Не положительный герой

Встречает меня все такой же уставший, приторно-заботливый взгляд Хокаге, в котором проскальзывает настороженность и беспокойство. От этого взгляда — так на меня когда-то смотрели родные серо-синие глаза, выгоревшие от переживаний до грязно-серого, — внутри скапливается едкая горечь, от которой легкие отказываются работать и жжет кислотой глаза. — Наруто, — зовет старик тихо, с тревогой всматриваясь в мое лицо. Я прикрываю глаза, стискивая челюсти. И выдыхаю еле слышное: — Оставьте меня. В этот момент я как никогда сильно ненавидела Учиху за то, что он сделал. В моей груди больно билось сердце, от которого остался лишь ошметок гнилого мяса, изъеденного червями и покрытого ими так плотно, что его уже и не видно — лишь сплошная, шевелящаяся масса, вызывающая рвотные позывы одним только видом. И я каждой клеточкой своего тела ощущала, как они продолжают вгрызаться в этот упрямо бьющийся ошметок, который-то, на самом деле, поддерживал во мне жизнь благодаря одному взгляду багровых глаз. С моих губ срывается рванный вздох, и я изо всех сил тру то место, где должно быть сердце. Лучше бы я умерла, проносится в мыслях отчаянно. Лучше бы я ничего не чувствовала.

***

Меня оставляют в покое. Перестают следить. Перестают заковывать. Перестают проверять каждые двадцать минут. Мне хочется истерично засмеяться от того, что для этого потребовался всего один алый взгляд, перевернувший мою жизнь вверх ногами. Им не требовались доказательства моей адекватности — хватило чужих слов, что все в порядке. Все не в порядке. Мои глаза по привычке смотрят на палочки для еды, рассуждая, что ими было бы так удобно убить себя, если достать до мозга… И я беру их в руки. Беру, чтобы подцепить безвкусные овощи и проглотить не жуя. Не делая ни единой попытки. Все в порядке, повторяю я мысленно, прикрывая глаза, проглатывая очередной серо-зеленый кусок и ощущая, как желудок сжимается в рвотном спазме. Я сглатываю противную, горчащую на языке желчь… И одним движением запускаю тарелку в стену, бессмысленно глядя на расплывшиеся по светлой стене разводы и разлетевшиеся по полу с оглушительным треском стекла осколки. И ни звука. Никто не идет, чтобы проверить малолетнюю самоубийцу. Все ведь в порядке… В порядке ведь, правда? Глубоко вздыхаю, ощущая во рту все тот же горький привкус желчи. И спускаю на пол босые ступни. По осколкам иду прямо к стене, спускаясь на колени, почти любовно выбирая самый крупный, самый острый, сжимая его в пальцах, поднося вплотную к венам на руке… И застывая, дыша часто-часто, чувствуя, как в ступнях кровоточит, как жжет впившееся в кожу стекло, как в колени все глубже входит мелкое крошево. Не в силах сделать всего одно движение. Все в порядке, бездумно повторяю я, ощущая, как по ледяным щекам текут бессильные, обжигающие слезы. В-п-о-р-я-д-к-е. Эти восемь букв крутятся как заевшая пластинка. На повторе. Круглые сутки. Никто не хочет… Не может умереть. И я сижу на стальном парапете, медленно качая ногами и глядя вниз, почти наяву видя, как все внизу становится грязным, бурым от крови и обломков хрупкого тела, разбившегося так легко о твердость земли… А после тихий шелест ветра, осторожные шаги и мягкое касание к волосам. Я нехотя поднимаю голову, глядя в черные глаза, в которых ярким, сжигающим, всепожирающим огнем зажигаются и сияют блядские звезды. Учиха улыбается едва-едва — я твой лучший друг, верь мне, — и смотрит. Нежно-нежно, цепко-цепко… Как кошка удерживая мышь одной лишь лапой. — Так как тебя зовут, малыш? — Наруто, — чужое имя срывается с губ слишком легко. Я наклоняю голову, смотрю в такое красивое лицо, сияющую улыбку, ласковый взгляд… — А я Шисуи, — его голос журчит, как чертов ручей. — Просто Шисуи. Мне захотелось вырвать его глаза.