот теперь мне понадобишься ты, — сказала она, свободной рукой прижимая к груди пыльную деревянную шкатулку.