Старая Ива

— Вэнь Сюэ! Бесстыдник! — раздался над речкой звонкий девичий смех. — Вот как?! То есть, из кустов подглядывала ты, в воду в одежде залезла снова ты, дразнить меня начала опять-таки ты, но бесстыдник здесь я?! — Ну, не я же стою нагишом посреди речки, в которой воды-то едва по пояс! Бесстыдник! Самый настоящий! — Ну всё, дева Су, ты нарвалась на неприятности! — задорно пригрозил тринадцатый молодой господин Вэнь, в чьих алых, как гроздья рябины, глазах заплясали игривые искорки. — А?! Что? Нет! Аха-ха-хах! — девушка попыталась отпрыгнуть, однако Вэнь Сюэ, быстро нырнув под воду, схватил её за бёдра и, выныривая, перекинул через плечо. — А-Сюэ! — Ну, что, попалась, золотая лисица?! Будешь ещё меня дразнить? — Буду! Всенепременно! Тем более, мне тут открылся та-акой обзор… — весело хмыкнула Цуйцзю, уже занося руку для хлёсткого удара по ягодицам возлюбленного. — Только попробуй! — Вэнь Сюэ, что у тебя там, в конце концов, — показался из зарослей на другом берегу Цзян Фэнмянь, замирая на полуслове. В этот момент раздался плеск воды, заглушивший смачный шлепок и последовавшее за ним «Ай!», — … происходит?.. — Цзян Ань! Потеряйся! — то ли от досады, то ли от смущения крикнул Вэнь Сюэ. — Я… я, правда, лучше пойду, — поспешил скрыться с глаз дальнего родственника Цзян Фэнмянь, после чего над небольшой рекой вновь раздался звонкий, полный веселья и радости девичий смех… Тяжело вздохнув, Вэнь Жохань медленно открыл усталые глаза. Лёгкая, краткая дрёма вновь была сметена преддверием кошмара. Худшего в его жизни кошмара. Приятные, полные счастья воспоминания о Цуйцзю каждый раз неизменно приводили к этому дурачеству в реке, и каждый раз, замечая краем глаза мимолётную, случайную, казалось бы, тень меж кустов и деревьев, Глава Вэнь неизменно приходил в себя. Он знал, что именно увидит дальше — заплаканное лицо Су Цуйцзю перед тем, как их разлучат навсегда. Вэнь Жоханю будет сниться её первая брачная ночь, увы, не с ним, а с презренным Ланем! Он увидит во сне, как дедушка под возмущённые и довольные взгляды всей руководящей верхушки ордена Цишань Вэнь лично выпорет своего «несущего неудачу» внука дисциплинарным кнутом прямо на площади перед Огненным Дворцом. Он вспомнит, как Вэнь Сюэ, стоя на коленях, будет плакать перед прапрабабушкой, ища утешения, и как сухие старые руки коснутся его макушки. — Я так жалок, пра-пра… — всхлипывая, произнёс Вэнь Сюэ, неестественно прямо и неподвижно державший спину. — Я не смог, не смог её спрятать, спасти от этого брака! Не смог… не смог сдержать обещание, не сбежал вместе с ней в далёкие-далёкие страны! Цуйцзю… она так боялась, что её заставят выйти за этого… этого… этого проклятого Ланя… — Мой несчастный ребёнок, — рука пожилой заклинательницы почти невесомо гладила юношу по слипшимся от крови, неровным прядям некогда длинных волос. — Если бы я могла хоть как-то тебе помочь. Однако разбитое сердце собрать можешь только ты сам. — Я люблю, пра-пра… я никогда не смогу забыть её. — От того, что эта любовь была настоящей. Сейчас твое сердце, считай, как человека, заживо в землю закапывают. Кто же в здравом уме такому не воспротивится? И всё же, послушай эту старую женщину: иного пути сейчас для тебя попросту нет. — Я не хочу жить… без неё не хочу… лучше бы убили меня там, перед дворцом… лучше бы… — Но ты всё ещё жив, равно как и те, кто причинил тебе боль и теперь заживо закапывают тебя в этой бездонной яме. Хочешь, чтобы и на сей раз у них всё вышло? — повис в тишине, тяжёлый, но судьбоносный вопрос. — Я спрашиваю не влюблённого и беззаботного юношу Вэнь Сюэ. Я помню, как горько плакал у меня на коленях ребёнок, над чьей матерью смеялись даже слуги. Я помню, как этот же ребёнок с горящим в глазах огнём клялся, что однажды перед его несчастной матерью преклонит колени весь орден Цишань Вэнь. Но не Вэнь Сюэ приносил ту клятву, а Вэнь Жохань. Слабый Вэнь Жохань, стремящийся заполучить невероятную силу, чтобы защитить тех, кого он любит, пока Вэнь Сюэ только и мог, что лить слёзы. — Ты говоришь мне собственными руками зарыть в землю сердце, что разрывается от печали и тоски? Ты говоришь мне закопать вместе с ним любовь и сострадание? Ты, учившая меня верить в лучшую сторону людей?! — Послушай меня, послушай внимательно, Вэнь Жохань, — тёплые сухие руки обхватили прекрасное даже в слезах лицо. — Я видела много заклинателей. Бестолковых и могучих, добродушных и ужасных, заурядных и великих. Ты будешь намного более великим, чем все они. Но твоё величие и твоих людей, и тебя самого же обратит в пепел. И подожжёт этот погребальный костёр тот, кто сам однажды встанет на твоё место. Такова цена мести, и лишь тебе выбирать идти по этой дороге или нет. Вэнь Сюэ не сможет её пройти, он, брошенный и забытый всеми, зачахнет в Холодном Дворце, каждый день сокрушаясь о прошлом. Но Вэнь Жохань… Вэнь Жохань, убивший в себе человечность, сможет выжить здесь, в котловане, что через несколько лет обратится в ад. Здесь, в Безночном Городе, не осталось людей, только демоны, ибо человеку в аду не выжить. Так кого ты выберешь, несчастный ребёнок, Вэнь Сюэ или же Вэнь Жоханя?.. Тихое ровное дыхание завёрнутого в одеяла, точно в рулет, Ванцзи, лежащего напротив Главы Вэнь, успокаивало, отгоняло прочь так и лезущие в голову воспоминания. Этот юноша был совершенно не похож на Цуйцзю, не обладал её ярким, несущим в себе жизнь шармом, и всё же, чем-то совершенно неуловимым притягивал взгляд, заставлял… сочувствовать. Тот же взгляд, что у А-Чжао, тот же, что у Вэнь Сюэ. Длинные ногти аккуратно покручивали выбившуюся из косы прядь волос. Он уже давно закопал Вэнь Сюэ глубоко под землю, вместе со своим разбитым сердцем и тёплыми воспоминаниями. Он надеялся, что, став Главой Цишань Вэнь, всё-таки сможет спасти Цуйцзю, выпустить её из осточертелой темницы, так отвратительно названной её домом. Но время шло, и однажды, от посланной ещё прапрабабушкой шпионки пришла весть: Су Цуйцзю покончила с собой. В тот самый момент умер Вэнь Сюэ. Умер, вместе со своим сердцем и человечностью. С тех пор остался лишь Вэнь Жохань. Знающий только презрение и ненависть Вэнь Жохань, сквозь препятствия стремительно идущий к своей мести, в один день сведший счёты за все годы покорности. Заставивший всех лицемеров и интриганов в ужасе кланяться могиле его матери. Он перебил почти всех стоящих на пути к власти родственников. Всех, кто надсмехался над ним, всех, кто вытирал об него ноги когда-то. Одного за другим. Однако дедушка от чего-то был не рад увидеть всю собравшуюся в его спальне родню. Быть может, потому, что Вэнь Жохань принёс лишь их головы, с упоением рассказывая, о том, что случилось с оставшимися телами? В тот злополучный день умер Вэнь Сюэ, и весь Безночный Город содрогнулся, узрев наконец, на что способен Вэнь Жохань. — Что за нелепица? — одними губами произнёс Глава Вэнь, наигравшись с волосами Лань Чжаня. Они были похожи. Два нелюбимых ребёнка, отчаянно ищущих тепла в ком-то другом и, в то же время, так страшащиеся снова быть преданными. Брошенными. Ненужными. Сейчас, смотря на Лань Чжаня, Вэнь Жохань видел в нём себя прежнего, ещё способного искренне полюбить кого-то. Он видел глупого и наивного мальчишку Вэнь Сюэ, ещё не ощутившего на собственной шкуре всех «прелестей» взрослой жизни и свершённых в ней ошибок. — Господин, — беззвучной тенью вошла в покои Ван Мэй, — Старейшины и советники уже ждут Вас. Аккуратно и ловко встав с кровати, Вэнь Жохань почти беззвучно поправил примявшиеся на боку одежды, после чего стремительно покинул комнату, напоследок бросив на служанку тяжёлый и весьма красноречивый взгляд. — А мне казалось, что Вы, отец, ненавидите всех Ланей до единого, — встретил его в коридоре голос Вэнь Сюя. — Думаешь, что-то поменялось? — не поведя и бровью осведомился Верховный заклинатель, не остановившись ни на миг. — Что такого ты нашёл в этом юном Лане? Хочешь позлить Циньхэн-Цзюня? — Я настолько мелок в твоих глазах? Позлить это ничтожество я могу и меньшим, а Лань Чжань… эту фигуру я разыграю куда удачнее. Нужно лишь приложить ещё немного усилий. — О чём ты? — насторожился Вэнь Сюй. — О, сын мой, ты скоро сам всё увидишь, — мило улыбнулся Вэнь Жохань, обернувшись. — Я буду занят после заседания совета, так что не дай этому ребёнку заскучать. *** Холодный лунный свет длинными лучами скользил по почти пустой комнате, в которой не была зажжена ни одна свеча. Мужчина, неподвижной статуей сидящий за столом, вот уже больше часа смотрел на лежащий там меч. В такие ночи стоило лишь прикрыть глаза — и в памяти тут же проносилось описывающее дугу острие чужого клинка, едва-едва не дотягивающееся до переносицы. А за мечом, едва не лишившим зрения, безумные, полные ненависти алые глаза. Циньхэн-Цзюнь глубоко вздохнул, пытаясь найти наиболее приемлемое решение в сложившейся ситуации. Прежде всего он обязан думать о клане и ордене, и лишь после — о своей семье, однако как ни старался, Лань Цимэн никак не мог выкинуть из головы мысли о брате и младшем сыне. А ещё о «письме». Цуйцзю. Одно это имя, подобно мощному порыву ветра, приводило в смятение душу Главы Лань. Впервые он увидел её здесь, в Облачных Глубинах, крадущуюся одной из горных речек с подозрительно тяжёлой сумкой. Лань Сюань следовал за ней тенью, прячась за кустами и кривыми соснами, и уже подумав, что девушка просто решила искупаться подальше от любопытных глаз, захотел было уйти, однако в тот самый момент со стороны реки донёсся звонкий и задорный смех. — Вэнь Сюэ! Бесстыдник! — Вот как?! То есть из кустов подглядывала ты, в воду в одежде залезла снова ты, дразнить начала меня опять-таки ты, но бесстыдник здесь я?! — весело подхватил смутно знакомый голос. — Ну, не я же стою нагишом посреди речки, в которой воды-то едва по пояс! Бесстыдник! Самый настоящий! Лань Цимэн украдкой наблюдал за всем происходящим из тени старого дерева. «Какие вопиющие наглость и бесстыдство!» — негодовал внутренний голос, однако Лань Сюань не мог отвести взгляд. Безусловно, эта девушка выглядела красиво и раньше, однако улыбка… одна её улыбка — и Лань Цимэн напрочь забыл обо всём, что когда-либо знал и видел. Разум будто заволокло пеленой, а сердце начало тихо нашёптывать: «или она, или никто». Яркий лунный свет гулял по комнате, бликами играя на стальных деталях ножен и рукояти. Мужчина, неподвижно сидящий перед клинком, казалось, боялся коснуться собственного оружия. Протянутая к мечу рука замерла в воздухе. Всем сердцем сейчас Глава Лань желал поднять знамёна ордена Гусу Лань и потребовать у Вэнь Жоханя ответа за пленение членов главной семьи, за убийство юных адептов, за все преступления, что свершались орденом Цишань Вэнь. «Верховный Заклинатель Поднебесной, Вэнь Жохань, приглашает достопочтенного Циньхэн-Цзюня в Огненный Дворец для дружеской беседы об астрах»! Астрах! Идеально прямая спина мужчины, казалось, надломилась, а тело забила мелкая дрожь. Зависшая над Юсуем ладонь внезапно сжалась в кулак, с грохотом опускаясь на стол. Судьба брата и сына была решена ещё до того, как в Цай появились изувеченные тела юных адептов. Орден всегда превыше семьи. Слёзы обиды и горечи расчертили бледное, усталое лицо одно из прекраснейших мужчин своего поколения. Спустя секунду сильным ударом меч был сметён со стола. С этого самого момента Цижень и Ванцзи мертвы. Сейчас, в открытом противостоянии, у Гусу Лань не было ни шанса против Цишань Вэнь. Разум Лань Цимэна упрямо твердил: нужно тянуть время и искать союзников. Пусть орден Цзян и примкнёт к Вэнь Жоханю, пусть на его стороне будет ещё и Ланьлин Цзинь, но ведь был ещё орден Циньхэ Не. До Лань Сюаня доходили вести о гибели Главы Не несколько лет назад, а также слухи о том, что к сией трагедии приложил руку Вэнь Жохань. Молодой Глава Не… что он за человек? Быть может, стоит написать для начала не ему, а его тёте, сестре покойного Главы. Если она ещё не вышла замуж, то наверняка по-прежнему обладает большой властью в ордене, да племянник должен к ней прислушаться. Вопрос, конечно, который из племянников… Небо, как же сильно он отстранился от реальности за эти годы… — Не витайте в небесах, «уважаемый» Глава Лань! — вновь зазвучал в голове сердитый голос Цуйцзю. — Думаете, я не посмею противиться воле своего клана?! Насколько же Вы далеки от реальности, раз думаете, что статус, навыки, богатство, честь клана, значат для меня больше, чем собственные чувства?! Придите просить моей руки хоть тысячу раз, ответ останется неизменным! Почему же она согласилась? Этот вопрос терзал мысли Лань Цимэна вот уже многие годы. Причина, заставившая её прожить в нежеланном браке столько лет: дети или же вера в будущие перемены? Утратила ли она перед смертью надежду на свободу, или же зачахла в одиночестве без Сичэня и Ванцзи? Неужели жизнь была ей настолько невыносима? Перед глазами мужчины, против воли, вновь встала бабочка, нарисованная тушью в мертвенно холодных любимых ладонях. — Что же ты хотела этим сказать, Цуйцзю? — потревожил ночь едва слышный шёпот, через мгновение полностью растворившись в тишине.