Ромашковый пепел

В тот день пошел первый снег. Весь Хогвартс окутала приближающаяся зимняя сказка, и не было ни одного человека, кто хотя бы чуточку не радовался началу новой зимы. В воздухе можно было различить чарующие запахи хвои, горячего шоколада, имбирных пряников и морозной декабрьской свежести. Весёлые и оживленные голоса студентов слышались на каждом шагу, сливаясь с хрустом снега под ногами и мелодичным побрякиванием украшений, что переливались в просторных холлах яркими цветами и волшебным сиянием. Мир жил в ожидании рождественского чуда, которое непременно должно было случиться. Даже Драко был в приподнятом настроении, не обращая внимания на перепалки с гриффиндорцами и Поттером в башне старост-мальчиков, и вместе с остальными слизеринцами готовился к сегодняшней вечеринке по случаю дня рождения Дафны. Все ученики змеиного факультета уже предвкушали «знатную вписку», и вечер и впрямь обещал быть таковым. Пэнси шла рядом с именинницей, что-то рассказывая о новом цветочном парфюме, купленном в Хогсмиде, но мыслями была далеко, провожая взглядом непослушные каштановые локоны и гриффиндорский шарф. Гермиона в последнее время все чаще проводила вечера в их общей гостиной и вздрагивала, когда Паркинсон к ней обращалась, прятала взгляды, хотя она была уверена, что та на неё смотрит. Один раз, придя с занятий, Пэнси заметила нарисованные сердечки на запотевших окнах их общей гостиной и рядом инициалы её имени со стертым пятном — видимо, гриффиндорка стёрла уже инициалы другого человека. «Девочка влюбилась, — думала Пэнс, усмехаясь, но без злобы, — в кого, интересно?» *** Огневиски, французское шардоне, кьянти, водка и опять огневиски — никто из слизеринцев уже давно не запоминал, что они вливали в себя в ходе вечеринки. Сама же виновница торжества по достоинству оценила эффект от водки, стащенной Драко у отца, который также стащил её ещё у Долохова в прошлом году, и теперь весело и лихо отплясывала посреди гостиной, при этом не теряя своей женственности и манерности. Дафна блистала. А вот Пэнси, хоть и красиво, со вкусом наряженной и не менее элегантной, танцевать не особо хотелось. Сегодня алкоголь подействовал иначе — настроение с игривого переменилось на «нажраться в ебеня, прости Господи (или все-таки Мерлин), и уйти в беспамятство хотя бы на недельку». — Эй, Пэнс, ты в порядке? — Блейз плюхнулся рядом и положил ладонь ей на плечо. Девушка посмотрела на друга таким взглядом, что ему сразу стало понятно, что ей требуется верный собутыльник. В таких делах Забини понимал лучше всех. — Знаешь, почему Драко опоздал? — спросила слизеринка, в который раз кинув взгляд на блондина, что сейчас стоял и клеил пятикурсницу в дальнем уголке. Паркинсон прикусила губу — она терпеть не могла, когда он так делал, но предъявить ему что-то была не в праве. Они же просто друзья. Ах, как бы ей хотелось избавиться от этого дурацкого и глупого «просто друзья». А вот Малфоя, судя по всему, все вполне устраивало. Блейз опрокинул в себя стопку и достал из кармана упаковку сигарет, закурил и предложил подруге, но та достала свои. Блейз предпочитал пряные, а она не признавала ничего, кроме излюбленных ментоловых. — Сказал, что задержался с делами старост, — Блейз пожал плечами, стараясь придать себе непринужденный вид, но Пэнси уловила тревожные огоньки в его глазах. Кажется, что-то здесь опять нечисто, и это «нечисто» напрямую связано с Поттером. Ни она сама, ни ее друг толком не понимали, что вообще происходит в башне старост-парней, но ощущение того, что там несомненно происходит что-то важное и до ужаса интересное, все же присутствовало и донимало девушку. Пока многие её знакомые девушки зачитывались неприлично неправдоподобными романами и то и дело трещали о прелестях любви, Пэнси, украдкой печально смотря на Драко, видела в своих невзаимных чувствах одно только разочарование. И разочарование было не столько в нем, сколько в собственной глупости и недальновидности — ну какая достойная девушка будет страдать по этакому придурку, поимевшему в своей спальне такое количество надуренных им девиц, пусть и очень красивому и временами галантному? Паркинсон отличалась от этих особ лишь тем, что водила дружбу с Малфоем задолго до поступления в Хогвартс, но все равно позволяла себе морочить голову наивными мечтаньями. А потом корила себя за это в горячей ванной с холодным лезвием. Хуже всего было то, что он мог получить её, когда вздумается, а она — нет. Она даже не знала, что именно при этом может сказать. А Малфой знал всегда. Она могла подобрать слова для любого, но кроме него, а он — ко всем без исключения. — Тебе принести ещё чего-нибудь? — осведомился Забини, выдавив из своего бокала последнюю каплю, и с сожалением оглядел пустоту внутри него. — Водки. И не рюмку, а бутылку, — выпалила аристократка, не раздумывая, глядя на весёлую Дафну. — Но… — Что для тебя непонятного в слове «бутылка»? — Пэнси приподняла бровь, а её друг вздохнул и поплелся за алкоголем. «Как чудесно не думать о дне грядущем и хлестать сей чудный напиток,» — подумала Паркинсон, хмыкнула и сделала ещё один глоток. Становилось лучше, легче и смелее на душе. *** Тёмные коридоры Хогвартса после отбоя нередко нагоняли страх на первокурсников и манили искателей приключений. Пэнси же любила их в это время за безмолвие и тишину — никто не шептался, не сплетничал, не пытался привлечь внимание — лишь звуки её шагов по холодному полу. Хитрая наука не попасться завхозу и его кошке была освоена ей и её друзьями ещё на младших курсах, поэтому за разоблачение пьянок в слизеринской гостиной можно не переживать. Да и повод переживать был посерьёзней. Паркинсон поклялась, что больше не будет пить водку, а потом запивать её чем-то ещё. История повторилась: она забыла о гордости и отдалась тому ужасному томному чувству необходимости и важности его касаний и горячего дыхания. Осмелевшая, девушка первой предложила Драко: «Я хочу тебя прямо сейчас. Идём.» Малфою понравилось её проявление инициативы и бойкости, и, ведомая его крепкой рукой, слизеринка вновь позволила себе эту ночь наслаждений с ним, будто с извечным змеем-искусителем. Он по-прежнему являлся её самой яркой эмоцией и самым большим страхом того, что когда-то она отдаст все без остатка и станет абсолютно пустой, но не получит ничего взамен. Глупая, наивная, слабовольная Пэнс. Но она опять станет сильной уже завтра с утра, когда с самым обескураживающим видом и чарующим достоинством пойдёт на занятия. Если, конечно, вообще соизволит почтить остальных своим присутствием. В диване в гостиной запрятана бутылка коньяка, а верные ментоловые сигареты как всегда найдутся за портьерой. Значит, все ещё не так плохо. Хотелось взять лезвие и оставить несколько царапин на нежной коже, словно перечеркивая, пытаясь исправить то, что случилось, вскрыть внутреннее, алое, живое и напомнить себе о силе и слабости. Пожалуй, так она и сделает. Несмотря на позднее время в комнате все ещё горел свет, и сверкал оранжевыми язычками пламени камин. Пэнси удивлённо повела бровью — скорее по привычке, чем от истинного удивления, и взглядом наткнулась на Грейнджер с очередной книжкой. Как же они с ней контрастировали — даже проведение досуга пятничной ночью было в корне разным. — Мерлин, милая, как у тебя голова только не пухнет от постоянного чтения? — Пэнси плюхнулась рядом с гриффиндоркой, недоуменно хлопающей ресницами. — Тебе не понять, Паркинсон, — Гермиона замешкалась, но потом опомнилась и горделиво вскинула подбородок. — И с каких пор ты называешь меня «милая»? — А что, тебе не нравится? Чего стоят одни только твои миленькие карие глазки, — слизеринка улыбнулась, довольная вызванным ей румянцем на щеках второй старосты. Да уж, больше пить она не будет — не хватало ещё всем подряд комплименты делать. «Хотя Грейнджер — не все подряд. Она ведь… Грейнджер,» — подумалось девушке. Пэнси протянула руку за спинку дивана и выудила оттуда запрятаную ранее бутылку коньяка. Забавно было наблюдать за Гермионой, сначала несколько оторопевшей, а потом осознавшей, что удивляться давно пора перестать. Паркинсон, ранее надеявшейся провести всю ночь в гордом одиночестве, сейчас не хотелось уходить. Грейнджер, бывший враг и соперница, смотрела на нее так открыто, а её карие глаза казались теплее и ласковее каминного жара. Неужто правда так смотрит? Или это все малфоевская водка? — Выпьешь со мной? — девушка присела поближе и подмигнула. — По-моему, тебе лучше поспать, — Гермиона ловким движением выхватила коньяк. Не отодвинулась. — Давай по одной стопке и пойдём спать. Ты можешь даже проследить, обещаю, — Пэнси забрала коньяк обратно и вытащила пробку. Говоря это, Паркинсон была абсолютно уверена, что умница-Грейнджер просто встанет и уйдёт к себе, оставляя ту наедине с коньяком и своими проблемами. Действительно, к чему Гермионе оставаться и пить с ней, пусть даже они вдвоём и делят бремя старост с начала сентября? Однако что-то изнутри все равно надеялось и хотело, чтобы она не уходила. Уж больно ласково блестели глаза на свежем девичьем лице — может, гриффиндорка за это время привыкла к Пэнси и больше не относилась к ней предвзято. — Тебе правда хватит, — война за бутылку продолжилась, и та снова оказалась в аккуратных Гермиониных пальчиках. — Иди спать, милая, — девушка акцентировала последнее слово, подражая интонации Пэнси. — А ты заставь, — не унималась слизеринка. Поддразнивать Грейнджер было даже немного забавно — уж больно выразительной была её мимика. Однако Пэнси даже и не думала, что Гермиона всерьёз возьмётся за это её предложение. Взмах волшебной палочки — и бутылка коньяка превратилась в хрустальную вазу с белой розой, второй взмах и тихое «таранталлегра» — ноги Паркинсон стали отбивать чечетку прямо в сторону её спальни. Девушка взвизгнула: — Твою мать, Грейнджер! Гермиона хохотала, и Пэнси захотелось провалиться сквозь землю. Просто чудесно: коньяк превратился в дурацкий цветочек, сама она вытанцовывает абсолютно идиотские па после такой же идиотской ошибочной близости с Драко. Стала бы смеяться Грейнджер, узнай она обо всем окружающем её соседку по башне дерьме? Стала бы вообще как-то взаимодействовать с ней, поняв, что мозги-то у Паркинсон совсем набекрень? Пэнси усмехнулась своим мыслям. Неужели ей хочется, чтобы Гермиона хоть что-то о ней узнала, чтобы Гермионе было не все равно? «Хочется. Не отрицай,» — подумала она, оказавшись в своей спальне. Девушка упала на кровать, взяла подушку и положила её себе на лицо, зарычав. Как же ей надоело вечно молчать о том, что её тревожит. Но кому нужно знать о её проблемах? Пока в очереди из желающих было целых ноль человек. — Будешь спать с подушкой на голове? Мне казалось, у неё несколько иной способ применения, — Грейнджер вошла в комнату, помедлила, затем присела на краешек кровати. — Да, обязательно. И даже специально двигаться не буду, чтоб она оставалась на месте, — так, ну это уже точно пьяный бред. Надо спать. Но тем не менее хотелось продолжать говорить хоть о чем-нибудь, — Я заебалась. Пэнси слышала размеренно дыхание Гермионы и все гадала, когда же та решит уйти. Однако гриффиндорка никуда не собиралась. — Я тоже. Паркинсон скинула подушку и уставилась на соседку. Теперь Гермиона почему-то казалась уставшей, словно с неё слетело все недавнее умиротворение и лучезарность. — У тебя-то что не так? — А у тебя? — Вся моя жизнь, — усмехнулась слизеринка. А ведь точнее и правда не скажешь. — Пожалуй, частично соглашусь, — Грейнджер придвинулась ближе. — Давай вместе пострадаем, — вдруг предложила Пэнси. Если на утро она пожалеет, то это уже будут проблемы Пэнси из будущего, а сейчас — наплевать. — Что? — Гермиона то ли удивилась, то ли не поняла. Либо и то, и другое. — Ложись, — Паркинсон освободила половину кровати и похлопала по ней ладонью. — Обматерим все, на чем свет стоит! Грейнджер застыла, словно обыдумывая предложение, но через секунду уже лежала рядом. Слизеринка довольно улыбнулась — ну вот и нашла компаньона. Вот только материлась они недолго, и в основном главным оратором была Паркинсон. Остановившись на словосочетании «пизда вшивой собаки», Пэнси затихла и через минуту уже мирно сопела. А вот Гермиона ещё долго лежала без сна, вглядываясь в аристократические черты лица и прислушиваясь к её спокойному дыханию.