«While you're lying awake Covered all in the night before I'm high, high, high, no one's got me quite like you. I want you all to myself, Don't leave none for nobody else. I am an animal with you» Troye Sivan — Animal
Первое, что Сонхун чувствует, когда пытается открыть глаза, — затекла шея. И руки тоже. И спина болит из-за того, что он спал в неудобном положении. Ему липко и очень жарко, а ещё у него немного саднит горло, и вам лучше не знать, почему. Со стороны может показаться, что пробуждение далеко не самое приятное, но это совсем не так. Сонхун закрывает глаза и подбородком прижимается к пушистой макушке рядом. И чувствует себя будто в раю. Он не помнит, в какой именно позе они заснули с Сону, но явно не в той, что просыпаются. Их ноги и руки не были так переплетены. И голова Сону тоже абсолютно точно не лежала у него на предплечье. Сонхун бы просто физически не смог так заснуть, потому что это жутко неудобно. И щекотно. Но сейчас, когда сонное дыхание Сону скользит вдоль вен на его руке, он понимает, каково это — просыпаться рядом с кем-то. Теперь ясно, почему люди хотят этого вновь, и вновь, и вновь. Это лучшее утро в его жизни. Он шарит под подушкой свободной рукой и достаёт телефон, чтобы проверить время: 10:03. Как бы ни хотелось снова заснуть, Сонхун понимает, что пора вставать. Он вовсе не прочь пролежать вот так весь день, не отпуская то, что принадлежит ему. Наслаждаться близостью, потерявшись во времени. Но он помнит, что не может. Дыхание Сону тоже меняется: становится более глубоким, а его голова перекатывается по руке Сонхуна. — Детка… Выпусти меня, — тихо шепчет Сонхун и, быстро чмокнув лисье ушко, приподнимается на локте. — Я пойду в душ. — Хён, ты такой противный иногда, — хрипло хнычет Сону, так и не открыв глаза. Сонхун ещё никогда не слышал эту версию его голоса. Очень сексуальную. — Прекрати уже так называть меня… Я же сказал, что мне не нравится. Сонхун смеётся, умиляясь тому, как Сону недовольно морщит нос, и наклоняется, чтобы чмокнуть его в губы, но тот отворачивается и чуть отталкивает ладонью щёку. — А как же мой поцелуй? — возмущается Сонхун, пытается поцеловать Сону ещё раз и снова терпит неудачу. — Ты не заслужил, ты плохо себя ведёшь… — отвечает Сону, но его пальцы всё равно лениво поглаживают живот Сонхуна, запуская по телу волну мурашек. — Поспи ещё чуть-чуть. Я приму душ и сделаю кофе. Сонхун высвобождается из сплетения тел и, прихватив из шкафа чистые вещи, ползёт в душ. Смыв с тела прошлую ночь, он чистит зубы и смотрит в зеркало, пытаясь найти десять отличий от вчерашнего себя. Шея и плечи чистые, без единого засоса, и это хорошо, потому что не придётся их прятать. Разве что совсем чуть-чуть треснул уголок губ. В отражении всё выглядит как обычно, но внутри совсем иначе. И глаза как-то нездорово (или наоборот) блестят. Он прислушивается к ощущениям во всём теле и чувствует поразительную лёгкость, свободу и… жар. Да, Сонхун всё ещё чувствует жар где-то глубоко внутри. И урчание дремлющего зверя, которого вчера сытно накормили. Пока не понятно, когда он проголодается вновь. Он ставит чайник, насыпает в чашки растворимый кофе и достаёт из холодильника два онигири с тунцом, которыми закупается в круглосуточном. Сону спит, обняв подушку, приходится осторожно погладить его по плечу, чтобы разбудить, сопротивляясь безумному желанию лечь рядом. Утром Сону совсем другой: немного медлительный, растерянный, лениво приоткрывает глаза, подолгу моргает. У него немного опухшее ото сна лицо, но он всё равно выглядит очаровательно. Сонхун отправляет его умываться, выдав чистый комплект одежды, потому что, во-первых, вчерашняя футболка — домашняя, во-вторых, она валяется смятой на полу, в-третьих, ничуть не чище простыни, потому что он вытирал ею живот. Эта парочка вместе летит в корзину с грязным вещами. Когда он перестилает постельное бельё, а Сону возвращается из душа, они завтракают, забравшись обратно на кровать. Вообще Сонхун, конечно, за полный порядок во всём и всегда и никогда не разрешает себе хомячить там, где спит, но если это с Сону, то можно. Как и обещал, он возвращает Сону обратно в общежитие к 11:30, чтобы тот успел собраться и привести себя в порядок перед собеседованием. И у них даже находится пять минут, чтобы поприлипать друг к другу, прежде чем попрощаться. Сонхун уже собирается вернуться к себе в комнату и поспать ещё пару часов либо просто полежать в трансе от всего, что он пережил прошлой ночью, но на телефоне высвечиваются уведомления из группового чата. Всего три сообщения и все от Чонсона: место встречи, «Пак Сонхун, быстро тащи сюда свой зад!» и « RIGHT NOW». Последнее реально капсом. Отвертеться не получится. Ну, только если совсем отключить телефон, хотя в чате уже, к сожалению, отобразилось, что сообщения прочитаны. Но Сонхун почему-то вдруг думает, что сможет пережить встречу с друзьями. Не будут же они его пытать. Он просто скажет двум дебилам, кто выиграл спор, и нормально поест, потому что нельзя питаться одними онигири по утрам. В общем, как вы уже догадываетесь, Сонхун ещё никогда так не ошибался. Чонсон и Джеюн машут ему из-за стола слишком активно, что сразу же заставляет насторожиться. Чонвон выбирает еду в автомате на кассе. Хёна пока нет, но, видимо, он скоро будет. Либо его вчера прикончили, и мелкий собирается заедать своё горе. Сонхун подходит к столу и плюхается рядом с Чонсоном. — Мы взяли тебе картошку фри, стейк и кофе, — говорит Джеюн, пододвигая тарелку (вот это забота!), и усмехается. — Решили, что ты будешь очень голодным. А Чонсон рядом как-то слишком отвратительно гыгыкает. И это первый тревожный звоночек, намекающий, что надо бы валить, но Сонхун беспечно отпивает кофе. — Ну, что? — нетерпеливо спрашивает Чонсон, подперев щёку. — Ты все ещё девственник или уже нет? Сонхун морально готов к этому вопросу, поэтому даже не давится. — Второе, — отвечает он кратко. Сложно представить себя девственником после того, где сегодня ночью побывал его рот. — И? — Джеюн с шумом втягивает молочный коктейль из трубочки и улыбается от уха до уха. — Кто из вас кого уложил? Сонхун смотрит сначала на одного придурка, затем на другого, прежде чем ответить: — Джеюн выиграл. — Да ну, нет! Я не верю, — возмущается Чонсон. — Сонхун, ты пытаешься набить себе цену. — Да я же тебе говорил ещё вчера! Ты просто не видел, как он протащил Сону за собой мимо меня, — спорит второй, громко защищая свою победу. — И он его вчера весь вечер глазами трахал! Бабуля, сидящая через два стола и трапезничающая рисовым омлетом, бросает на них строгий взгляд. — Да блин, можете не орать?.. — Сонхун чувствует, как у него начинают алеть щёки. Но друзья не обращают на его писк никакого внимания. — Ля-ля-ля! Может, ты врёшь! — Да вон спроси Чонвона, он подтвердит, — спорит Джеюн и тут же кричит через всю грёбанную закусочную: — Чонвон-а! Ты же тоже видел, как Сонхун вчера потащил Сону из клуба к себе?! — Да, хён! — так же громко отвечает мелкий. — Вы бы видели его лицо! Хорошо, что он не трахнул его прямо там, на диване! Теперь на них смотрят все посетители. Даже повар выглядывает в окошко для выдачи. Сонхун молится, чтобы Хисын пришёл как можно скорее и спас его. — Чонсон, ты проиграл, — шипит он на своего придурошного друга номер один. — Теперь заткнитесь уже, пожалуйста. Но тот отказывается принимать поражение и переходит в контрнаступление. — Ну, уж нет… Пусть Сонхун нам сначала расскажет, что у них было. А придурошный друг номер два, как всегда, на подхвате. Ему лишь повод дай. — Вы же предохранялись? Сонхун пытается прожевать мясо, но не может, потому что во рту слишком сухо. — Зачем это им? Они же не с кем не спали до. — Ну, всё равно, презервативы — это типа гигиенично, и все дела, — деловито отвечает Джеюн и, когда Чонсон смотрит на него со скептическим еб*лом (другого подходящего синонима у Сонхуна сейчас просто нет!), добавляет со знанием дела: — Я читал. — Нет, мы… — начинает Сонхун. Но друзья перебивают его почти одновременно, среагировав на первое же слово. — Нет?! Не предохранялись?! — Да прекратите орать! Примерно вот так теряют друзей. — Сону было больно? — не унимается Чонсон. — Он хоть может ходить? — Да, может. Сонхун никогда не желает своим друзьям смерти, поэтому готов сдохнуть сам. Лишь бы этот блиц-опрос поскорее закончился. — Точно? — недоверчиво продолжает Чонсон. — Чонвон рассказывал, что не мог ходить целый день, и у него болел живот. — Ну… Мы не делали... это. Если вы думаете, что это всё шутки и злое чувство юмора за кадром, то нет, Сонхун реально сейчас откинется. Спасительный звон колокольчика над дверью оповещает о том, что помощь близка. Вошедший Хисын сначала чмокает Чонвона, потом, видимо, просит заказать что-то и для него и, наконец, направляется к столу. И судя по тому, что он вполне себе жив и здоров, либо родители Чонвона вчера были милосердны, либо хён бессмертный. — Что на повестке дня? — интересуется он, похлопав Сонхуна по спине. — Пытаемся вытянуть из Сонхуна подробности его первой брачной ночи, — задорно отвечает Джеюн, а Сонхун бросает на Хисына тот самый взгляд: «Хён, спаси!», потому что кто-кто, а уж хён-то должен его понять. Но последняя надежда растворяется, когда Хисын садится напротив и лишь усмехается: — И как? Кругом одни предатели. Сонхун решает просто пялиться в стол. Он надеется, что, если будет игнорировать эту ситуацию, друзья в конечном итоге от него отстанут. И пытается ровно дышать, чтобы сердце не выскочило от того, что ему приходится вспоминать. Ну, и чтобы не перевозбудиться. Потому что он начинает чувствовать призрачные прикосновения губ Сону там, где не должен. — Ну как хёна расспрашивать, он был первый, а сейчас посмотрите, и двух слов не хочет рассказать, — причитает Джеюн и даже подпинывает Сонхуна под столом. — Да какая вам вообще разница? — огрызается Сонхун в ответ. — В смысле, какая? — ворчит Чонсон. — Мы же с Джеюном поспорили. Просто скажи уже, что у вас было! — Было не так, как ты думаешь… Ну, то есть… Мы не делали это… так! — Сонхун запинается и реально сейчас задохнётся, потому что его друзья такие тупые и совсем не понимают намёков. Например, одного большого жирного намёка отъ*баться. — Мы не зашли так далеко, чтобы… Я его не тра… Бл*ть, почему вы заставляете меня это говорить! — Ну, то есть у вас ничего не было? Или было? — хмурится Чонсон, запутавшись ещё сильнее. И желание врезать ему растёт по экспоненте. — Хён, переведи, пожалуйста, что он пытается сказать. Ты же у нас эксперт. — Да было, было, — тянет Джеюн довольный, как игривый щенок, которому закинули палочку. Круто, что хоть кого-то забавляет этот разговор. — Посмотри на него, он сейчас убьёт нас взглядом. Признай, что ты проиграл, Чонсон, пока Сонхун не подавился. — Если у них ничего не было, то это не считается, — упрямится тот. — Переносим спор на следующий раз. — Я задам контрольный вопрос, окей? Если он ответит, что больше одного, то считается, — настаивает Джеюн и, повернувшись к Сонхуну, спрашивает прямо в лоб: — Сколько раз ты кончил? Только честно. Сонхун показывает три пальца, потому что тупо не может произнести это вслух, и падает носом в стол, чтобы друзья не видели его пунцовое лицо, хотя, скорее всего, они всё равно могут любоваться не менее красными кончиками его ушей. — Значит, было! Считается! — хлопает Джеюн в ладоши. — Пак Чонсон, гони деньги. — Да как так… — расстроенно стонет проигравший, но десять тысяч вон отдаёт. — Секс намного разнообразнее, чем ты его себе представляешь. — хихикает Хисын. Чонсон фыркает, всё ещё не готовый смириться с тем, что только что проиграл: — Ты хоть позаботился об удовольствии Сону, подонок? — Да. И никто из них не узнает, как именно. Этого Сонхун точно никогда не расскажет даже под дулом пистолета. — Блин! Поверить не могу, что Сонхун так быстро зашёл дальше меня! — разочаровано ноет Чонсон и наконец начинает жрать свой бургер. Надежда на то, что он подавится, всё ещё жива. Сонхуну безумно стыдно из-за всего, что говорят и спрашивают друзья. Ещё немного, и он будет готов сменить имя и местожительства. — Он и в поцелуях давно зашёл дальше тебя, — подшучивает хён, и они с Джеюном переглядываются, как два счастливых нашкодивших ребёнка. — Ой, всё! — мычит Чонсон с набитым ртом, затем прожёвывает (так и не подавился) и продолжает, переводя стрелки: — Ну, могу только за него порадоваться, раз уж ему больше не придётся одиноко мучить свою руку. Сонхун жалеет, что в этот момент отпил кофе, потому что напиток проходит по горлу с трудом. Через боль и слёзы. — Что?! — хрипит он. — Я не… — Ой, да ладно тебе, Сонхун! — подхватывает Джеюн, а ведь хоть разок мог бы и промолчать. Словно унижений в десять тысяч вон было недостаточно, и он планирует испытывать Сонхуна на прочность, пока тот окончательно не сломается. — Мы все знаем, что ты дрочил на фотки Селены Гомез в старшей школе. — Зато теперь у него есть ротик Сону… — ЗАХЛОПНИТЕ ПАСТИ! — стукнув ладонью по столу, зло выпаливает Сонхун, а из ушей почти идёт пар. Он правда очень близок к тому, чтобы начать убивать. Он даже рычит, загребая картошку фри и кидая её в Джеюна. А вот Чонсону прилетает реальный подзатыльник. — Ещё, бл*ть, одно слово, и я уйду! Самое отвратительно, что три придурка за столом ржут, как гиены. Сонхун уже хочет встать и хотя бы пройтись до туалета, чтобы немного остыть и никому больше не вмазать, но его ловят за плечи и заботливо обнимают со спины, удерживая на месте. — Кхм-кхм… — Чонвон упирается подбородком ему в макушку. — Что вы прицепились к Сонхуни-хёну? У самих вообще ничего не было, дебилы. Первый раз самый трудный и очень важный эмоционально. И вообще, девственность — это состояние души. Хён, не обращай на них внимания, эти два неудачника просто завидуют. А с Хисыни-хёном я сам разберусь, — коварно хихикает он, и Сонхун уже думает, что Чонвон единственный человек, которому он может доверять, но тут мелкий наклоняется ближе и, поддразнивая, тихо шепчет, прижимаясь губами к уху: — Попробуй в следующий раз пальцами, хён. Они же у тебя длинные. Уверен, что Сону-хёну очень понравится. Сонхун просто хочет, чтобы Сону пришёл и забрал его отсюда. Как ребёнка из детского сада. Потому что ещё чуть-чуть, и у него сгорит всё лицо. Оно пылает, когда Сонхун закрывает его руками. Кто-нибудь, пристрелите его. Короче говоря… С этого дня у Пак Сонхуна больше нет друзей.~~~
В июле у Сонхуна начинается практика в спортивном тренировочном лагере в пригороде Сеула, и каждый день его жизни превращается в какой-то ад. Теперь двадцать четыре на семь его окружают дети. И Сонхун даже пару раз задумывается о том, чтобы выпилиться или бросить свою тупую учёбу. Они волонтёрят сменами сутки через сутки. Причём не просто с утра до вечера, а именно все двадцать четыре часа. Прямо как врачи. В полдень принимают смену, на следующий день в полдень сдают второй группе страдальцев. Почти не отдыхают и даже спят урывками, потому что за пронырливыми детишками даже ночью приходится следить. Если Сонхун в спортивном лагере, значит, выживает от одной дозы кофе до другой; если у него выходной, то он отсыпается в общежитии. Сонхун старается как можно чаще напоминать себе, что все страдания ради его блестящего резюме в будущем. Только эта мысль держит его на плаву. У Сону тоже практика в детском саду, но не в таком бешеном режиме, а лишь по полдня. Так что иногда они даже успевают встретиться, чтобы поесть вместе что-нибудь вкусное, выпить бабл-ти (потому что айс-кофе уже начинает вызывать у Сонхуна приступы тошноты), сходить в кино на поздний сеанс, где Сонхун умудряется отрубиться пару раз на середине фильма, или побродить по округе. С Сону совсем не важно, где быть. Главное, что с ним. Без него жизни больше не существует. Даже когда Сонхун почти умирает, доживая двадцать четвёртый час своей бесконечной смены, он думает о Сону, и ему легче. Друзья, правда, ворчат, что на них у Сонхуна времени совсем нет, и даже называют подкаблучником, ну, а что поделать? Приоритеты — они такие. Смотрит ли он теперь на Сону как-то иначе? Вы издеваетесь? Что за глупый вопрос! Конечно же, да. Теперь, зная, насколько уязвимым Сону может быть в его руках, как нежна его кожа, особенно под коленями и над пупком, и как он приоткрывает рот, когда ему особенно хорошо, или прячет лицо в изгибе локтя, Сонхун уже никогда не сможет смотреть на него как прежде. Все чувства, которые он раньше испытывал к Сону, вдруг помножились друг на друга, став ещё глубже. Словно кармические узы связали их ещё сильнее. На самом деле, Сонхуну очень хочется ещё раз испытать с Сону близость и попробовать намного больше, чем в прошлый раз, но у него нет на это ни моральных, ни, главное, физических сил. Он боится, что отрубится прямо в процессе, либо у него просто не встанет от усталости. Сонхун хочет обратно свои нормальные летние каникулы, а не вот это всё. Июль заканчивается сезоном дождей, а Сонхун не может поверить, что встречается с кем-то уже почти два месяца. Что он больше не один. Не трёт свою блёклую парную метку до крови. Не завидует знакомым, которые находят свои истинные пары. Теперь у него есть Сону. Пусть у них разные метки, и нет мистической родственной связи, через которую они могут почувствовать друг друга даже на расстоянии, но это и не важно. У них просто всё по-другому. Вся та лихорадка, которую Сонхун прежде испытывал рядом с Сону, растворилась, преобразившись в совсем другое чувство — тепло. Такое воздушное, ласковое, всеобъемлющее. Есть жизнь до этого чувства и после. В последнее время Сонхун часто думает о том, как порой хаотично складываются пазлы в единую осмысленную картину, описывающую историю. Историю, в которой два человека с блёклыми метками нашли друг друга. И ему хочется знать, какой пазл стал самым первым. С чего именно началась эта цепочка причинно-следственных связей, не считая накопленной за все прошлые жизни кармы. Что, если бы они не поступили в один универ? Наверное, Сону никогда бы не узнал о нём. Ведь не все увлекаются спортом и следят за жизнью спортсменов, тем более тех, кто ушёл из профессии. Сону бы никогда не попал в один спортзал с Джеюном. И друзья Сонхуна не пригласили бы его на день рождения Чонсона. Сонхун бы никогда не встретился с Сону в клубе. И не увидел бы блёклую птичку на запястье. Не услышал бы звон колокольчиков и не упал бы в лисьи глаза с головой. Он бы до сих пор жил в своём чёрно-белом мире. По его правилам и бесполезным законам. Но события зацепились одно за другое, как падающие костяшки домино, и толкнули их с Сону прямо друг к другу. Оказывается, так бывает. Сегодня почти у всей компании совпал выходной. Чонсон уже третий раз звонит Сонхуну, чтобы узнать, где их носит и сколько ещё ждать. Сам Сонхун в общежитии у Сону, ждёт, когда тот закончит собираться, вернувшись после смены в детском саду. Пока Сону куда-то вышел, Сонхун под любопытным взглядом соседа блуждает по комнате, рассматривая вещи. Перебирает тетрадки на полке Сону, потому что ему интересно, что именно тот изучает на своём факультете. И в какой-то момент неаккуратно перекладывает в сторону ежедневник, тот соскальзывает и падает на пол, распахнувшись. Сердце Сонхуна сбивается с привычного ритма, когда он опускается, чтобы поднять… свой потерянный в прошлом семестре пропуск. Кажется, он только что нашёл тот самый первый пазл.Девять месяцев назад
Погода в октябре всегда радует сердце. Дышать легко, не жарко, можно одеваться, как хочешь, и не таскать с собой везде карманный вентилятор. Сонхун очень любит осень и зиму. Но если можно было бы выбрать одно время года и поставить его на паузу, то он бы не задумываясь выбрал осень. Потому что разноцветная картинка разлетающихся на ветру пёстрых, рыжих и бурых листьев радует глаз. После очередной почти бессонной ночи, которую Сонхун провёл за конспектами, они с Джеюном бредут по территории университета, потому что им, слава Богу, в кои-то веки ко второй. Джеюн рассказывает о том, что вчера родители в который раз пилили ему мозги на тему наследства. Отец постоянно припахивает помогать с документами компании и заниматься прочей фигнёй. Сонхун не понимает, зачем Джеюн тогда вообще пошёл учиться на преподавателя по физике, если ему нужно будет потом всю жизнь корпеть над семейным бизнесом, но это не его дело. В решения друга он не лезет. Джеюн считает математику очень романтичной наукой, и Сонхун его не осуждает. Сделав большой круг, они поднимаются по бесконечной лестнице, которая ведёт к спортивному корпусу. Вокруг снуют старшеклассники, и Сонхун вспоминает, что сегодня, скорее всего, день открытых дверей. И про себя надеется, что, может, какие-нибудь пары внезапно отменят по сложившимся обстоятельствам. Он бы поспал во время этого окна в расписании прямо за партой. Занятый своими мыслями, он не замечает, как чуть не врезается в кого-то в школьной форме, но успевает в последний момент увернуться, всё же задев человека локтем. Старшеклассник стоит, уткнувшись в карту университета, и, видимо, ищет нужный ему корпус. — Извините, — обращается он, и Джеюн оборачивается. — Не подскажете, где здесь факультет дошкольного образования? — Оу, тебе совсем в другую сторону. Давай покажу! — друг забирает у старшеклассника карту и объясняет, как пройти. Сонхун стоит на несколько ступенек выше и ждёт, сунув руки в карманы куртки. Смотрит на то, как друг любезничает и помогает потерявшемуся пареньку. Затем, когда Джеюн прощается и догоняет Сонхуна, они продолжают свой путь. — Ой, смотри! Это же Пак Сонхун? Фигурист! — И правда! Он здесь учится? — Я слышала, что он бросил спорт после травмы… Давай возьмём автограф? — Он такой красавчик! А правда, что у него блёклая метка?! — Тш-ш-ш… Давай подойдём к нему! Сонхун привык к таким разговорам за спиной. Он слышал их на протяжении всей своей спортивной карьеры. На ближайшем пролёте лестницы обнаруживается стайка восхищённых старшеклассниц. Вздохнув, Сонхун на ходу выуживает из кармана куртки ручку, которую всегда носит с собой, чтобы как можно скорее избавиться от назойливых девчонок. И только у проходной на свой факультет понимает, что что-то не так. — Чёрт! Мой пропуск! — Что с ним? — спрашивает Джеюн, пока Сонхун отчаянно роется в карманах, уже понимая, что в них пусто, но всё ещё не теряя надежды на чудо. — Походу, я где-то обронил его… Чёрт! Наверное, когда доставал ручку. — Уверен? Может, ты забыл его в общаге? Позвони соседям, если они там, пусть глянут. — Да нет же! Он точно был, я никогда его не вынимаю, — злится он и на себя, и на тех старшеклассниц, из-за которых пришлось лезть в карманы. — Я ж говорил тебе, носи его в сумке… — начинает нудеть друг, но Сонхун на общедоступном языке жестов показывает: «Заткнись и отвали», а если по-простому — средний палец. Он поспешно возвращается на лестницу, пробегает по ней сверху вниз и обратно, но безрезультатно. Его пропуск пропал без вести. — Хён, я готов. Идём? — раздаётся голос прямо за спиной. Сонхун оборачивается, замечает, что соседа уже и след простыл, и смотрит на вернувшегося в комнату Сону. На секунду дыхание перехватывает, как и каждый раз, когда лисьи глаза подчёркнуты тонкой линией чёрной подводки, а губы ближе к внутренней части подкрашены малиновым тинтом. Сонхун чувствует, что начинает таять и гореть одновременно, но вспоминает про пропуск в руке. — Откуда это у тебя? — О? — Сону удивлённо моргает. — Как ты нашёл его? Хён, ты же знаешь, что рыться в чужих вещах неприлично? — А ты знаешь, что воровать чужие вещи нехорошо? — Я не воровал его. Ты сам уронил его в нашу первую встречу. Я ведь уже говорил, что мы встречались до знакомства на вечеринке у Чонсони-хёна, но ты даже не заметил меня. Сону подходит ближе и пытается забрать пропуск, но Сонхун ловит его за пояс и, прижав к себе, не даёт двинуться в сторону. — Хочешь сказать, что видел, как я уронил его? — спрашивает он, заглядывая в лисьи глаза. — Да, — сознаётся Сону и снова пытается вывернуться, но Сонхун держит крепко. — Почему ты не вернул его мне? Ты хоть представляешь, каких пизд*лей мне отвесили в деканате? — Мне захотелось оставить его на память, чтобы найти тебя вновь. Ну, и ты тут на фотографии такой красавчик. Прямо как карточка айдола из альбома... Сонхун даже не может злиться. Нет-нет, когда его отчитывали кураторы курса, он, конечно же, был в бешенстве на себя, на неизвестного вора, на ситуацию — на всё сразу. Но злиться на Сону он теперь не может по определению. — Разве ты не знал моё имя и без этого? — Я не увлекался спортом, поэтому не знал, кто ты такой, — сегодня у Сону явно день признаний. — Я услышал, что у тебя блёклая метка, к тому же ты выглядел прямо как модель... Поэтому я подумал, что должен попытаться найти тебя. Вернувшись домой, я прочитал про тебя статьи в интернете. — Ты просто мог отдать мне его сразу и познакомиться со мной... — Сонхуни-хён, ты такой дурак! Ты даже толком не обернулся, чтобы посмотреть на меня на лестнице! Как я мог подойти к тебе? Мне нужно было придумать хороший и надёжный план. Сонхун хмурится, потому что начинает теряться в своих мыслях. Его знакомство с Сону было заслугой его придурошных друзей, которые вдруг взялись устроить его личную жизнь. Не иначе. Точно никак иначе. Ну, по крайней мере, он так думал всё это время. — Только не говори, что ты специально поступил в этот университет только… — Конечно, нет, — улыбается Сону. — Но это сделало мой выбор проще. Я специально познакомился с Джеюни-хёном в тренажёрке, чтобы добраться до тебя, — и вся картинка, которую Сонхун представлял себе последние почти три месяца, буквально рвётся по швам, обнажая истину, — и рассказал ему про свою метку. Ещё я специально ходил на твой факультет в библиотеку, чтобы пересечься с тобой хотя бы в коридоре. И у твоей общаги. Я даже скачал себе твоё расписание! Ты хоть понимаешь, как много моих усилий было в это вложено, Пак Сонхун?! Хочется наворчать за все те унижения, которые Сонхуну пришлось вынести в деканате. Хочется рассмеяться от осознания, что его придурошные друзья всё ещё придурошные и сводники из них оказались так себе, ведь на самом деле всю работу у них за спиной сделал сам Сону. Хочется зацеловать его до смерти за каждую лисью хитрость. Это был Сону. Сону сложил их пазлы вместе. Улыбчивый, иногда слишком милый, пугливый, настолько хилый, что даже не может нормально отжаться, но такой упорный. Невероятный. Кажется, Сонхун уже не просто влюблён в него. С каждым днём это чувство всё сильнее. И вы знаете его название. Сонхун прижимается лбом ко лбу Сону и тихо шепчет на эмоциях: — Ты правда самый потрясающий… Я так сильно… Голос Зико обрывает на полуслове. Это звонит Чонсон. Сонхун обещает себе, что обязательно придушит своего бесполезного друга при первой же возможности, и выпускает Сону из объятий. Ну, что ж. В другой раз. Лисьи пальчики выхватывают из руки Сонхуна его старый пропуск. — Это моё, — уверенно говорит Сону. Сонхун даже не спорит. Где-то совсем глубоко в душе хочет, но не спорит. Он теперь такой послушный, просто капец. Хотя всё ещё не понимает, зачем Сону нужен этот кусок пластика, когда он уже получил всё, чего добивался. Ведь теперь ему принадлежит намного больше, чем потерянный пропуск. Но Сонхун не говорит этого вслух. Это он тоже скажет в следующий раз.