grapefruit.

мужчина. одно слово. тысяча разных значений персонально для каждого. для среднестатистической женщины это абстрактное понятие безопасности и достатка. оно скользкое, неоднородное и до ужаса непредсказуемое, но то с каким вкусом его советуют люди вокруг, как этих самых мужчин показывают в кино и рисуют в любовных романах. это что-то замечательное, что-то нужное. можно не учиться и не работать всю жизнь. просто существовать где-то такой красивой, поломаться некоторое время, очаровательно часто моргать и уважать беспрекословно. пропорции рецепта могут меняться в зависимости от параметров мечты кавалера, но, в общем и целом, это все. все, что тебе нужно делать, чтобы жить припеваючи до конца своих дней. красивая свадьба, где ты вся как принцесса кружишься в этой дурацкой пышной юбке, едешь в свадебное путешествие в медовый месяц на какой-нибудь чеджу, получаешь дорогие подарки, меняешь подпись на более завитьеватую, чтобы соответствовать новой фамилии, и все в шоколаде. как в фильме. можно допустить острую нотку драмы, чтобы после максимально идиотского и клишированного недопонимания, он приехал за тобой в аэропорт в дождливый день. и достаточно. почему-то за кадром всегда остаются дети, которые возможно порвут тебе вагину, пока будут рождаться, весь домашний труд на твоих плечах, возможные измены мужа, в которых обвинят конечно же тебя, принуждение к сексу в прелестнейшей оболочке супружеского долга. многие не симпатичные вещи. никакой клубники со сливками, а только чудовищная статистика уровня домашнего насилия. купи тренинг как дышать маткой, чтобы зарядить мужа на денежное благополучие, сделай пару уколов ботекса в лоб, слишком много хмуришься, сходи на антицеллюлитный массаж, а то задница отвисла, улыбайся чаще, не пили по пустякам. будь хорошей женой и мамой. всем вокруг ведь лучше знать, что это значит. в детстве дженни, как и все, мечтала о принце на белом коне, который любил бы ее просто за то, что она есть. но, чем старше она становилась, тем очевиднее было, что в реальной жизни такое стечение обстоятельств практически невозможно. ким уже не девственно чиста, ей двадцать пять, да и на антицеллюлитный массаж ей действительно стоило записаться. мама говорит, что она распугивает всех потенциальных ухажёров своим нимфеточным гардеробом и унылым лицом. всегда хотелось чего-то светлого и доброго. любви с первого взгляда в толпе на платформе метро. спонтанного знакомства на каком-нибудь мероприятии или в клубе, где симпатичный мужчина чуть старше угостил ее самым дорогим коктейлем и предложил свой пиджак. но, будто на зло, как только на горизонте появлялся кто-то сносный, чей характер и манеру речи дженни могла бы терпеть хотя бы с подобием улыбки на лице, ее тотально отвергала аура человека. попадались мужчины со скрипящим на зубах привкусом ржавчины и запахом аммиака, некоторые были гремящими словно груда камней и стёкла, некоторые корявые римские цифры, кто-то кислотно-желтый. отторгающие. до тошноты. до непроизвольно дергающихся в призрении губ. словно за тонкие лески. гадость. девушка привыкла воспринимать это не просто как первое впечатление, а как предостережение. ассоциации не менялись практически никогда, поэтому ее подсознание возможно действительно раньше неё разбиралось в том, какого человек толка. со временем дженни разучилась мечтать и фантазировать. это не имело абсолютно никакого смысла. все выглядело так, будто она на всю жизнь обречена на одиночество. чахи таскала ее первые пару лет на всякие двойные-тройные свидания, знакомила, представляла в лучшем свете, старалась разговорить в компании. ким же хотелось вырваться хотя бы на полминуты на свежий воздух из этого кафе, потому что от парня напротив неё разило гнилым мясом и зубной пылью. почти как у стоматолога. хотелось бы анестезию на ее органы чувств. чтобы потеряли восприимчивость, перестали реагировать и все рушить. но, как говорилось ранее, сейчас девушка почти полностью приняла свою участь. возможно для неё действительно никого не было создано, и как бы страшно иногда не было захлебываться в этих мыслях перед сном на своей холодной двухспальной кровати, их нужно было пережевать и разложить в голове. чтобы больше не покушаться на розовые мечты и стенания об одиночестве. ким сама не заметила, когда в ее голове начали рождаться непроизвольные сюжеты. абсолютно простые, без особой эмоциональной окраски и детализации. чахи недавно все же случайно обронила имя горькой, может тогда все и началось, но дженни уверена, что гораздо раньше. гораздо раньше, чем ей хотелось бы. язык не повернётся сказать, что не хотелось бы когда-либо вообще ее знать. сцена: дженни снова идёт в магазин, выбирает продукты, отвлекается на телефон, розэ — имя, которое чахи произнесла с максимальным отвращение, но очень нравилось ким, — подходит поздороваться, она нечаянно рисуется гораздо более приветливой, на ее губах ухмылка, которую дженни удалось увидеть лишь единожды, они разговаривают о чем-то общем, блондинка отвечает без проблем, сама включается в беседу, они снова идут вместе до дома, розэ обещает, что они ещё как-нибудь встретятся. просто. случайно. до ужаса сладко. ким не нравится, что ее глупые обычно до боли чувствительные нервные окончания сейчас не могут воспроизвести волны розэ. запах, вкус, звучание, ненавязчивое тёплое обволакивающее давление. они могли бы встретиться снова в баре, сидеть рядом за стойкой, пить пиво, обсуждать погоду. дженни очень мало о ней знает, поэтому придумать, как бы она говорила и что отвечала сложно. лицо розэ очень расплывчатое, а материя тела, в которую заключены сознание и аура, расплывчата. рябит, скользит сквозь пальцы. ким пытается припомнить ее голос. он был низким и каким-то словно она говорит чуть в нос. представить, как она произносит им имя дженни очень сложно, в итоге, невозможно, поэтому в голове ким только — она называет меня по имени, она пахнет грейпфрутовым пивом и смеется, она опирается локтем об барную стойку, она смотрит только на меня. ким помнит ее руки, волосы. то, какие всполохи эмоций в ней они провоцировали. она мечтает о розэ целыми днями. жизнь дженни ужасно скучная, однотипная. словно монотонный ритм, замкнутый цикл, дни скользят мимо, время течёт сквозь неё. один только образ горькой девушки всадился острейшим осколком в самую грудь, между рёбер, зудит, режет, распространяет свою вирусную информацию по крови, которая добралась уже и до мозга. поразила полностью. не прошла мимо, не смешалась с посторонними шумами. всадилась со всей дури. возможно, дженни не нравятся мужчины, возможно, ауры женщин при долгом нахождении рядом тоже начинают раздражать мозг, возможно, розэ единственная во всем мире, кто не отталкивает и не отторгается подсознанием. она притягивает, влечёт, манит. ким боится повторить судьбу господи ан, она возможно только сознательно смирилась с одиночеством, но ее подсознание на такой болезненный шаг не готово, оно привязывает к какой-то случайной девушке, зацикливается на ней. ни даёт возможности отступить. цветастая воронка в привычном ритме монотонно кружится вокруг дженни. рождает цветные пятна, мелодии, ароматы, смешивается, мерцает, клацает, в самом центре сходится почему-то к розэ. девушка не выдерживает спустя всего лишь три дня. она поздно возвращается с работы, заходит домой, чтобы переодеться в полупрозрачный розовый топ с орнаментом ягод клубники и джинсы, освежает помаду на губах и выходит из дома. магазин. прилавок с товарами для животных. несколько пакетиков с мягким кормом из говядины и утки. на улице смеркается. вечерняя прохлада шуршит по углам, цепляется за мурашки. выбившиеся из пучка пряди у висков и лба колышет ветер. спина ноет от долгого сидения за компьютером. сегодня даже не выпало времени на то, чтобы поесть нормально. пустой чай и яблоко. все равно не хочется. в животе мечется наивное чувство томления. ожидания чего-то хорошего. оно словно слепой котёнок, который не ждёт от внешнего мира ничего плохого. ему просто хочется и все. возможно, дженни кормит уличный кошек только потому что чувствует с ними ментальное родство. она в прошлой жизни наверное тоже бесшумно ступала мягкими лапами, качала хвостом, мурчала под чьей-то ласковой рукой. маршрут знакомый. ким уже пыталась следовать ему вчера, но позорно развернулась в обратную сторону на глазах прохожих. принять, что никому нет до неё дела она не может. тополя. сирень. арка с бледными граффити. у подъезда розэ не оказывается кошек. только какая-то парочка о чем-то между собой переговаривается, сцепив руки в замок. дженни рядом с ними чрезвычайно неловко. она обходит двор, встречает только толстого очевидно домашнего кота, который спит на тёплом канализационном люке. он выглядит довольным и сытым, поэтому девушка присаживается на качели, немного отталкиваясь ногой от пыльной земли. в такое позднее время розэ наверняка уже дома. в прошлый раз в магазин она ходила гораздо раньше. с шумом пролетает над головой какой-то большой жук, дженни чуть дергается. бросает взгляд на небо. звёзды редкие бледные. холод скользит под тонкую ткань. нужно было одеться теплее. приличнее, как сказала бы мама. парочка наконец поднимается с лавочки и, медленно переступая ногами, движется вдоль дома. все никак не могут распрощаться. пакет в пальцах дженни шуршит на ветру. лавочка с потрескавшейся зеленой краской и ящиком вместо урны. за подъездной лестницей оказывается несколько лотков, в которые видимо и подкладывают еду бездомным животным. дженни удовлетворено вздыхает, хотя бы их сегодня покормит. девушка присаживается на корточки, разрывает пакетик. пахнет от импровизированных мисок не очень приятно, потому что их не моют, в следующий раз нужно будет принести новые. на ее тихие шуршания из маленького окошка подвала выскальзывает белая кошка. она подходит бесшумно, с интересом наблюдает за действиями брюнетки, а потом снова куда-то отходит. возвращается с двумя котятами. оба не ее цвета, да и возраста очевидного не одного, но с разницей слишком маленькой, чтобы быть сёстрами-братьями. все перемешались. белая кошка трется о ноги дженни, сидящей на корточках. тело ее худое, лёгкое. девушка поглаживает плоские бока с короткой грязной шерстью, пока котята пачкают мордочки в слишком глубоких для них лотках. вода вроде есть и даже довольно чистая. кто-то выходит из соседнего подъезда, начиная сразу громко переговариваться с женщиной, чуть ли не полностью вылезшей из балконного окна четвёртого этажа. происходит короткая ссора с обилием мата и оскорблений, пока пошатывающийся мужчина не выходит из двора окончательно. дженни смиренно затихает, пока единственным звуком не становится чавкание котят. те довольно быстро справляются с едой, кошка же довольствуется остатками, пьёт, а потом уводит их обратно в коробку. ким следит за ними внимательно, легко улыбается и присаживается на холодную скамейку. наручные электронные часы показывают без десяти одиннадцать. будет ровно, и она пойдёт. девушка глубоко вдыхает, расправляет плечи и думает о том, что поест, как вернётся. ожидание ее какое-то формальное, пустое. словно лишь для того, чтобы потом не жалеть. шаркающие шаги она слышит нескоро. тело инстинктивно напрягается на случай, если это тот пьяный мужчина вернулся. — я кошек тут кормлю, — непроизвольно срывается с губ дженни, когда она видит розэ. розэ. стоит в каком-то рабочем сером комбинезоне и огромной ветровке. в руках пакеты мелкой сети ресторанов быстрого питания. на лице белая медицинская маска и очки. горечь. тепло. — пошли, — устало вздыхает блондинка, произнося нечто столь неожиданное, — выпьешь со мной, — случайное появление ким здесь для неё очевидно неслучайно. то, что она постоянно вокруг вьётся, тоже. язвить ей сил нет, пить в одиночестве не привыкать, но признак алкоголизма. дженни расширяет свои глаза, невольно склоняет голову чуть к плечу, не веря, что ее действительно приглашают, но все же следует за розэ. та быстро вводит код от домофона, проходит вперед, чуть толкая для ким дверь, чтобы та успела проскочить внутрь. в подъезде темно, и они почему-то не пользуются лифтом. горькая живет на втором этаже. у неё на связке всего два ключа. от верхнего и нижнего замка. ещё маленький чуть заметный от почтового ящика. на запястье какая-то нитка завязана. волосы спутанные перетянуты чёрной резинкой. сейчас дженни начинает думать о том, что ее пальцы наверняка пахнут жидким кошачих кормом, что в принципе полностью соответствует ее алиби, которое не алиби вовсе, но все ещё не очень привлекательно. для розэ конечно привлекательной быть хочется. вся нездоровая мания эта уже кажется абсолютно естественной, потому что на языке опять мягкая горечь. — добро пожаловать, — кеды со стоптанными задниками, которые притягивали к себе взгляд ещё в саму первую встречу, стаскиваются с босых ног хозяйки квартиры в угол прихожей. внутри как-то неожиданно чисто. настолько, что пахнет хлоркой. запах шершавый липкий. цепляется. мечется перед глазами будто тополиными хлопьями. дженни старается разуться аккуратнее, неловко топчется на месте, боится поднять глаз. сознание ворчит, что погляди это же именно то, что ты хотела. подсознание же удовлетворено, оно тонет в запахе, в горечи, в мелодии, в близости манящей ауры. розэ наконец стягивает маску с подбородка, раздевается на ходу, оставляет пакеты на журнальном столике. гостиная небольшая. она наверное и спальня по совместительству, потому что на подлокотнике дивана сложено пуховое одеяло, но блондинка уходит за домашней одеждой в другую комнату. поверх чёрной футболки накидывает свою синюю рубашку, а вместо комбинезона простые серые спортивные штаны. она стягивает с волос резинку, с наслаждением массируя уставшую кожу головы. — руки мыть, — распоряжается она, — горячей воды правда нет, но, ничего, быстро отогреешься. ванная такая же натертая до блеска. ким знает, что из-за повышенной влажности ещё и с такими панельными потолками часто появляется плесень, но тут и намёка нет. сантехника очевидно не самая новая, немного ржавая, но также идеально отполированная. бзик чтоли какой у розэ, работа у неё явно не самая чистая, а дома пыль в воздухе ловит. когда девушка возвращается в гостиную, блондинка уже сидит на полу у стола. она разложила немного еды и поставила рюмки для соджу. у неё только одна банка пива, а начинать всегда принято с него. розэ молча делает глоток, протягивая холодную жестяную банку дженни. та перенимает ее замёрзшим пальцами и коротко отпивает тоже. наконец она присаживает за стол прямо напротив хозяйки квартиры. ноги подбирает под себя, хотя и сидеть так не особо удобно, но ощущается как-то безопасно. хочется жадно оглядеть все вокруг, добраться до каждого угла и мелкий вещицы, но это дурной тон. — не бойся, — внезапно говорит блондинка, — мне казалось, ты хочешь... — она странно прерывается, — познакомиться со мной. — да, розэ-ши, где ты работаешь сейчас? — дженни счастлива, что все оказывается в столь невинной обертке дружеского знакомства, которая, оказывается, ещё и полностью удовлетворяет горькую. та внезапно смеется на ее реплику, — что? — зубы крупные, гладкие, ровные. белые-белые. красивые. — этого узнать не удалось? — ким закусывает нижнюю губу, понимая, что случайно выдала свою осведомлённость о некоторых деталях жизни розэ. — я не то, чтобы очень хотела. это так. случайно, — брюнетка ерзает, поправляя пальцем креветочную чипсину в тарелке. — чахи сказала? — не видя смысла отрицать очевидное, дженни кивает, — сильно ругала? — очередной послушный кивок вызывает у горькой улыбку. у ким сердце ёкает. она так улыбается. так, как никто другой, — а тебя? — как меня можно ругать? — дженни невинно хлопает ресницами, заставляя розэ снова улыбнуться. это будто не составляет никакого труда, словно это так легко. — не могу себе даже представить, — она как-то смазано отрицательно мотает головой. в бесконтрольности ее движений читается, что пить она начала раньше. аура это сразу не выдала. сейчас легко читаемо. — ты без меня пить уже начала? не понижай градус тогда, чтоли, — ким поднимает стопку, они чокаются. — сейчас собираю мебель, но хочу вернуться на заправку, — прожевав закуску с виде кольца кальмара, начинённого свиным фаршем, отвечает розэ на уже затерявшийся в диалоге вопрос, — если что машины заправлять, а то по заботливым рассказам твоей чахи, мне там самой присовывают. — о тебе почему-то все плохо говорят, — дженни берет палочки, чтобы есть аккуратно. — быть проституткой не плохо, а страшно. ад на земле. я знала одну, — блондинка затихает, чтобы обновить рюмки, — ни за что не стала бы. не смогла бы. говно голыми руками убирать, но не это. — да уж, лучше умереть, — тема довольно неприятная, ким хочет ее поскорее сменить. — смерть никогда не лучше, — снова серьезно говорит розэ, протягивая руку со стопкой, — стукни, — звенит тихо стекло, дженни жмурится, — невкусно, да? — разве для вкуса такое пьют? — резонно спрашивает дженни. — конечно, нет. вино любишь? шампанское, да? — хозяйка квартиры почти полностью облокачивается на диван за своей спиной. он небольшой. пыльно-розовый. тряпичный. — тебе градус понижать нельзя, — теперь самостоятельно разливая соджу, говорит дженни. горькая смотрит как-то очень странно. от неё пьяной мягкие дрожащие вибрации. ещё более притягательные, чем обычно. возможно причина в том, что она оказывается ещё лучше, чем любые фантазии. розэ сама говорит. довольно много. она непредсказуемая, смешная, очень красивая. лучше, чем ким могла даже предположить. ярче, живее, интереснее. до вспотевших ладоней, до неловкой улыбки, до красноты на щеках. горькая, духовая, темно-серая. вся такая спокойная в своей вальяжной манере. полулежит-полусидит, смотрит из-под ресниц, иногда улыбается своими красивыми зубами. когда рассказывает про одну из своих бесчисленных подработок случайно роняет свою фамилию. пак. пак розэ. дженни пьёт снова и снова. горечь водки уже не может перекрыть вкуса блондинки напротив. ничто не может тягаться с ее волнами. с рассыпанными по плечам волосами, которые моются не так часто из-за перебоев с подогревом воды, с тонкими изящными пальцами с мелкими ранками, потому что она постоянно прищемляет их на работе, с пухлыми бледными губами, которые красиво обнажают ряды ровных зубов. ничто. — так смотришь, будто съесть меня хочешь, — пак улыбается снова. она, когда пьяная, такая тискательная, такая тёплая, такая приятная. — только попробовать, — еле слышно отзывается дженни. ей правда хочется. совсем немного. чуть глубже, чем на расстоянии доброго метра. немного ближе. розэ встаёт неожиданно. обходит стол. садится рядом. больше не смеется. ким, тем более, несмешно. ей страшно, но в большей степени томительно. секунда. пак смотрит прямо в глаза. спрашивает. дженни кивает. очень коротко. еле заметно. ее сигнал моментально улавливают. блондинка встаёт на колени, обхватывает пальцами заднюю сторону шеи ким, большим давит под подбородком, а основание ладони перекрывает воздух. сердце колотится очень быстро, организм требует больше кислорода, а у дженни его просто нет. неоткуда взять. да и зачем он ей сдался, если губы розэ в сантиметрах от ее собственных. целует. она ее или она ее. на вкус, если примитивно, то как водка, если в системе мироощущения дженни, то горечь оказывается свежей. фруктовой. точно грейпфрутовой. и горько-сладкий бледно-красный сок стекает по ее губам, щиплет мелкими укусами, не даёт вздохнуть. оторваться. задышать. пак сжимает указательным и большим пальцем ее мягкие щеки. давит на зубы сквозь кожу и вертит в руке ее лицо какое-то время под дрожащие выдохи. очень занимательно наверное наблюдать за пьяной поволокой в глазах ким, но та может поклясться, что не градусы алкоголя так ее пьянили, а эта гребанная горечь, гребанная блондинка. дженни обхватывает тонкое запястье пак своей тёплой потной ладошкой. вся кисть ее руки такая нежная и слабая. суставы мягкие, кожа бледная. сжимать бы и давить. не отпускать. пак целует снова, тянет к дивану. там удобно, мягко, не больно коленкам. брюнетка хорошенькая. розэ — человек. ей хочется тепла, понимания, чьей-то физической и моральной близости. ей пьяной вдвойне. дженни сама пришла, сама словно зачарованная следила за каждым движением. она чистейшее очарование, еще и в этом клубничном топе. — все ещё боишься? — укладывает на спину дженни пак. смотрит сверху. улыбается. дает шанс быстро свалить из квартиры. от запаха хлорки, водки и грейпфрута. — нет, — пальцы цепляются за плечи, губы блестят, — ещё не распробовала. розэ снова улыбается. улыбка ее такая яркая, свежая, вкусная. хочется закопаться под ее сильным тёплым телом, зарыться в диван, увязнуть. дыхание через рот ощущается на губах дженни приятным щекочущим теплом. целоваться с малознакомой девушкой наверняка абсолютно неэтично. аморально. достойно общественного порицания. ким вешается блондинке на шею, дает скользить горькому языку по своим губам, и ей от этого так приятно, что ее абсолютно не волнуют сейчас такие мелочи, как ее девиации в глазах человечества. дженни обвивает ногами чужие тощие бёдра, на каких-то бессознательных мотивах подаётся тазом вверх, сталкивается с животом пак. та стонет и улыбается, сквозь их плотно сцепленные губы ползут вибрации низкого голоса, из-за которых они начинают чесаться. блондинка цепляется зубами, удовлетворяет все, что только возможно. все, что даже сама ким не знала, что хочет. розэ садится. специально всем весом давит на низ живота брюнетки. та захлебывается своим рваным сбитым дыханием, пытается ухватиться за что-то на диване, но ногти лишь меняют направление ворса на обивке. пак убирает волосы с плеч, плетёт косу без резинки, перекидывая пряди друг за другом, чтобы лучше держались и не лезли в лицо. дженни наконец находит ее колени, крепко хватается за них, ерзает под чужим телом. блондинка улыбается снова довольно, чуть приподнимается и снова садится. с амплитудой. с сильным ощущением. дает себя полностью на себе держать. выносить. возвращается к шее, ныряет руками под изгиб позвоночника ким. мнёт бока под тонкой бледной кожей. целует мокро за ушами, под подбородком, по сухожилиям. лижет. ким сладкая. пахнет одуряюще. выглядит ещё лучше. особенно, когда в очередной раз пинает пяткой подлокотник дивана, потому что ей слишком много. — давай, дженни-я, даю последний шанс вырваться, — розэ скользит пальцами по рюшам на нижней части полупрозрачного топа брюнетки. — значит, — ким откидывает голову на подлокотник. волосы ее все растрепались, электризуются, — помнишь мое имя? — главное, чтобы ты помнила, что стонать, — горячие руки ныряют под тонкую розовую ткань, обводят косточки лифчика, — ну же, давай решим. остаёшься? — в слове этом гораздо больше смысла, чем в простой ночевке. — да, на секс я согласна, — снова обвивает руками шею блондинки дженни, — только бра с меня не снимай. и я никогда не кончаю, я получаю удовольствие в процессе, но потом все рассасывается само собой, — симулировать перед горькой не хочется. притворяться тоже. у дженни не была такая уж активная половая жизнь. опыта не так много. все было довольно сухо и просто. приятно, да. девушка соглашалась. сама хотела. из интереса, как это будет ощущаться. было пару не отвратительных мужчин в ее жизни, но с ними не очень складывалось. первый вообще бросил ее только потому что, по ее словам, она бревно в постели. ким старалась быть инициативной, игривой, сексуальной. просто изображать оргазм действительно для неё очень сложно в эмоциональном плане. она никогда его не испытывала, а актрисы в порно всегда делают это слишком неестественно. хрупкое мужское эго, очевидно, оказалось задето. в следующие разы дженни приноровилась. зажимала рот рукой, закатывала глаза. ее хвалили, она всегда «кончала» ровно тогда, когда мужчина уже сам собирался спустить. ещё ким всегда стеснялась своей груди. без белья она слишком сильно отвисает, и соски выглядят не очень хорошо. обычно девушка сжимала ее пальцами, чтобы как-то скрыть от глаз партнера и показаться ещё более страстной, но с розэ ведь можно самой решать, как хочется и как будет комфортнее. — ещё пожелания? — не задавая лишний вопросов и не отпуская комментариев, интересуется блондинка. ким в ней не сомневалась. аура она ведь никогда не лжёт. — поцелуй, — дженни окончательно расслабляется. некоторая скованность от обсуждения столь интимных моментов уходит. чем сильнее она отпустит себя, тем больше удовольствия получит. пак многообещающа. — а вы не слишком привередливы, клубничная мадемуазель, — быстро оставив касание на губах ким, говорит блондинка, — думала хотя бы на кровать отнести попросишь или предпочитаешь только определённую позу. тогда принесу и салфетки, и перчатки. розэ поднимается с дивана, скидывая рубашку на единственное кресло в углу и выходит из комнаты. дженни планировку не знает, а только слышит как выдвигается где-то тумбочка. она чуть приподнимает задницу, чтобы стащить с себя джинсы. белье конечно из разных комплектов, но она вообще-то пришла кормить кошек, а не заниматься сексом. она не ожидала. абсолютно. это так на нее не похоже. так не похоже на ее жизнь. спонтанность и дженни ким это буквально антонимы, а тут, посмотрите, она пьяная полуголая лежит в квартире малознакомой девушки и ждёт, когда принесут контрацептивы. у неё никогда прежде не было опыта с женщинами, но она изучала своё тело пусть и не часто, но может представить, как доставить удовольствие представительнице своего пола. тем более, пак выглядит, как та, кто сама скажет, как ее хочется и даже покажет, как делать правильно. внезапный захватывающий опыт. возможно, самое яркое событие за последние пять лет жизни ким. — заждалась? — блондинка появляется в проеме уже только в чёрной футболке, — я заскочила обмыться на полминуты. мне показалось, от меня воняет после работы. — я не почувствовала, — честно признаётся ким. — да, очень тактично, спасибо, — розэ улыбается и любые попытки продолжить доказать честность своих слов прерывает поцелуем. дженни снова тонет в ощущениях. от пак пахнет мылом и ее кожей. она какого-то красивого карамельного цвета из-за легкого загара и потрясающе сочетается с цветом волос, которые розэ уже замотала чем-то на затылке. блондинке безумно нравится мягкий живот дженни, расчерченный по бокам тонкой резинкой жёлтых кружевных трусиков. пупок узкий впалый. бёдра у ким такие же мягкие бледные. их только гладить можно до оргазма дойти. пак и гладит. сильно, но в то же время аккуратно. не оставить следов непрошенных и не принести дискомфорта. стянуть клубничный топик. у дженни ключицы выпирают из-за позы с задранной головой. ручки эти слабые цепкие. розэ не сдерживается целует пальцы, когда высвобождает их из рукава, пытается докинуть вещь до кресла, но лёгкая ткань приземляется на пакеты от еды. ким возвращает внимание к себе, беря лицо блондинки в свои руки, чтобы не заморачивалась из-за такой мелочи. — салфеткой или перчаткой тебя брать? — спрашивает розэ, оглаживая дженни сквозь ткань белья. — пальцами, — брюнетка принимала душ вчера, поэтому к другому уровню близости не очень готова, она разводит ноги шире, позволяя пак скользить ниже, нырять глубже. — тогда, получай удовольствие от процесса, — блондинка надевает перчатку и пальцами другой голой руки ныряет под пояс кружевных трусов. ее движения очень медленные, будто издевательские, но дженни ей максимально доверяет и знает, что сейчас ей будет приятно, как никогда. латекс сначала идёт туго. запах резины отсылает к не самым приятным воспоминаниям, но тут вибрации пак, поэтому как можно нервничать. встречаясь со скользкой влагой, пальцы движутся проще, быстрее. разворачивают, исследуют. розэ внимательно следит за эмоциями на лице ким, за тем, как дрожат ресницы, заламываются брови. блондинка начинает часто сгибать пальцы, попеременно касаться ими. быстро, точно. она целует грудь, поддержанную чёрным кружевным бра. бережно щекочет губами. дженни чувствует как наполняется огнём ее живот. приятным, игривым. он бросает блики на все вокруг. все в мягком свете. музыка розэ становится громче, активнее. горечь наполняет рот. брюнетка глотает и глотает слюну. свет вокруг оказывается не ее собственным воображением. время видимо уже почти три часа ночи, потому что за окном встаёт малиновое солнце. рассветные лучи скользят по лицу пак. — хорошая девочка, — шепчет в губы она, — красивая, открытая. не кусай губы. стони. не забывай мое имя. — розэ, — ким растягивает гласные, начиная думать о том, что резинка ее трусов натирает блондинке запястье. это всегда так неудобно, когда самоудовлетворяешься, а тут ещё и под таким углом. пак не снимает с неё белье, чтобы лишний раз не смущать, но дженни уже не может, — кончилось. не она сама кончила, а чувство ушло. приятные ощущения вместе с ним. теперь даже касания уже не так интересны, как ей разгоряченной, и кажутся перебором. дженни сама стягивает с розэ перчатку. целует ее запотевшую руку и уступает место, чтобы она сама смогла лечь. она хочет отблагодарить. блондинка послушно стягивает с себя футболку, демонстрируя худобу тела. у неё спина как у балерины, потому что на завтрак, обед и ужин у неё наверняка именно то, отчего появляются кровавые разводы лопнувших капилляров на белках глаз. ким не хочет сейчас думать об этом. ее забота лишь доставить удовольствие. дать кончить. той, кто может это делать. она обводит ладонями небольшую грудь, целует соски. все делает аккуратно по неопытности и не хочет все испортить и сбить чужой настрой. сползает ниже к впалому твёрдому животу. целует и его, чуть царапает ногтями бедра. тянется за пачкой латексных салфеток на столе, но не дотягивается, поэтому пак сама подаёт ей их. — я в первых раз это делать буду, поэтому, если что не так, ты сразу говори, — дженни сглатывает, медленно стягивая с блондинки белье. — я бы тебе показала лучше, но так... салфетку прикладывай не к вагине, а ко рту, чтобы язык обтянут ей был. так удобнее, — розэ гладит ее по растрепавшимся волосам, сдерживаясь пылающее в ней возбуждение, — глубоко все равно не получится, поэтому старайся просто задать ритм, трогать везде, где только можешь, и сохранять зрительный контакт. я так люблю. — постараюсь, — кивает ким, лучи рассвета теперь ползут по ее лицу. ей страшно идёт розовый. и растрепавшаяся челка, и пьяный румянец, и невинная полуулыбка, когда она наконец видит блондинку обнаженной. вся такая же худая и тонкая, пахнет мылом без отдушек, с легкой пигментацией вокруг губ и щетиной. пак ничего такого не стесняется, готовится к ощущениям. сначала у дженни не очень получается приноровиться к латексной салфетке, но потом благодаря совету розэ становится проще. просто приложить к лицу. это почти как целоваться, только тебе не отвечают. язык быстро устаёт от монотонных движений, но судя по крупной дрожи, пробежавшей по бёдрам блондинки, ким делает все правильно. через несколько минут она ощущает, как ее чуть оттаскивают за волосы, когда она приподнимает голову, то видит лишь приподнятые брови пак. ах, да, так увлеклась, что забыла про зрительный контакт. не спускать глаз. становится сложнее, потому что теперь дженни чаще сбивается с ритма, и постоянно хочется моргать, но теперь розэ получает будто бы втрое больше удовольствия. она, не стесняясь, испускает периодические мелодичные стоны. голос ее очень плавный, сильный, льющийся. в такой тональности ещё более приятный. брюнетка, на самом деле, предполагала, что все будет гораздо быстрее, но она не собиралась оставаться в долгу, бросив пак неудовлетворенной. конечно, она могла бы. пак точно поняла бы, кивнула и разобралась как-то сама, но дженни ведь хорошая девочка. уставшая и пьяная, но старательная и послушная. она добавляет к языку ещё и палец, проталкивая его через салфетку, только сейчас она ощущает, сколько же там скопилось ее слюны. через несколько минут розэ все же бурно кончает. ее ноги и тело пронзает какая-то судорога, заставляющая их неконтролируемо дёргаться, задев бедром немного и голову дженни. можно было подумать, что такие сокращения мышц не очень приятны, но на лице блондинки лишь полнейшее удовлетворение. она тяжело дышит, откидывает голову назад, и грудь ее часто вздымается. вверх-вниз, вверх-вниз. выделяющиеся дуги ребер. напряженные соски расслабляются, опускаются. дженни наверное очень пошлым жестом утирает предплечьем слюну, ее оказывает так много, что губы все скользят и скользят. ким аккуратно сворачивает салфетку и кладёт на стол, будто не через неё только что отлизывала. — сильно дала? — спрашивает наконец немного севшим голосом пак, проглаживая голову брюнетки у уха, и получает отрицательный кивок, — спасибо, дженни-я, ты была невероятна. хочу курить теперь.