Беспомощный

Ночь была тихой и спокойной. Если, конечно, не учитывать вечный беспокойный сон Чуи и уже обыденную для Дазая бессонницу. В общем, нормально поспать им удалось часов семь. И то, вместе взятым. А вот утро у Двойного чёрного не задалось с самого начала: будильник, что на постоянной основе звенел в шесть утра на телефоне Накахары, оказался не выключен, из-за чего и сам владелец устройства, и его временная «сиделка» почти что подскочили, просыпаясь из тревожных сновидений, а рыжий мафиози ещё и с кровати упасть умудрился, не сориентировавшись, что временно не обладает теми конечностями, которыми хотел воспользоваться. Осаму спустя секунды две показался в дверном проёме, разведывая ситуацию. Так рано, а уже проблемы... Выключив будильник, он подошёл к Чуе, чтоб усадить его обратно на кровать, и стал проверять бывшего напарника на наличие новых синяков. К счастью, новых не было, но неудачное падение потревожило относительно недавние гематомы на бедре. Когда Неполноценный осторожно туда надавил, Накахара тут же болезненно зашипел, сжав в руках простынь. — Придурок! Больно же! — сквозь стиснутые зубы ругался он. — Мх... Дазай убрал руку, отошёл на шаг и посмотрел на часы. Половина седьмого. — Рано ещё. Тебе лучше лечь дальше спать. И не ложись временно набок, ещё больнее из-за гематомы будет. — Я уже не усну. — с долей недовольства пробубнил рыжик, слегка отворачивая голову. — Ты ворочался в кровати больше половины ночи. Кому ты пытаешься солгать? — риторически спросил Осаму, садясь рядом, на край кровати. Чуя даже не стал препираться, просто вздохнул и лёг, попутно укрываясь какой-то больно лёгкой простынёй. — Не холодно? — поинтересовался Дазай, глядя на это. — Ну... — протянул мафиози, сильнее кутаясь в это подобие одеяла. — Терпимо. Неполноценный вздохнул. — Я же знаю, как ты не любишь холод. — Мне нормально. — категорически заявил Накахара, хоть и самому в это слабо верилось. — Как скажешь. — развёл руками суицидник. Против паровоза, хоть и такого маленького, как говорится, не попрёшь. Дазай остался сидеть рядом, тихо наблюдая за бывшим партнёром. Чуя, на его взгляд, как-то изменился. И речь сейчас даже не о внешнем виде — вряд ли можно сказать, что человек, лишившийся своих конечностей и заработавший ран на многие сантиметры кожи, не так уж сильно изменился, — скорее, поменялось что-то в его эмоциональном состоянии. Движения, речь, да для Осаму одного его взгляда достаточно, дабы определить, что что-то не так. Движения полны скованности и безучастности, в словах практически нет уверенности, а взгляд... — Ты ещё долго будешь на меня пялится? — раздражённо, но достаточно тихо спросил рыжий исполнитель, что уже минут пять не мог уснуть из-за почти физического ощущения медленно скользящего по его телу взгляда. — Пока ты снова не уснёшь. — спокойно ответил Дазай, и не думая отводить глаз. — Я так понимаю, спорить тут бесполезно? Неполноценный в ответ только усмехнулся, подтвердив тем самым правдивость чужих слов, поправляя одеяло тяжело вздыхающему Накахаре. Тот устроился поудобнее, обхватив руками край подушки, на которой лежал, блаженно прикрывая глаза. И если обычно в этих синих омутах плясали черти азарта, поблёскивала жажда драк или хотя бы просматривалась затуманенная алкоголем грация, то сейчас там были лишь недовольство, жалость и... Стыд? Да, стыд. А чему удивляться? Вот представьте: Вы — один из самых опасных мафиози во всей Японии, с самой разрушающей способностью. Вы привыкли делать всё самостоятельно, полагаясь не на других, а исключительно на самого себя, потому что никому не можете в полной мере доверять. И вот, в один день, Вы не справляетесь с, казалось бы, лёгкой миссией. И это стоит Вам потери целых двух конечностей. Ещё и способность почти перестаёт работать. Дальше, когда Ваш босс всё-таки находит выход из этой охереть какой непростой ситуации, оказывается, что нужного человека, как по закону подлости, нет на месте. Босс решает, что на время отсутствия этого человека, Вам нужен кто-то, кто сможет о Вас позаботиться, что резонно, но... Заставляет, от одной только мысли об этом, почувствовать себя будто бы маленьким и совершенно беззащитным. Вы пытаетесь солгать, что в состоянии самостоятельно за собой ухаживать, но босс прекрасно всё видит, пресекая одну только попытку подать голос. Мало этого, так он ещё и назначает на роль «сиделки» вашего злейшего, блять, врага. Вот перед кем, а перед ним особенно не хочется казаться слабым. И этот стыд, во взгляде, тесно соседствует с ненавистью. Ненавистью к себе, своему новому уродству и к своей беспомощности. К тому же, Чуя не может так просто довериться Дазаю. Ибо нет гарантии, что рыжий исполнитель, проснувшись завтрашним утром, не останется снова один, что не повторится тот день, когда Осаму ушёл из Мафии и из его жизни на целых четыре года. Тем более, в таком положении, будет ещё больнее воспринять этот факт. И, что парадоксально, доверится он не может, но где-то в глубине души очень хочет. Но это крошечное доверчивое нечто внутри отчаянно хочется задушить, потому что он уже обжёгся на подобном однажды. В похожих мыслях Накахара и задремал. Но, видимо, нормально поспать хотя бы двадцать минут ему не суждено. Снова начались беспокойные подобия сновидений. Сны ему никогда не снились, но это бесконечное тревожное тармошение было каким-то кошмаром. Это вечные вздрагивания, непреднамеренное откидывание и без того лёгкого одеяла, и невнятное бормотание. Ещё и холод приложил свою руку — мелкую дрожь в руках трудно не заметить. — Как всегда, Чибико не может признать, что ему страшно или холодно, потому что не позволяет гордость. — тихо пробормотал себе под нос Неполноценный, встал и направился на выход из комнаты. Правда, через минуту вернулся, держа в руках нормальное одеяло и ещё одну подушку (вдруг самому спать захочется). Укрыв Чую, подождав какое-то и подметив, что дрожь до сих пор не прошла, самоубийца протянул руку к рыжей голове, дабы сдвинуть и так съехавшие пряди чёлки и проверить температуру. Но, когда Дазай уже хотел было прикоснутся к его лбу, подрагивающие руки рефлекторно ухватились за его тёплую ладонь. Осаму лишь театрально вздохнул, с улыбкой на лице, молча соглашаясь и себе на часик сна. А получить в нос по пробуждению он не боялся — всегда ведь просыпался раньше Накахары-куна.