***
Маргарет Митчелл с достоинством встретила очередных гостей. Подростки из Детективного агентства ушли несколькими часами ранее, что позволило леди привести себя в порядок. Девушка считала, что даже такие короткие волосы, как у нее, требовали правильной укладки. К своему внешнему виду она всегда относилась довольно щепетильно. Представитель ее фамилии должен блистать в любом положении. Поэтому трудно было сказать, что стоящая перед Фицджеральдом и Олкотт леди только вчера была на грани жизни и смерти. — Приветствую вас. — Маргарет, — улыбнулся Френсис. Его голос всегда смягчался, когда он говорил со своими подчиненными. — Тебе оказали достаточный уход для премиум класса? Сейчас возникли временные сложности с «Гильдией». Из-за поражения Агентству и Мафии основной состав распался. Предлагаю тебе возобновить наше соглашение и вновь присоединиться. — Что же случилось с мистером Готорном? — вопрос прозвучал равнодушно, как само собой разумеющееся. — Он покинул организацию, когда пришел в себя. Маргарет сумела скрыть порывистый вздох. Защищая его во время битвы с мафиози, Митчелл без раздумий бросилась наперерез лентам Расемона. Она могла бесконечно рассуждать, что поступила так исключительно ради сохранения чести своей семьи и выполнения соглашения, но это оставалось лишь поводом. Причина была достаточно прозаичной, чтобы скрывать ее даже от самой себя. Натаниэль Готорн сумел прочно засесть в ее сердце. — Я подумаю над вашим предложением. Сейчас же прошу меня простить. — Конечно, — улыбнулся бывшему сотруднику Фицджеральд. Луиза тихо ойкнула и стала перебирать бумаги. Видимо, далеко не во всех планах она учитывала отказ.***
Поездка вымотала Александру. Она не спрашивала, зачем им лететь из Лондона в Токио, а из него в Йокогаму. Радость от понимания, что очередное путешествие она проведет не с повязкой на глазах, Блок старалась показывать не так явно. Впрочем, никто к ней особого интереса не проявлял. Всю дорогу Достоевский работал на компьютере, а его подчиненные старались ему не мешать. Александра прониклась общей атмосферой и вела себя тише воды. Где-то глубоко внутри она надеялась, что такой занятой человек про нее просто забудет. Проведя почти четырнадцать часов в самолете буквально сидя перед Достоевским, Блок старательно запоминала информацию. Почти все время она пребывала в подобии транса, прекращая действие способности, только чтобы согреться и собраться с силами. Александра была готова благодарить всех богов, что не ошиблась во время переговоров с Агатой. Увиденное четко давало понять, что Достоевским не был ни педофилом, ни садистом, да и особой жестокостью к окружающим не отличался. Он никогда не упивался чужой болью и страданиями. Ему было абсолютно все равно на других. Блок считала, что даже пренебрежение лучше, чем любовь того же Иосифа. В Йокогаму они прибыли во второй половине дня. Рядом не оказалось часов, но Александра четко запомнила перевалившее за полдень солнце, да толпу народа, куда-то спешащую по улицам. С вертолетной площадки открывался прекрасный вид. Блок даже никто не отдернул, когда она подошла к краю крыши, чтобы лучше рассмотреть происходящее внизу. Ветер растрепал и так не очень аккуратную прическу, на что Александра не обратила никакого внимания. Она старалась прочувствовать хоть такую свободу. Впервые за три месяца ее лицо озарила счастливая улыбка. Дорогу до штаб-квартиры Блок даже не пыталась запомнить. Это было бесполезно и неоправданно сложно. Город ей был в любом случае не знаком. Из поездки на автомобиле Александра лишь осознала, что живой ее точно не отпустят, так как никто не озаботился сокрытием маршрута. Вот только данная догадка не взволновала ее. Не то чтобы Блок не ценила свою жизнь, но богатый опыт ясно подсказывал, что смерть — это еще не худший вариант. Оставалось лишь наслаждаться мягким сиденьем и видом на бесконечную пробку. — Что делает твоя способность? Достоевский впервые заговорил с ней только в конечной точке их путешествия. Пустынные коридоры немного пугали Александру, но провожатый оставался невозмутимым. Учитывая количество встреченных сотрудников и общий интерьер, Блок предположила, что филиал «Крыс мертвого дома» в Йокогаме несильно развит. Вообще, по честно подсмотренным документам Александра поняла, что хоть данная организация и считалась лучшей в мире в своей сфере, но встречалась с сильнейшим сопротивлением и ненавистью. В России за законом следили члены «Жандарма», в Америке на рынке прижимала «Гильдия», Европу почти монополизировал «Орден Часовой башни», Азия пестрила мелкими группировками вроде Портовой мафии. — Я могу по лицам людей читать их прошлое, — скрывать свой дар было глупо, умному человеку не составит труда сопоставить все факты, коих достаточно. — То есть не совсем читать, а… ощущать? Я как-бы проживаю часть чужой жизни, но так, если бы я просто находилась рядом и была свидетелем этих событий. — Ты ведь использовала свою способность на Осаму Дазае. — Мм, да, — не стала отрицать очевидного Александра. Она понимала, что если сейчас ответит, то буквально подпишет соглашение на вступление в организацию Достоевского. К счастью, у нее было достаточно времени, чтобы взвесить все. Теперь Блок поняла, почему этот разговор начался так поздно. — Осаму Дазай сейчас член «Вооруженного Детективного Агентства», до восемнадцати он состоял в «Портовой мафии» Йокогамы. Сейчас ему двадцать два. Он эспер. Его способность «Неполноценный человек», она позволяет нейтрализовать любую другую способность. Когда он был в мафии, его учеником был Акутагава Рюноске, которого Дазай нещадно бил и над которым издевался. Он хорошо контролирует пульс и с помощью него передавал приказы своей команде. Программиста, что мониторил, зовут Катай Таяма. Достоевский свернул в комнату, и они зашли на кухню. Он никак не отреагировал на конец рассказа. Александра не решилась что-либо спрашивать и лишь внимательно осматривалась, пока Федор искал что-то в ящике. Помещение было не очень большим, и отсутствующие окна это лишь подчеркивали. Вдоль одной стены стоял холодильник, плита и шкаф, а все остальное пространство занимал стол, за которым едва поместилось бы четверо. Все было чисто, но, судя по пустым поверхностям, где не стояло даже солонки, комната особым спросом не пользовалась. Когда Достоевский присел за стол, Александра смогла заметить, что все это время он ставил чайник. Она пыталась зацепиться за еще какую-нибудь деталь, чтобы отвлечься, но чувствовать на себе спокойный изучающий взгляд было неприятно, и Блок повернулась к Федору. Тот дождался, пока девочка сядет напротив, и начал то, что она давно ждала и опасалась одновременно — объяснения. — Проведя столько времени рядом, ты могла узнать критическое количество информации. Нельзя допустить, чтобы она попала к моим врагам. У меня есть предложение. Ты можешь помочь мне очистить этот мир, или стать свободной. Александра неосознанно подтянула к груди одну из коленок. Обхватив ее руками, она задумчиво нахмурилась. Ее определенно пугал этот человек. Он спас ее тогда из тюрьмы, потом выкупил у Агаты, а сейчас был готов убить за отказ. И ведь, насколько поняла Александра, для Достоевского это было очередным жестом доброй воли. Он не был садистом и убивал не ради удовольствия. Федор просто следовал за одному ему ведомой целью. Однако Блок никогда не умела слепо подчиняться. Она не раз получила за это удары от жизни, но Александра не хотела, чтобы у нее отняли еще и принципы. Смерть — это не самое худшее, что может случиться с человеком. — Что именно вы имеете в виду под «очистить мир»? — Люди по своей природе делятся на «обычных» и «способных». Для первых пишется закон, которому они должны следовать. Если кто-то из этой категории совершит преступление, то в первую очередь навредит себе. Психика их слаба и неспособна вынести муки совести. Идти против устоев, брать свою и чужие судьбы в руки, вести общество к прогрессу могут только люди способные, те, кому чужды душевные терзания, те, кто понимает важность своих деяний. Именно такой человек может переступить иные препятствия, если исполнение его идеи того потребует. Вот только для большинства наш мир делится на обыкновенных людей и эсперов. — Но не каждый «обычный» — обыкновенный, а «способный» — эспер? — начала понимать общую идею Александра. — Скорее всего, они перемешаны хаотично. Но в чем проблема? — Блок даже на секунду забыла, в каком положении находится, и не успела вовремя прикусить язык. — Для того чтобы человечество развивалось, «способные» должны быть в состоянии что-либо делать. Не только желание и намерение, но и возможность, — голос Федора оставался спокойным, но необыкновенная для него словоохотливость выдавала нешуточный интерес к этой теме. — И эсперы своей силой перекрывают «способных» из обыкновенных. Получается, вы хотите избавить мир от этого препятствия, — девочка видела, что Достоевскому нравится, когда она правильно подхватывает мысль. — Но ведь убийством ничего не решится. Одаренные не перестанут рождаться. — Конечно, — усмехнулся Федор. Александра отметила, что, несмотря ни на что, улыбка у этого человека была действительно приятной. Наверное, потому что искренняя. — Был зафиксирован не один случай, когда дар отделялся от носителя. — А если что-то случилось однажды, то это возможно повторить. Тогда, создав мир без эсперов, все будут равны и «способные» будут… хм, способны действовать, — задумчиво протянула девочка. — Я думаю, что склоняюсь к первому варианту. Услышав что-то за спиной, Блок сначала дернулась и лишь спустя несколько мгновений поняла, что ей сейчас ничего не угрожает. Вошедший человек вежливо поклонился и сразу направился к закипевшему чайнику. Он никак не отреагировал на Александру, и та была не до конца уверена, что ее вообще заметили. Даже секунды для рассмотрения его лица хватило, чтобы отрешенная улыбка въелась в память, а пустые, затуманенные глаза могут ее теперь преследовать в кошмарах. Голова его была перебинтована, однако Блок видела длинные светло-голубые волосы под повязкой, поэтому не совсем поняла практический смысл этого. — Александра, это Иван Гончаров. По всем вопросам можешь обращаться к нему, — представил нового человека Достоевский. — Иван, это Александра Блок. Она входит в пятую категорию гостей. Ответа от странного человека в бинтах не последовало, но мысли Александры были довольно далеки от этого. Аккуратно покосившись на спокойного Федора, она использовала способность. Находить нужную информацию в ворохе бесполезной было не самой легкой задачей, но опыт брал свое. Всего пара мгновений, чтобы сформулировать запрос, чуть больше времени, чтобы прочитать только что написанный собственноручно Достоевским документ, и прерваться до того, как окоченеть до смерти. В пятую категорию, как поняла девочка, попадали что-то вроде политических заложников. То есть относиться к ней будут максимально корректно, но попытка побега пресекается самым простым способом. Живой ее никто не отпустит. Очнувшись от чужой истории, Блок наткнулась на холодный взгляд Федора. Ее способность не доставляла людям какого-либо дискомфорта, но Достоевский, видимо, понимал, когда Александра использовала свой дар благодаря наблюдательности. Девочка решила, что этому человеку вряд ли нравится, что она беспрепятственно лазает по воспоминаниям, и сжалась еще сильнее. Блок попыталась на что-нибудь отвлечься, но комната была абсолютно серой, поэтому внимание все равно привлекали исключительно люди. Гончаров как раз обернулся, и Александра смогла вновь лицезреть безумную улыбку. Она даже не сразу обратила внимание на кружки в его руках. — Федор Достоевский, — поставил Иван первую чашку. Его голос был переполнен восхищением, отчего Александра рефлекторно попыталась отодвинуться. — Александра. Обслужив сидящих, он отошел в угол с неменяющимся выражением лица. Девочка с подозрением уставилась на предложенное угощение, когда как Достоевский уже опробовал напиток. На мгновение прикрытые глаза позволили Блок удостовериться, что Федор отнюдь не лишен чувств и, по крайней мере, наслаждение он способен испытывать. — А мне?! — раздался обиженный голос. От внезапного появления светловолосого юноши в центре кухни вздрогнул даже Достоевский. Александру же от падения спасла только массивность стула, на котором она сидела. Ее веса и рывка просто не хватило, чтобы перевернуть мебель. Новоприбывший же, словно не замечая реакцию окружающих, потянул свои руки к чайнику. Буквально за секунду до того, как он коснулся бы раскаленного железа, его перехватил рядом стоящий Гончаров. — Пусти меня, Ваня! — возмутился молодой человек. Мужчина отошел. — Вау, работает. Подпрыгни! — Гончаров послушался. — Федя, смотри, теперь я умею управлять твоим големом! — восторженно обернулся он к Достоевскому и впервые заметил еще одного присутствующего. — Ох, прошу прощения, госпожа. Меня зовут Николай Гоголь, и я рад видеть вас в нашем обществе. Вы как луч света в этом темном царстве, поэтому прошу, даже умоляю, зовите меня просто Колей. — Саша, — выдавила из себя Блок. — Как давно ты заметил нехарактерное для себя поведение? — спросил Достоевский Гончарова, напрочь игнорируя появившегося Николая. — В первый раз — сейчас. — Какие были важные события до настоящего момента? В обратном порядке. Александра краем глаза заметила, что Гоголь поджал губы и провел пальцем по щеке, изображая падающую слезинку. Учитывая внимательность Федора, скорее всего, представление отводилось именно ему, но тот был явно занят. Заметив внимание девочки, Николай тут же задорно улыбнулся и занял один из стульев. Положив на его спинку голову, он стал наблюдать за разворачивающимися событиями. — Александра, — спокойно обратился к ней Достоевский, и Блок поняла, что слишком сильно задумалась. — Три часа назад Иван был на встрече с одной из организаций. Мне нужно, чтобы ты четко описала все, что там происходило. Девочка кивнула и внимательно всмотрелась в чужое лицо. Картина происходившего встала перед ней. Говорить по собственной воле было легче, поэтому описание выходило более подробное. Встречная сторона представлялась двумя людьми, но говорил только впередистоящий. Второй предпочел скрываться, и разглядеть его не удалось. Александра сначала постаралась описать внешние признаки переговорщика, но кроме каких-то основ вроде черного ежика волос, темных глаз, высокого роста и очков, он для нее ничем не выделялся. Блок не знала, как описывать лицо и чем отличается орлиный нос от носа-картошки, поэтому чувствовала себя не очень полезной. Правда, прислушавшись к его речи, она смогла отметить американский акцент, о котором неуверенно и поведала Федору. Пытаясь подметить еще какие-нибудь детали, Александра не обратила внимания на немеющие руки. — Достаточно. Какой-то посторонний голос пытался что-то сообщить, но Блок это уже не касалось. Изображение сменилось, и она смогла любоваться детской игрой. Веселый голубоволосый мальчик бежал по поляне, а за ним молодая девушка, не перестающая звать того по имени. Через мгновение она уже видела операционную и стоящих рядом людей. Вот один из них в забавной шапке сказал что-то приободряющее перед тем, как его вывели врачи. Другой, с шрамом на глазу, встревоженно хмурился. Картина не желала задерживаться, и Александра стала наблюдать за рыдающей женщиной что тянет руки к человеку с забинтованной головой. Ей никто не ответил на объятия, и человек со шрамом вывел ее из палаты. Способность оборвалась внезапно. Просто объект изучения отвернулся. Дыхание Александры перехватило, и она почувствовала болезненный спазм, сковавший горло. Руки едва двигались от холода. Леденящие ощущения паутиной пронизывали Блок, но она смогла заставить себя взять кружку. Отмороженные пальцы не почувствовали абсолютно ничего, и только зрительный контакт продолжал помогать управлять своими конечностями. Девочка не сразу смогла оторвать чашку от губ, хотя напиток там закончился после первых глотков. Чуть расслабившиеся плечи стала бить крупная дрожь. Александра почувствовала вкус чая только на четвертой кружке, кто-то старательно подливал ей. Блок знала, что отогревшиеся губы кривятся от горького привкуса напитка, но не могла с этим ничего поделать. Сидящий перед ней Гоголь с чайником понимающе улыбнулся и, подмигнув шрамированным глазом, просунул руку сквозь свой плащ, чтобы достать сахарницу. Александра уронила в кружку пару кубиков и удивленно оглядела опустевшую комнату. — Они ушли, — пояснил Николай. — Там Федя сказал, что-то про эспера Айзека Азимова, обматерил его последними словами, ну или как умеет, и пошел с кем-то договариваться о встрече, чтобы снять вредную способность с нашего дорогого Вани. Представляешь, тот брюнет, которого ты старательно описывала, да так что почти окочурилась, русский американец! Или американский русский? — замер на мгновение он. — Впрочем, не суть дела. В общем, он что-то использовал, и Ваня меня слушался. Думаю, найти этого Ньютона, чтобы спросить такой полезный рецептик, а заодно и поздравить. — Напрашивающееся в данной ситуации «с чем?» он так и не дождался, что его ничуть не смутило, — с премией Дарвина, конечно! Нападать на местного голема — это еще додуматься надо. Не то чтобы представители этой организации хоть кого-то прощали, но тут замешаны еще и личные отношения одного молодого человека. Ты представляешь, что Федя придумает для него? Наверняка, что-нибудь особенное! Надеюсь, и меня пригласит! Он вообще довольно оригинальный, знаешь. Повезло тебе с боссом. Ну, или кто он тебе? Парень? — Интересно, что тебя беспокоит мое семейное положение, но Александре четырнадцать. Здравствуй, Николай. Не ожидал тебя сегодня увидеть. — Федя! — радостно повернулся к вошедшему Николай. — Представляешь, сижу, думаю, а не зайти ли мне к старому другу? Вот и пришел. А насчет возраста не беспокойся. Пять лет — это так, смехотворная разница.