Ассорти

Барбатос прибыл в земли Ли Юэ на рассвете. Осмотрел глазами бескрайнюю процветающую землю, испещренную скалами и водами. Хмыкнул, потирая руками поверхность лиры. Ему здесь нравилось. Ли Юэ полностью отражало своего создателя — красота этих земель могла лишь посоперничать с её диковинками, а спокойствие и безмятежность растягивались на многие мили вперед. Моракс тоже был таким — экзотическим, древним, притягательным. Его скрытая, врождённая галантность и острота ума сводили с ума. Ветер с его сильными потоками подняли хрупкую фигуру Анемо Архонта ввысь — он несколько раз плавно взмахнул крыльями, выравнивая свой полет. Капюшон лишь чудом не слетел, и тонкая рука, покрытая мерцающими отметинами, придержала белую ткань. С утра было холодно. Солнце лишь начинало свой восход, и тем прекраснее была открывающаяся перед ним картина. Где-то внутри, где находится его сердце бога, что-то жалостливо кольнуло, вызывая ностальгию. Внутри невероятно приятным образом разливалось зарождающееся спокойствие. Улыбка сама собой лезла на внешне кажущееся юным лицо, и, Барбатос, не сдержавшись, коротко хихикнул. Сделал несколько небольших кругов, пропуская сквозь перья и тело холодные порывы, чтобы ощутить прелесть нового дня. Он ведь любит все новое. Всё, что отражает свободу или любой другой намек на это слово. Правда, была одна старая вещь, которая ему безумно нравилась, хоть Анемо Архонта и не тянуло на старенькие реликвии с драгоценностями. Скажем, наверное, сыграл тот факт, что эта вещь была родом из Ли Юэ? Он пролетел чуть вперёд, огибая высокие скалы и ветряные потоки, юрко перебрал руками, когда решил остановиться на небольшой, залитой солнцем, полянке. Расцветающие на нем белые цветки Цин Синь были воистину прекрасны, с их маленькими бутонами и крошечными лепестками. — Раз уж я здесь, то почему бы не почтить память старого друга? — пальцы Барбатоса умело перебрали цветки, ладонями очерчивая их верхушки. Конечно же, он не мог заявиться с пустыми руками. Вино, пряности или спелые фрукты — это то, что Барбатос обычно приносил с травяных лугов и полей своего Мондштадта. И это было чем-то вроде даров, которыми Анемо Архонт выказывал свое расположение. Заинтересованность. Когда подарок нравился Мораксу, то он, окрыленный счастьем, трепетал крылышками от основания и до кончиков, весело перебирал пальчиками на лире, исполняя лучшие свои баллады. Когда же Моракс противился его вниманию — дулся и топал ножкой, но в конечном итоге устраивал бурю, не совладав с собственными эмоциями. И тогда казалось, что если Барбатос плачет, то и небо — тоже. Рекс Ляпис всегда трепал макушку божества и тихо приговаривал — в следующий раз. — В следующий раз… — беспокойно прошептал Барбатос, оканчивая собирать небольшой букет из цветов. Он знал, что тот самый следующий раз так и не наступил. Их разлучили годы, столетия и непрекращаемые войны. Сон, который его пленил, забрал непозволительно много времени. Букет — словно бы извинения. Прости и... Привет? Прости и «как дела»? Или, быть может, у тебя сменилась прическа? Лицо Моракса казалось таким далёким и одновременно таким родным. Ровные черты лица, мудрые глаза, тонкие сомкнутые губы, обрамленные тёмными, как каштан, волосами. Его рыжина на кончиках, кстати, была безумно милой. Анемо Архонт прижимает букет к груди, вдыхает их запах. Прелестно. — Надеюсь, ты поймёшь, мой старый друг, — и пока он не добрался до его статуи, можно позволить себе слабость. Можно позволить себе быть собой — без всей этой колкости, издевок и шуток, которых, тем не менее, все это время безумно не хватало. Только сейчас он сможет погрустить об отнятом у него времени, которое он мог бы посвятить Рекс Ляпису. Грусть эта отдаёт ядовитым жалом где-то внутри и мир ненадолго переворачивается. У края глаз скапливаются мелкие слезинки. — Я скучаю.

***

Статую искать пришлось долго, и спустя четыре часа утомительных поисков, он все же обнаружил одну из них на вершине горы. Убедился, что один, что не столкнётся с паломниками, возжелавшими одарить своего доброго Архонта. Солнце поднялось высоко и теперь светило ровно на статую — на выделанную из гладкого камня фигуру Моракса. Улыбка появилась сама собой. Казалось, что камень сейчас оживёт, что ветер встрепенет складки одежды, которые искуснейший архитектор подарил одеянию бога. Но этого не произошло. И сколь бы долго Барбатос ни таращился на неё, она так и не улыбнулась ему в ответ. Разочарования не было, скорее, где-то внутри плавал небольшой осадок, море безмятежности и счастья с лихвой перекрывали этот незначительный укол собственного эго. Он положил цветы у подножия, ко множеству другим букетам и цветам. Засыхающие стебли и лепестки других, шикарно составленных в общую композицию, цветов, даже сейчас выглядели превосходно. Анемо Архонт расстроился бы, но вместо этого сложил ладони в молитве, и, как и подобает, после подношения попросил Гео Архонта об исполнении своего желания. — Хочу встретиться с Мораксом, хочу встретится с Мораксом, хочу встретится с Мораксом, — на всякий случай даже три раза повторил, надеясь на магическую силу этой цифры. Статуя молчала, смотрела на свой куб в руке. Венти взглянул на неё, несколько раз взмахнул крыльями, поднимаясь в воздух. Оказался на одном уровне с телом Гео Архонта и подлетел ближе. Статуя оказалась приятной на ощупь. Барбатос шумно вздохнул, провел ладонью по гладкой поверхности щеки, пальцами оцарапал очертания губ. Статуя была прохладной, несмотря на палящее во всю солнце. Сверху воздух был разрежен и даже его тёплые потоки казались холодной вьюгой. Но Моракс не такой. Он тёплый и мягкий, словно бы был сотворен человеком. Его мерцающие в ночи руки были испещрены рисунками и фигурами, что протягивались и продолжались на спине и груди. Он помнит тот момент, когда часть одежды сползла вниз, оголяя шею и грудь. Рисунки были завораживающими. Гео Архонт был подобен солнцу, и Барбатос любил купаться в лучах светила, что дарило свои лучи всем, без разбору. Анемо Архонт приспустил капюшон и взобрался на статую, удобно расположился на левой руке, прильнул к плечу. Статуя была чуть больше Рекс Ляписа, но даже так, он всегда был больше Барбатоса. И эта разница в размерах привлекала. Эти большие сильные руки, держащие орудие убийств многих богов и чудовищ — копье, смотрелись ничуть не хуже, когда держали самую красиво отделанную живописью фарфоровую чашу. Его ноги, немного открытые из-за одежды, ступали мягкой походкой даже по самому твердому камню, словно бы это был мягчайший пляжный песок. Барбатос любил его ступни — с нежной кожей, её светлым оттенком и слабым, словно бы золотым, сиянием. Да, даже просто ступая по этой бренной земле, он творил красоту. Его длинные волосы, заплетенные в тугой хвост… И пронзительный взгляд глаз, что краше самого яркого Кор Ляписа... Он бурно покраснел, ощущая на своих щеках пылающий пожар. Пальцы бога сжимали каменную руку Гео Архонта. Была ли это влюблённость? Барбатос не знал. Но влечение и притяжение он не мог отрицать, как не отрицал бы то, что день светлый, а ночь — тёмная. Впрочем, он всегда между делом, словно бы в шутку, говорил, что Моракс — притягательный, и Анемо Архонт совсем не прочь притянуться к чему-то столь шикарному. Но, между делом, его всегда мягко отшивали, когда трепали по голове или рассказывали про очередной шедевр искусства, вроде — да, это здорово, но вот посмотри, что сотворили люди на этот раз. И он слушал, всегда слушал. Как и всегда неотрывно наблюдал за сияющими от радости и гордости за людей глазами бога, по которому он сох. Пальцы потянулись к каменному капюшону, который скрывал столь очаровательное лицо. — Как же давно мы не виделись, — с очевиднейшей тоской шепчет Барбатос, утыкаясь губами в щеку Рекс Ляписа. И снова влага скапливается у его глаз. А, быть может, это всего лишь дождь?

***

Моракс почувствовал чьё-то незримое присутствие задолго до того, как Барбатос объявился у его статуи. Воздух словно бы наполнился свежестью и новыми приятными ароматами. Скучающий на бескрайних склонах бог, был укрыт хвостом Аждахи, который теперь походил на дерево. Было тихо и одиноко, как это часто бывает с богом. Его ленивые и размеренные думы о будущем прерывает звонкий, словно бы колокольчик по утру, голосок. — Хочу встретиться с Мораксом! — звучит эхом в его голове, или это только кажется. Мысли путаются и копошатся, и Гео Архонт сомневается в том, кто же все-таки является обладателем этого голоса. Все же, он уже очень давно не виделся с другими богами. Особенно… С Барбатосом. Внутри него удовольствие распускается дивным цветком и он приподнимается в плечах, руками зарываясь в сочную траву. — Кто же ты, таинственный посетитель? — голова туманится от столь многих вариантов, но хочется надеяться лишь на один. Тот самый. В щеку словно бы утыкается чья-то мелкая ладошка, и Моракс ведёт головой вперёд, желая упасть в чужую мягкую руку. Это приятно. Тревожность затухает тогда, когда он начинает ощущать на руке и плече тяжесть — небольшую, но значительную, чтобы заметить. Слово бы котенок прильнул к его боку. Темную узорчатую кожу пробивает на мурашки, когда он ощущает, что к нему льнутся всем телом. Невидимые пальцы прихватывают его руку, но мягко и нежно, с заботой. Он чувствует ветерок и холод у своего лица, явно ощущая… Запах одуванчиков и горных пород. Ощущений так много, кажется, голова кругом пойдёт, но его удерживает в сознании одно-единственное предложение — «как же давно мы не виделись». И Рекс Ляпис хрипит, когда выдаёт тихое, — Барбатос, это ты. И чувствует расцветающий поцелуй на своей щеке.