***
Ближе к рассвету, когда посетители «Underworld» практически разошлись, ко мне подходит Калли, усаживаясь за стоящий около меня столик. Её тонкие пальчики, усердно растирающие виски, немного покрасневшие глаза и искусанная нижняя губа говорят об усталости и напряжённой умственной деятельности. Ведь она вкалывала как проклятая над бумагами Ньюмана. Мысль о том, что эта красавица не интересует Эдриана, дарит какую-то лёгкую, приободряющую радость, от которой моя усталость моментально улетучивается. — Выпьешь? — без ехидства, даже с сочувствием спрашиваю заработавшуюся нимфу и прошу официанта подать ей виски. Она смешно морщит нос, нюхая янтарную жидкость, делает небольшой глоток и снова морщится. — Лучше умереть, — хныкает Калли и прикрывает тонкими пальчиками глаза, — какая же я идиотка, — отчаянно бормочет девушка, залпом допивает содержимое стакана и жадно вдыхает воздух, обмахивая себя рукой. — Да ладно! — вот теперь не могу сдержать насмешки над незадачливой девушкой, всего день, проведённый за документами, а она уже жалуется. Да уж, это тебе не бабочек гонять по лугу. Но когда она поднимает на меня красные, полные отчаяния глаза, мне становится не по себе. — Кора просчиталась, — надломленно произносит девушка, и я замечаю, как пара слезинок скатываются по её раскрасневшимся от алкоголя щекам, — мне конец! — шепчет она в каком-то сдерживаемом крике отчаяния. — От работы ещё никто не умирал, Калли! — ободряюще сжимаю её плечо, осознавая, что, возможно, девушка всего лишь пешка в руках Коры. Искренний взгляд нимфы пробуждает во мне жалость и сострадание, но ведь она сама выбрала себе «хозяйку», — тебе пора домой! — Ты сама не понимаешь, в какое дерьмо ты попала! — она смахивает мою руку и отвечает мне таким же сочувствующим взглядом. — Проклятый хозяин — это худшее, что может случиться с такими, как мы, Андреа. Хотя нет, — она, пошатываясь, поднимается из-за стола и упирается на него ладонями, — верность — вот наше проклятие! Её слова вызывают бурю эмоций и плохо сдерживаемый бунт. Гордость, как поднятое знамя, заставляет вперить в Калли строгий взгляд. Разве это можно назвать верностью, если она тяготит тебя и доводит до отчаяния? А может тебя заедает чувство вины или невыполненного долга? Но синие глаза продолжают утопать в тихих, пьяных слезах безысходности. — Твоё проклятие — это Кора! — отвечаю немного резко, на что она, будто очнувшись, смотрит на меня отстранённо и холодно, а потом встаёт и уходит, словно не было только что этого откровения.***
Спускаюсь на цокольный этаж — в мир со множеством загадочных, закрытых дверей. Безусловно, мне безумно интересно, что скрывает каждая из них, но врождённая рассудительность и инстинкт самосохранения не позволяет сунуть нос в места, которые заперли сами же олимпийские божества. Кто знает, что или кого прячут за ними? Как говорил Остап Бендер «Ну вас к чёрту! Пропадайте здесь с вашим стулом! А мне моя жизнь дорога как память!» И брат Эдриана тому подтверждение, одна жизнь бывает не только у смертных, но и у богов. Но всё же, ступая на тёмно-бурый мраморный пол, я испытываю облегчение. Здесь нет ни Коры, ни Калли, ни Пирса, ни других посторонних, ненужных мне людей. Только я, Эдриан и, возможно, «братишка» Мёрфи. На лице появляется умиротворённая улыбка, в душе покой, в теле расслабленность. Понимаю, что хотела бы остаться ночевать здесь, в клубе, а не ехать к Ньюманам, где приходится избегать жену хозяйки дома. Проходя мимо закрытой двери, я снова задаюсь вопросом: «А что спрятано за ними и раскроет ли Эдриан хоть одну эту тайну?» Ноги сами останавливают меня напротив очередной двери. С любопытством я разглядываю необычный рисунок на древесине, он как редкое произведение искусства, к которому нельзя прикасаться. Тёмная, резная поверхность с крапинками полированного, желтого камня, так похожего на янтарь, пожалуй, она не отличается от других дверей в здешнем подвале, но именно к этой меня тянет, словно магнитом. Вскоре у меня возникают странные ощущения, будто тоненькие, невидимые иголочки, вызывая мурашки, касаются моей оголённой шеи и медленным движением ползут вниз по лопаткам, нежно касаются поясницы, вызывая двусмысленные образы в голове. Когда я понимаю, что это не просто мурашки, а чей-то изучающий взгляд на мне, то поворачиваю голову, замечая стоящего неподалёку Эдриана. Его пронзительный взгляд, словно жёсткая, горячая ладонь, уверенно скользит по изгибам моего тела. Я ощущаю, как каждый дюйм моей кожи стыдливо вспыхивает жаром желания. Эдриан медленно и бесшумно движется мне навстречу, а я сгораю всё сильнее внутри под его пристальным взглядом. Новая волна дразнящих мурашек заставляет облизнуть пересохшие губы, задержать сбившееся и без того дыхание. Он подходит так близко, что его древесно-пепельный запах обволакивает меня всецело, заставляя отключиться мозг. Мысли путаются в голове, как паутина, я чувствую лишь тепло, исходящее от тела Эдриана, и нервно сглатываю, когда он подходит сзади, касается своим дыханием моей макушки, приобнимает горячей ладонью за талию. — Хочешь открыть её? — Да. Но лучше заранее узнать, что за ней, если есть такая возможность. Исключительно в крайнем случае уже рисковать или лезть наобум, — поворачиваюсь к нему и утопаю с головой в серой дымке глаз, за которыми скрывается не меньше тайн, чем за этими дверями. Вот только его мне хочется исследовать самой, не требуя на то дозволения, не боясь последствий. Я вижу, как мои слова отзываются в глазах Эдриана восхищением. Он улыбается и отвечает мне: — Некоторые двери, — он обводит рукой пространство вокруг нас, — это переходы в залы, тоннели, судилища и чистилища Подземного царства, — Эдриан небрежно указывает пальцем в правую строну дальних коридоров, — другие — во владения наших божественных родственников. А есть те, — он складывает руки в карманы, переводит предостерегающий, немного пугающий взгляд на меня, едва кривя губы в усмешке, — которые удерживают разных тварей и не пускают их ни в одно из царств. — Тварей? — задумываюсь я, переводя этот вопрос в шутку: — Как та ведьма из легенды, которая прокляла олимпийских божеств? В его гордых глазах появляется азарт, будто все ставки давно сделаны и он готов забрать главный приз. А я задумываюсь о том, в какую из дверей всё же рискнула бы войти и что хотела бы увидеть первым. И как он узнает, где кто находится и не боится перепутать, ведь они все одинаковые? — Её дверь мы давно запечатали, — с каплей горечи в словах Эдриан усмехается. Я теперь осознаю, что ведьмы играют в жизни богов не последнюю роль, — на её страже находится Мёрфи. Именно он и помог Аиде избавится от ведьмы, когда она прокляла нас с братом в детстве. — Что? В детстве? — недоумеваю я: — За что можно проклясть детей? — За грехи родителей, — беззлобно отвечает он, будто уже давно смирился с этой мыслью, — чтобы причинить боль Аиде, — он замолкает, обдумывая, что ещё стоит мне рассказать о своей семье. — Было решено запечатать её дверь, и Мёрфи это сделал. — Но ведь при желании всегда можно воспользоваться другими дверями, не обязательно для того, чтобы куда-то попасть, нужны ваши? Такое место, как здесь, не единственное в своём роде, не так ли? Нужно всегда быть на чеку, готовым ко встрече с недоброжелателем! — меня одолевает тревожное омерзение к ведьме, что выплеснула свою жёлчь на невинных детей. — Думать наперёд, иметь недюжинный ум и смекалку, чтобы противник не узнал твоей силы и истинных возможностей. Эдриан ловит каждое моё слово странной ухмылкой, будто я только что прочитала и высказала его собственные мысли. — Мудрая женщина — это величайшая из драгоценностей, которой только может обладать мужчина, Андреа, — Эдриан смотрит на меня прожигая душу насквозь, блеск его глаз сейчас выдаёт возбужденное состояние, а каждое резкое движение кажется таким откровенным и обличающим его страсть. — Обладать? — голос ломается до хрипоты, от вида парня, что предстал передо мной в ином свете. — Да, Андреа, обладать, — серые глаза напротив вспыхивают давно сдерживаемым порывом получить желаемое, их огненный блеск уже не укротить, они слишком яростно говорят о сжигающих его изнутри чувствах. — Ты знаешь, что такое обладать? Знаешь, что бороться с этим чувством бессмысленно? — голос Эдриана, точно шершавые камни, перекатываются в моей голове, прокатывая по телу горячую волну. Властным движением пальцев он очерчивает линию скул, приподнимая подбородок выше, чтобы я смотрела в его откровенные, ласкающие моё лицо глаза, в которых бушует огонь желания. — Когда все мысли заняты лишь одним человеком, все мечты о лишь нём, когда стремишься укутать его в свои объятия, неистово желаешь всей душой… Это и значит обладать, Андреа! — каждое слово, как откровение, льётся мне в уши медовой рекой; не отрываясь, я смотрю на Эдриана, на то, как соблазнительно двигаются его губы, осознавая, как сильно я хочу их поцеловать. — Человек, не осознавая, сам позволяет это делать. Даёт разрешение обладать собой, — сейчас его шёпот кажется интимнее, чем прежде, горячее дыхание касается моих губ, заставляя податься ему навстречу. Воздух между нами раскалён настолько, что каждый вдох обжигает лёгкие, пытаясь выжечь их дотла. Возбуждение, как хрупкое стекло, ещё немного, и треснет на сотни осколков, достигнув пика. Наши губы в опасной близости друг от друга, их разделяет лишь одно касание, и сердце бешено бьётся в груди, отдаваясь гулом в уши. «Ну поцелуй меня, Эдриан, ты ведь так же сгораешь, как и я!» — мысленно молю, пока ноги предательски дрожат от желания. Он так пристально смотрит в глаза, что я ощущаю, как теряю волю, ещё мгновение, и я сама сделаю первый шаг, бросившись в омут серых глаз с головой. Дыхание сбивается, когда он едва касается своими губами моих. Я ощущаю сладкие раскаты возбуждающей волны внизу живота. Лёгкий поцелуй взрывает душу, расщепляя её на радужные кусочки, он медленно отстраняется, но пальцы продолжают обжигать нежным прикосновением мою щёку. — Я не буду делать с тобой того, чего ты не захочешь, — я слышу его хриплый голос, вижу вожделенный взгляд, задерживающийся на моих губах и вздымающейся от волнения груди. — Я знаю, — накрываю своей ладонью его руку, что лежит у меня на щеке, и, как котёнок, прижимаюсь ещё сильнее. В следующую секунду все летит к чертям. Я поддаюсь искушению первая, впиваясь в его губы жадным поцелуем. Он подхватывает мой напор, будто ждал этого мгновения, и, отвечая так же страстно, как и я, запускает пальцы мне в волосы, утопает в шёлковых локонах. По телу волнами бегает сладкая истома, стягивая нити возбуждения к низу живота. Эдриан перехватывает инициативу в свои руки, как будто для него мой порыв стал капитуляцией, и теперь ему дозволено всё. Нежные касания сменяются нетерпеливыми движениями, он подхватывает меня на руки, с силой прижимая к двери. Лопатки саднит от резкого удара о дерево, но чувственные поцелуи приглушают боль, заставляя забыть о ней, лишь простонав ему в губы. Мои ладони блуждают по его разгоряченному телу, ощущая каждую напряжённую мышцу под шёлковой рубашкой. Сладкие раскаты возбуждающими волнами прокатываются по всему телу, я чувствую себя как оголённый провод, что норовит устроить вселенский пожар. Движения рук всё размашистее и властнее, горячей ладонью он очерчивает изгибы моего тела, сжимает до сладкой боли бёдра, осыпает безумными поцелуями шею и вновь возвращается к губам. Наши дыхания сливаются воедино, сейчас нет его или меня, есть только — мы! Боль и наслаждение смешиваются воедино, создавая непревзойдённый коктейль эмоций, заставляющий меня забыть обо всём на свете. Его дразнящее кожу дыхание обжигает мою шею и скулы, заставляя щёки вспыхнуть, покрыться румянцем, а губы — жадно приоткрыть, чтобы в очередной раз напиться его дыхания. Сейчас существует только этот единственный мужчина, сводящий меня с ума так же сильно, как и я его. Рваное дыхание и без того учащается, когда он спускается поцелуями к моей шее, покусывая и втягивая нежную кожу до боли губами. Я чувствую, как одна рука сильнее прижимает меня к двери, пока другая ползёт вверх по бедру, сминая подол платья и задирая его выше талии. Я прижимаясь к Эдриану своим пахом, чувствуя, как в тонких брюках давно уже налился внушительный член. Его пальцы нежно скользят под кружево белья, касаясь влажной плоти. Он делает ими пару ловких движений, я выгибаясь в спине ему навстречу, заполняя полустоном коридор подвала. Рывком он стягивает с меня давно не нужное белье, оно невесомой пушинкой падает на пол, пока не без моей помощи звонкая пряжка вместе с брюками скользят к коленям Эдриана. Он подхватывает меня за бёдра, заставляя обвить его ногами. Я чувствую, как он сгорает от желания, как твёрдый член упирается в меня, жаждет насытиться моим телом, проникнуть в него, заставить кричать от экстаза, забыв обо всём. Не в силах сдержать накал эмоций, я бесстыже вжимаюсь в его пах, желая как можно скорее почувствовать его в себе. Я вижу, как Эдриан ухмыляется, как его возбуждает моё нетерпение, он будто играет со мной, всё больше распаляет меня поцелуями. Одно движение, и долгожданная эйфория взрывает в моём теле сотню фейерверков; медленно, чувственно, давая насладиться каждым мгновением, он проникает в меня на всю длину, заполняя собой всё пространство внутри. Наши пошлые стоны звучат в унисон, мы сливаемся в единое целое, и он задерживается на мгновение, давая привыкнуть к нему и ощутить мою ответную страсть. Первый толчок, он двигается постепенно, наращивая темп, ещё немного, и движения становятся всё резче и глубже. Я выгибаюсь ему навстречу, цепляюсь в спину ногтями, он быстрее наращивает темп. Мой громкий стон эхом разносится по коридору, я хочу его всего, я дарю ему всю себя. Яркая вспышка взрывается в голове, даря сокровенные судороги. Оргазм разносится по разгорячённому телу электрическим спазмом, заставляя дрожать каждую клеточку, принося желанную разрядку. Стон Эдриана, как финальный аккорд, льётся тихим сиропом мне в уши, я ощущаю пик его наслаждения внутри, когда он изливается горячей волной, даря мне очередное удовлетворение. Наше дыхание сбито напрочь, мы прижимаемся друг к другу лбами, моя ладонь касается его гладкой щеки, пока его дыхание спутывает мои выбившиеся локоны. Эдриан осторожно опускает меня на пол, я поднимаю с пола трусики, но он, улыбаясь, забирает их из моих рук, кладя себе в карман. — Они тебе не понадобятся, — произносит он, поправляя подол моего платья и разглаживая складки. Я замираю на месте, не понимая его порыва поухаживать за мной. Но когда он поднимает на меня свои серые глаза, я понимаю, что он не скрывает своё тепло ко мне, в его глазах блестят огоньки заботы и ласки. Но, увидев моё замешательство, Эдриан лишь усмехается, подходит ближе, целуя меня в нос. — Поехали домой, — мягко, но тоном, не дающим возможности возразить, произносит. Ещё раз убедившись, что в клубе больше никого не осталось, я захожу в наш с Мёрфи кабинет, забираю цветок, подаренный Пирсом, чтобы расспросить о нём Эдриана. Когда я выхожу из клуба, восходящее солнце едва начинает освещать улицу. Свежий воздух ударяет в голову похлеще алкоголя, и я с удовольствием вдыхаю каждую его каплю, понимая, что именно его так не хватает в клубе. Стоящий у автомобиля Эдриан лучезарно улыбается при виде меня, пока не замечает в моей руке цветок. Въедливый взгляд не отрывается от моих пальцев, я вижу, как парень о чём-то задумался, былой счастливый блеск исчез из серых глаз, а вместо него теперь там покоятся грозовые тучи. Кажется, что он не удивлён увиденному подарку в моей руке, но ему точно не рад. — Красивый цветок, не правда ли? Только я не знаю его название и что за тайны он скрывает в вашем мире. — Это асфодель! — пытаясь скрыть раздражение, отвечает Эдриан: — Позволь узнать, откуда он у тебя? Впрочем, — он тут же жестом руки перебивает меня, не давая ответить, — его мог принести только Пирс. — Всё верно. Надеюсь, ты не злишься на меня? — по-детски закусываю губу, чувствую, как от тревоги немеет каждый палец. Что же может связывать Эдриана и Пирса? Он второй раз передаёт через меня скрытое «послание», негодяй, обязательно выскажу своё недовольно при нашей следующей встрече. — Он подарил мне его со словами: «Не каждому дано держать его в руках, оставив в живых». Что это значит? Я вижу, как Эдриан тоскливо вздыхает, о чём-то раздумывая. Он забирает цветок в свои руки, подносит к лицу, вдыхая его сладкий аромат. — Это значит, что в руках некоторых существ асфодель превращается в пепел. — Почему? В них много плохого? — раздумываю о том, что этот белоснежный бутон может расти только в прекрасном месте, окружённом добротой и любовью. — Наоборот, в добрых руках он погибает, — голос Эдриана меняется, становится жёстким, он сминает нежный бутон в кулаке и выбрасывает на землю. Мысли беспокойно закружились в голове, перебирая каждый момент в моей жизни. Я пребываю в ступоре от осознания, что во мне… нет доброты? Эдриан прерывает мои раздумья и, обвивая мою талию рукой, шепчет в ухо, — поехали домой, Андреа. Я отвечу на все твои вопросы.