good enough

Ноздри Чживона раздуваются, впуская в дрожащие лёгкие запахи крови и пыли. Они такие сильные, что перебивают аромат скрипяще-новых кожаных сидений и стеклоочистителя. За поднятыми стёклами мельтешат огни фонарей, освещающих пустынные улицы. Чживон выворачивает руль до треска в узлах и нарушений в механизмах совершенно новой машины, и почти аккуратно паркуется на дорожке из гравия возле ворот особняка, поднимая столб пыли. Он вылетает из автомобиля с такой скоростью, будто его катапультирует, и хлопает дверью до звона оконного стекла. Глаза прислуги, которую Чживон встречает в коридорах по пути к сердцу здания, где находится кабинет Ханбина, расширяются при виде него, и Чживон не уверен, что знает, по какой причине. Это может быть связано с его внешним видом, растрёпанным, абсолютно безумным, а может — с его славой, не менее безумной и кровавой, всегда идущей на шаг впереди. Не то чтобы его сильно волнует мнение других людей о нём, особенно когда он видит лицо Ханбина, мрачнеющее с каждой секундой по мере того, как его взгляд сканирует Чживона, отмечая каждую частичку бетонной крошки, приставшей к его некогда чистой одежде. Тёмные пятна чужой крови ещё сильнее проступают на ткани под светом настольной лампы, и Ханбин смотрит так пристально, будто надеется заставить их исчезнуть.  — Их было восемь, — Ханбину даже не нужно спрашивать. — Я убил пятерых.  — Что насчёт моих… наших людей? — Ханбин сжимает ручку в руке, пластик почти начинает плавиться под его пальцами.  — Суён не дотянула до больницы, — в голосе Чживона — тонна вины, и он слегка сутулит плечи под её неподъёмным весом.  — Значит, в живых остался только ты? Вопрос звучит глухо и как-то обречённо, хотя секунду назад высокий голос Ханбина дрожал от бесконтрольной ярости. Ханбин ловит горящий взгляд Чживона, и смотрит, смотрит неотрывно, волной стометровой высоты накрывая его и затягивая в океан своих чувств. Ему нужно то же, что и Чживону сейчас. Почувствовать тепло кожи под ладонями, ощутить вес тела в руках, услышать громкий стук живого сердца напротив бешено бьющегося своего. Чживон срывается с места так быстро, что человеческий глаз неспособен в полной мере отследить это движение, но Ханбин в который раз непостижимым образом оказывается быстрее. Лицо Чживона в считанных сантиметрах от его лица, и всё, что есть между ними — это невидимая преграда в виде выставленной вперёд ладони в белой перчатке. Никогда в своей жизни Чживон не ненавидел белый цвет так отчаянно сильно. Он не может ненавидеть Ханбина, просто потому что не способен на это физически, но сейчас чистота — его главный и единственный враг, на котором он позже выместит свою злость. А пока Чживон вынужденно прикрывает глаза, втягивая носом воздух вокруг них, и покорно разворачивается, покидая комнату.