Магия опенула

      Полчаса.       Она не успела на полчаса.       Это единственное, что Эрика уловила из бесконечного потока успокаивающих — бесполезных — слов. Остальные потонули в ее крике, проклятьях и болезненном шипении, когда Оливер оттаскивал ее от койки и вынужденно скрутил руки. Потом налетела толпа канноров. И когда Эри различила в их гомоне вопросы о том, как прошел поход, Оливеру пришлось зажать ей рот и уволочь в комнату. Эрика плохо помнила, сколько еще билась в истерике и грозилась перерезать каждую глотку с синим камнем.       Как они смеют спрашивать?! Ил умер — а они спрашивают, как прошел чертов поход! Ил умер — а им плевать!!!       Когда горло осипло настолько, что кричать стало невозможно, Эри затихла. Успокоилась — сильное слово. Внутри бурлило отчаяние и, не находя выхода, разбивало стенки тела и вырывалось всхлипами и дрожью. Но Эрика не переживала. В какой-то мере, она даже наслаждалась. Потому что потом не стало и этого.       О том, что настал вечер, она поняла по оскудневшему свету. Оливер давно ушел — еще когда с воем стала справляться подушка. Огонь зажечь было некому. Эрика лежала, как легла, неудобно, с поджатой и затекшей уже рукой, с ноющими полосами от сбитых простыней, и смотрела на пустой подсвечник. Темно. Холодно. Но ничего, сейчас придет Ил, и станет светло и тепло…       Ах да. Точно.       Эрика чувствовала себя виноватой, когда забывала о смерти Ила. Но еще более виноватой чувствовала, когда вспоминала. Она мало кричала, она мало била Оливера в попытках вырваться, она мало проклинала мир и себя. Но сил больше не было. Эрика себя ненавидела за то, что не горюет по Илу так, как он заслуживает. О том, почему она еще должна себя ненавидеть, Эри пока не думала. Ей вообще нельзя о себе думать. Она должна думать об Иле. Не что она его обманула — а что он был ей обманут. Не что она не была с ним рядом — а что он остался один. Не что она не успела — а что Илу было настолько тяжело, настолько, что он…       Полчаса. Всего полчаса! У Эрики было столько шансов выиграть это время! Если бы они выдвинулись раньше, если бы они не напоролись на портал и не повредили мачту, если бы корабль не сел на мель, если бы Эрика гребла к Проминату быстрее, быстрее выбралась из иллюзий, быстрее залезла на маяк, быстрее разобралась с Симоном, быстрее, быстрее, быстрее…       Эрика заставила себя перевернуться на спину и уставилась в потолок. Не было даже света камня, чтобы разогнать темноту. А в ней меж тем виделись чересчур яркие образы. Но и закрывать глаза страшно. Эри прекрасно понимала, что под веками эти образы станут только реальней.       От созерцания почти Ливиррских иллюзий и сожалений ненадолго отвлек шум. Голова кружилась так, что сложно было сказать, откуда он шел — кажется, откуда-то сверху. Грохнула дверь, после стукнуло несколько тяжелых шагов, и в стену полетела мебель. Судя по звуку, как минимум стол. Суда по громкости и частоте, его планировали разломать в щепки.       Судя по рычанию и вою, настала очередь Оливера выпускать ярость.       Эрике стоило из солидарности подняться к нему и тоже попытаться успокоить. Но тело не слушалось. Онемевшие губы через усилие шепнули:       — Успокойся.       Грохот успокоился только где-то через час. Проваливаясь в нервный сон, больше напоминающий обморок, Эрика расслышала рыдания и звон. Оставалось надеяться, что Оливеру помогут. Хоть кто-нибудь. Потому что Эри не может.       Илу ведь не помогла.       Очнулась Эрика под крики в коридоре. Спорщиков она не различила, поняла только, что голоса мужские. Дебаты скоро сошли на нет, кто-то ушел с поражением, пыхтя и ругаясь, кто-то — с победой, вздыхая и едва волоча ногами. Эри не осознавала логические цепочки, но каким-то образом все равно дождалась, пока непрошенные свидетели разойдутся, прежде чем выйти из комнаты. Коридорами и переходами она добралась до выхода из корпуса. Бродить по цитадели, а тем более встречаться с каннорами не было никакого желания. Потерпят.       Так, в спутанных мыслях, Эри вышла из крепости — к счастью, патрулей было немного, удалось избежать чужих глаз. Нетвердыми шагами она спустилась к горным грядам, и тело само привело к знакомому выступу возле берега. Чуть южнее этого места Ками потеряла магию.       А еще здесь Эрика покинула свою последнюю иллюзию.       Удивительно, как точно сознание воспроизвело мельком замеченный пейзаж. Эри подошла к краю и царапнула пальцами воздух, где была серебряная дверь. Не оборачиваться. Не оборачиваться!       Эрика обернулась. Сзади никого.       Она нашла участок, где скала обрывалась почти отвесно, и села, свесив ноги. Мягкий ветер с Каннорского залива качнул ступни и ударил их о камень. С глаз слетела пелена.       Эри сгорбилась и заревела.       На душе ничего не осталось, она просто плакала, чтобы выдавить из себя остатки боли и горечи, такие ничтожные, что сердце их даже не ощущало. Только слезы отчего-то все текли и текли.       Солнце поднялось выше и коснулось щеки теплым поцелуем. Эрика, не останавливая слез, подставила кожу лучам. Если забыться, и не отличишь от ласковых пальцев. А ветер — точно сухие губы. Шум волн — неловкий радостный смех.       Может быть, Ил не умер? Может быть, он все еще здесь?       Эри взглянула на солнце в небе. Но солнце было совсем не желтым, а белым и слепящим, небо задернули рваным тюлем облака. И ветер на самом деле был не теплый, а, как и полагается зимой, залезающий под кожу, царапающий морозом кости. И волны не шептали, а разбивались о камни, предвещая дневной или вечерний шторм.       Природа не горевала, но тоже потеряла покой.       Слезы, пусть и казались бесконечными, кончились, даже щеки высохли. Эрика осталась на скале и по мере сил наслаждалась пейзажем. Солнце поднималось. Становилось холоднее. Вышла Эри в чем была, — но даже руки не подняла, чтобы перенести себе что-то потеплее.       Сзади зашуршали камни и сухие былинки. На плечи опустился плащ. Эрика ухватилась за его край, и на секунду почувствовала запах трав, сердце забилось, взлетело, ударило по грудине — что если, что если!..       Эри зажмурилась. Падать сердцу оказалось больно. Эрика поежилась, и черная ткань соскользнула со спины.       Рядом замерли неуверенные холодные — холодные — руки.       — Поднять?       Эри качнула головой и, чтобы не показаться брезгливой, добавила:       — Мне не холодно.       — Ты дрожишь.       — Это не от холода.       Оливер оставил плащ там же и встал в отдалении. Наверное, заметил опухшие глаза и не захотел смущать. Вот уж последнее, что Эрику волновало, так это ее внешний вид. Но она скосила глаза, чтобы убедиться, что у Оливера утро прошло спокойнее.       Грудь кольнуло удивление. На долю мгновения это отвлекло душу от горя. Эри долго подбирала слова, но не придумала ничего лучше простого:       — Тебе идет.       Оливер пожал плечами и коснулся треплющейся на ветру прядки. Заметно укоротившиеся, волосы не ложились в привычную прическу и придавали незнакомый, переменчивый вид. Края кое-где были неровными. Оливер вряд ли даже ножницы взял — наверняка схватил нож или первое, что попалось под руку. У него же сейчас не так много выбора.       О причинах перемен в стиле Эри спрашивать не стала.       Повисла тишина.       — Ты остался на Канноре, — заметила Эрика.       Она понятия не имела, зачем продолжает разговор, но как только подошел Оливер хранить молчание стало невыносимо.       — Да, — он попытался усмехнуться. — А куда я денусь?       Эри потупила взгляд. Но Оливер, кажется, не обиделся.       — Просто я подумала… ты же все еще официально предатель, да и солдаты были настроены негативно. Вот и спросила.       — Понимаю. Но вчера до меня никому толком не было дела. Когда поняли, что у меня ни лекарства, ни магии, оставили в покое.       Судя по голосу, Оливер не очень расстроился такому повороту. Он помолчал еще и, когда Эрика уже хотела вступить с очередным вопросом, добавил:       — Ульяна взяла большую часть моих грехов на себя. Ну то есть, на Алину. Она же и рассказала все, что произошло на корабле и после. Наши — инсивы — обещали провести над ней суд, как все уляжется. Ляры вступились за нее. Повезло, что вчера всем было не до драк.       Эри чуть не ляпнула: «Какое инсивам дело до Алины?» — но вовремя прикусила язык. Все-таки Анель была командиром лагеря. Ульяна поступила смело, признаваясь в причастности к такому серьезному преступлению.       — А ты как? Хочешь суд? — осторожно поинтересовалась Эрика.       Оливер снова пожал плечами и коснулся плотно застегнутого ворота. Рубашка намокла от прибрежного ветра, и под тканью читались очертания пустой черной каймы.       — Я больше не часть лагеря. И, если честно, мне все равно. Алина провалилась в Ливирру, а Ульяна такая же ее жертва. Если захочет принять наказание, пусть принимает. Если не захочет, я не буду ее преследовать. Хватит с меня злобы.       Он сел и выдохнул, выпуская из груди задержавшуюся там месть. Эрика не пододвинулась ближе — она не была уверена, что сможет сейчас поддержать Оливера, сможет понять его. Но и бросить его одного не могла, а потому смотрела, настолько мягко, насколько позволяла кровавая корка из чувств.       — Тогда что планируешь делать?       — Сейчас или вообще?       — Вообще. С воспоминаниями и… — Эри коснулась взглядом окантовки, — …остальным.       Оливер сцепил пальцы в замок и зажал между ладонями рукава рубашки. Что-то подсказывало, что он размышляет не над ответом, а над тем, как его сформулировать.       — Помнишь Иллу? — повернулся он.       — Дочку Ан…, — Эрика сглотнула. — Твою племянницу?       — Да. Она еще маленькая, но с даром управляется умело. Я слышал, что янтарники умеют сохранять воспоминания в физической форме. Не хочу ее сильно напрягать, но, если получится уберечь от Симона хотя бы несколько самых важных событий, я буду счастлив.       Эрика, как ни хотела, не смогла представить такое счастье. Зато смогла представить опустевший взгляд и испуганные движения, рыдания по ночам и истерики, отчаянные объятья и отрешенность через мгновение. И маленькую девочку, которая не понимает, что творится с родственником, заменившим родителей.       — Будь с Иллой помягче, — посоветовала она.       — Само собой.       — И не скрывай от нее ничего.       Оливер потупил взгляд:       — По мере сил.       Переубеждать его Эрика не стала. Не смогла бы, да и ей все равно не представить, через что проходит Оливер. Взрослый, разберется сам.       — А остальное? — вернула мысль Эри. — Насколько я поняла, Симон хотел забрать большую часть воспоминаний.       — А остальное по старинке.       Он наклонился ближе. Эри затаила дыхание и заставила себя не шарахнуться. Оливер, к счастью, просто подтянул к себе край плаща и запустил руку в растянутый карман. Шарился он там долго, и с каждой секундой легкая улыбка на его лице тяжелела.       — Я и забыл, как неудобно носить вещи с собой, — невесело хмыкнул он — плеча коснулось прохладное рваное дыхание.       Когда нервы задрожали от напряжения, Оливер наконец-то отстранился. В руке от держал небольшую потрепанную книжку в кожаной обложке. В свете солнца Эрика даже не сразу узнала дневник господина Сивэ.       Эри поняла просьбу Оливера еще до того, как он ее озвучил, и на губах стало горько.       — Извини, что прошу у тебя такую ерунду, — начал он издалека и подцепил застежки ногтями. Ремешки не поддались. — Я никогда не задумывался, как именно он зачарован. Повода не было. Но сейчас… если тебя не затруднит, может… было бы здорово, если бы…       Эрика забрала из его подрагивающих ладоней книжку и молча кивнула. Магия оплела замок и справилась с ним, даже не заметив подвоха. Эри не стала поднимать обложку и сконцентрировалась на витиеватой вязи пространства вокруг заклепок. Господин Сивэ намудрил, пытаясь защитить записи от не-опенульского вмешательства. Анель говорила, что даже если его вскрыть насильно, дневник просто захлопнется.       Эрика честно пыталась разобраться в механизме. Но она словно распутывала клубок проводов, залитый клеем. Господин Сивэ вряд ли имел представление, как делать такие ловушки, и налепил всего и побольше, лишь бы сработало. По сравнению с элегантной связью между шкатулкой и нишей в стене, которую сделала Сондра, это нагромождение показалось орудием пыток. Даже для нечистокровного опенула. Может, будь у Эрики побольше времени и желания, она бы распутала эту загадку.       Но если время больше не поджимало, то желания не осталось никакого.       Эри подцепила ремешки и посмотрела на Оливера. Тот без интереса глядел на море, словно судьба дневника его не заботила. Что ж, возможность прочитать записи Оливеру явно важнее… Кожа треснула, и Эрика отодрала застежки вместе с клубком запирающей магии. Дневник взбрыкнул, отделяясь от складок пространства, и замер. Оливер только вздрогнул, но ничего не сказал.       — Должно пропасть, — Эри передала дневник и ремешки.       Оливер бережно забрал и то, и другое и полистал желтые страницы. Дневник не захлопывался. Оливер вздохнул и тихо поблагодарил. А Эрика подумала, что помимо записей блокнот хранил и другую частичку господина Сивэ — его магию. И только что Оливер ее лишился.       Спрашивать, зачем Оливеру дневник человека, который не был ему отцом, Эри не стала. Вопроса глупее придумать сложно.       Она отвела глаза на море. Шелестели страницы — Оливер не вчитывался, он наверняка знает дневник наизусть, но иногда останавливался и хмыкал. Эрика вспомнила о карандашных пометках на полях. За Оливера стало спокойней. Даже если он не успеет переписать все свои воспоминания за то время, что ему отвел Симон, у него останутся еще эти кусочки. Оливер не потеряет себя безвозвратно.       Шелест бумаги поменялся. Эри скосила взгляд: Оливер заложил между старых листов новый, мягкий и белый, наспех сложенный в несколько раз.       — Что это?       Оливер замер, словно его поймали за чем-то постыдным, и вытянул листок обратно. Оставил дневник на камнях, а белую бумагу прижал к коленям. Он долго боролся с собой, наблюдал за Эрикой, прежде чем признаться.       — Ил оставил мне письмо.       Эри передернуло, и она отвернулась, жалея, что спросила. Оливер, видимо, пожалел, что ответил. Вопрос колол язык, но Эрика не знала, имеет ли право его задавать. Сможет ли физически — или ее скрутит от боли после первых звуков любимого имени.       — Девчонки сказали, что только мне, — еще подавленней сказал Оливер, прочитав интерес по глазам.       Эрика стиснула зубы и кивнула. Какая же она отвратительная! Как она может ощущать обиду?! И непонятно даже, на кого. На себя? На Оливера? На Ила она обижаться не смогла бы при всем желании. У него точно были причины оставить послание Оливеру, а не ей.       Конечно. Оливер ведь не обещал успеть.       Обида сдохла там же, где зародилась, и тут же сгнила, отравляя гортань горьким привкусом.       — И что в письме?       Оливер подтянул рукава и стиснул их. Каким-то образом он умудрялся не мять края листа.       — Можешь не говорить, если это личное, — запоздало заверила Эрика. Оливер не обязан откровенничать.       — Там про мои воспоминания.       Эри сглотнула. Она могла только догадываться, но для догадок пришлось бы перерывать память, а ее память сейчас — горсть острых осколков, поопасней, чем у Оливера.       — Я не читал, — признался он после тяжелого молчания.       — Откуда тогда…       — Я знаю, что там написано, — Оливер наклонил голову, но подрезанные волосы больше не закрывали лицо. — И не хочу читать.       Душу отчего-то укололо. Ил написал письмо, потому что ему нужно было что-то сказать, а Оливер отказывается его выслушать! Но не Эрике осуждать…       — Ты все вспомнил? — бросилась в диалог Эри, чтобы снова не захлебнуться в чувствах.       — Нет. Эти воспоминания даже Симон не мог вернуть. Но догадаться несложно.       Он коснулся век, словно нащупал под ними соринку. Эрика не стала лезть ему в душу и просто спросила:       — Тогда почему не прочитаешь? Чтобы удостовериться.       — А зачем? — голос Оливера прозвучал так обреченно, что Эри чуть снова не расплакалась. Но на лице не отразилось и тени боли. — Я уже спрашивал. Он же не соврал.       Напряженные руки потянулись к дневнику, но вдруг остановились и ухватили края письма. Эрика растерянно наблюдала, как под пальцами появляется ровный бумажный самолетик. Оливер поднялся, погладил прямые сгибы — и запустил в море.       Ветер подхватил белые крылья, покружил в потоке и выбросил на берег в отдалении. Оливер цыкнул, но не пошел поднимать. Так бумажка и осталась — не между страниц дневника, не в соленых волнах, а среди камней Каннора.       Эрика глупо уставилась на резко выделяющееся пятно. Может, когда Оливер уйдет, забрать? Но Илу бы, наверное, не понравилось. Эри отвернулась.       Тем для разговора больше не находилось. Оливер листал дневник, Эрика смотрела на залив. Солнце поднималось. Теплее не становилось. Скоро с белого неба посыпались белые звезды, как будто невидимый шпиль маяка расцарапал каменный мост. Звезды падали в неспокойную воду и угасали в ее пенящейся темноте. А те, что опускались на камни, растворялись, оставляя за собой крохотные, как язвы, ожоги холода.       — Давай вернемся, — предложил Оливер, когда звезд стало так много, что они перестали исчезать. С шелестом закрылся блокнот. — Я… я договорился провести для него инсивскую церемонию прощания.       Эри от удивления чуть не полетела вниз со скалы — как звезда.       — А так можно?       — Закона, запрещающего такое, нет, — Оливер поджал ноги и спрятал взгляд. — Но мне уже пригрозили ввести его в ближайшие сроки. Я бы услышал даты, если бы не закашлялся от дыма, который в меня прилетал с каждым словом.       Так вот, что это за ругань была утром. Алистер не считал Ила другом, но принимал его как командира. Логично, что он хотел попрощаться с ним так, как считал нужным — с точки зрения каннора. То есть, никак.       — Спасибо, — Эрика впервые за последние два дня улыбнулась.       — Не стоит, — улыбнулся Оливер в ответ. — Выводить из себя главнокомандующего Каннора — моя работа. И огневику, раз уж он вступил в новую должность, придется к этому привыкнуть.       Эри без интереса выслушала еще несколько фраз о политике и поднялась. Оливер снова попытался накинуть на нее плащ, но, получив отказ, натянул на себя, и они пошли обратно в цитадель. Путь обратно занял больше времени. Может, потому что Эрика не решалась открывать складки в присутствии Оливера, может, потому что ноги сами шли медленнее и оттягивали возвращение.       Как только они ступили под тень каменных стен, Оливер внезапно разговорился. И Эри, еще недавно изнывающей от молчания, захотелось тишины.       — На Канноре нет почти ничего для похорон. Я вчера собрал элементы для ритуала из того, что было. Жаль, цветов не достать… Ками и Дженис сказали, что лучше проводить в лазарете. Без лишних глаз. И оттуда есть выход наружу. Как я понял, единственное в округе место, обустроенное для погребения, в монастыре, но до него далеко. По пути к нему начинается рыхлая земля. Можем выбрать участок там, поближе к лагерю.       Эрика держала губы сомкнутыми, а лицо неподвижным. Она никогда не планировала похорон: родителей не стало, когда она была слишком маленькой, а Сондру так и не отпели, хотя отпустили. Эри никогда не задумывалась, что столкнется с организацией прощания. По крайней мере, так рано. А стоило бы.       Захотелось домой. Обнять бабушку.       Провалиться в мысли не давали еще и солдаты: их с каждой минутой встречалось все больше, как пираний возле раненного зверька. Младшие крутились робко и сбегали после одного взгляда, ребята повзрослее же пытались пробиться с вопросами. Оливер отгонял их резкими «Потом!» и «Эрика сделает заявление позже, ждите», как телохранитель. Эри неосознанно держалась возле его плеча. Она чувствовала, как Оливер борется с желанием приобнять.       Желтокаменные отступали молча, синекаменные — с угрозами передать все командиру. Эри слушала их вполуха. Ноги шли все медленнее. В знакомых коридорах она и вовсе поняла, что остановилась. Оливер остановился тоже.       — Можем отложить, — предложил он.       Эрика мотнула головой. Куда уж откладывать! Эри даст себе слабину раз, другой — и вот хоронить уже придется горстку костей. От таких мыслей пробила дрожь.       — Много людей придет?       — Официально прощания не существует, поэтому никого не отпустили с постов. Ками будет. Может, Дженис пробьется к ней.       Интересно, как много людей планировало пойти, но не смогло из-за политики Каннора? Скольким людям есть дело до одного мертвого солдата? Все наверняка обсуждают Эрику и поход. Не такого внимания Эри хотела. Не такой ценой.       Ками они действительно встретили у входа в лазарет. Она крутилась возле арки, словно не считала себя достойной зайти. На сердце стало полегче — будто от многотонной скалы откололи пару песчинок. Приятно видеть Ками живой и здоровой. В этой круговерти Эри совсем забыла, что над сестрой тоже висела опасность. Сейчас не было Йенца, чтобы спросить, чего он паниковал. До Ками ведь даже Симон не достанет — к людям без магии у него доступа нет.       Рой повернулась на оклик Оливера — и Эрика поняла, о чем говорил Йенц. Может быть, конечно, ей просто кажется. Может, это пройдет. Может, все не настолько ужасно, как видит искаженное горем сознание.       Но Ками выглядела едва ли живей Ила. Белая, как полотно, с резкими тенями и распахнутыми глазами — неживыми, мутными. Даже у Алины глаза больше блестели. Из Ками же словно выжгли душу.       — Привет. На улице были? — она деревянно махнула рукой. Голос не поменялся, но из него тоже пропала жизнь. Эрика словно слушала запись того, какой сестра была когда-то веселой и беззаботной.       Рукав от движения задрался, и Ками резким, нехарактерным для себя движением, его поправила — и посмотрела на Эри, словно проверяла, заметила ли она этот странный жест. Эри заметила. Говорить не стала.       Оливер смахнул влажные катышки с плеча.       — Снег пошел.       — Надо же! Первый снег в этом году, — продолжала играть саму себя Ками.       — На моей памяти, первый за последние несколько лет.       И снова повисла тишина. Рядом с Ками она была не просто невыносимой — она была неправильной до тремора костей. Эрика не могла отделаться от чувства, что сделала что-то непоправимое, причем не сейчас, а уже давно. Прямо как с ложью про лекарство.       Оливер, видимо, тоже не смог стерпеть напряжения и скользнул в лазарет.       — Я проверю еще раз, чтобы не развалился.       — Ты очень хорошо сколотил, не должен, — ответила ему Ками и опустила голову.       Эрика не стала спрашивать, о чем они. Оливер сказал, на Канноре не принято хоронить солдат с почестями. Вряд ли у них есть церемониальные гробы.       Молчать вдвоем было не легче, чем втроем. Ками наверняка боялась задеть неосторожным вопросом, а Эри не могла выцепить из головы хоть одну достойную тему для разговора. Рой всегда начинала щебетать первой. О чем с ней говорить?       Господи, Эрика не знает, о чем говорить, с собственной сестрой!       — Как ты? — наконец выдавила она.       — А ты? — механически хихикнула Ками, не поднимая глаз. — Мы вчера так и не поговорили, тебе стало так плохо. Извини. Я хотела тебя остановить.       — Это ты меня извини. Я слышала, но не останавливалась.       — Ты не должна извиняться, Эри.       Нет, должна. Эри должна упасть перед Ками на колени и вымаливать прощение за каждое неосторожное слово, за каждый взмах руки. За то, что оставила ее здесь, взвалила на плечи слишком много — за то, что Ками под этой тяжестью переломилась.       Она ведь следила за Илом. Была с ним всю ночь. Видела, как он умирал.       Вот откуда эта пустота во взгляде.       — Ты выспалась? — неумело проявила заботу Эрика.       — Я настолько плохо выгляжу, ха-ха? Не переживай, я не устала.       Не выспалась. Скорее всего, даже не ложилась. Или притворилась спящей под пристальным взглядом Дженис, а на деле погрузилась в мысли настолько, что вымотала себя только больше. Эрика прекрасно ее понимала. Только у нее не было Дженис.       — Дженни, кстати, скоро подойдет, — словно почувствовав, сказала Ками. Или просто попыталась сменить тему. — Алистер пытался загнать их на посты, но все инсивы объявили, что у них траур, а потому работать они не собираются. Дженис, конечно, не совсем инсив, но… — она вздохнула и заломила пальцы. — Мне… мне очень жаль, что случилось с Анель.       Эрика только угукнула. Она смотрела на сестру и пыталась отделаться от образа тети перед глазами. Стоит ли рассказать?..       — А как Оливер? — еще тише спросила та.       — Как он может быть? — Эрика глянула на вход в лазарет. Рой тоже повернулась. — Если хочешь, спроси. Ему не помешает поддержка.       Но Ками поникла и дернула ворот, закрывая горло.       — Не думаю, что я хорошая поддержка. Я ужасная поддержка. Мне лучше никого никогда…       Спросить Эри не успела — Ками замотала головой и сделала неопределенный жест, видимо, Оливеру. А после вошла, не поднимая на сестру взгляд. Эрика последовала за ней. Ками бесцветной тенью скользила от стола к задернутому занавесу (тот едва колыхался, потревоженный Оливером) и собирала склянки. Стекло звенело в ее дрожащих руках.       Что-то еще произошло. Что-то, что не просто надломило Ками, а сломало, навечно, непоправимо. Эрика не знала, как спросить. Так что подошла молча, забрала несколько бутыльков из ее побелевших ладоней.       Ками отвернулась — но Эри увидела, что ее лицо стало еще более бледным. Неживым. Как у Сондры после автокатастрофы.       — Тебе правда стоит отдохнуть, — мягко намекнула Эрика и сама удивилась своему ласковому голосу. — Не вини себя ни за что, хорошо? Ты сделала все, что могла. Ты не виновата.       На Ками, хрупкую маленькую Ками, не видавшую боли и страданий, навесили роль лекаря для неизлечимой болезни. А она же мечтательница. Оптимистка. Она непременно загорелась мыслью, что, раз уж в ее любимом кино обреченных вытаскивают с того света, то и она справится. А справляться было задачей Эрики — Ками стоило лишь помочь Илу продержаться до утра. Он продержался. Это Эри опоздала и заявилась через полчаса после рассвета. Ками сделала больше, чем Эрика, и уж точно не должна винить себя за не свою ошибку.       Бутылек с остатками лекарств разлетелся об пол. Ками вздрогнула и зажмурилась, и вниз полетели остальные склянки. Эри перехватила, какие успела, и осторожно подобрала осколки. Ками все это время стояла, не шевелясь, словно так ее бы не заметили, и шептала что-то между шутками и мольбами извинить. Эрика не спрашивала. У Рой нервы изодраны в клочья. Чудо, что она вообще стоит, а не катается по лазарету в истерике.       Эри нашла среди разбросанных по столу кореньев знакомые и вложила сестре в пальцы. Не излечит, так хоть немного успокоит. Ками уставилась на корневища адской магнолии, будто видела их впервые в жизни. Эрика подвела ее к стулу и усадила — пришлось вручную согнуть задеревеневшие коленки.       Нет, не стоит ей идти на прощание. Эри не могла рассчитывать, что сама выдержит церемонию, а уж помочь Ками — и подавно.       — Посиди пока, скоро придет Дженис, она отведет тебя в комнату.       Ками никак не отреагировала и продолжила смотреть на корешки. Эрика хотела бы не сваливать все опять на Джен, остаться, поддержать. Но она не могла смотреть на поблекшие зеленые глаза, на проступившие в этом лице слишком знакомые черты Сондры. Просто не могла. Эрика отвратительная сестра.       Она убедилась, что на полу не осталось осколков, и повернулась к занавесу. Во втором зале скрипела по полу мебель, бормотал что-то Оливер. Эри ощутила себя мужду двух огней.       Между двух мертвых, холодных огней.       Так и замерла — и к Ками не вернулась, и за полог не шагнула.       — Эри, — один из мертвых огней треснул.       Эрика повернулась. Ками подняла глаза — даже словно чуть более яркие.       — Что?       — Ничего, — снова опустила. — Неважно. Извини, что отвлекла. Иди.       На посиневшей от натуги коже расползлись зеленые капли сока из корешков. Эрика прищурилась. Капли закатывались за рукава плаща (давно Ками носит плащ?) и оставляли след на… действительно синей коже. Не от натуги.       Эри в два шага приблизилась к сестре и закатала рукав. Ками успела только пискнуть и тут же включила одну из записанных у прошлой себя тарабарщин:       — Не обращай внимания, ничего серьезного, я сейчас помажу, и все пройдет. Это еще ничего, у ребят тут иногда такие травмы бывают, смотреть страшно, а даже в лазарет не заходят, ха-ха, я им говорила, г-говорила…       — Это откуда?       Эри взяла тонкое запястье, как хрупкую статуэтку. Цветные браслеты выцвели следом за хозяйкой, многие сдвинулись и развязались, обнажив слишком темные, слишком резкие что для прежней, что для посеревшей Ками, полосы.       — Д-да так… неосторожно…       — Не вздумай говорить, что упала, — Эрика сдвинула оставшиеся фенечки и оглядела синяки. — Разве только в расщелину, из которой тебя со всей силы вытаскивали.       Следы от пальцев не напоминали женские. Даже для Эри они были большеваты, что и говорить о Дженис или самой Ками. Нет, хватал определенно мужчина. Но кто? Кто посмел?! На Канноре Ками все любят, среди инсивов тоже врагов быть не должно. У Ками — и враги? Да что она сделала, чтобы их нажить?! Портал? Но за лярами следят, и опять же, рука мужская…       — Я не падала, — вздохнула Ками. Ладонь затряслась. — Это… это Ил.       Эрика отдернула руки, как ошпаренная. Ками перехватила свое запястье, уложила на коленки и принялась поправлять браслеты.       — Извини. Он не со зла, Эри, ты же понимаешь. Он просто… ему было… Ему было так больно. Я подставила руку, думала, ему полегче станет. А он схватился т-так…       Эрика не хотела слушать, но и остановить не могла. А Ками все продолжала говорить, поправлять браслеты и дрожать.       — Я уверена, что он не хотел. Он правда уже н-не… не понимал, что происходит. Он кричал, и кашлял, и кашлял и кричал, и даже крови уже не было. Я знала, что приступы бывают очень сильными, но… в книгах мало о таком, обычно больные не доживали. И в книгах одно, а когда Ила скрутило, я испугалась. До рассвета немного оставалось, почти вся ночь спокойно прошла, он даже поспал, а как светать начало — заметался. Письмо Оливеру написал — и провалился в… в… в этот приступ. Я слышала, как у него сердце колотится, так сильно, я думала, думала, оно не выдержит, оно правда так колотилось!..       Она закрыла глаза неповрежденной рукой. Эрика не знала, что делать. Хотела поддержать, правда хотела, но перед глазами сама собой вставала картинка, как Ила скрутило, как он изгибается на кровати, хватается за все подряд в беспамятстве, только бы удержаться в мире живых. Хоть чуть-чуть продержаться. Хоть еще полчаса.       Ладонь Ками соскользнула на рот, и она сжалась в беззвучном крике. Эрика попыталась погладить ее по плечу, но увидела, как трясется собственная ладонь.       — Мне жаль, — выдавила Ками между тихим, но высоким, разбивающим душу на стеклянные осколки, писком. — Мне жаль! Мне жаль, мне жаль… Мне т-так…       — Не извиняйся, — сипло попросила Эрика и присела. — Ты сделала, что могла, не извиняйся.       — Я не извиняюсь, я не имею права извиняться, Эрика, ты не должна меня прощать, я… я… — Ками перевела на нее глаза, в которых пустота наполнилась искренним, человеческим, полностью осознанным и холодным, как зимняя вода, ужасом. — Я… я его убила.       Эри замотала головой и взяла-таки ее руки в свои.       — Все не так. Ты правда ни в чем не виновата. Тебе нужно отдохнуть.       — Ты не понимаешь, — Ками подалась вперед, и ужас выплеснулся, упал на кожу Эрики густыми каплями. Эри отдернулась. Ками шептала. — Я действительно… если бы не я, он бы дотянул до твоего возвращения, это из-за меня его не стало, я убила его…       Дышать стало тяжело. Но прежде, чем Эрика хоть что-то спросила, ее сбил поток воздуха — ощутимый и наглый поток, наверняка оставивший синяк.       — Не слушай ее.       Невидимка, как-то втиснувшаяся между Эрикой и Ками, соизволила показаться. Но просить прощения за удар и не думала. Как только темная фигура заполнилась красками, Дженис сразу схватила Рой за предплечья и вдернула в объятья. Ками безвольно стерпела этот жест и продолжила смотреть остекленевшими глазами поверх плеча. В ответ не обняла.       Эрика поднялась и громко отряхнулась, чтобы привлечь внимание. Дженис нехотя скосила глаза. Но тут же отвлеклась на то, чтобы погладить выцветшие волосы.       — Сколько можно, ничего ты плохого не сделала! Я кому сказала отдыхать идти? Неделю к лазарету не приближайся!       Ками мыкнула что-то без эмоций. Дженис подержала ее в объятьях еще минуту и отпустила.       — Не слушай, — повернулась к Эрике она, пока Ками старательно натягивала маску счастливой себя и рисовала улыбку. — Она не в себе еще. Та ночь тяжелая выдалась.       Эри разрывало от жалости к сестре и желания узнать правду. Но между Илом и Ками у нее всегда выбор был не в пользу последней.       — Что произошло? — постаралась не давить Эрика, но вопрос все равно вышел резким.       — Ничего. Сейчас все равно ничего не поменяешь.       — Я его убила.       — Заткнись! Никого ты не убивала. А ты, Белуха, иди уже отсюда, и без тебя хреново.       — Я дала ему долорию.       — Ками!..       — Я дала ему долорию! — Ками подскочила и отодвинула уже подорвавшуюся к ней Дженис. В ней промелькнули остатки прежней решимости, как отблеск затухающих в угле огней.       Эрика не сразу вспомнила название.       — Та трава, которой прячут симптомы птичьей болезни?       — Да. Обычное обезболивающее кончилось, а то, что я ему давала, не помогало. Ему только хуже становилось. Я… я знала, что это опасно…       — Да у него бы иначе сердце разорвалось! — рыкнула Дженис и дернула Ками на себя. Та закрыла лицо руками:       — У него и… у него… я все перепутала… я его убила…       Эрика не успела сдержать восклика:       — Он из-за этой травы умер?       — Он бы и так умер, — прострелила ее взглядом невидимка. — Даже если бы Ками дала ему верную дозировку. И она в этом не виновата, ясно тебе? Ты не знаешь, что тут творилось! Любой бы запутался. Не вздумай ее обвинять.       Эрика очень хотела не обвинять. Но это было так просто! Душа требовала виновного, требовала отмщения. Эри посмотрела на сжавшуюся, вздрагивающую Ками, и с усилием разжала кулаки. Как же прав был тогда, давно, Дейр! Человеку в отчаянии не нужна справедливость. Ему нужно ткнуть пальцем на кого-то, кого можно обвинить, чтобы выпустить злобу. Нельзя. Ками ведь действительно не виновата. Пусть и дала траву, которая сделала Илу хуже. Пусть и напутала с дозировками. Пусть и без всего этого Ил бы смог продержаться полчаса и…       Ками выбежала из лазарета — и по лицу Дженис Эрика поняла, что последние мысли произнесла вслух.       Они бросились следом одновременно, но невидимка протиснулась вперед, огрызнулась через плечо и помчалась за Ками по пятам, и эта заминка дала Эри притормозить. Обернуться на лазарет, поколебаться — она вернется через минуту (словно время сейчас хоть что-то значило) — и припустить за Ками.       Нагнать ее оказалось просто — Дженис уже схватила ее поперех живота и держала так, словно Рой планировала по меньшей мере из окна сигануть.       — Прости! — на бегу выпалила Эрика. — Я не то имела в виду, я не виню тебя…       — А надо! — взвизгнула Ками и забилась в кольце рук. — Надо, надо, это я, это все я, я его убила, я его убила, убила, убила!!!       Дженис заткнула ее плечом, и уже через пару секунд Рой обмякла и вернулась к псевдо-живому состоянию: мышцы сдулись, взгляд застекленел, и от мертвеца ее отличала только дрожь. Эрика беспомощно потянулась к ней. Что сказать? Что говорить? Может ли Эри хоть как-то помочь?       Да не может она. Илу не помогла и Ками не поможет!       — Ей надо отдохнуть, — одновременно шепнули Эрика и Дженис. Обменялись понимающими взглядами. Невидимка все еще не лучилась теплом, но Эри почувствовала, что ради благополучия Ками она готова проглотить неприязнь.       Жаль. Они ведь почти поладили. Или это было только во сне?       — Я доведу до комнаты, — предложила Дженис, не сводя глаз.       Эри же смотрела на сестру, тихо поскуливающую в чужих руках. Если есть еще что-то, что Эрика может для нее сделать, чтобы не сломать ее окончательно…       — Давайте я открою переход в Кард, — она глянула на нахмурившуюся невидимку и пояснила. — К ее отцу.       Ками дернула головой и, кажется, хотела что-то сказать, но губы дрожали и выпускали вместо слов недочеканенные звуки. Дженис взяла на себя ответственность. Кивнула.       — Надо забрать вещи.       — Открою переход в жилое крыло, — догадалась Эрика и окинула взглядом коридор. — Только дойдем до подходящей двери.       Дженис подхватила Ками на руки и пошла вперед, с опенульской уверенностью зная, где находится ближайшая дверь. Эрика на этот жест ничего не сказала и пошла следом.       Но далеко они не ушли.       — Так и знал, что встречу тебя здесь.       Алистер вылетел словно из ниоткуда искрящейся дымовой шашкой, от которой начало драть горло и глаза. Эрика машинально отступила, и каннор разделил ее с девчонками. И, судя по обилию жара и стене из дрожащего от него воздуха, сделал это нарочно.       — Алистер, — сквозь зубы выдохнула Эрика вместо приветствия. В опустевшей после разговора с Ками душе разгорелся — вот забавно — огонь презрения.       Огневик тоже на этикет не разменивался.       — Соболезную твоей утрате, рад видеть тебя снова на ногах, — оттарабанил он заученную строчку и вытянул руки, вынуждая Эри еще отступить, чтобы не обжечься. — К делу.       Черта с два он рад, чего и говорить о соболезновании! Эрика выдохнула и попыталась отодвинуть воспоминание о том, как Оливеру пришлось с боем выбивать право на официальное прощание у авитара лагеря. Ах да, уже главнокомандующего.       Эрика знала, что Ил сам назначил его преемником. Но чувство, словно Алистер отобрал его звание, грызло сердце. Словно он издевается. Черный китель и строчка в чертовом Тесте — и Алистер уже пылает от счастья над неживым Илом. Ему даже не плевать. Он доволен.       Правда, довольным огневик не выглядел. И пылал совсем не счастливо, а так же, как давно, на Инсиве, когда встретился с Киром во время операции по спасению.       — Сделай официальное заявление, — приказал он и, дернув глазом, добавил. — Пожалуйста. Не прошу доклада на час — просто пара слов о результатах похода. Пошли. Высшие чины на низком старте со вчерашнего утра, соберутся за минуту.       Он схватил было Эрику за руку, но то ли не посчитал это уместным, либо вспомнил о снопах искр, вырывающихся между пальцев, и просто махнул. Эрика не сдвинулась с места. Только с Дженис взглядами перекинулась — отношение к огневику они разделяли.       — Ну что не так? — испустил столп дыма Алистер.       — У меня дела, — коротко ответила Эри. Презрение спрятать оказалось сложнее, чем казалось.       — Дела можно отложить.       — Нельзя.       — Можно! Похороны эти ваши никуда не убегут. Ребята ждать не будут, а Карви может и…       — Пусть твои ребята ждут! — Эрика скрипнула зубами и понизила голос. — Все равно после заявления вы меня так просто не отпустите.       Алистер расслышал последние слова, ругнулся на лайтовском диалекте и растянул губы в неестественную, зубастую улыбку:       — Хорош-ш-шо, — он растянул слово со звуком, похожим на шипение масла на раскаленном чугуне. — Сделаешь заявление, когда посчитаешь нас достойными твоего внимания. Просто выдай лекарство — или рецепт, что ты там притащила. На Инсиве десяток солдат ждут помощи. И вот они — уж при всем желании — ждать не смогут.       Будь у Эрики в руке нож, она вонзила бы его в эту лживую рожу по самую рукоять. Но за ножом надо тянуться в карман. И этого времени достаточно, чтобы Эри одумалась. Убивать единственного оставшегося командира трех лагерей — идея провальная. Как бы ни хотелось вколотить ему свою боль в самое нутро.       Но ничего. У Эрики есть оружие поострее ножа. Хотел лекарство? Хотел?! Так получай!!!       — Рецепт? Рецепт очень простой! — Эри схватила его за лацканы плаща и сунулась лицом прямо в едкое облако магического дыма. — Птичья болезнь поражает только магов. И чтобы она исчезла, от магии надо отказаться! Вот единственное спасение. Устроит твоих солдат такое лекарство?!       Эрика, кашляя, отпихнула огневика от себя. Алистер покачнулся и покрылся тлеющими искрами с головы до пят. Эри приготовилась к крику — давай, нападай в ответ, готова! Но он только, щурясь от жара, вгляделся в человека перед собой. Задержался взглядом на шее — и замотал головой.       — Ты не в себе, — отступил Алистер, запнувшись о край плаща. Он посмотрел на Дженис и встрепенувшуюся от шума Ками, не нашел в них поддержки и снова замотал головой. — Окончательно чокнулась там на Проминате. Как успокоишься, придешь и расскажешь нормально. Сумасшедшая.       И исчез так же быстро, как появился. Эрика кашлянула ему вслед. Все верно! С Промината в своем уме не возвращаются! Особенно когда по возвращению их ждут только равнодушие и смерть!       Подступающую истерику сбили осторожные шаги: Дженис, поддерживая вставшую на ноги Ками, подошла на место огневика (на полу осталось черное пятно).       — Это правда? — тихо спросила она.       Эрика встретилась с зелеными глазами сестры и кивнула. Ками моргнула:       — Ты поэтому, когда прибежала, просила его…       Эрика снова кивнула и отвернулась:       — Отречься от дара, да. Не знаю, насколько сильно бы помогло, но, в теории, это должно было остановить развитие болезни. Позволило выиграть немного… времени.       — В теории?       Эрика сухо пересказала то, что узнала от тети. О самой встрече она, подумав, тоже рассказала. Без лишних деталей — вроде описания смерти или роли повелительницы тумана. Просто упомянула, что Сондра никогда не желала дочери зла, помнила о ней даже в посмертии, а теперь же обрела покой в окружении друзей и семьи. Ками слабо улыбнулась, а из ее глаз на мгновение, но все же пропала безнадежная темнота.       Так же без изысков она упомянула о Симоне и о том, что избавилась от камня, чтобы сбежать от него. На душе стало прогоркло-пусто от пришедшей на ум мысли. Им не хватило полчаса. А значит, когда Симон выменивал ее слово на его жизнь, Ила уже не было в живых.       Хоть что-то вообще имело значение по итогу?..       — Как все сложно, — вздохнула Ками и облокотилась на Дженис. Джен погладила ее по набитой информацией голове. — Но многое совпадает.       — Да? — удивилась невидимка.       Эрику не отпускало чувство, что сестренка должна сейчас крутиться по коридору, как заведенная. Но механизм сломался, и вместо неугомонной юлы они получили редкие щелчки заводного ключика в пустом замке.       — Мгм. На Проминате проводили эксперименты с магией. Оттуда и чайная бумага, и ее свойства. Она связана с туманом, поэтому информация в ней тоже меняется. Помнишь, я говорила, что ее кто-то перепрограммирует? Вот, Ливирра — главный хакер, — она хихикнула, но без света в глазах. Ками коснулась ворота и посмотрела на обеих своих близких. — Удобно вышло, знаете? Ну, с моей магией.       Дженис со всей серьезностью кивнула, и Ками, выдохшись, опустила голову на ее плечо. Эрика прокрутила в голове слова, которые у всех резали языки. Если бы Ил потерял магию раньше, все бы вышло иначе.       А ведь он однажды чуть не… Эри распахнула рот и уставилась перед собой. Догадки и идеи обрушились на нее такой лавиной, что заслонили взгляд — и она не сразу заметила движение Дженис.       — Погоди! — Ками дернула ее за рукав, но недостаточно сильно, чтобы отнять руку от груди. Да и в голосе не было страха, только легкое недоумение. — Необязательно же сейчас.       Но Дженис впервые оставила слова Ками без внимания и продолжила шептать. Рыжий амулет разгорался сильнее. Джен посмотрела прямо на Эрику, без сомнений, и камень вспыхнул в последний раз.       Уже-не-невидимка опустила руку.       Эри приподняла брови, ожидая пояснений. Ками права: ни к чему такая спешка. Даже если она заразилась, пара часов бы погоды не сделали, а подобные решения с бухты-барахты не принимаются. Да и разве не хотела Джен отправиться на Недивины вместе с Рой?       — Ты не сумасшедшая, — сказала Дженис, глядя на Эрику. — Я тебе верю. И хочу, чтобы мой пример помог и другим поверить, — она не выдержала и отвернулась. Щеки запунцовели, и девчонка теперь никак не могла это скрыть. — И не смотри так! Я знаю, какие у нас тут все бараны. Им спасение на блюдечке — а они за ножи. Тяжело тебе придется, толпе объяснять.       Ками коротко ее поцеловала и тоже вздохнула.       — Это правда, Эри. Отказаться от магии — это серьезно. Может, кто-то и согласится, как Дженис. Но многие взбунтуются. Вон, как Алистер вспылил! Так и до очередной войны недалеко. А если у половины будет магия, а у половины нет… — она прижалась к плечу Джен. — Ой-ей.       — Да уж, «ой-ей», — поджала губы Эрика.       А в сумасшедшей голове уже метались мысли. Эри обернулась. Сердце разбилось и осталось там, в лазарете — только оплакать и хоронить. Но у Эрики остался разум. Холодный, жестокий, но талантливый разум, порождающий такие же холодные, жестокие — и действенные — идеи.       Она посмотрела на девчонок — Ками и Дженис. Повернулась к арке — в лазарете, около Ила, ждал Оливер. Эрика улыбнулась, но в душе с болью истлевали сомнения.       Разве ей есть, что терять?       — Я скоро вернусь, — сказала она вздрогнувшим от ее вида девочкам. — Идите в комнату, соберите вещи. И лучше не выходите, пока я не приду. Тогда я перенесу вас в Кард.       И тело, обожженное взвившимися планом и магией, как костром и лентой, двинулось по коридору.       — Эй, ты куда? — крикнула в спину Дженис.       — В монастырь. Говорю же, скоро вернусь, — Эри на ходу повернула голову. — Позаботься о ней.       Джен считала настроение и молча потащила ничего не понимающую Ками к лестницам. Эрика не сомневалась, что к моменту, когда она осуществит задуманное, обе будут в безопасности. Конечно, они и без того уже в безопасности…       Как и Оливер. Как и Ил.       Эри захохотала так, что грудь заболела, но не остановилась. Ноги несли ее по тому же пути, по которому они шли давно — господи, как же давно! — когда отправлялись на спасение Кира. Удивительно, как ее — ну явно же — повредившийся рассудок вытащил нужный проход из глубин памяти!       Она не соврала. Она действительно пойдет в монастырь. Но сперва ей нужно сделать нечто настолько отвратительное и бесчеловечное, что после такого только грехи и замаливать!       Нужная дверь, похожая на дверь инсивских темниц, была все там же, целехонькая. Эри, все еще посмеиваясь, схватила холодные ручки — ха-ха, холодные руки — и открыла переход. Инсив ударил по лицу спертым душным воздухом. Эрика распахнула створки пошире и ступила в темный проем.       Пришлось поплутать — с Алистером они тогда прошли прилично. Прутья трудяги-инсивы починили, а вот на очистку сил не хватило, и Эрика шлепала по липкому полу, раскидывая полусгнившие тушки и перья. О тишине она не беспокоилась. Наоборот, чем громче, тем лучше!       Пара ударов — и заделанная брешь удивительно легко открылась вновь. Эри могла бы открыть ее более прилично — но зачем! Ломай! Вырывай с корнем! Ей больше нечего терять! Ей больше нечем дорожить!       Ласточки заметили ее приближение издалека, и когда Эрика появилась в их темной обители, уже тревожно пищали. Эри бесцеремонно отодрала одну из жердей и замахнулась на ряд перепуганных птиц. Они взлетели и закружились, все еще не уверенные в мотивах странного человека.       Эрике стало страшно весело от мысли, что Симон может видеть мир через глаза ласточек, и забегала по птичнику, задорно хохоча. И плевать, что тут темно, хоть глаз коли. Пусть видит! Что, не думал, что Эрика на такое решится? А она говорила!       — Летите! — Эри размахивала палкой и гнала птиц к выходу, топала, хлопала, кричала. — Давайте, давайте, свобода! Я опенул! Я вас освободила! Летите, куда хотите!       Ласточки поняли, что от них хотят, и запищали с большим энтузиазмом. Их черные тела пулями разрезали мрак и мчались туда, где поблескивали огни. Каннорские через переход и инсивские дальше по коридору. Хлопанье крыльев заглушило смех; птицы врезались в стены, деревяшки и двери. Огни гасли за черными перьями.       — Прощайте, волшебные искорки! — задыхаясь, завопила Эрика и отшвырнула жердь.       Последние птицы сорвались с мест и вырвались на свободу. Эри пошла за их длинными черными хвостами, ноги чуть-чуть дрожали, и она покачивалась. Вдалеке, среди писка и шелеста, она расслышала топот, крики, стук мечей. Не поймешь даже, на каком острове. Вот оно! Истинное единение! Лекарство для одного острова? Лекарство для всей земли Лайтов!       Эрика дошла до распахнутого перехода, когда в инсивские подвалы хлынули местные солдаты. Они закрывались руками и магией, тряслись от ужаса и озирались. Эри великодушно притормозила, чтобы они заметили виновницу торжества.       Несколько пар глаз впились в нее, Эрика не почувствовала боли. Она не знала, как выглядит со стороны, но солдаты — как там Оливер говорил? лучшие из лучших? — смотрели на нее, как на чуму во плоти. На какую-то бескаменную девчонку!       Просчитался ты, Симон! К ней прислушаются. Пускай и сквозь страх и ненависть!       Над головой пролетали ласточки. Часть устремилась на Каннор, растекаясь черной кляксой по широким проходам, другая осталась на Инсиве и уже взвивалась вихрем по узким лестницам. Последние оплоты безопасности, два сильнейших лагеря, через пару минут потонут в панике и бессилии. Десятки заразятся. Сотни! Все! У них просто не будет выбора. Эрика заулыбалась прямо перед обреченными солдатами.       — У вас не будет выбора! — крикнула она, заглушая свист посланников смерти. — Хотите жить — отрекитесь от магии! Иначе болезнь сожрет вас, как… как…       Улыбка слетела, и Эри враз забыла об учиненном хаосе.       — Монастырь…       Она перепрыгнула на Каннор, где эхо уже разносило истерические приказы и удары сапог по камням, и бросилась к выходу из лагеря.