Магия опенула

      Как именно она позвала на помощь, Эрика не помнила. Может, по потоку, может, закричала так, что ее услышали на всем Канноре. Просто в один момент вокруг появились солдаты, много. Эри оттеснили в сторону — как потом сказали, держали ее трое крепких ребят, каждому из которых она оставила по россыпи синяков. Каким-то чудом ее удалось успокоить. Еще большим чудом — отвести в комнату. Эрика ничего не помнила. Заснула ли она сама. Дали ли ей средство для сна. Вливали ли его силой. Ничего.       Вся ее память, все ее сознание зависло в единственном мгновении. Приковало себя к мысли, от которой Эри не мог избавить и предел ее опенульских сил.       В прерывистых кошмарах она провела несколько часов. Когда поднялась, в спальне никого не было. Гонимая все той же мыслью, Эрика, шатаясь, вышла в коридор. Дозорные, дежурившие у ее двери — как у пленницы, будто вновь на Инсиве, — под руки отвели ее обратно, усадили и начали что-то говорить. Эри их не понимала. Наверное, они говорили то, что могло бы ей помочь, но эти попытки помощи тонули в гуле.       В кашле. В хрипах. В лихорадочно стучащем сердце.       Руки механически вцепились во что-то, что в них сунули. Кажется, еда. Эри ни на вид, ни на запах не могла вспомнить, что это. Зрение оставалось удивительно четким, но Эрика не узнавала ни цветов, ни форм. Ее выдернули в совершенно иное пространство, она ничего в нем не понимала, ни за что не могла ухватиться.       Так и не добившись ответа, дежурные забрали у нее нетронутую миску (или стакан?) и вышли. Эрика продолжила смотреть в одну точку. Кажется, она забыла, как двигаться, и даже моргание требовало отдельных усилий, логических цепочек.       А цепочки не выстраивались. Не из чего. Мысль только одна.       Холод цепями потянул за позвоночник, и Эри завалилась в неудобную позу. Мышцы, на остатках сил и знания, подтянули ноги и свернули тело в комок. Эрика заставила себя моргнуть. На краю глаза — кажется, на слизистой пленке — она увидела темный силуэт. Должен ли он там быть или нет — Эри не знала. Все в этом мире незнакомо и неправильно.       «Ну ты это, не раскисай уж так, — засвистел силуэт. — Ты ведь знала, что рано или поздно он… ну…»       Если бы Эрика и хотела ответить, она все равно не помнила, как.       «Я к тому, что, лежа здесь, ты ему ничем не поможешь. На самом деле, ты ему и так ничем не… Ладно, неважно. Но опускать руки — последнее дело!»       Если бы Эрика и хотела поднять руки, она все равно не помнила, как.       «Вот что. Тебе надо хорошо выспаться. Закрывай глаза, я тебе помогу. А как отдохнешь, сможешь и делом заняться. Нет лучшего лекарства, чем хороший сон!»       Слово «лекарство» заставило дернуться. Как отголосок чего-то знакомого, но слишком далекого, чтобы заякориться. Но этого оказалось достаточно, чтобы Эри, разомкнув сухие губы, произнесла:       — Ты знал?       Голос прозвучал так сипло, что сам напоминал свист. Ответа же не последовало. Эрика, без сил, закрыла глаза.       Но теперь в ее голове были новые мысли.       Сны ей посмотреть не дали. Да и проснуться во второй раз позволили только спустя… несколько часов? Дней? Время потеряло смысл. А ведь сейчас время было важнейшим из ресурсов.       Кое-как, но Эри вернула себе контроль над телом и рассудком. Дежурные ушли, когда она при них поела и ответила на пару вопросов. Расспрашивать же их Эрика не решилась. Понимала, какие будут новости.       Спустя еще несколько часов — или дней, — когда Эрика осмелилась выйти из комнаты, ее поймали Кир и Альден. Оба выглядели встревоженными, подхватили под руки, начали узнавать о самочувствии — аж смешно! Эри им свадьбу сорвала! А они переживают! Так смешно, так, что Эрика расхохоталась. И не смогла остановиться.       Она все смеялась и смеялась, пока силы не кончились. К счастью, мальчишки ее усадили, потому что иначе она бы рухнула на пол. А вместе с истощением пришла и пустота. Эри смотрела на себя словно со стороны — смертельно-бледную, со вздутыми от напряжения венами, с мутным взглядом, — и правила собой, как марионеткой. Быть может, подселенцы так управляются с чужим телом.       Эрика не хотела думать о подселенцах.       — Простите, — заставила выдавить себя она и марионеточным движением вытерла повлажневшие от приступа смеха щеки. — И за это, и за то, что на свадьбе случилось.       — Ты не должна извиняться ни за то, ни за другое, — голос Альдена звучал издалека, гулко, пусть он и был рядом. Держал большими крепкими руками. Эри отчего-то стало неприятно, но отстраниться она не могла.       — Как ты? — Кир сидел на корточках подле и заглядывал в глаза. Рядом летали неосторожные искры. Запаха гари Эрика не чувствовала. — Дежурные сказали, ты все это время провела в комнате. Хочешь поговорить?       Эри мотнула головой. Возлюбленные переглянулись. Мужья — поправила себя мысленно она. Затошнило.       Видимо, выражение лица было красноречивее молчания, потому что Кир пообещал, что они всегда будут рядом, если Эри потребуется, а Альден сбегал за водой. Эрика выпила, только чтобы их успокоить. Как оказалось, у нее пересохло горло.       — Меня кто-нибудь искал? — бесцветно спросила она. — Как опенула. По делам.       Альден понимающе кивнул, а Кир махнул в сторону:       — Анель хотела тебя видеть. Но она сказала не тревожить, если ты…       — Я пойду к ней, — Эрика поднялась и, даже не покачиваясь, пошла в указанном направлении.       Только притормозила, чтобы попрощаться. Не оборачиваясь. Чтобы не видеть эмоции на их лицах.       Ноги вели сами. По пути встречались солдаты: некоторые неуверенно подавались ближе, но не решались заговорить, многие же шарахались или опускали глаза. Никого знакомого. Слава богу.       «Йенц», — позвала Эри, не размыкая губ.       «Ага! Короче, сейчас налево, а дальше прямо. Марьер там, не пропустишь».       «Йенц, ты знал?»       Голос свистнул и пропал. Эри не стала биться в закрытые ворота.       Анель и правда нашлась в левом коридоре, в окружении инсивов. Завидев Эрику, она жестом отослала подчиненных и простерла руки. Не то обнять, не то задушить, не то проклясть. Что именно, никто так и не узнал, потому что Анель их опустила, не получив реакции.       — Рада, что ты пришла, мышонок. Тебя еще не замучили глупыми вопросами?       Эри подняла на нее взгляд. Темные круги, искусанные губы, нездоровый цвет кожи — как отголосок ранения после битвы. Той. Где они с Илом сражались бок о бок.       Анель выглядела наверняка немногим лучше, чем Эрика.       — Вроде этого? — выцепила из неповоротливого ума ответ Эри.       Анель улыбнулась, так же тяжело.       — Ах, как чудно, что ты не растеряла язвительности! Ведь ты только-только ее нашла, было бы обидно! — она на пробу тронула Эри за плечо и, не встретив сопротивления, повела ее следом за убежавшими инсивами. — А значит, у тебя достаточно хватки и на менее глупые вопросы. Думаю, тебя и саму посетила мысль, что сроки похода неплохо бы и сдвинуть…       Анель начала говорить о хорошей погоде, готовности команды, разбухающих досках корабля и еще сотне причин, чтобы отправиться к Проминату как можно раньше. Кажется, познакомила с кем-то из инсивов. Кажется, показала пару бумаг. Кажется, тоже делала вид, будто причина не была одна-единственная.       Эрика кивала и пыталась слушать, но все органы чувств притупились. Она шла по коридору, но как по вязкому дну. И слова до нее долетали откуда-то сверху, из другого мира. Не сразу, размытой вспышкой, Эри увидела, что Анель смотрит и ждет ответа. А в глазах такая тоска, что… Эрика отвернулась.       — Когда?       — Хоть завтра. Но всегда можно взять пару дней отсрочки, если ты чувствуешь…       — Завтра — значит, завтра.       Анель вдруг удержала ее за запястье. Вспомнились похороны Оливера. Эрика несколько раз закрыла и открыла глаза, чтобы сморгнуть неприятную картинку: гроб, цветы, тело…       — Эрика, — тихо сказала Марьер. — Я понимаю. Но ты уверена, что выдержишь?..       — Да.       — Подумай головой, хорошо? От твоего благополучия будет зависеть весь поход, и если тебе станет плохо на корабле…       — Я справлюсь.       — Тебе точно не нужно восстановить силы? Мы можем подождать…       — Анель, — Эрика повернулась и посмотрела прямо в опасные карие радужки. — Мы не можем подождать.       Она поняла, что Анель отпустила ее руку, только когда подселенка отошла. Легкое касание горело на коже. Эри боролась с желанием его содрать. Не хотелось, чтобы к ней прикасались. Чтобы стирали с нее невидимое, невесомое… что-то. Что-то из того момента, когда все было хорошо.       — Не стану тебя отговаривать, мышонок. И все же, навести лазарет.       — Я… — в горле застряли собственные кости.       — Проверься, на всякий случай, — пояснила Анель. — И возьми что-то для крепкого сна. Завтра выдвигаемся рано, тебе стоит как следует выспаться.       Эрика кивнула и, как по приказу, направилась в сторону лазарета. Только лопатки до самого поворота жег до тошноты сочувствующий — понимающий — взгляд.       Уже на подходе к лазарету в апатичном тумане начали проблескивать искры чувств — в основном, страха и раздражения. Эри заметно сбавила шаг, а возле одной из дверей и вовсе остановилась. Если ей сейчас что и поможет, так это тишина и одиночество! Все эти «как ты? Точно хорошо?» и искаженные состраданием лица!.. Даже мимо проходящие солдаты смотрели так, словно она мужа потеряла. Где, где это чертово каннорское равнодушие, когда оно так нужно?!       Эрика представила спальню и потянулась к ручке, но в шею обхватили ледяные пальцы.       «А ну стой! Инсив права, тебе надо в лазарет. Ты, может, и не чувствуешь, но меня тут всего колотит. Любая ерунда — и тебя изнутри разорвет так, что не соберешься. Как на вулкане сижу!»       Эри безынтересно хмыкнула и опустила руку.       «Да-да, вулкан, остров лекарей, очень смешно, — забурчал Йенц. Вряд ли всерьез, он ведь был младенцем, когда остров затонул, так что домом по праву считал Каннор. — Если ты впадешь в истерику у самого Промината, я тебе уже ничем не помогу».       Искры раздражения вспыхнули с новой силой.       «А ты сильно мне помогал до сих пор?» — дернула губами Эрика и пошла дальше, чтобы не привлекать лишнего внимания. И без того хватает.       «Между прочим, без моих намеков ты бы до сих пор по углам тыкалась, как ласточкин птенец!»       «И когда ты мне намекал, что все так кончится?!»       Йенц свистяще сглотнул. Эрика ускорилась.       «Ты же знал, так?!»       Несколько секунд Эри слышала только быстрые шаги и такой же быстрый стук сердца.       «Я намекал».       — Ты знал, — прошипела Эрика и стиснула кулаки.       Она готова была врезать Йенцу. И пускай он ребенок. И пускай он мертв. И пускай у него нет ничего, по чему можно было бы врезать. Эри бы прорвала пространство, влезла в Ливирру, нашла бы его и врезала, со всей силы — пусть не рукой, так хоть словом!       Но ее окликнули и отвлекли.       — Эри!       Сбоку выскочила запыхавшаяся Ками. Оглядела цепкими, взрослыми глазами — они были чужими, но прочно впились в ее лицо, как паразиты, — и молча потащила за собой. Эри не смогла сопротивляться.       Оказалось, в разговоре с Йенцем она пробежала мимо лазарета, а Ками, чуть ли не поселившаяся там, заметила и помчалась следом. Перед самой бездверной аркой Эрика дернулась, но Ками втащила ее внутрь. Койки в малом зале были пусты. Конечно они были пусты. Сюда ведь кладут только тех, кого можно вылечить.       Быстро. Быстро вылечить.       Возле ног оказался край стула, во рту — горькие корешки адской магнолии, в ушах — сухие вопросы о самочувствии. Эри ответила от силы на половину. Голову занимал занавешенный проход в другой, дальний зал. Эрика уже была там, когда навещала Анель, и теперь отвратительно живая фантазия в деталях возводила гулкие стены, полумрак, ряды пустых кроватей, бинты, бинты, кровь, бинты, лекарства.       Эри отвлеклась на девочек. Ками продолжала задавать вопросы и смотреть так внимательно, словно ей не нужны были ответы — все, что нужно, она узнает по позе и лицу. Дженис плавала рядом, как мертвая муха в воде, прибиваясь то к шкафам, то к столу, цепляя с собой бумаги и банки. Они с Рой не переговаривались, но необходимые ингредиенты всегда оказывались у последней под рукой. Сама Ками же выглядела невыспавшейся, несмотря на твердость движений. Неудивительно. Она единственная на всем Канноре имеет представление о поздних стадиях птичьей болезни и могла оказать какую-никакую медицинскую помощь. Вряд ли кто-то из солдат так же быстро обучится. У них ни времени нет, ни желания, по правде.       О возвращении в Кард не прозвучало ни слова.       — Анель сказала, что все готово для похода, — взяла на себя тяжесть разговора Эри, когда фонтан вопросов начал иссякать.       — Уже? Как здорово! — Ками повернулась к Дженис, и та, коснувшись на секунду камня, кивнула. — Значит, скоро все закончится. Совсем немножко потерпеть — и все, — она вздохнула, слишком тяжело для себя. Но живо приободрилась. — А когда планируете?       — Завтра. Чем раньше, тем лучше.       — Когда?! — на удивление сдержанно возмутилась Дженис. — Ты ж только с постели встала! Марьер не могла тебя обязать, она же не идиотка.       — Я нормально себя чувствую. И я сказала об этом Анель. Мы договорились. Завтра отплытие, — Эрика повторила. — Чем раньше, тем лучше.       Девочки обменялись взглядами. Дженис потерла еще перебинтованную руку. Ками дернула ворот футболки:       — Ну… С картой поход ведь не будет опасным, так? Просто доплыть, забрать и уплыть. Можно даже не все сразу! Взять немного лекарства, сколько на корабль влезет. Ой, Эри, а ты и вовсе сможешь с Промината прямо сюда перейти, по складке. И плавать лишний раз не придется! Вот замечательно! Да?       Эрика не стала отвечать. Все силы уходили на то, чтобы не уронить голову на руки и не завыть. Доплыть, забрать, уплыть. Как все просто! И совершенно не опасно! И ни капельки не сложно! Что может пойти не так? Все обязательно получится!!!       — Может быть, — не дождавшись ответа, продолжила Ками, — может, ты хочешь сама передать эту новость…?       — Нет, — то, что задумывалось как выкрик, прозвучало сиплым выдохом.       — Не волнуйся. Ему лу… ну, его состояние стабильно. Ему можно разговаривать.       — Нет! — во второй раз вышло тверже. Эрика поднялась. Девочки синхронно подняли головы. — Мне нужно что-то для сна, чтобы выспаться. Завтра сложный день. Я должна отдохнуть.       Несколько секунд дрожала тишина — так и ждала, когда ее разорвут опровержением. Его не последовало. Ками медленно — еще давала шанс передумать — взяла со стола корешки и протянула. Эрика все так же молчала. Тогда Ками пихнула ей лекарство прямо в грудь, с такой силой, что Эри покачнулась.       — Извини, — дежурно буркнула Рой и отвернулась к бумажкам. Среди них мелькали уже знакомые замеры язв.       Заметно дополненные.       Эрика отвернулась тоже.       — А он тебя, между прочим, ждал! — ругнулась в спину Дженис.       — Дженни, тиш…       — Что тише, Ками? Боишься, он услышит, что с ним даже поговорить не хотят? — все-таки зашептала она. — Я не понимаю! Как так можно! Неужели сложно, черт возьми, уделить хотя бы пару минут? Он же уми…       Эри резко развернулась:       — Я встречусь с ним после похода! У нас будет куча времени, чтобы поговорить. Куча! Времени! Когда ему полегчает после лекарства, тогда и поговорим!       Она взмолилась всем богам, чтобы на глазах не выступили слезы (а если выступят — чтобы девчонки их не заметили). Ками потянула раскрасневшуюся Дженис за рукав, смеясь и нервно подрагивая.       — Да! Вот именно, Дженни, можно и не торопиться. Ну, не поговорят сейчас, поговорят потом, верно? А Илу нужен покой. Чтобы дождаться лекарства! Так ведь, Эри? Так?       Эрика выдавила только тяжелый хрип. Глаза пекло. Она пыталась проморгаться, но веки не опускались — а взгляд прилип намертво к занавесу, закрывающему тот, другой зал. Пустой. Где громкое эхо и хорошая слышимость. Пускай сейчас оттуда не доносилось ни звука.       Как будто там никого живого.       Эри вылетела из лазарета, как только девочки перестали на нее смотреть. Сердце колотилось. По пальцам стекал густой сок из смятых корешков.       Она ворвалась в спальню через складку, которая схлопнулась так, что весь Каннор вздрогнул. Комната встретила удушливой пустотой и спокойствием. Эри подалась к кровати. Отшатнулась. Заметалась между стен.       «Ну ты зачем магнолию брала? Прими уже, успокойся», — заметил Йенц через несколько минут.       Эрика замерла, как охотничий пес перед белкой.       — Ты… — она заозиралась, словно могла увидеть причину своего бешенства во плоти. — Ты!..       «Эри, не нервничай! Ты сейчас совсем с катушек слетишь…»       — А кто в этом виноват? Какого черта ты ни о чем не предупреждал?! — Эрика отшвырнула корни на стол. — Ты же с самого начала знал, что он… что ему станет хуже!       «Но ведь ты тоже знала! — голос дернулся, как если бы Йенц забежал за спину. Эри закрутилась, но он продолжал пищать откуда-то сзади. — Птичья болезнь неизлечима, он заразился, и рано или поздно…»       — Все было в порядке!       Эрика наобум вытащила что-то из кармана и швырнула назад. Йенц закряхтел, словно по нему попало.       — Все. Было. Хорошо! — Эри развернулась. В глазах темнело, и она видела размытый силуэт. — Он не принимал траву, подавляющую симптомы, о которой вообще ты ему рассказал! Болезнь шла, как шла. За день до того он был в порядке. Почему ты не сказал, что приступы вернутся?!       Силуэт съежился. Эрика сжимала себя за запястья и сбивала внутреннюю дрожь носком ноги. Тук-тук-тук-тук — как сердце. У Ила так же колотилось. От боли.       Разве эта дряная болезнь не должна была подступать постепенно? Ками так говорила, да все на земле Лайтов, черт возьми! Сам Ил сказал, что приступы будут становиться чаще и сильнее. Так почему его просто вдруг скрутило после перерыва в — сколько? Неделю? Две? Что с ним произошло?!       Если это последствия его самолечения — Йенц знал. Йенц знал, и должен был предупредить. Упомянуть. Намекнуть! «Эй, будьте осторожней, через пару дней его срубит от внутреннего кровотечения». Но нет! Он молча наблюдал, как Эрика расслабляется, как позволяет себе верить, что все позади. Что все может кончиться хорошо.       Она ведь даже поверила. Для всех неизлечимо, а у них есть шанс. Они же особенные. Опенульская магия, божественное благословение… Сила любви, или как там?       Эри закрыла лицо руками и прерывисто вдохнула травяной запах. Гадко. Захотелось соскрести кожу вместе с этим запахом.       Йенц, наконец, ответил, посвистывая:       «Он… был не в порядке».       — Конечно, — Эрика всхлипнула и посмотрела на все съеживающуюся тень. — Конечно, не в порядке. И ты прекрасно об этом знал. Но предпочел молчать. Ну как, весело тебе? Нашел себе развлечение после того, как сдох?!       «Ты тоже знала! — обиженно взвизгнул Йенц. Над ним взвилась пара черных клубов, но быстро скукожилась. — Ты же в монастырь за этим шла!»       Эри глубоко задышала. Ярость застилала разум, но она попыталась собрать мысли в горстку.       — Мы пошли в монастырь из-за слепоты.       Йенц угукнул и ничего не добавил.       — Но слепота была не последствием болезни, — продолжила Эрика. — Монашка сказала, он видел темноту, потому что осколки его души остались в Ливирре. После исповеди зрение вернулось.       Йенц угукнул снова — и дернулся прочь из поля зрения.       — А ну стоять! — Эри впилась ногтями в амулет. Шея заныла, тень зарябила, но осталась на месте. — Объяснись. Как монастырь связан с приступом?       Йенц замотал головой. Показалось, что размытые руки дернулись ко рту и плотно его закрыли.       — Отвечай, Йенц. Я же вижу, что ты знаешь. Намекай, увиливай от Ливирры. Давай.       Но никакого ответа. Тень дрожала и сжималась в комок. На мгновение Эрика вспомнила, что перед ней всего лишь ребенок, запуганный всемогущим нечто, от которого зависит его существование. Но как вспомнила, так и забыла. Невинная душа? А Ил тогда кто? Разве он должен расплачиваться?       Разве этот трясущийся сгусток ничего стоит того, чтобы Ил захлебывался кровью на больничной койке?!       — Лучше нам с тобой продолжать сотрудничать, — пальцы стиснули амулет; нерушимый минерал почти затрещал, и тень заскулила. — Учти, я найду способ обречь тебя на что-то похуже Ливирры на все следующие вечности. Если ты снова промолчишь, я отомщу. Говори.       Йенц сдавленно свистнул. Эрика ослабила хватку и шикнула, когда раскалившийся камень врезался в шею.       «Я… я не могу рассказать!»       — Пытайся.       «Нельзя! Она не даст мне и заикнуться! Ты и так подобралась слишком близко, — он сжался так туго, что в тени перестала угадываться человеческая фигура, — Она нервничает».       Эри сжала кулак, ярко представляя, как хрустит шея черного тумана. И плевать, что у тумана нет ни шеи, ни чего-либо, что может хрустеть.       — Правильно делает. Если Ливирра причастна к состоянию Ила, я прикончу ее. Сдам Морбиену, разнесу ее царство, сделаю что угодно, лишь бы этой твари не существовало в помине!       Йенц жалостливо пронзительно просвистел.       «Не говори так. Ей больно это слышать».       — А мне не больно, что она отравляет жизнь мне и моим близким?! Говори, что еще скрывает Ливирра!       «Нет! Не могу!»       — Я для тебя страшнее Ливирры, Йенц!       «Нет! Не заставляй меня, замолчи! Ты ничего не понимаешь! Ты не должна…»       — Я сама решу, что должна, а что нет! Говори, живо!       «Я не могу, не могу, не могу…»       — ЖИВО!       Эрика рванула на тень. Руки тянулись к тому, что напоминало голову. Эри не знала, что сделает, но одно знала точно — она заставит его говорить. Ударом, шантажом, чем угодно. Она узнает! Она опенул! Для нее не существует секретов!       Но пальцы схватили только воздух. Эрика пролетела вперед и едва не рухнула на жесткий пол. Тело обволок ледяной свист. Он забился в грудь; не давал вдохнуть и выдохнуть, давил на сердце ледяной диафрагмой. Эри затряслась, сбивая с себя это наваждение. Но холод только вгрызался в затылок.       «Не заставляй меня! Ты плохая, плохая, плохая! Я ничего тебе не скажу. Я больше не буду тебе помогать! Не зови меня! Я тебя ненавижу!!!»       Последнее слово сорвалось с треском сломанной иглы граммофона. Эрика зажала уши, зажмурилась. Звон от напряжения улегся через раз, два, три.       Когда Эри опустила руки и огляделась, в комнате она была одна. Как и в собственной голове.       Она простояла неподвижно еще минуту — или час, время снова проскальзывало мимо, — чтобы убедиться. Никто не появлялся. Не свистел. Не щипал за кожу. Даже амулет остыл и мерно, как неподвижная вода, поблескивал в отражении в окне.       Впрочем, не то чтобы что-то сильно поменялось. Полезной информации как не было, так и нет.       — Знаешь, что, — хмыкнула Эрика в гулкую тишину, — это взаимно.       В груди разрослась невыносимо знакомая пустота. Эри, как маленькая девочка, забралась на кровать с ногами и свернулась калачиком.       И уставилась на закрытую дверь, в которую все равно никто не войдет.       Эрика лежала, пока в комнате не стало темно так, что не видно было даже вытянутой руки. Иногда в потоке мелькали сообщения, но по ощущениям, лично никто не дергал. Анель тоже не заходила. Странно, они же так и не условились о точном времени отплытия. Наверное, она решила просто разбудить наутро. Или посчитала, что Эри все равно не заснет.       Сон и правда не шел. Эрика поднялась и подошла к столу, куда отбросила корешки, едва ворочая затекшие мышцы. В тишине и одиночестве шаги казались неправильными, как звуки в немом кино. Снаружи блекло вспыхивали огни. Далеко, если прислушаться, ходили дежурные. Словно ничего не произошло и ничего не произойдет. Очень по-каннорски. Мир рушится, но службу никто не отменял. Эри ощущала единение с лагерем: тот же траур за маской обыденности. И одновременно чувствовала себя одинокой. Быть может, нет никакой маски. Быть может, каннорам действительно все равно.       — Ну еще бы, — прошептала Эрика, только бы разорвать тишину. — Война не может окончиться, они это даже осознать не способны. А мажортеста… умрет один, придет другой. И ничего не поменяется.       В пустой комнате ее голос звучал знакомо. Словно она снова дома, за стеной спит бабушка, а тетя потерялась в безумии. Не хватало Зайки. Но вряд ли бы сейчас Эри смогла взглянуть в разноцветные игрушечные глаза.       Эрика потерла озябшие плечи. Равнодушное молчание давило со всех сторон тоннами воды зимнего океана. Эри и не замечала, какие же тут, все-таки, холодные ночи. Либо вырубалась без сил, либо…       Илу, наверное, сейчас тоже холодно.       Эрика неосознанно шагнула к двери. Даже представила кабинет мажортесты — как она проскользнет через переход бесшумно, тихонько скинет обувь и залезет под нагретое одеяло, прижмется к теплому боку, выдохнет, когда сонные руки коснутся ее спины… Нет, в кабинете мажортесты так же холодно. Но Эри не отступила. Наоборот, сделала еще шаг.       Илу тоже холодно, Илу тоже одиноко.       Он там, в пустом зале, совершенно один после отбоя. И на него тоже давит многотонное каннорское равнодушие. Умрет один, придет другой. Никому нет дела. Эрика рывком распахнула дверь и выбежала в коридор возле лазарета. И тут же затаилась.       Огни погасили, только пара бледных огоньков мигала шагах в двадцати по сторонам. Дежурные топали где-то вдалеке. Ну да. Здесь же нечего охранять. Эри, как сомнамбула, добралась до незакрытой арки и заглянула. Лазарет пуст. Девочки перед уходом убрали книги и склянки, задвинули стулья, спрятали бинты — словно и не было здесь никого. Эрика, стараясь не шуметь, пошла дальше.       Она не понимала, зачем крадется. Но она отодвинула самый край занавеса, чтобы он не колохнулся, и сразу у входа скользнула за плотную ширму, одну из тех, что окружали койки.       Первые секунды не было слышно ничего — такая мертвая тишина, что Эри едва не закричала. Но, прежде чем в ушах зашумело, она расслышала хрипы. В пустом зале они разлетались и рассыпались колкими бусинами по полу. Боясь наступить на них — поскользнуться, упасть и не встать, — Эрика выглянула из-за ширмы, прошла до следующей и спряталась снова. Хрипы не прервались. Эри повторила свои действия. И опять. Ужасно глупо — в зале не было никого, кто мог бы ее поймать. Но Эрика, как мышка, перебивалась по углам и бежала навстречу мышеловке.       Когда хрипы стали совсем громкими, Эри спряталась за очередной ширмой. Света попадало мало, ткань была плотной, но все равно на размытом силуэте кровати по ту сторону Эрика увидела человека. Добралась. Молодец. И какой во всем этом был смысл? Эри прижалась лбом к стойке. Да никакого. Как и во всем, что она делала до того.       Хрип прервался на несколько секунд, и Эрика, забыв об осторожности и придуманных ей же правилах, выскочила из-за ширмы и подалась к койке. Слова застряли в горле. Отшатнулась.       Илу было намного хуже. Эри думала, что ничего страшнее белого лица она уже не увидит, но сейчас взмолилась, чтобы вернулась его привычная бледность — потому что яркие, окровавленные губы выглядели еще ужасней. В полумраке они казались почти черными, черными же были смазанные пятна на серой коже. Ил лежал, укрытый тонким замаранным одеялом — как саваном, — но даже на коротком участке от ключиц до шеи все было туго затянуто бинтами, только через неровную прорезь проглядывал камень. Зачем? Быть на связи с лагерем? Даже в таком состоянии? Эрика стиснула зубы, чтобы не пропустить неуместный смешок. Слишком уж похоже на Ила.       Ил кашлянул, и хрипы продолжились. Губы стали еще темнее. Эри вдохнула — слишком громко. И конспирация потеряла значение.       Ресницы дернулись и поднялись. Эрика посмотрела в уставшие глаза. Ил несколько секунд привыкал к скудному свету и, разглядев ночную гостью, вздрогнул и сжал край одеяла, пусть и не отвернулся.       А вот Эри поспешила перевести взгляд. Не потому, что испугалась, а потому, что… Дура! Ил не хотел, чтобы она даже его синяки видела, а тут, без предупреждения…       — Тут темно, — сказала Эри, будто просто к слову. — Может, перенести свечей?       Она знала ответ. Но Ил не должен понять, что она его видит.       — Нет, — тихо произнес Ил. Судя по интонации, он все равно понял.       Эрика через силу вернула взгляд. Ил, ее храбрый и стойкий Ил, продолжал смотреть, и, когда получил ее внимание, протянул руку. Тут уже Эри не выдержала. Она схватилась за ладонь и подорвалась к кровати вплотную, села, прижалась, и упала бы рядом, если бы не ощутила — о господи, какой он хрупкий! Запястье тоньше, чем у Эрики, а под кожей прощупываются кости — эта чертова болезнь в часы выпила его досуха!       Его рука, белая и дрожащая, поднялась и коснулась волос Эри. Как будто Ил специально спрятал от болезни несколько капелек силы, чтобы потратить на это прикосновение.       — Я сейчас кое-что скажу, — он шептал тихо, словно и не говорил вовсе, а выдыхал, и в свисте выходящего воздуха слышались слова. — Ты только не ругайся.       Эрика осторожно, боясь смахнуть руку, наклонилась. Ил моргнул, в глазах появилось больше влажного блеска.       — Прости.       — Ил…       — И прости, что снова извиняюсь.       — Ил, господи, — Эри уткнулась ему в плечо. — Заткнись, пожалуйста.       Воздуха не хватало, а тот, что был, пах лекарствами и спиртом — резкая вонь, от которой поднимался к горлу кашель. Ил провел по волосам, положил ладонь на лопатки и, кажется, прижал, но Эри не почувствовала. Но прижалась сама. Ил пододвинул ноги, и она легла на краешек, стараясь как можно меньше его стеснять. Пусть и хотелось навалиться, обвить всем телом, укрыть собой от подступающей смерти.       — Ками сказала… — Ил останавливался через слово. Теперь, так рядом, Эрика слышала, как сипит и пропускает выдохи что-то в его груди, — …что тебе стало плохо. Сейчас?..       Он закашлялся, отвернув голову. Отощавшие мышцы на шее судорожно дергались, камень дрожал, переваливался через кадык. У Эри так заколотилось сердце, что она едва жила. Только прижалась к Илу поближе, словно это могло помочь. Словно она могла помочь.       Ил рвано задышал. Эрика не стала мучить вопросами. Понятно же, что с ним, как он себя чувствует и что сделать ничего нельзя.       — Сейчас мне лучше, — треклятое «в порядке» застряло в глотке. Ни в каком Эри не в порядке. — Ками слишком переживает.       Ил угукнул и снова закашлялся. Запахло кровью. Эрика прижалась к подскакивающей груди и погладила ребра — они выступали даже через бинты и ткань. В некоторых местах пальцы натыкались на что-то мягкое, надавишь поглубже — провалятся. Эри сглотнула тошноту и постаралась огибать язвы.       Ил успокаивался. Эрика — не очень.       — Мы завтра отправляемся, — сказала она, когда в тишине растворился последний отзвук кашля. Ил повернул голову. Эри продолжала смотреть на свою ладонь на его груди. — К Проминату.       — Уже?       — Анель сказала, все готово. Нечего тянуть.       Ладонь закачалась чаще.       — Ясно.       Эрика молчала. Слова давались Илу все тяжелее. Сипение в груди становилось громче.       — До Промината, — через несколько секунд, хрипя, произнес он, — не…кха, недалеко.       — При попутном ветре доберемся еще до заката.       — Это… быстро.       — Всего день.       — В-всего… день…       Ил дернулся и захрипел. Эри отдернула руку, но он схватил ее и прижал обратно в отчаянном жесте. Там, под их переплетенными пальцами, колотилось сердце и конвульсивно раздувались пораженные легкие. Ил дрожал.       — Всего день. Всег-кха-кха д-день, надо п-потерпеть.       Эри вспомнила слова Ками — и если от нее они звучали искренне, то Ил будто просто повторял, не понимая смысла.       — Ч-чуть-чуть, дотянуть, я смогу, я… я-я смогу…       — Сможешь, — Эрика коснулась его сердца, стараясь не задеть крупную язву. — Конечно сможешь. Ты же сильный, ты все сможешь.       — Я смогу, я смогу, я см-могу…       Ил ухватился за ее запястье, словно Эри могла вытащить его из этого ужасного мира, где у него бинты на теле и кровь на губах, куда-то, где легче, где ему не надо терпеть. Хватка была крепче, но Эрика чувствовала, что едва не каждая мышца в его теле напряглась от усилия. От этого Ил дрожал только сильнее. И голос, и так хриплый, срывался.       — Я сильный, Эри, я сильный, я… т-только, пожалуйста…       Эрика прижалась, и Ил, в том же порыве, прижался в ответ, скорчился от боли и тут же спрятал лицо в изгибе ее шеи. Стало жарко, но Эри тоже колотило. Она обняла Ила так крепко, как позволяли его выпирающие кости; и, пытаясь дышать, слушала сдавленный хриплый голос.       — Пожалуйста, ты только вернись, вернись поскорее, Эри, пожалуйста!.. Я постараюсь, н-но я долго не смогу, я н-не… Вы должны успеть, х-хорошо?       — Мы успеем, — Эрика гладила его по трясущимся лопаткам.       — Пожалуйста!.. Я не хочу умирать, не хочу, Эри, я не хочу, не хочу, мне страшно, я не хочу…       — Ты не умрешь.       Он тихо завыл и сразу закашлялся, а после рассыпался в сбивчивых извинениях и снова залепетал, едва понимая, о чем просит.       — Я хочу быть с тобой, я хочу жить, я хочу… мне так страшно, мне больно, пожалуйста, я просто хочу жить, мне стыдно, но я так хочу жить, пожалуйста…       Шею покрыло что-то теплое, скатилось и впиталось в подушку. Эрика не понимала, что это, кровь или слезы. И понимать не хотела.       Сломался — мелькнуло в голове. Эри замотала головой и прислонилась губами к макушке. Сломался панцирь, каменная оболочка, каннорский щит. А Ил — доверился.       Он шептал все тише, пока не перестал вовсе. Хрипящие вдохи и всхлипы становились реже и тоже затихали. Эрика гладила его по плечам и спине, грела и без того горящее тело, пока не поняла, что не слышит его. Нутро сковало. Эри отстранилась и коснулась его щеки. Дышит. Все хорошо. Просто заснул: глаза закрыты, веки чуть подрагивают, нос дернулся от пальцев. Эрика выдохнула, и несколько упавших прядок слетели со лба Ила.       Хотя бы поспит немного. Только бы во сне ему было полегче.       Эри медленно, чтобы не разбудить, поднялась и поправила одеяло. Лицо Ила еще блестело — и правда, слезы. Эрика вытерла его щеки, провела пальцами по полупрозрачным следам веснушек. Ил улыбнулся. Эри не смогла не улыбнуться в ответ.       Удивительно, как язвы не затронули его лицо.       — Похоже, болезнь испугалась твоей улыбки, — шепнула она.       Ил вздохнул и закашлялся во сне. Эрика осторожно придержала его так, чтобы кровь не хлынула обратно в горло. Ил хрипнул, сглотнул комок и продолжил спать, только улыбка все-таки исчезла с его черных губ.       На секунду Эри увидела его не на серой кровати, а на каменном алтаре, такого же бледного, измученного, едва живого. Она схватила с прикроватного столика моток чистых бинтов и промакнула уголок рта. Бинт пропитался кровью. Эрика бережно стерла всю тьму с лица Ила и остановилась. Пальцы дрожали в миллиметре от его — теперь белых — губ, ловили жаркое дыхание. Эри провела по ним — сухие. Родные, как солнце на крыше, как нагретое дерево, как смех по утрам и запах трав. И на вкус они, наверное, такие же, солнечно-травяные.       Наверное. Эрика наклонилась и почувствовала частые выдохи теперь и на щеках. Она вспомнила Дэнт. Вспомнила, как они с Илом валялись на кровати, дурачились и дрались подушками, а он вдруг подался к ней, неуверенный и безнадежно влюбленный, как Эрике впервые стало хорошо и тепло в его руках, как она почувствовала себя дома рядом с ним.       Но тогда они не поцеловались. Так и забылось. У них ведь еще было время.       Эри зажмурилась и снова ткнулась Илу в плечо. Он тихо помычал и кашлянул. Эрика поднялась. Спит. Вымотался. Пускай спит, Эри не станет его тревожить.       У них ведь еще будет время.       Эри отложила бинты и поднялась. Ил вздохнул и привалился к краю кровати, где еще оставалось тепло. Эрика принесла с соседних кроватей одеяла и укрыла его поплотнее. Ил поворочался, хрипнул несколько раз и, наконец, провалился в глубокий сон. Эри стояла рядом, смотрела на вздрагивания его груди и пыталась дышать ровнее — словно Ил бы ее услышал и тоже выровнял дыхание.       Она провела так всего пару минут и пошла к выходу. Ей тоже нужно ложиться. Отплытие рано, и лучше его не задерживать.       Время имеет смысл.