Ассорти

Венти плачет. На крыше постоялого Ваншу не было привычной тишины. Где-то там, на одной из широких ветвей дерева, слышны тихие всхлипы, кажется, будто рыдает ребёнок. Сяо аккуратно выглядывает на широкую террасу, оглядывается по сторонам: сам не знает, чего боится и почему так тревожно где-то внутри. Возможно, этот плач показался ему очень печальным? Он мотает головой, выгоняя ненужные мысли, когда понимает, что на террасе никого. Неожиданно для себя, обнаруживает фигуру на самой верхушке здания. Листья скрывали незваного гостя, создавая ауру загадочности. Сяо неловко карабкается вверх и застывает на месте. Он узнает этот зеленый плащик среди тысячи, так же как и берет, как и волосы. Все факты до единого указывают, на то, что плачущая фигура — хорошо знакомый ему бард. Но Якша от чего-то не может в это поверить. Фигура Венти кажется ему такой одинокой. Он всегда одинок, несмотря на все свои финты, заморочки и странные приколы. Хочется что-нибудь сказать. Хоть что-нибудь. Хоть одно доброе слово. Любое, из тысячи, существующих в этом мире. Но их нет. Вместо этого Сяо тихо садится рядом, взглядом исследует сгорбившуюся фигурку со спины, улавливает малейшую дрожь и нервные всхлипы, но совсем ничего не говорит. Спустя несколько секунд бард вдруг резко замирает, напряженно выпрямляется, неестественно, словно бы механически. Чуть поворачивает голову вбок, хватаясь за размывающийся образ Алатуса. Венти даже слёз не стёр, просто позволяя им бесконечно литься из бирюзы его глаз. Вот так просто. Губы его терзаются, дрожат, ломаясь в ужасно-некрасивом изгибе. Недолгая тишина кончается и маленькое тельце рядом с Сяо издаёт полный боли и печали всхлип. Порождённый страданиями, тяжким бременем, годами молчаниями, Венти вскрикивает, безобразно громко рыдая, — что же ты молчишь?! Его привычно мелодичный голос хрипит от несвойственно высоких нот. Пальцы, сжимаемые в кулаки, намереваются не то ударить, не то прогнать. Потому что нет наказания хуже молчания. Потому что Венти обречен на это наказание — на вечное умалчивание собственных чувств, игнорирования собственной бездны, раздираемой где-то внутри. Потому что он — бродяжка, пьяница, алкаш, бездомный. Да кто угодно — только не Венти! Глаза барда заливаются слезами, и фигура Сяо меркнет на общем фоне, становится безобразно-огромным пятном, в котором ничего не разобрать от слова вообще. Закрывает лицо руками, утыкаясь в собственные колени. Ещё немного — и он грохнется. Не факт, что разобьется насмерть, да и что за смерть сможет уложить на лопатки Архонта? А Сяо в полной дезориентации. Просто не может себе представить, что же делать? Разве он в силах что-нибудь предпринять? Что-то изменить? Собственное сердце Якши испуганно сжимается глубоко внутри и всепоглощающий страх от собственной беспомощности отбирает кислород у лёгких. Он дрожащей рукой тянется к фигуре Венти, невесомо касается спины — ведет вдоль позвоночника, не решаясь полностью прильнуть к нему рукой. Спустя несколько секунд всё же решается, когда тыльная сторона ладони прикасается к корсетному поясу. Он совсем невесомо, легко, притягивает барда к себе. Утыкаясь Якше в грудь головой, на миг замирает, прерывая не скрываемые столь долго страдания. И не понимает — к чему это? Ну вот к чему? Почему не прошёл мимо, состроив гримасу безразличия и отвращения? Пальцы на лице подрагивают, сами собой раздвигаются — он видит свои мокрые от слёз белые чулки и тёмные круги на них — это всё он. Его колени немного подрагивают, утыкаясь в ноги Сяо. — Не жалей меня. Больше всего не терплю жалость, — голосок становится ровнее, руки потирают собственные ноги. Как бы плохо Венти не было, никогда не собирается признаваться в том, что ему нужна помощь. Возможно, он самый большой глупец, избравший столь тяжелое бремя для ноши его в одиночестве. Возможно, он знал, на что шёл? — И чтобы ты тогда делал? Проревел бы тут до самого утра? А затем напился и дал себя ограбить, или хуже — убить?! — Якша шипит на него, принимаясь утешающе похлопывать барда по плечу — ритмично и тихо, очень неумело. — Ха-хах, знаешь, ты удивительно плох в утешениях, — Венти в очередной раз улыбнулся сквозь боль, смахивая влагу со своих ресниц. Поднимает голову и таращится, словно бы выжидая того, что Алатус — разозлится и пошлёт его куда подальше. Так ведь будет лучше. — Я должен уметь что-то настолько человеческое? — вместо злости или привычного оскала, Сяо замирает над ним, склоняясь над его сгорбившейся фигурой. — Но, знаешь, вопреки всему, я ведь пытался? Его рука юрко и быстро прекращает настойчивые и усердные поглаживания по спине. — Наказание за вредность, — бард странно усмехается, утыкаясь всё ещё влажными руками в черепицу, чтобы не скатиться и упасть. Глаза слегка опухли и взгляд отяжелел. — Стоит сказать, я это заслужил. Венти склоняет свою голову, рассматривая свои пальцы. Почему же ни одна грёбаная вещь в этом мире у него не проходит гладко? Даже здесь напортачил, лишаясь того, что сейчас действительно необходимо. Он бесцветно смотрит куда-то сквозь крышу Ваншу, и пытается держаться. Честно, пытается. — Сяо, ухо-оди-и, — его голос вновь дрожит и щёки обжигает солёная влага. Слёзы. Берет сдёргивается с его головы и прикрывает краснеющее от предстоящей истерии лицо. — Правда, вали, — он не может ответить себе, в порядке ли? И когда он стал плакать, заменяя этим алкогольное пойло? Бутылка где-то валяется позади, так и не тронутая за эту ночь. Должно быть, некоторые вещи не могут длиться вечно. Венти надеется, что Алатусу это надоест, что он спрыгнет с крыши, не станет вновь пытаться. Потому что это не в духе великого и грозного Якши, и надеется, что хоть сейчас всё пройдёт гладко. — Почему я должен уйти? — он слышит тихое недовольство, которое Сяо пытается подавить. Нет, ну правда же. Он перехватывает запястья Архонта и тянет вверх, заставляя отбросить свою нелепо-пестрящую шляпку. — Назови хоть одну причину, по которой я должен оставить тебя наедине со своими страданиями?! Он не планировал повышать голос. Не планировал так заводиться, кипишиться и нервничать из-за одного глупого барда. Не планировал, но всё равно… проиграл. Сяо в решительном жесте вновь тянет его за запястья, но на этот раз для того, чтобы поднять Венти на ноги. — Мне не безразличны твои страдания. Мне не безразличен ты, но великие Архонты, ты такой вредный, — Якша тяжело выдыхает, ощущая, что потратил все очки социального взаимодействия на ближайших тысячу лет. — Твоё сердце тяжелое, — копейщик обнимает всё ещё проливающего слёзы барда и думает о том, что несмотря на всё, он рад быть здесь. — И ты тоже — тяжелый, потому что носишь всё в себе. Сяо трётся о его плечо головой, веером лохмача свои длинные передние пряди. Пальцы зарываются в тёмный волос бардовского затылка, прижимая к себе ещё ближе. — Может, если ты поделишься со мной, твоё сердце станет чуточку легче, — шёпот буквально обволакивает Венти, устраняя все посторонние звуки. Остаётся лишь три вещи — он, Сяо и его шёпот. — Может, тогда ты снова можешь взлететь, — Якша оставляет один нежный поцелуй на мочке уха, отодвигая косичку. — М, что думаешь? Бард, сам того не ожидая, и не заметил, как перестал плакать. Тело отяжелело, несмотря на выплаканное — легче действительно не стало. Тяжело нести огромное горе в одиночку, и Венти потирает собственные щёки, сгоняя нарастающее покраснение. Ужасно неловко, но всё же, безумно приятно. И взгляд не поднять. — Знаешь, это долгая история, очень долгая, — тихо бормочет бард, соединяя собственные пальцы и пальцы Якшы вместе. — У нас есть всё время мира, как думаешь, я могу услышать её конец? — Сяо ловит нужный момент, чтобы нежно чмокнуть свою плаксу в уголок губ. — Да… Думаю, да.