grapefruit.

тихо шумит кондиционер под потолком. его тяга слабая, еле ощутимая. воздух все равно горячий и тяжелый. липнет к стенам и коже испариной. опущенные жалюзи излучают жар тоже. отвратительный шуршащий. стойко пахнет краской из принтера и остывшим кофе в кружке на столе чахи. на кончиках пальцев дженни неприятно ощущается пот. они сталкиваются с кнопками клавиатуры и миллисекунду не могут с ними расстаться из-за влажности. девушка громко выдыхает. даже собственные волосы ощущаются отвратительно из-за того тепла, что от них исходит. будто все вокруг накалено. числа в стройных таблицах перед глазами расплываются. ким одна, пока чахи отлучилась в кабинет начальника. у неё много проблем в последнее время. она метила на место руководящей отделом, но, будто нарочно, сейчас все катится в тартарары. ей дали испытательный срок и время, чтобы она разобралась с задолженностями и недостачами. накопившихся ошибок прошлых специалистов и осечек бухгалтерии оказалось так много, что за это короткое время с ними невозможно справиться. вообще ничего сделать нельзя. прошлый руководящий отделом, долговязый мин чонин, провёл на этой должности приличный срок. быстро взобрался по карьерной лестнице, как только университетская практика успела подойти к концу. везде лез вперёд, перебивал, хамил. в некоторых моментах даже подставлял своих коллег. конечно, в коллективе его впоследствии любили не очень, но своего он добился скоро — стал самым молодым управляющим целого отдела. хоть и в подчинении у него не было и десятка сотрудников, успел он набедокурить немало. за несколько лет он буквально уничтожил статистику до фундамента, но начальство по каким-то причинам продолжало верить в него и давать вторые шансы. чахи всегда была лучше чонина, быстрее, точнее, трудоспособнее. они пришли в один год, но почему-то ее считали ещё недостаточно зрелой для того, чтобы руководить отделом. и вот сейчас, когда мина наконец-то выпроводили, у неё появляется шанс продвинуться, но испытаний оказывается слишком много. ее рассматривают на должность, где все уже разрушено, и без разбора накопившегося нельзя продолжать работать. только, когда весь отдел оказался в критическом положении, они дали чахи возможность показать себя. дженни за неё очень обидно, но поделать она ничего не может. специалистка она, честно сказать, посредственная, да и в менеджменте не смыслит абсолютно ничего. ким не может найти сил даже на приличную моральную поддержку, ведь все ее состояние изувечено чем-то холодным и зудящим в груди. не какой-то конкретный орган болит или колет, просто внутри все неприятно ноет и тянет. уже без перерывов. дженни отвлекается на работу, дорамы, ходит в гости к маме почти через день, где ей забивают голову разговорами о покупке машины, но все тщетно. перед глазами перещёлкиваются словно проявленные мокрые снимки воспоминания. бледные и вялые — они рождают в девушке столько неподдельно ярких чувств и эмоций. молочный оттенок дыма, тулуза, хриплый смех, запах таблеток, прожженный подол рубашки, сухие ладони, спутанные волосы, зелёные вены, лицо-луна, узкие лодыжки, пение ранних птиц, жестяная банка пива. розэ и все ее существо. сам факт ее существования. все это вызывает в дженни невероятную комбинацию ощущений, несравнимых ни с чем больше. девушка щёлкает мышкой, сворачивая окно программы для работы с таблицами. на неё смотрит базовый сине-голубой главный экран. множество папок с датами и отчетами. нужно прибраться на нем и все почистить. до обеда ещё десять минут. ким начинает собираться неспешно. из-за жары есть совершенно не хочется, но уйти куда-то подальше отсюда — больше всего на свете. зарплата пришла не так давно, поэтому они с джису шиканут сегодня и сходят в то кафе, где самые вкусные поке. дженни просто зависима от вкуса сырой рыбы, но давно не могла ее себе позволить. в идеале еще бы холодного пива, но посреди рабочего дня это будет уже перебором. хлипкая дверь кабинета звучно хлопает. чахи подлетает к своему столу, швыряя тяжелую стопку распечаток, из-за чего в воздух поднимаются несколько листов. они шуршат, чуть лавируя в воздухе, а ким привычно не может найти слов. у неё вообще видимо к двадцати пяти годам не сформировался речевой аппарат. бумаги наконец приземляются, проскальзывая под столы, потому что места не так уж и много. чахи проходит в центр комнаты, подставляя лицо кондиционеру. легкие волоски у лба разлетаются и подсыхают. дженни окончательно встает, но не собирается уходить, а все же ждёт, когда ей выговорятся, выскажутся, возможно сорвутся, но в их кабинете продолжает царить тишина. такая громкая, что даже, когда ким была одна, было как-то живее. — ходжун конченный больной ублюдок, — наконец отмирает чахи, начиная сразу поносить начальника, — идиот. мразь. просто как такой недоумок мог дойти до такой должности? как? у него нет, блять, мозга. — он подписал повышение? — настолько тихо спрашивает дженни, что в случае чего ее слова можно было бы проигноривать. — сука, лучше он бы себе в жопу затолкал это повышение. два ебанутых. он и чонин, — чахи глубоко вздыхает, роняя голову на грудь. она сжимает ладони в кулаки, — они передают мне отдел, только, — девушка вскидывает указательный палец вверх, оборачиваясь на ким, — только, когда спасти уже ничего нельзя. нас отделят от муниципалитета и переведут в областное управление, а я окажусь крайней и меня благополучно сократят. это же я тупая никчемная овца, а не эти два. боже мой, ходжун не идиот, он отлично подстелил себе соломки, пока второй слился. — пойдём пообедаем? — снова тихо предлагает дженни, на что чахи лишь как-то болезненно смеётся. — ох, нини, если бы я только могла, — она чуть ли не срывает галстук с шеи, пока рьяно поправляет его, — я попытаюсь сделать что-то до конца месяца, а там и полугодовой отчёт, и пока-пока. может, хоть раз получится получить зарплату управляющей. — тогда, удачи..? — пока есть время до начала перерыва, дженни переделывает чахи кофе и даже ворует печенье из чьего-то контейнера на общей кухне. ей очевидно важнее. высокая чашка с сейлормун обжигает пальцы через тонкое стекло. ким конечно могла бы попробовать сообразить подобие айс-латте, но льда в офисе не найти. на обратной дороге из кафе купит что-нибудь. ей правда очень жаль чахи. в отличии от дженни, она всегда стремилась работать. ей даже нравилось заниматься всеми этими цифрами и таблицами. математический склад ума или что-то в этом роде. по крайней мере, способностей и прикладного опыта у неё было гораздо больше, чем у ходжун-нима и чонина вместе взятых. то, как ее буквально подставляют, до слез несправедливо. до слез дженни, конечно же. чахи чуть ли ни единственная во всей конторе с кем у неё были хорошие отношения. можно сказать, что они даже подружились за те года, что делят кабинет. дверь с номером шестьдесят. раскрученная ручка, которая еле держится. вокруг чахи, которая, подперев голову обеими руками, тупо пялиться в статичный экран с данными, лаймово-желтая дрожь. это комбинация напускной уверенности и внутреннего разочарования. дженни не должна подавать виду, что ей очевидны все слои ее эмоций. — секретарь ким, вы как всегда вовремя, — чахи улыбается, и ким становится немного легче. она может хотела бы даже немного похлопать по плечу или выразить поддержку в любом другом телесном контакте, но, как всегда, посчитала это лишним и покинула кабинет, забрав лишь лёгкую сумку на цепочке. джису привычно задерживалась в кабинете и сказала, что лиса обедает с ними сегодня тоже. от ким-старшей немного тянуло коньяком, потому что сегодняшние утренние переговоры оказались и правда сложными. у неё кондиционер и правда лучше, чем в кабинете дженни и чахи, а ещё хэин сегодня тоже будет работать весь обед. дженни хочет пожаловаться ей на ситуацию чахи, и может даже попросить помощи. как лучше сделать и есть ли смысл делать что-то вообще, но коллега джису в кабинете ее смущает. когда он наконец выходит, чтобы отнести какие-то документы в бумагодробилку, младшая начинает без прелюдий вываливать все на ким, чтобы она поняла и прониклась всей серьезностью ситуации. та размеренно кивает, а потом обьясняет, что сделать ничего не может, только, если не самой погрязнуть в бумагах вместе с чахи, потому что жизнь в принципе несправедлива, а их начальник уж тем более, конечно дженни догадывалась, что старшая не всесильная и исправить ничего не сможет, но неясная надежда все же теплилась в груди. она тихо матерится себе под нос, когда они выходят из кабинета. — маты понижают твои вибрации, поэтому вселенная не слышит тебя и твои желания, — джису обмахивается каким-то бумажным сувенирным веером, отчего ее волосы с медным отливом обнажают овал лица. — я ничего не хочу, — быстро и будто на автомате отвечает дженни. она действительно никогда ни о чем не мечтала. у неё никогда не было конкретных целей и пунктов назначения. — самые высокие вибрации это смирение, принятие и прощение, — будто и не слышит ее джису, когда они спускаются по лестнице. старшая переобулась в кожаные шлепки, которые стучат то о пятки, то о ступени, — когда ты доверишься вселенной, она сама принесёт тебе в руки, все, что ты хочешь, — тогда дженни начинает усиленно думать, что ей плевать на пак розэ, подсознательно надеясь на то, что та, конечно же, сама как-то выйдет на связь, — нужно отпускать ненужное. это просто опыт, — ким-младшая так не хочет, вдруг вселенная принесёт ей не розэ, а кого-то другого? она не хочет, чтобы все, что между ними было стало каким-то поучительным уроком. ей не нужны испытания от жизни, ей просто нужно, чтобы гребаная пак где-то случайно ей снова встретилась. — привет, — лиса в какой-то нелепой панаме встречает их у парадного входа. джису коротко притягивает ее за плечи, а дженни лишь кивает с максимально дружелюбной из возможного улыбкой, — мы в тот на углу? — да, малыш, сегодня я тебя угощаю, — ким цепляется за предложенный локоть, и три девушки выходят с парковки конторы, — я бы предложила и дженни, но она такая стеснительная, — та лишь отрицательно кивает головой на очевидную истину, потому что если правда кто-то платит за неё, она не может позволить себе наесться вдоволь. у рыбного ресторана не сказать, что привлекательный фасад. девочка-подросток в национальном костюме у входа раздаёт листовки, рассказывающие о бизнес-ланче и других специальных предложениях. солнце неумолимо печёт, нагревая темные волосы дженни до такой степени, что ей кажется, что она вот-вот упадёт в обморок. помещение за стеклянными дверьми встречает их приятной прохладой. рассадка достаточно плотная, потому что в обеденное время многие заходят сюда. в основном, это обычные офисные клерки, перебросившие свои пиджаки через спинку стула и из напитков довольствующиеся только водой со льдом. джису выбирает столик в самом центре и сразу же приземляет свою сумку рядом с лисой. только сейчас ким-младшая замечает на внутренней стороне предплечья манобан что-то. татуировка. под пленкой. монохромная. просто небольшой букет лилий. это любимые цветы джису, которая отлучилась в уборную. — три дня назад сделала, — заметив внимательный взгляд дженни, рассказывает лиса, она поправляет коробку салфеток и специи на столе. — очень красивая, — хвалит ким, даже не имея интереса спрашивать, что цветы означают. и так предельно ясно, — есть ещё что-то? — тигр, ты наверное видела, — младшая указывает куда-то на свою шею, но, да, дженни знает, — и пословица на тайском на рёбрах. — ого, что за пословица? — все же интересуется ким. — начала душить — так души до смерти, — удивительно спокойным голосом произносит лиса, когда джису возвращается за стол. — официанта ещё не было? — спрашивает она, получая отрицательные кивки головой, — ох, как же я хочу поке с двойной порцией рыбы и редиски. завязывается непринужденный диалог на самые различные темы. начиная чемпионатом мира по футболу и заканчивая ремонтными работами на центральной улице. дженни нравится такая компания, она незаметно расслабляется и даже заказывает три вида рыбы, хотя планировала начать худеть. с весны ещё наверное. порочный круг. от лета до лета. от понедельника до понедельника. никаких радикальных действий, а лишь бесконечное чувство вины. сначала приносят холодный бульон, но абсолютно никому не нравится застывший жир на губах. основное блюдо все же того стоит. джису заказывает холодного жасминового чая им с дженни, а лиса все-таки берет пиво. у ее подопечных сейчас начались небольшие каникулы, поэтому она может позволить себе алкоголь посреди буднего дня. заказ подают быстро. во рту ким-младшей сразу же собирается слюна только от одного вида свежей блестящей рыбы. тунец, семга, камбала. то, что она по-настоящему любит. в приятной прохладе кафе и негромком голосе манобан, которая рассказывает о недавно прочитанной статье об исследованиях британских ученых. первыми дженни пробует какие-то ростки, которые лежат там, скорее всего для украшения, но на вкус вполне съедобно. начинают греметь палочки о тарелку. джису жалуется на то, что редис у неё очень острый. время пролетает незаметно. ким-младшую коробит лишь от одной мысли, что ей придётся сейчас идти в душный кабинет и разбираться с этими идиотскими процентами и графиками. отвратительно. она делает большой глоток холодного чая, в котором растворяется соль и терпкость соуса к рыбе. официант подходит, чтобы забрать пустые тарелки, и девушки просят раздельный счёт. для джису и лисы и дженни. оплата проходит быстро, улица встречает естественной жарой и гомоном голосов. все возвращаются на свои рабочие места. солнце стоит высоко. листья редких деревьев все покрыты пылью. лиса несёт сумку джису. только в здании дженни вспоминает, что забыла купить чахи холодный кофе. она быстро прощается с двумя девушками и поднимается на свой этаж. никого в кабинете не оказывается, поэтому ее ошибка не фатальна. чахи, наверняка, ускакала решать очередные возникнувшие вопросы и проблемы. ким включает компьютер и усиленно думает о том, как фундаментально смирилась с отсутствием розэ в своей жизни. *** дженни так боится впускать людей в свою жизнь потому что они всегда уходят. но ведь, в конечном итоге, все оставят нас. так может вся жизнь и есть эти люди, которые приходят и приносят любовь, радость, боль и разочарование, а потом растворяются? жизнь и есть приветствия и прощания. если уж и так, то ким с розэ рассталась как-то слишком скомкано. не по-человечески. все у них, в принципе, так. начиная знакомством, заканчивая расставанием. если не было у всей этой истории конкретного начала, то дженни и не хочет видеть конец. единственное, что она перед собой хочет наблюдать, так это тонкий силуэт пак. знакомый маршрут и новые лотки для кошек. эти из-под грибов, но они довольно плотные и бортики невысокие. восемь часов вечера. жара отступает. на дженни мини-юбка и черный топ. небрежный пучок из волос только с затылка. маленький такой, хорошенький. кошек на горизонте опять не оказывается, но стоит только чуть громче пошуршать пакетами, как они выберутся из своих укрытий. дождаться розэ снова, вот так, случайно, уже не объяснится никакой теорией вероятности, поэтому как только какой-то пожилой мужчина выходит из подъезда, дженни, ровно точно так же, как та белая кошка, проскальзывает внутрь. она слышит глухой голос и вопросы о том из какой она квартиры, но тяжелая дверь уже хлопнула. брошенные там в спешке пакеты ким заберёт на обратном пути. главное, что успела наложить котятам корма и поменять воду и миски. она очень надеется, что они оба целы и невредимы так же, как их мамочка. второй этаж. полумрак подъезда. занесённая для стука рука. как иронично, она снова здесь, снова сама пришла. безутешная одинокая кошка. скользит по подъездам. ищет теплые руки. нашла, на самом деле, и здесь начинается история об уже какой-то собачьей преданности. стук, который совершает собственная рука, пугает своей неожиданностью, хотя, казалось бы, дженни произвела его сама собственной персоной. никакого ответа. она стучит снова и снова, потому что, если розэ там нет, то все равно, а если внутри — то почему не в состоянии открыть. после нескольких минут безудержного стука за дверью раздаются тихие шаги. что-то шуршит, падает. у ким сердце колотится, как сумасшедшее, когда она слышит первый поворот замка. второй. секунда. и распахнутые глаза дженни врезаются в измученные напротив. пьяная поволока, лопнувшие капилляры, сладковатый дурманящий запах. — зачем пришла? — прямо с порога спрашивает розэ, и даже как-то теряется, когда старшая проскальзывает в квартиру. — проведать тебя, — от пак пахнет чем-то жжённым, будто сахаром. дженни знает, что это не сахар. в квартире темнота абсолютная. розэ дёргает и дёргает за ручку двери, хотя сразу же повернула замок обратно, запирая их. она прислоняется к глазку, обеими ладонями вцепляясь в обивку двери. только сейчас ким замечает, как тяжело та дышит. прерывисто, громко. испуганно, — все хорошо? — ты слышишь это? — младшая, ориентируясь в темноте, щёлкает по выключателю в коридоре и приоткрывает дверь в ванную. снова закрывает и выключает. — слышу что? — тихо спрашивает дженни, не понимая, чем разозлила розэ, когда та начинает ругаться себе под нос, — с тобой все хорошо? — небольшая обсессия, — резко отвечает пак, — зачем ты приперлась? кто тебя звал? — я хотела обсудить все это, — слова даются ким так тяжело, — все это… между нами, например, там. — кто ты вообще такая? — так неверяще и неподдельно злобно произносит розэ, что на секунду становится по-настоящему страшно, — о чем нам с тобой говорить? что тебе от меня нужно? проваливай. — боже мой, розэ, что же ты, — дженни тянет к ней руки, ей даже на секунду кажется, что младшая поддаётся, но она успевает перехватить плечи ким быстрее и сжать до боли. — отвечай, ну же, — пак встряхивает старшую, выбивая слова, — зачем? — пытаясь заставить ее замолчать ким хочет поцеловать в губы. в квартире стоит этот кружащий голову травяной запах. розэ только злится. она сжимает пальцы на коже дженни сильнее. наверняка останутся синяки. больно, но не так, как то, что все волны пак сейчас буквально уничтожены. вкус, запах, звучание испортились, перепутались, потеряли краски. все сознание кричит об опасности, но ким не оставляет попыток прижаться к младшей. свербящее чувство в груди, которое сопровождает теперь все существование дженни, не утихает, учитывая даже присутствие розэ рядом. наоборот оно разгорается сильнее и не даёт нормально вдохнуть. ким так страшно, так хочется помочь, что-то сделать, но она абсолютно бессильна. она даже не знает есть ли кто-нибудь ещё в квартире, потому что младшая постоянно испуганно озирается. вызывать скорую нельзя, звать на помощь нельзя, прижать к груди нельзя. больно. можно только испуганно моргать распахнутыми глазами, полными слез. уцепиться за горящую своей белизной в темноте футболку пак. держать. не отпускать. до треска ткани. до боли в руках. сбитые дыхания путаются. дженни все же врезается в ее грудь, старается шептать что-то успокаивающее, но говорить все ещё не умеет. розэ молчит какое-то время, замирает будто каменное изваяние. и старшая плачущая между ее рук. потому что идти больше некуда, потому что идти больше никуда не хочется. и пальцы цепкие на плечах. и обсессии. и удушающий запах. и пробивающийся шлейф мыла от кожи розэ. даже биение ее сердца. рванное, оглушающее. — слышишь? — голос у пак будто сорванный, тихий теперь, а потом снова громкий, — там кто-то ходит. — никто, — шепчет дженни в ее футболку. — я не хочу умирать, — хрипит младшая, пальцы не разжимает, только царапает ногтями теперь сильнее. — тебе когда-то придётся, — ким гладит ее спину быстро, ритмично, будто разогревая, вжимается лицом теснее. сама уже думает удавиться. все ещё темнота. между ними тоже. — я хочу курить, — шепчет пак, но дженни ее не выпускает. смешение хриплых дыханий. кто они друг для друга. почему они? почему подсознание дженни выбрало именно эту девушку? что хорошего пак для нее сделала? хоть раз? она сплошные разрушения и разочарования. одна боль. даже человеческие простые разговоры с ней кажутся манной небесной. чем-то безусловно драгоценным. сколько таких людей вокруг дженни? миллионы. она может выбрать буквально любого. она хорошенькая. заботливая, как оказывается. почему мозг перемкнуло именно на эту? почему горький оказался любимым вкусом? почему молочный подтон дыма любимым ароматом, хоть духи покупай? почему она? она, а никто другой. в ней все не такое, как у всех. исключительное, особенное, другое. она и никто другой. почему-то. без конкретного ответа. все расплывчатое и аморфное. запах, голос, ощущение. почему какая-то чужая агрессивная девушка с улицы ощущается, как долгожданный дом? почему она мечта и пункт назначения? почему главное желание жизни дженни исполнилось без ее участия? она даже не заметила, как, вот она, в моих руках. и оторваться невозможно. и шагу назад сделать. тяжело. больная привязанность, как единственная эмоция. — ты не ответила, — спустя какое-то время произносит розэ и хватает за горло, оттаскивает от себя. на расстояние вытянутой руки. на расстояние тысячи световых лет. кожа под пальцами, сжимающими шею, горит. пламенем. дженни действительно чувствует, как задыхается, как кровь приливает к лицу. как она шумит в ушах и мозге. громко. очень. сопли из-за слез душат тоже. они ползут по горлу. хлюпают в носу. воздуха нет. пак все ещё злится. у дженни горят дорожки от слез и все тело. она царапает ногтями запястья младшей. пытается ее оттащить. проходят считанные секунды. розэ держит ее так крепко, встряхивает, будто та в состоянии ответить. сказать хоть что-то. собственные ноги не держат. загибаются куда-то внутрь. слабеют. дрожат. она вцепляется в руки пак в ответ. и держит крепко. из последних чувств. из распахнутого рта раздаются глухие хрипы. у пак, на удивление, сильные руки. горячие. она отпускает резко, внезапно. швыряет куда-то в угол. рухает какая-то ткань сверху, и гремят коробки. под задницей обувь твёрдая и что-то железное. дженни громко дышит. воздух кажется плотным, вкусным. таким необходимым. сердце продолжает сумасшедше колотиться. ким хлопает потными ладонями по холодным стенам. ей страшно и больно. в полумраке над ней возвышается тень силуэта пак. она горит, как солнце. небесное светило. комнатное. как она могла? как у неё рука поднялась? больная. она больной человек. неадекватный. щёлкает замок. дважды. — выметайся, пока не убила, — шипит розэ, чуть ли не выпинывая ее за дверь. в прохладу подъезда. в песок на полу. дженни кашляет. трёт горло. хочет пнуть дверь, но плюет на это. вся глотка горит, будто натертая острым перцем. голова болит и кружится. в глазах темнеет. вот бы никто не прошёл. не увидел. ким думает, что младшая одумается, что откроет дверь, извинится. на коленях должна будет просить. чахи была права, розэ ненормальная. в общественном понимании. больная. ей нужно в санаторий какой-нибудь. наркологический. или сразу в психушку. дженни глотает рыдания, упирается затылком в дверной косяк за спиной. подвернутая на каблуке нога ноет. девушка шмыгает носом. растирает растекшуюся косметику под глазами. что о ней подумают? никогда ни за что она больше сюда не вернётся. она розэ ненавидит. и все ее отклонения вместе взятые. и пристрастия. и обсессии. все ее существование. дженни держится за перила, пока спускается по лестнице. на улице после жары наступает вечерняя прохлада. ким прячет лицо от прохожих и все ещё не знает, куда ей идти.