Отражение рубина

coldplay - the scientist (slowed) flashback — Гук! Как я рад, что ты сегодня пришёл! — Конечно, мы ведь договорились. К тому же, я без тебя не справлюсь с математикой. — Но ты ведь однажды пропустил. Я уж боялся, что так будет и сегодня. — Спасибо, что дождался меня и не ушёл. Пастор заставил прибрать наш класс и отпустили меня лишь сейчас, когда солнце скрылось в своей небесной святыне. — Чем же ты мог провиниться? Блондин поднимает свои удивлённые глаза на старшего, часто моргая длинными ресницами. Тэхён в последние дни при встрече с этим мальчиком всё чаще задумывался над тем, как его волосы в разгар летнего зноя остаются такими насыщенно–чёрными и неподдающимися солнцу, когда его собственные стали практически одного оттенка с этой беспощадной звездой. Он осторожно поднимает взгляд выше и вновь наблюдает за чёрными локонами, что были хаотично разбросаны по макушке старшего и выглядели жёсткими из–за частого купания в солёной воде и постоянных объятий океанского бриза. Из—за этого Тэхён часто ищет возможность извиниться перед ним, ведь в большей степени это его вина. Это Тэхён любит океан. Чонгук любит океан лишь во вред себе, но всё равно продолжает приходить на пляж с Тэхёном. Он видит все изменения в поведении и на коже старшего: эти царапины на лице, покрасневшие глаза, что прятались под длинной чёлкой и побелевшие кончики пальцев из–за ещё не стёршегося с них мела. В это же время Гук замечает на себе пристальный взгляд и открывает свою школьную сумку, что болталась на плече, и протягивает к своему другу полные ладоши конфет, что были завёрнуты в разноцветные фантики. — Пожалуйста, только не ешь много, хорошо? — Ох, опять занудничаешь, Гук? – Тэхён, не обращая внимания на бурчания, берёт шоколадного кролика в обёртке и прислоняет конфету к щеке мальчика, улыбаясь, не смотря на то, что готов был заплакать. — Неужели они наказали тебя из–за конфет? — Я не шучу. Всевышний Владыка всё ведь видит и за нами наблюдает. Я уже понёс наказание за то, что взял больше положенного, но я не хочу, чтобы с тобой что–то случилось и чтобы он обратил на тебя свой гнев. Уголки губ опускаются всё ниже и без того натянутая улыбка куда–то испаряется. Сладость мгновенно теряет свой приятный вкус на языке, а остатки в обёртке прячутся в кармане куртки. Тэхён бы поведал ему свою историю, рассказал историю о Боге, что забрал его отца. Сказал бы без страха, что боится и его потерять также из–за глупых правил небес. Наверняка смог бы Гуку объяснить свои чувства и мысли о том, что всё ещё живого человека хоронить в своей голове сложнее, чем уже познавшего покой. Но с этим местом Тэхёну прощаться почему–то не хотелось, ведь за долгие дни дороги он здесь чувствовал покой. Не хотелось говорить прощай и дорогому другу Гуку, который принёс ему любимые конфеты. Тэхён очень хотел остаться здесь до конца лета. Ведь тогда он сможет увидеть какой оттенок приобретают волосы и кожа Чонгука. Тогда он обязательно использует эти цвета и нарисует самую красивую картину в мире. — Богу меня не догнать, а что на счёт тебя? Тэхён широко улыбается, вглядываясь в чёрные омуты напротив и хлопает старшего по плечам, давая знак, знакомый лишь им двоим, о начале их любимой игры. Чонгук его лисий взгляд поймал ещё задолго, поэтому был готов к любым хитростям, практически поймав младшего за капюшон. Мальчики бежали по центральной аллее, задорно смеясь и не обращая внимания на прохожих, что были для них лишь молчаливыми зрителями их игры, а порой даже препятствием. Тэхён задавал темп и маршрут, периодически оглядываясь, но мчал вперёд изо всех сил. Он искренне верил, что если они с Чонгуком обгонят солнце, то наверняка смогут найти свой настоящий дом в другом мире. В мире без наказаний и небесного надзора, где они будут свободны. В мире лучшем, справедливом. Но проблема была в том, что Тэхён не был выходцем из этого поселения и совсем не знал местности. Свернув в очередной проулок, он и не заметил, как выбежал на торговую улицу вместе с Чонгуком, что в тот момент заметно замедлился. У самого начала переулка здесь работал хорошо знакомый всем жителям общины торговец по кличке «Соши», который имел своеобразную манеру поведения и был особенным тем, что его настроение невозможно было предугадать, как и момент, когда оно изменится. Очень давно здесь даже была рождена легенда о поцелуе Дьявола, который был дарован Соши при рождении, таким образом объясняя причины его отличия от других людей. Именно это и забавляло учеников младших классов, которые приходили к торговцу после уроков что–нибудь своровать и, к сожалению, зачастую поиздеваться над ним. Чонгуку такое поведение своих одноклассников никогда не нравилось, поэтому он старался не ходить на эту улицу и Тэхёна сюда никогда не приводил. Тэхён об этом мужчине не знал, но и знакомить их друг с другом было уже поздно — Соши уже поймал своим взором белую макушку, не заметить которую в толпе было невозможно. — Опять пришли воровать, сопляки? Ох, я вас сейчас...! – по сильному заиканию и грозной интонации Чонгук мгновенно понял, что торговец сегодня не в духе и им бы лучше поскорее убраться отсюда. — Тэхён, убегай скорее! – Гук толкает младшего в толпу, а сам хватает яблоко из корзинки для продажи и попадает Соши прямо в ухо. — Эй, смотри на меня, здоровяк! — После появления этого чужака в общине ты, Чон, стал сам на себя не похож. Мне не нравится каким ты стал из–за него, – тыча пальцем в Тэхёна, что застыл позади и отказался уходить. — Ты ведь был лучшим учеником, помощником старшего учителя, а теперь, меньше чем за неделю, опустился ниже этого безродного отребья?! Сейчас я научу тебя уму–разуму, если у родителей и Бога нет на тебя времени! Мужчина, что был в несколько раз выше и больше мальчишек, неуклюже хватает Чона за рукав, но не успевает его одёрнуть, потому что на него сзади запрыгивает Тэхён и со всей силы впивается зубами в его плечо. Здоровяк выпускает изо рта громкий рык и пытается достать до безродного обидчика, но проворный мальчик уворачивается и продолжает следить за Чонгуком сверху вниз, не упуская его из виду. Чонгук в это время не убегал и не прятался, как ожидал от него Тэхён, — он почему–то просто неподвижно стоял. Младший в это время смотрит на него неотрывно с немым вопросом в глазах, не понимая почему он безвольно стоит и продолжает терпеть побои от этого чудака. Внутри лишь непонимание и громкий вопрос, что затмевает все мысли: «Почему ты стоишь? Неужели ваш Бог запретил защищать вам даже свою собственную жизнь?» — Отпусти его! Не смей прикасаться к Чонгуку! – размыкая челюсти и чувствуя на языке странный привкус метала. Тэхён оборачивается к людям, но встречается лицом к лицу лишь с тишиной. Свидетели, что до этого спокойно скупали продукты и просто прогуливались по улице, сейчас выстроились вокруг и молча наблюдали за происходящим, не позволяя себе вмешиваться в планы судьбы и нарушать заветы Всевышнего. Все они продолжали ничего не делать, лишь держать ладони у рта. Поголовно. — Смеешь ослушаться Священного Писания?! Взрослый для тебя — нерушимый закон! Или слова Всевышнего для тебя — пустой звук? Резким движением мужчина сбрасывает с себя Тэхёна, переключив своё внимание на него и отпустив Чонгука. То, что это наконец произошло, и Гук оказался на какое–то время в безопасности, младшего очень порадовало. Несмотря на то, что от спокойствия в душе не осталось ни следа и ладони очень болели. — Плевал я на тебя и на твоего несуществующего Бога. Раз так свято веришь в него, то почему себе позволяешь поднимать руку на того, кто тебя слабее?! Или для вашего Бога насилие – благо?! – вырывается из уст чужака для этих мест и озвученной мыслью приводя в шок всех находящихся на улочке. — Почему молчите? Вы все слепые глупцы! Ваша вера вас не защищает, а причиняет лишь зло! А вокруг лишь непонимание и взгляды, что сменились от удивления в злость. Брови свидетелей больше не подняты вверх — они у них сдвинулись к переносице, что было недобрым знаком. Это были взгляды полные ненависти и презрения, которые теперь не остынут, пока это дитя не покинет их священный двор. Такие слова здесь не прощают и один из ребят, что смотрел неотрывно на своего друга, это прекрасно знал. Чонгук отмирает первым: он подбегает к Тэхёну, хватает его за руку и скрывается за углом здания, утаскивая за собой младшего. Они пробежали пару кварталов молча, но вдруг застопорились на развилке. — Туда. Старший на Тэхёна даже не смотрит. Бросив палец в нужном направлении, он отворачивается и уходит в другую сторону, направив свои глаза в пол. — Постой! Куда ты, Гук? — Ты, наверное, не жди меня завтра. И на пляж тоже сам не ходи — меня там не будет. — Но…А как же...? — Я не приду, Тэхён. Не жди меня больше. «Все враги бога – враги и для каждого прилежного баптиста», – так написано в Священном Писании, заветы которого семья Чонгука чтила всегда, воспитывая в детях тоже самое. Но всего лишь за один вечер всё изменилось. Старший сын Чонов встретил янтарную звезду, что изменила направление его и сменила ход линии жизни, увлекая за собой в неизведанность. Но почему–то сейчас он продолжает эту звезду от себя отгонять, он говорит этому мальчику такие неприятные слова, продолжает Тэхёна отталкивать, хотя уже знает, что всё равно нарушит священный завет и непременно вернётся к этой звезде. Чонгук провиниться перед Всевышним ещё раз, как сделал это сегодня, бросив яблоком в взрослого. Он всё равно обернётся к Тэхёну, даже после того, как услышал грубые слова этого человека о его вере. Гук думает, что безусловно разгневает небеса, когда через ещё один день придёт к дому Тэхёна в воскресный вечер и позовёт его поиграть. Приблизится к неверующему чужаку и возьмёт его за руку снова. Чонгук будет готов к тому, что за этот поступок небеса их вскоре разлучат, а его самого Бог наверняка бросит в самое жерло ада, но мальчик готов будет молится каждый день в тайне ото всех, чтобы отстрочить наказание для себя и для Тэхёна, ведь в день их возможной последней встречи он обязательно сходит с ним к океану. Чонгук будет любоваться янтарным заревом в глазах Тэхёна, словно в последний раз. Будет держать его в своей памяти до самого захода солнца в свою небесную святыню. end of flashback Женщина тяжело перебирает ногами по паркету и проходит вглубь комнаты. В глазах тёти Лидии сильная усталость и какая–то тяжёлая, безнадёжная тоска просыпается, когда она вновь поднимает глаза за человека напротив. Эта тоска въелась синими кругами под глазами и выделяющейся морщинкой меж бровями за последние несколько дней неведения и слепой надежды. Эта женщина видела многое за свою жизнь, была свидетелем множества историй и в данный момент перед ней была ещё одна, что завершалась на её глазах. Это была одна из тех историй, свидетелем которой Лидия быть не хотела. Ведь говорить «прощай» — это для неё было сложнее всего. А говорить «мы не встретимся больше никогда» сердцу, которое любишь — хуже самой мучительной смерти. Поэтому, когда всё тоже самое приходится проживать сердцу, что чище горной реки, глазам, золотой отблеск в которых дороже самых ценных металлов, — это для неё было мукой, ведь помочь ничем не могла, как и забрать эту боль себе. На спасение этого измученного сердца, что потеряла всех дорогих ему людей, был способен лишь один человек, что умирал внутри так же, как Тэхён, но находился за тысячи километров отсюда. Пятое марта уже завтра, но ни один из медицинских фургонов больше к их домику так и не доехал. В небе лишь звуки лопастей вертолётов всё чаще, а в душе — всё меньше надежда на спасение. Тётя Лидия знала не понаслышке, имела возможность прочувствовать отчаяние и осознание неминуемой потери до кончиков пальцев. Может поэтому эти беззвучные слёзы на лице этого парня в душе ей так больно откликаются? Может поэтому ей они так знакомы, как и невидимая пелена перед глазами? Может поэтому она себя молодую видит за его спиной и в этот момент сокровенные слова неосознанно вылетают из плена её сердца и колеблют застоявшуюся тишину: — Знаешь, я часто вспоминаю о своём муже. Тэхён до сих пор помнит, как одним пасмурным вечером тётя Лидия пришла к ним в магазин. Она тогда впервые была одета в тёмные цвета, без её любимой жёлтой и даже розовой шляпки. Она тогда впервые ушла без лилий, вместо этого купив голубые гиацинты — цветы прощания. — И я бы отдала сейчас всё за возможность пообщаться с ним ещё хотя бы раз, но прекрасно понимаю, что этому не бывать. Это не возможно, хотя баптисты сейчас бы мне сказали об обратном, – она тихо гладит Тэхёна по спине, как когда–то своих детей, и поддакивает его выйти из тьмы комнаты в освещённую прихожую, куда ушёл Хосок. — Поэтому, Тэхён, не теряй времени. Все мы верим, желаем того же, что и ты всем сердцем. Ждём, что его глаза, что чернее ночи, ещё раз обязательно повстречаются с нами. А в соседней комнате тишина продолжала царствовать. Хосок лишь слушал и кивал головой, внимая каждое слово. Знал, что у них оставалось не так много времени до срока отъезда, но заговорить на эту тему не удавалось. Хосок успевал улавливать только быстрые тезисы старшего брата и отвечать на них лишь «да», всё сильнее сжимая свободной рукой деревянную столешницу. Когда ему слышаться шаги позади, Хосок всё же немного расслабляется, натягивает фальшивую улыбку сквозь боль и поворачивается в сторону шума, но услышанные слова выбросить из головы или развеять хоть на минуту не удаётся. На той стороне человек вдруг замолкает тоже, словно почувствовав вошедшего в комнату. Взгляд Тэхёна застревает на металической трубке у уха Хосока, а тот свои глаза не в силах от него оторвать или сказать что–то. Смотрит на вошедшего белокурого лиса, что стоял босиком на вязаном коврике и своим растерянным видом напоминал их первую встречу. Перед ним был самый редкий зверь на свете. Самый красивый и ему вовек недоступный. — Ты хочешь с ним поговорить? – обращаясь к Тэхёну, Хосок слышит одновременное «да» и напротив, и по ту сторону телефонного провода. Холодные пальцы Тэхёна прикасаются к холодному корпусу — это его идеальное сочетание. Хосок наспех объясняет значения всего двух кнопок на панели перед ним, но Тэхён как будто в прострации. Он не слышит ничего вокруг, не чувствует кончиками пальцев ничего, понимая, что даже не подготовил нужных слов заранее. Он ещё сильнее прижимает трубку к уху и замирает взглядом на стене перед собой, ожидая голоса, что будил его каждую ночь, что приходил во снах и слышатся в толпе, но всё это время был блефом и игрой его воображения. Позади Тёхёна слышны удаляющиеся шаги, а в трубке, сквозь помехи и шум, звучит глубокий вдох. — Здравствуй, Тэхён. Неужели мы можем вновь поговорить после всего… — На следующее утро, после того, как я видел тебя в последний раз, – выпаливает Тэхён, держа трубку двумя руками, — я ждал тебе весь день тогда, а затем ещё один и почти… возненавидел тебя за твоё исчезновение, не задумываясь, не подозревая, что в этот момент тебя насильно держали в темнице из–за меня. Но я продолжал ждать тебя, я ждал, желал тебе спокойной ночи каждый день, не зная где ты и что с тобой происходит. Просто надеялся каждый раз, когда слышал твоё имя мельком или от людей рядом, что ты будешь жить и мы когда–нибудь пересечёмся с тобой снова. С того дня и до сегодня. Сквозь тихий всхлип на той стороне лишь молчание и еле слышимый шум соединения. Доктор Джин, оказывается, Тэхёна держал в курсе о его состоянии и оказался надёжным союзником, который смог подобрался к их общему врагу ближе, чем он сам. Чутьё Чонгука на тот раз его подвело. За жизнь этого человека, что оберегал его Тэхёна в этом религиозном аду столько лет, Чонгук поклялся обязательно отомстить. — Признаться честно, я сначала доктору совсем не доверял, но именно благодаря ему и его людям, которые невероятно любили и уважали его, мне удалось спасти тебя. Благодаря всем тем, кто больше уже не откроет глаза. Он наверняка был добрым и порядочным человеком, а я не воспринимал его слова всерьёз, – закрывая веки, Тэхён снова видит воспоминания, что сгибают его внутренности пополам и чувствует, как слёзы катятся по щекам. — Мне так много хочется обьяснить тебе, столько нужно рассказать… — Ты не бросил меня тогда и не сделаешь этого сейчас? Мы ведь увидимся совсем скоро, правда, Гук? Тэхён резко отрезает его мысль в страхе услышать «но я не смогу». В ожидании ответа он забивается в угол и прислоняется лбом к холодной стенке в надежде, что раздражающий треск из трубки уйдёт и человека по ту сторону станет слышно лучше, попутно позади стоящим его представляя. Тэхён воображает Чонгука: как бы он выглядел в день их встречи, как крепко бы обнял его из–за спины и как его дыхание грело бы его где–то на макушке. Тэхён пользуется этой паузой сполна, но тёплый сердцу голос слышен не из–за плеча и становится при этом всё тише. Звучит так, словно на лице говорившего была грустная улыбка, а губы его были влажные и солёные. — Помнишь, что я сказал тебе перед нашим прощанием в тот день, когда мы встретили здоровяка Соши в торговом переулке? Тэхён на этом вопросе застревает. Ищет в памяти похожие кадры, ищет силуэт человека, которого могли звать Соши, но ничего не находит. Тэхён знал, что они долгое время с матерью путешествовали до приезда в Бэйсин и много тяжёлых дней пережили, но после их первых месяцев жизни в городе воспоминания начали смазываться, превращаясь в общий клубок событий. Знал, что мог утратить что–то поистине важное и, может, поэтому так грезил выбраться. Может, поэтому так мечтал о свободе, чтобы снова это важное вспомнить. — Прости, я не совсем понимаю… — Ты помнишь нашу первую встречу? — Конечно, почему ты спрашиваешь? – интонация Тэхёна уже не была такой уверенной. — Ты появился из неоткуда в день, когда на меня напали разыскиваемые диссиденты в гвардейской форме. Я помню, что до этого я видел тебя по телевизору, и когда я наконец рассмотрел твоё лицо, в тот же момент ты спустил курок. Честно признаться, я подумал, что ты выстрелил в меня. — Не правда. Мы были ещё детьми, когда я увидел тебя впервые сидящим на упавшем старом дереве во дворе церковной школы, где я учился. Это был твой первый день в баптистской общине в городе Пусан, в котором я родился. Это был мой первый день, когда я нарушил Священное писание. — Я совсем тебя не слышу. Связь очень плохая, Гук! Соединение немного восстанавливается, когда Тэхён вскакивает с места, а сам снова и снова прокручивает в голове услышанные слова. Почему–то вспоминает разогретые солнцем камни на пляже и запах солёного бриза на чьих–то тёмных волосах. Откуда–то помнит сухое дерево во дворе, что в детстве представлялось кораблём, а когда в соседней комнате что–то громко падает, Тэхён вспоминает название далёкого города на юге у самого океана. Оборачивается к тьме соседней комнаты и понимает, что до сих пор держит в памяти огромную площадь и лежащих на ней людей. И такой же громкий звук, что разрывал перепонки. — Разве Хосок не передавал тебе письмо? Я написал тебе его, потому что это особый способ сказать о том, что небезопасно и сложно и объяснить в живую. Я знаю, что люди сейчас так не делают, но если ты прочтёшь его, то сможешь вспомнить очень важные события, что ранее для тебя казались игрой воображения или дежавю. Но это действительно важно. Для меня очень важно, Тэхён. — Я обязательно прочту его, слышишь? И когда мы свяжемся в следующий раз я уже буду…Алло? Ты здесь, Чонгук? «Прости. Меня рядом нет». — Прости меня, я знаю, сигнал всё слабее. Сегодня будет сложная ночь, ведь я наконец смогу довести свою начатую когда–то цель до конца, – кончики пальцев немеют, когда Тэхён вспоминает церковный зал и ту длинную мантию, что висела на его шее и так её сдавливала. Вспоминает острое лезвие в своих руках и испуганные глаза своего отца, которые стереть из памяти так и не получилось. — Я вряд ли смогу отдохнуть, поэтому хотел услышать твой голос и задать всего один важный вопрос. Это то, что я так давно хотел узнать у тебя: ты помнишь свою любимую песню? Я хочу узнать о той, что возвращает тебя домой и дарит чувство покоя, когда ты чувствуешь себя плохо. Раздражающий треск и шипение исчезли, слова стали вновь хорошо слышны, но Тэхёна это не радовало. В груди все сжималось, а от осознания хотелось выть. Тэхён чувствовал, что Чонгук прощался, оттого любимые щёки гвардейца вновь блестят, хоть он этого не видит, но парень держится спокойным и не позволяет внутренней боли его сломить. Он ведь дал обещание себе быть сильным до конца, до момента, когда их вселенные с Гуком пересекутся. — Да, есть одна. Ты ведь помнишь, что мне не нравится современная музыка? Я говорил тебе, это одна из моих любимых. Называется «the scientist», а о группе, думаю, ты уже догадался. Она наша с тобой любимая, – пытается растянуть время, украсть у гвардейца хотя бы ещё минуту и ещё немного поговорить, чтобы получше запомнить тон его голоса. — Давай как–нибудь послушаем её вместе? Тэхён говорит и замирает лёжа на спине на мягком вязаном коврике. Одной рукой он всё также сжимает трубку, словно чью–то руку, в другой пытается закрыть горящую лампочку на потолке. Он перебирает пальцами и пытается заслонить ими свет, чтобы не слепил глаза, как и много лет назад этими же пальцами заслонял солнце, лёжа на горячем песке. — Я обещаю тебе, что послушаем. Однажды тёплым вечером или ранним утром где–нибудь на другом конце света мы обязательно встретимся. А если не в этой, то в следующей жизни я непременно найду тебя, Тэхён, – по ту сторону слышен громкий хлопок, но Тэхён не обращает на него внимания и продолжает слушать, ведь его любимый голос всё ещё звучит так близко и одновременно так далеко. — Я хотел бы найти тебя больше всего на свете, веришь? Открыть глаза и увидеть тебя напротив, потому что так должно быть. И неприменно так будет, потому что ты — моё солнце и звёзды на небе. Ты — моя путеводная звезда с самого первого дня, как наши глаза встретились. Так встретимся же мы вновь. Жить для К.Т. Причина №3: «Письмо для милого и талантливого художника Ким Тэхёна. То, что должен был сказать много лет назад, но так и не смог. Прости, что вручаю не лично. У главнокомандующего невероятно капризный характер и иногда он меня этим раздражает, но я уговорю его передать это послание тебе, когда он с женой поедет к вам окончательно. Надеюсь, что ты примешь его и прочитаешь. Дорогой Тэхён, я только что проснулся от долгого сна и сразу вспомнил о тебе, поэтому мне на ум пришла идея написать тебе письмо. Сегодня я узнал, что ты цел и находишься в безопасном месте, поэтому эта хорошая новость придаёт мне сил бороться дальше за нашу свободу. Тэхён, мы оба уже долгое время не ели святую еду, наш разум чист и не затуманен церковным туманом, поэтому я хотел бы рассказать тебе о себе настоящем и о важном прошлом, что связанно с тобой. Для меня это значимо, ведь наша первая встреча произошла не в том сыром переулке у площади. Мы с тобой уже однажды встречались. Когда мне исполнилось четырнадцать, я был отдан на взросление с оружием в руках и жил с одной главенствующей мыслью — отомстить за жизни людей, которые были искалечены верой и отомстить за свою семью, которую в один день потерял. Я действительно хотел стать самым сильным бойцом, хотел возглавить отряд, но знаешь, что на самом деле не позволяло мне сдаваться? Мои воспоминания о жизни, когда я не знал наизусть все названия летальных орудий. После моего попадания в Бэйсин и моего насильного посвящения, я это утратил и почти потерял чувство живого человека внутри себя. Они подмешивали мне наркотик в еду, провели ряд операций, сокращая длительность моей жизни, превращая в своё живое оружие, но все их усилия оказались напрасными. Потому что здесь я снова встретил того, кто хранил мою человечность в своих ладонях и жил в моей душе все эти годы. Всё это время я жил мыслью отыскать тебя, Тэхён. Та встреча в переулке перевернула всё. За ней последовала ещё одна: вечер в колонном зале, где мне так и не удалось станцевать с тобой, иначе я бы поплатился за этот поступок своей жизнью и больше бы тебя не встретил. И затем была ещё одна, снова тревожная, когда ты отправил мне сообщение о помощи. Я никогда не забуду тот поздний вечер, час, когда ты закрыл глаза, проваливаясь в крепкий сон от усталости, и тот момент, когда я назвал тебя очаровательным, вместо того, чтобы назвать смышленым и смелым, перед тем, как уйти. Я очень долго думал над этим и из моих слов можно сделать вывод, будто–то, что тебе дано от рождения — главное, чем ты должен гордится, меж тем как твой дух способен сокрушить горы. Отныне я буду говорить, что ты, Тэхён, стойкий, храбрый и необыкновенный. Да, я знаю — ты прелестен, но ты намного больше своей красоты. Это правда, ведь я присутствовал в церковном зале среди тех сотен людей. Я видел тебя, видел твои глаза и твоё желание освободить всех этих присутствующих от проклятия. Видел твою боль, когда ты в очередной раз был вынужден отпустить дорогого тебе человека. Знай, в тот момент я чувствовал тоже самое и хотел забрать твою боль себе, потому что знал как это невыносимо. Поэтому я прошу тебя позволить мне довести это дело до конца, сделать финальный выстрел в его голову, ведь мы с тобой боремся за одно и тоже. Добро обязательно должно победить и позволить взойти солнцу снова, чтобы люди, что готовы свою жизнь за свободу отдать, могли зажить заново. Я полюбил тебя свободным много лет назад, когда ты приехал с матерью в нашу общину. Твой разум был чист, а мой уже задурманен, но мы сдружились в первый же день, ходили на уроки вместе, и я помню, как ты отчаянно хотел научить меня считать в уме, а я тебе не поддавался. Прости меня, но я должен сознаться, что делал это намеренно, чтобы наши с тобой уроки никогда не заканчивались. Я влюбился в тебя, будучи ещё мальчишкой, на рынковой площади, когда ты заступился за меня, встав между мной и взрослым. Меня это так впечатлило и обескуражило, ведь до тебя за меня никто и никогда ещё так отчаянно не защищал. В тот день ты прокусил торговцу Соши плечо и наговорил много плохих слов о баптистской вере, которые я принял всерьёз и рассердился на тебя, бросив на улице. Но я должен признаться тебе в ещё одном: я не уходил и не оставлял тебя. Я затаился за соседним домом и приглядывал за тобой, а ты ещё долго сидел на камне у начала лестницы, что вела на пляж, и вытирал нос рукавом, вглядываясь куда–то вдаль за горизонт, толи чайками любуясь. Ты не был похож ни на кого. Ты был особенным и это одно из тех сотен причин и твоих особенностей, почему я так привязался к тебе. В тот момент я ещё не знал, но понял спустя годы, что ты не проклятье моё. Ты стал моей путеводной звездой, утратив которую или затеряв в глубинах своего сознания, я утону. Мы встретились в Пусане, в самый тёплый месяц — август. И ты любил океан, а я его ненавидел — обожал лишь тебя на его фоне видеть и любоваться солнцем в твоих глазах, на камнях рисуя «люблю тебя» и песком засыпать, чтобы ты этот мой грех не увидел».

***

— Тэ, прости, но о чём ты? Когда сонный Хосок заходит в гостиную, он на секунду замирает, ведь комната почти вся была перевёрнута. Собранные и аккуратно сложенные ещё вчера бумаги были разбросаны и даже хаотично летали по полу от постоянно открывающихся и закрывающихся дверей. Мебель сдвинута, а некоторая даже пропала, и десятки книг, что до этого аккуратно стояли на книжных полках, валялись на полу. Тэхён всю ночь не спал и не заходил в спальню. Он послание своего ангела–хранителя искал. — Я не могу найти письмо. Где письмо от Чонгука? Басок что–то ещё передавал? — В папке были лишь документы моего брата на имущество и карточки с фотографиями. Больше ничего не было. Что ещё за письмо? – медленно обходя хаос в комнате, парень двигается к рукомойнику, в последний момент бросив скользящий взгляд на пепел в камине. — Я не знаю, что нашло на Тэхёна, но он не подпускает меня даже, чтобы прибраться. Время завтрака уже наступило, а стол до сих пор не накрыт, – тётя Лидия волнительно входит в дом и останавливается рядом с Хосоком, наблюдая за происходящим вместе с ним. — Не волнуйтесь, тётя. Я сейчас уберу книги, включу телевизор, а вы несите тарелки. Когда запахнет ароматно и аппетит разыграется, он сам успокоится и придёт к нам. — Тэхён, прекрати, – Хосок дожидается, когда тётя Лидия выходит во двор и опускается на пол рядом с Тэхёном. Он невзначай кладёт свою ладонь на тёплую рядом, которую блондин сразу вырывает и продолжает свои поиски. Улыбка с лица старшего испаряется. — Мы после обеда покидаем хижину. Ждать кого–то безсмысленно, а оставаться слишком опасно — это вчерашний приказ нам от Чонгука. На сказанное ответа Хосок не дожидается и, просверлив светлую макушку перед собой ещё пару секунд, он поднимается с корточек. В воздухе звучит тихое «ну и ладно», шаги удаляются к телевизору и вскоре в той стороне звучит уже знакомое раздражающее шипение. Спустя несколько минут настройки сигнал стабилизируется и вскоре шуршание листов и тяжёлые шаги ботинок по деревянному полу перебивают чьи–то крики и громкие голоса репортёров, которые доносятся из телевизора и мгновенно привлекают к маленькому экрану всех жителей хижины. Там транслировался настоящий хаос. Тэхён поворачивает голову к громкому звуку из ящика, выпуская из рук книги, что падают на пол. В центре экрана стоял репортёр, что говорил слишком быстро и указывал на свой задний план. Хосок, похоже, смог снова словить сигнал новостного заграничного канала, по которому шла прямая трансляция. Но проблема была в том, что на этот раз им не показывали красивых зданий и размеренной жизни, а язык вещания они не понимали, чтобы понять о происходящем. В этот момент все одновременно замерли и почти не дышали. Перед жильцами хижины предстало то, чего они не могли представить и не видели до сегодняшнего дня никогда. То, к чему один из живущих в убежище готовил себя целую ночь: на экране виден Дом бога, славный и охраняемый небом Бэйсин–сити, что был охвачен огнём. Кадры сменяются быстро, оперативно появляется запись съёмки из улиц города и его жителей, охваченных паникой и записи из нескольких ракурсов над городом, снятых, наверное, из вертолёта. В момент, когда тётя Лидия подходит к телевизору и испуганно что–то себе шепчет, камера пролетает над самым главным и высоким зданием в городе — главной церковью Храма народов, что также была охвачена огнём и прямо в момент съёмки утратила часть своего фасада. Одна из воздушных камер смогла запечатлеть ту секунду обвала крыши цетрального зала и, в конечном итоге, саму улицу рядом, что погрузилась в настоящую «пылевую бурю». Все стоящие перед телевизором пытались прочитать хотя бы какую–то детальную информацию на бегущей строке внизу экрана или уловить хоть одно знакомое слово, но все попытки оказались тщетными. Лишь испугано вели глазами за развалинами и пылающим огнём происходящего, не в силах что–либо произнести. Когда все добытые репортёрами кадры были показаны и их начали прокручивать по второму кругу, один из жителей хижины вдруг поднимается и молча выходит из дома, схватив со стола у двери спутниковый телефон. Нажатие кнопки — тишина. Нажатие ещё раз — тихое прощание в пустоту. «Прошлой ночью неизвестные заложили несколько мощнейших бомб в самых главных зданиях города Бэйсин–Сити. Сила оружия указывает на то, что здесь не исключено вмешательство соседних стран для дестабилизации ключевых лиц правительства, хотя некоторые эксперты сообщают об узнаваемом почерке группировки «Триада», о ликвидации которой зарубежные коллеги сообщали нам всего несколько месяцев назад. Бомбы сдетонировали в 22.00 по местному времени, погрузив город в неконтролированный хаос и всеобщее сумасшествие. На данный момент адепты культа Солнечного храма массово отказываются эвакуироваться, повторяя о начале конца света. К сожалению, из–за массовых столпотворений и нехватке техники к утру пожар достиг такой силы, что его контролировать стало невозможно и число жертв на этот час возможно лишь предполагать. Напоминаю, что ранее пожарными пострадавшего города сообщалось о высшей степени опасности и о призывах к немедленной эвакуации. Простите…студия сообщает мне экстренную новость: прямо сейчас от наших зарубежных коллег появилась информация о трагической гибели Главы Солнечного Храма и нескольких его апостолов в Храме народов. Напоминаю, что Ким Намджун являлся сильнейшим духовным лидером и Главой Ордена солнечного храма, а также ближайшим соратником президента. После пропажи его родного сына — Ким Тэхёна, страна погрязла в междоусобицах и даже начала угрожать соседним странам, удерживая заложников из других стран и окончательно оттесняя Акефалию от международной арены. Как отреагируют соседние страны на произошедшее этой ночью — вопрос времени. Мы будем пристально следить за ситуацией и сообщать вам о малейших изменениях. Похоже, судьба страны решится в ближайшие сутки».