Ромашковый пепел

Гермиона вертела в руках перечницу, стянутую с края стола, и думала о пунктуальности. Она сидит в этом кафе уже минут пятнадцать и изводится различенными предположениями и мыслями насчёт Пэнси и того, где она пропадает, хотя время встречи назначала сама Паркинсон. Привыкшая к точности во всем, девушка откровенно раздражалась, когда кто-то эти точности не соблюдал, однако в отношении Пэнси к обычной раздражённости добавилось ещё и волнение. Была середина пасхальных каникул, и увидеться они должны были по идее только в школе, к тому же слизеринка писала, что ей есть что рассказать, и Гермиону теперь мучала тревога. Что могло случиться за это время и требовало срочного разговора? Но кое-что заставляло ее радоваться, не обращая внимания на необычные обстоятельства. Если не вдаваться в подробности и позволить душе размечтаться, эта встреча в кафе могла походить в ее воображении на свидание. Да, Гермиона не была большой поклонницей построения воздушных замков, но, как и любой человек со своими чувствами и слабостями, хотела во что-то верить и что-то себе представлять, дав волю фантазии. Да и разве не может она позволить себе порадоваться хоть немного? Пару месяцев назад об общении с Паркинсон вне стен Хогвартса она могла только мечтать. Ее сердце билось в предвкушении и волнении, отчего каждая минута ожидания напрочь испепеляла весь запас терпения. — Привет, голубка! — раздалось совсем рядом, и Гермиона удивилась, как это она пропустила вход Пэнси, ведь неотрывно следила за дверью. — Опаздываешь, — произнесла Грейнджер, выказывая свое неудовольствие, но затем улыбнулась. — Прости, немножко не расчитала время, — она вдруг мимолетно поцеловала Гермиону в щеку, и той пришлось густо покраснеть от неожиданности. — Я тебе такое расскажу — упадёшь. Пэнси была другой. Не кардинально, нет, но что-то в ней переменилось, хоть и непонятно что именно. Дело было не в обильно подведённых зелёных глазах, не в яркости красного свитера — она держалась как-то иначе, одновременно и нерешительнее, и раскованнее, чем раньше. Даже этот спонтанный поцелуй словно о чем-то хотел сказать Гермионе, ведь такого определенно не наблюдалось до этого дня. Другой человек не заметил бы абсолютно никакой разницы, не подметил бы ни небольшой перемены в манере, ни многозначительного взгляда. Глаза Пэнси всегда хранили в себе что-то важное, недосказанное и терзающее, но теперь… Эта их глубина приумножилась стократно. Гриффиндорка хотела бы спросить об этом, но каким бы странным и нелепым вышел ее вопрос. Возможно, раз Паркинсон здесь, в ее рассказах и найдётся объяснение этой перемене. — Я избавилась от французика. Устроила шоу, разоделась как матёрая шлюха, напилась и вела себя просто отвратительно. Было весело, — на одном дыхании выдала Пэнси, но потом вздохнула: — Мать, кажется, готова была меня убить, я не особо помню — была пьяная и не соображала. Гермиона оцепенело глядела на подругу. Неужели эта выходка — решение целой проблемы? До поры до времени она будет работать, но не сможет же она вечно напиваться и отпугивать людей от себя. — А на следующий день… — Пэнси вежливо улыбнулась официанту, принесшему кофе, — я просто ушла. — Куда ушла? Как? — только и смогла сказать Грейнджер, проигнорировав остальную уйму вопросов, вертевшихся у неё на языке. — Из дома. Навсегда. Надеюсь. Слизеринка нервно засмеялась и пожала плечами. Внезапно Гермиона заметила всю ее растерянность от происходящего, растерянность, которая была не меньше той, что испытывала сама Гермиона, не зная, как реагировать на такие новости. Решение Пэнси было вызвано сильным нежеланием мириться со своей судьбой, сделанное на эмоциях и огорчении, оно являлось смелым, но вместе с тем же необдуманным. Грейнджер видела, хоть Паркинсон и не просила ни о чем, что самой беглянке-аристократке справиться со всеми последствиями будет очень трудно. — Ладно, — выдохнула Гермиона, придавая себе как можно более спокойный вид, — что мы будем делать дальше? — Я не знаю. Нужно столько всего сделать: найти жильё, в котором можно будет обосноваться после окончания Хогвартса, самостоятельно разобраться с будущей карьерой… Стой, ты сказала «мы»? — брови девушки приподнялись. — Почему ты удивляешься? — Просто все это, все, что ты для меня сделала — мне так непривычно. Ты такая искренняя, Гермиона Грейнджер, что мне иногда не верится, что это происходит со мной. Ты слишком хорошая для меня, — она опустила голову и грустно улыбнулась, помешивая начавший остывать кофе. — Я чувствую, будто не заслуживаю такого отношения ко мне… Ладонь Гермионы легла поверх ладони Пэнси. Гриффиндорка готова была прямо сейчас расписать все свои чувства к Паркинсон, чтобы убедить ее в том, что никакую любовь от неё заслуживать не надо. «Прекрати. Ты можешь ее спугнуть, » — охолодила она свой пыл. — Ты не должна ничего у меня заслуживать. Абсолютно ничего. Мои к тебе привязанность, — Гермиона собралась духом, — и любовь не требуют ничего взамен. — И все же я могу дать тебе кое-что взамен, — голос Пэнси были тихим, почти переходящим в шепот. — Ты можешь забрать всю мою ответную любовь к тебе. Что чувствует человек, когда тот, кто им дорог, искренне отвечает тем же в ответ? Такое вряд ли описать словами. Внутри тебя взрываются фейерверки, разлетаются бабочки… Но Гермиона не думала ни о тех, ни о других. Слово, вмещавшее все ее эмоции, — это слово «счастье». И если это ещё было возможно, любовь к Пэнси встрепенулась, выплескиваясь за границы и пределы, и во всей силе засверкав, как внезапная вспышка молнии. Гермиона, не желая больше ничего сдерживать, вскочила со стула, чуть его не опрокинув, подлетела к Пэнси и порывисто обняла ту со спины. Прикрыв глаза, она думала, что ни о чем большем она и желать не могла, как узнать, что ее чувство, пусть и не то романтическое и влюблённое, возвращается к ней в ответ, словно бумеранг, отпущенный в далёкую гладь небес. *** Они вернулись в Хогвартс, и все проблемы наружнего мира оказались на время забыты. Их ждали последние экзамены, куча учебы, друзья и прочие прелести школьной жизни волшебников. Пэнси снова избегала слизеринцев насколько это было возможно. Скорее всего, слухи о ее выходке на знакомстве с четой Труве распространились по нескольким чистокровным семьям, и хоть она знала, что друзья-то будут на ее стороне, но хотела избежать лишних вопросов. Гермиона не одобряла такое поведение, но понимала, что сейчас Паркинсон так легче и что со временем прятаться она перестанет. Как бы Грейнджер ни хотела дать Паркинсон большую часть своего внимания, она не могла оставить друзей. Помогая друзьям готовиться к сдаче к экзаменам, ее мысли обратились Гарри и Драко. Судя по его историям, рассказанным пока ещё в тайне от Рона, их отношения стремительно развивались и были весьма бурными, учитывая их совместное проживание в башне. Однако Малфой мог в будущем встретиться с той же проблемой, что и Пэнси — брак по расчёту. Как говорил Поттер, Нарцисса и Люциус присматривались к семье Гринграсс, что было несколько разумнее, чем французские замашки старших Паркинсонов, но совсем не лучше для их сына. Предприимчиво оценив ситуацию, Гермиона увидела в ней возможность искать решение проблемы Пэнси вместе с Гарри, умалчивая о том, для чего ей это нужно, и делая вид, что хочет только помочь другу и его возлюбленному. Не то чтобы сама слизеринка делала из этого секрет, но пока что Гермиона не была готова поведать о том, какая дружба сложилась у неё с ее соседкой. — Чистокровки такие идиоты, — ляпнул Гарри, листая книгу о священных двадцати восьми. — Не все, — уточнила Грейнджер. — Но большинство. Кто, Мерлин помилуй, женится на своих кузенах ради сохранения чистоты крови? Я понимаю, если бы это было по любви, но так… Сплошной ужас! «Угораздило же нас обоих влюбиться в этих чистокровок! Вот что я только ни делала, но не думала, что буду заниматься расстройством чьей-то свадьбы, » — рассуждала про себя гриффиндорка, осознавая насколько же она влипла. Скоро в волшебном мире будет на двоих «предателей крови» больше. Как же много изменилось — недавние Малфой и Паркинсон, истинные наследники чистокровных семей и невыносимые, тщеславные гордецы сейчас сознательно отказывались от жизни, что была уготована для них с момента рождения. Что ж, минувшая война явно пошатнула многолетние убеждения. Они с Гарри выбрали самый дальний угол библиотеки и ежедневно сидели там, то занимаясь, если с ними был Рон, то обсуждая всевозможные способы обустройства дальнейшей жизни для Драко и Пэнси. И в какой-то момент Гарри начал кое-что замечать. — Ты так рьяно помогаешь мне и Драко, — сказал он, оторвавшись от книги и заглянув прямо ей в глаза. — Ты же мой друг, конечно, я помогаю тебе, — на ее лице не дрогнул ни один мускул. — Что-то ты недоговариваешь. — С чего ты взял? — Драко рассказал про Пэнси и ее скандал с родителями — он подумывает сделать так же, но все же ищет альтернативу. Ну а вы с ней живете в одной башне и постоянно переглядываетесь… — Что значит постоянно переглядываетесь? — Гермионе очень не понравилось, в какое русло зашёл их разговор. — Да везде: во время еды, в коридорах, а на уроках так вообще. Вы точно общаетесь больше, чем показываете на людях, — заключил Гарри. Насколько проще было бы все рассказать лучшему другу? И про влюблённость, и про их общение, и про то, как она хочет помочь ей в будущем. Они всегда делились своими переживаниями друг с другом, боже, да они прошли вместе столько испытаний, целую войну! Тем более Поттер же поделился с ней тайной о своих чувствах. Но именно в этом и заключалась разница — любовь Гарри была взаимна. — Ну так что? — спросил он, не получив никакого ответа на свои рассуждения. — Да, мы вроде как… дружим, — ей было безумно странно произносить последнее слово. — А-а-а, — протянул Гарри, — вот оно что. Забавно, правда? Я встречаюсь с Драко Малфоем, а ты дружишь с Пэнси Паркинсон. Что бы было с первогодками-нами, расскажи им о таком будущем… — Они бы стёрли себе память, не желая и знать о таком. — Интересная штуковина — жизнь, — отметил Поттер и стал читать дальше. Гермиона пообещала, что когда-нибудь обязательно расскажет друзьям всю правду о ее отношении к Пэнси. *** В один из тех дней, когда Гермиона задержалась с Роном и Гарри и пришла в башню позднее, чем обычно, ее встретила Пэнси в весьма странном настроении. — Где ты была? — спросила она, и в ее голосе явно различались нотки недовольства, хоть она и пыталась придать себе непринужденный вид. — В библиотеке, — Гермиона устало присела на диван и налила себе чай — она заколдовала заварник и тот всегда был горячим. — Ты постоянно в библиотеке вместе со своими дружками, — отметила Паркинсон, стоя рядом. Гриффиндорка посмотрела на неё в удивлении. Что такого было в ее подготовке к экзаменам с друзьями? — А что? Пэнси замялась и присела рядом, не смотря на Гермиону. Поникшие плечи, отведённые глаза, сжатые в кулаки пальцы — ее что-то беспокоило. — Ты много пропадаешь, — выдохнула она, — я… скучаю по тем временам, когда ты читала мне вслух и по нашим разговорам на подоконнике под твой чай, — Пэнси слабо улыбнулась, и в этой улыбке проявилась слишком знакомая Гермионе тоска по былым временам. Вдруг стало на изумление тепло на душе. Пэнси скучала? Никакого другого слова, кроме «мило», не приходило ей в голову. Но это и впрямь согревало изнутри — и хоть Паркинсон уже говорила о том, что в ее сердце навсегда останется место для ее «голубки», новые слова ещё раз подтверждали это утверждение. — Ты же сама понимаешь, что экзамены близко, — приветливо улыбнулась Гермиона. — Да. Но ты как будто забыла про меня. «При этом думая постоянно», — продолжила гриффиндорка. — А знаешь, пошли на твой подоконник, — Грейнджер усмехнулась, довольная своим предложением, — только не с чаем. — А с чем тогда? — Пэнси захлопала ресницами. — Кажется, у тебя под диваном валялось вино, — как бы невзначай сказала девушка, давно прознавшая о любимом тайнике Паркинсон. Небо было полностью покрыто синевой, но на горизонте, далеко-далеко, догорала алая полоска заката. Они разлили вино по кружкам за неимением бокалов и расположились на подоконнике в комнате Пэнси, распахнув раму. Запах весенней свежести и легкий ветерок заполнили все вокруг. Тишина и полумрак придавали их позднему вечеру ещё больше спокойствия. Гермиона бросила взгляд на Пэнси, и что-то сильно защемило в ее груди: сколько красоты, силы духа, мужества и боли заключалось в ее статной и стройной фигурке. И сколько любви Гермиона могла бы дать ей, лишь только получив позволение… Говорят, что любить того, кто никогда не полюбит тебя, это глупо, безрассудно и приравнивается к пустой трате времени. Возможно, мир переполнен теми, чьи истории любви нелегки и ужасно трудны, чьи сердца не раз разбивались, а когда раны затягивались, сразу же появлялись новые, чьи запутавшиеся души давно уже утратили веру не только в сказочный «happy end», но и в новое счастливое начало. Поломанные и израненные изнутри, люди часто теряют надежду, давно уже всерьёз не воспринимая то, что она умирает последней. Однако однажды Гермиона, которую не сломала даже война, пообещала себе, что никому не позволит себя сломать и впредь, и будет бороться за то, что ей дорого. Она была уверена, что сколько бы ни было трудностей и плохих событий, из-за которых хочется разорвать весь мир в клочья, всегда наступает день, когда ты понимаешь, что оно того стоило. Счастье определённо стоит того, чтобы за него сражаться. И никогда не нужно отступать от своей мечты. Нельзя позволять кому-то разрушать свой внутренний мир, нельзя слушать тех, кто не верит в твои силы, потому что они неправы. Только сами люди способны все изменить и сделать свою жизнь лучше. Если любишь кого-то, то люби до конца. Без остатка, отдавая тепло и принимая взамен. И даже если любовь кажется беспросветной и невзаимной, помни, что шанс есть у каждого, что нельзя достичь чего-то, не попытавшись всего лишь прикоснуться. Позволь чувствам не причинять боль, а дарить радость от того, что ты чувствуешь весь этот вихрь эмоций, что это делает тебя живым. Стань лучиком солнца, путеводной звездой в бескрайнем море для того, кому хочешь отдать весь свой свет. Не сдавайся. Любовь и храбрость часто переплетаются между собой. Любить — это быть готовым отдать всего себя, не прося ничего взамен. И Гермиона была готова.