——
Джин посмотрел на последовательность цифр на счёте своей карты и нахмурился. Это же самое число он видел ещё две недели назад. Причина могла быть только одна: мать перестала присылать ему деньги. Очевидно, она посчитала его прошлое посещение последним и таким образом молча намекнула, что окончательно разрывает с ним все связи. Получалось, что Джин остался совершенно один, и вряд ли мать теперь откроет ему дверь, даже если он решит вернуться. От очевидного факта, что возвращаться, в принципе, было не к чему, его страхи не становились менее значимыми, даже при том, что у Джина никогда не было настоящего дома. Не места в пространстве, а того самого эфемерного и тёплого понятия, которое люди тоже называют словом дом. Тот самый, который наполнен уютом и заботой, где всегда тепло, никогда не заперты двери и пахнет горячей выпечкой. Осенью дома подают ароматный облепиховый чай и кутают в пушистый плед. Зимой наступает время для горячего пряного глинтвейна, рождественской суеты и семейных посиделок. Весна радует цветущими вишнями и сливами в саду и показывает самое прекрасное, что может быть в мире — начало новой жизни. Летом привычное течение времени замедляется, загоняя всё живое в тень днём и, сжалившись, ласкает мягкими тёплыми вечерами, наполненными неторопливыми разговорами, ужинами под открытым небом и с ароматом традиционной еды, кофейных зёрен и летних трав. У Джина никогда не было такого дома. Но всё равно ему было страшно терять даже то малое, что он имел, и боязно было думать о завтрашнем дне — впервые омеге пришлось столкнуться с тем, что в случае чего ему будет совершенно некуда пойти. — Папа! — закричал Хансан, отвлекая Джина от мрачных мыслей о дальнейшей судьбе, и помахал ему рукой. Ребёнок сидел на верху горки с яркой улыбкой от уха до уха, собираясь съехать вниз, и ему было крайне важно, чтобы Джин это увидел. Он называл омегу папой только в те редкие моменты, когда они были одни, при Намджуне Сан обычно звал Джина по имени, будто чувствовал, что отца это может задеть. Когда Хансан сделал это впервые, внутри омеги что-то приятно лопнуло и заполнило все клеточки его тела растекающимся густым теплом и нежностью. Джин не смог скрыть счастливой улыбки, пока покрывал Хансана благодарными поцелуями. Очень удачно сложилось, что они тогда были одни — Намджун от такой сцены скорее всего пришёл бы в бешенство, а Джин боялся его гнева. День был замечательный, и Намджун привёз их с утра в парк аттракционов, а сам поехал в издательство, потому что главному редактору приспичило устроить собрание с писателями прямо в разгар выходных. Намджун был недоволен, а Джин обрадовался такой удачной возможности провести время с Хансаном наедине, что ему удавалось крайне редко, так как обычно альфа всегда наблюдал за их взаимодействием, мешая Джину расслабиться и получать удовольствие от общения с ребёнком. Но сегодня был один из самых безмятежных дней за всё то время, что Джин жил у Намджуна — они с Саном повеселились на аттракционах, вкусно пообедали в ресторане японской кухни неподалёку от парка и уютно устроились на детской площадке, чтобы передохнуть в ожидании Намджуна, планирующего забрать их примерно через полчаса. День и правда был чудесный, но зря Джин решил именно сегодня проверить деньги на счёте. Он улыбнулся и помахал Хансану в ответ, проследил за тем, как тот съехал вниз с горки, а потом снова вернулся к счёту. Улыбка пропала с его лица так же быстро, как и появилась. Внутри словно сгустилась противная липкая тьма, сквозь которую всё сложнее было рассмотреть дальнейший путь. Если Намджун выставит Джина за дверь, то ему хватит средств разве что на первые месяца два-три, а дальше — полнейшая неизвестность. Деньги всегда были одним из самых главных слабых мест в жизни омеги, но сейчас даже они, а точнее их нехватка, не могли заставить Джина нервно теребить пальцы и кусать губы от волнения. Что-то другое, ещё совсем новое и только-только зарождающееся мучило Джина. Этим чем-то стало внезапное осознание того, что он не был готов оставить Хансана. Этот юный альфа был единственной причиной, заставившей Джина вдруг поверить в свои силы и быть готовым отстаивать свои интересы. Джин решил, что будет сидеть под дверью намджуновой квартиры столько времени, сколько потребуется, чтобы тот впустил его обратно. Джин будет выть и скрестись в дверь, прося не разлучать его с его ребёнком. Он больше не имел права сдаться так просто.——
Джин поднялся утром с нагретой за ночь постели и подошёл к зеркалу. Он, обрадовавшись восходящему солнцу и поддавшись внезапному порыву самолюбования, покрутил головой так, чтобы лучи, проникающие через окно, подсветили его радужку сбоку. Свет тонул в её глубине, и крапинки розового золота сверкали подобно звёздам. Джин быстро поморгал, и колдовское наваждение оставило его. Разве могли далёкие и раскалённые небесные тела жить в нём? Невозможно. Если Джин и был как-то связан со звёздами, то только тем, что в нём когда-то, как и в сотнях тысяч его предков, поселились частички звёздной пыли, укрепили его кости, мышцы и связки, расцветили кожу тёплой густой карамелью, а глаза присыпали тёртым какао. Несомненно, Джин получил не самые плохие пылинки из ядер погибших звёзд, но всё же он всегда был самым обычным, ничем не выделяясь среди такой же серой толпы. Так он считал. Возможно, думать так было глупостью. Возможно. И сегодня он нравился себе чуть больше, чем, скажем, вчера. Ладно, намного больше. Да и кто бы посмел помешать ему восхищаться собой в такую рань? Джин мог себе это позволить, особенно, когда его никто не видел. На рассвете он мог ненадолго побыть собой, не страшась чужого осуждения. И это было потрясающе, почти роскошно, но Джин боялся таких громких слов. Он и правда красив, или это ему только кажется? Солнечный свет блестел на его ресницах и припекал обнажённую кожу. Джин положил ладонь на грудь, медленно провёл ею до низа живота и слегка погладил пальцами это важное для себя место. Сегодняшней ночью волчьи сны не терзали его, но Джин всё равно проснулся с ощущением гнетущей пустоты — своей верной спутницы на его непростом жизненном пути. Эта пустота была слишком жестока с омегой, и её ничем нельзя было заполнить. Джину не хватило бы и всего мира, чтобы избавиться от неё. Его настроение стремительно портилось. Этим солнечным утром ему не нужно было просыпаться так рано, потому что завтрак готовить не было нужды — ещё вечером Намджун увёз сына к своим родителям в Пусан и, конечно же, ещё не вернулся. Хансан давно просился к морю, и, когда стало совсем тепло, Намджун позвонил родителям, договорился с ними и сообщил за одним воскресным ужином, что Сан едет к морю, как того и хотел. Малыш сначала обрадовался, уверенный, что они поедут к бабушке с дедушкой все вместе, но Намджун огорчил его, выдав, что ему нельзя отрываться от работы над книгой. Вопрос ребёнка о том, почему с ним в таком случае не поедет Джин, альфа оставил без ответа, а Джин молча проглотил этот намджунов жест и припрятал горечь обиды внутри себя — там, где уже насобирал небольшую кучку таких же пренебрежительных уколов в свою сторону. Джин, вероятно, охотно согласился бы поехать, если бы его спросили, но ему не дали права высказаться. В назначенный день Намджун быстро собрал вещи сына, одел его в светлые шортики, рубашку и панамку и собирался вывести из квартиры, но Хансан, воспротивившись ненужной спешке, вырвал свою руку и бросился в объятия к Джину, который всё утро ходил за ними обоими угрюмой тенью, пока Намджун готовился к поездке. — Сан~и, нужно ехать, — мягко сказал Намджун сыну, а сам раздражённо сжал ручку дорожного чемодана, показывая тем самым, как сильно он был недоволен случившейся заминкой. Джин это заметил конечно, поцеловал Хансана в макушку, жадно вдохнув его запах, по которому будет очень скучать, и спустил ребёнка со своих рук, подтолкнув к отцу. Напоследок Намджун подарил Джину особенно ледяной взгляд, от которого омега вздрогнул и обнял себя руками, словно и правда начал замерзать. Дверь хлопнула, и Джин остался один. Он не мог даже представить, чего ему ждать от возвращения Намджуна из Пусана. Им двоим предстояло провести вдвоём около месяца, может больше, всё зависело от того, как быстро Хансан соскучится по душному Сеулу и запросится домой. Отличный момент, чтобы выбросить Джина на улицу, и Намджун вполне мог им воспользоваться. Утро действительно было солнечным и ранним, но больше не радовало — слишком много ненужных и причиняющих боль мыслей. Джин поморщился, собственное отражение в зеркале резко перестало ему нравиться. Он обиженно повалился обратно на кровать и повернулся к солнцу спиной. Подступившая сонливость заставила его сжаться в комочек и закрыть глаза. Огненная звезда любовно поцеловала его в плечо, погладила вдоль позвоночника своими тёплыми лучами, и Джин заснул снова, комкая и прижимая к своему животу одеяло.——
Хлопок входной двери заставил Джина открыть глаза. В комнате уже было сумрачно: оказывается, он проспал почти до самого вечера, но чувствовал себя неплохо. Джин сел на постели, обнял одеяло, инстинктивно ища в нём защиты, и напряжённо вслушался в звуки за дверью своей комнаты, ожидая приближающихся шагов. Ему казалось, что дверь вот-вот откроется, Намджун быстро подойдёт к кровати, схватит его прямо так, обнажённого и беззащитного, и выкинет за дверь. Всё с теми же присущими ему молчаливостью и холодностью. Джин за время, проведённое здесь, понял, что колкая льдистая злоба Намджуна намного страшнее той пылающей ярости, что он видел в матери. Намджуну не нужно было избивать Джина, чтобы сделать ему больно и заставить его содрогаться от страха. Джин замер и задышал медленнее, чтобы не пропустить ни малейшего шороха, но не услышал никаких шагов у своей двери. Вместо этого Намджун сначала пару раз хлопнул дверью своего кабинета, а затем начал греметь посудой на кухне. При этом он разговаривал с кем-то по телефону, но Джин не слышал, о чём конкретно — кухня была слишком далеко, чтобы он мог различить слова. Он так и продолжал сидеть на кровати, не решаясь пошевелиться. Кто знает, может быть только это спасало его от того, чтобы оказаться на улице. Он должен вести себя как можно тише и незаметнее, не провоцировать и не подталкивать альфу к импульсивным и невзвешенным действиям. Это вполне могло сработать. Намджун вернулся домой в довольно мрачном настроении, и не нужно было обладать магическими способностями, чтобы это предвидеть. Он знал, что так будет. Хансан ожидаемо проболтался, пожаловавшись Намджуну с утра на семейном завтраке, что уже скучает по Джину. Родители альфы удивлённо вскинули брови, и Намджуну пришлось быстро и без излишних подробностей объяснить им, что он и правда живёт не один. Глаза его мамы наполнялись теплом и радостью по мере того, как Намджун рассказывал о Джине, но сын под конец своего скупого на детали рассказа разрушил все её надежды — Джин не его омега. "И никогда им не будет". Отец покачал головой и нахмурился, стоически выдержав с силой сжавшиеся на его запястье пальцы жены. Она болезненно пережила побег Йерим, а теперь её надежды на счастье сына и внука снова не оправдались. Намджун не стал вступать с родителями в бессмысленный спор, молча доел свой завтрак, поцеловал Хансана и отправился обратно в Сеул. Его ждала работа, и лишние разбирательства оказались бы совсем не к месту. Джин не вышел встретить его по возвращении. Не то чтобы Намджун ждал этого, конечно нет, но в комнате Джина было подозрительно тихо — тише, чем обычно, так альфе показалось, как только он зашёл в квартиру, но Намджун настолько устал от дороги и пробок на въезде в город, что решил не думать об этом слишком много, предпочтя для очистки мозгов просто приготовить ужин. Готовка всегда успокаивала его, занимая его руки делом, а голове давая возможность освободиться. Даже сегодня, вдали от сына, он чувствовал некоторое спокойствие и умиротворение, нарезая овощи и варя лапшу. Просто захотелось чего-то простого. Рамен на такой случай вполне подойдёт. Забавно. Намджун ухмыльнулся, поддаваясь ностальгии — скромная и незамысловатая лапша напоминала ему о временах его студенчества и беззаботной юности, когда он только мечтал о том, чтобы стать писателем и покорить мир своим несомненно выдающимся, но ещё совсем незрелым слогом. Закончив с готовкой и открыв шкаф с посудой, Намджун застыл с протянутой рукой. Джин за всё это время так и не вышел из комнаты. Альфа не привык поступать жестоко намеренно, это было не в его стиле, поэтому он решительно взял две глубокие миски и накрыл стол на двоих. Очевидно было, что омега не ел ничего с прошлого вечера, Намджун бы заметил это по расходу продуктов. Джин, всё ещё ожидающий расправы, всё-таки услышал то, чего так боялся с самого возвращения Намджуна — его приближающиеся шаги. Дверь открылась без стука, и альфа заглянул в комнату, но не зашёл далеко за порог. Джин ожидал самого страшного из того, что успел себе нафантазировать, и поэтому не двигался, только быстро поверхностно дышал, сверкая круглыми от страха глазами. Несмотря на полумрак, Намджун подметил его зашуганный вид, смерил омегу взглядом и неожиданно для себя задержался на его голых ногах, которыми тот обхватывал одеяло. Кожа на его бёдрах и икрах, как и на остальных открытых и видимых участках тела, была совсем чистая, с неё исчезли те ужасные синяки, что Намджун видел на Джине однажды. От этого, как считал Намджун, Джин и не любил обнажаться, стараясь скрыть всё, что было возможно. Даже летом он ходил по квартире в пижаме с длинными рукавами и в штанах, закрывающих его щиколотки. Сейчас Джин был как на ладони, и если бы не одеяло, скрывающее значительную часть его тела, то Намджун увидел бы его полностью. Они оба не двигались, застыв друг напротив друга: Джин на кровати, а Намджун в дверях его комнаты, и вроде бы ничего такого, что можно было бы посчитать значимым, между ними не происходило, но взгляд Намджуна потемнел, а в его горле вдруг стало слишком сухо. Он поспешил откашляться, а Джин сжал одеяло крепче, от чего мышцы на его ногах и руках проступили сильнее, и это почему-то заставило альфу занервничать. "Это.. так странно..." Намджун, спохватившись, отвёл взгляд в сторону, глухо бросил: "Иди ужинать" и спешно скрылся за дверью. Джин посидел на месте ещё с минуту, переваривая и обдумывая увиденное и услышанное. Что это была за пауза? Какая-то неловкая и ненужная, к тому же заставившая их обоих заметно заволноваться. Хорошо, что в темноте без включенного света Намджун не заметил, как Джин рдяно вспыхнул под его взглядом. То ли от внезапного страха быть схваченным и выкинутым за дверь квартиры, то ли от того, что Намджун так пристально смотрел на него, хотя мотивов альфы Джин не смог понять, и отсутствие света не сыграло ему на руку — выражения лица альфы нельзя было разглядеть. Джин перевёл дыхание и решил не придавать произошедшему слишком большого значения. В конце концов, что могло измениться от того, что он увидел бы эмоции на лице Намджуна? Он разочаровался бы в себе ещё больше, посчитав себя ещё более жалким? Ведь Намджун мог смотреть на него лишь с презрением во взгляде. Лучше Джину лишний раз в этом не убеждаться. Он встал с постели, отложив одеяло, оделся и осторожно вышел в слабо освещённый коридор. Ничего же не случится, если он покинет комнату, чтобы поесть? Не мог же Намджун попытаться выманить его таким подлым способом? "Боги, о чём ты думаешь, Ким Сокджин? Это было бы слишком низко. Даже для него",— Джин ругает сам себя за глупые осуждающие мысли. Если Намджун действительно захочет его выгнать, то ему не понадобятся никакие дурацкие предлоги. Джин здесь совсем никто, да и не сможет дать отпор альфе, даже если захочет попытаться: у него попросту не хватит сил. И банальной смелости. Дойдя до кухни, Джин сначала опасливо заглянул в проём двери, заметил Намджуна сидящим за кухонным островом и только тогда осторожно прошёл вперёд и уселся на высокий стул напротив, стараясь не делать лишних движений. Он взял в руку палочки и поднял взгляд на Намджуна, занятого просматриванием почты на телефоне. Альфа сосредоточенно застыл над миской, не обращая никакого внимания на пришедшего омегу. — Приятного аппетита, — тихо произнёс Джин, но Намджун вместо ответа смерил его совершенно непонятным взглядом и начал есть. Обстановка была, мягко говоря, напряжённой, но есть хотелось безумно. Джин сглотнул и с жадностью принялся за свой рамен, ни на секунду не ослабляя своей бдительности. Он всегда чувствовал себя очень слабым и беспомощным в компании Намджуна. И их обоюдное молчание делало каждую такую ситуацию только сложнее. Они, как слепые котята, ударялись головами о стены собственного отчуждения, даже не пытаясь создать ни единой двери. Джина сжирал страх и твёрдая уверенность в том, что Намджун ненавидит его, а тот и не пытался Джина в этом переубедить, попросту не видя никакого смысла в налаживании отношений. Гнетущее чувство неопределённости не оставило Джина и после того, как он остался на кухне один в компании опустевших мисок, собственных мыслей и опускающейся на город ночи. Ему не хватало присутствия Хансана, с которым он привык проводить вечера. Сегодня ему не с кем было в обнимку сидеть в облюбованном им подвесном кресле в гостиной. Некому было петь свои колыбельные на ночь. И некому было готовить завтрак следующим утром, которое несомненно настанет, но Джин будет в нём одинок, как и в этой полной холодного неприятия ночи. С Намджуном он не мог даже просто поговорить на отвлечённые темы, тот легко обрубал на корню всё желание начать разговор. Это причиняло боль, но Джин был благодарен судьбе за то, что альфа не выкинул его сегодня на улицу, как омега того ожидал. Возможно, Джин слишком драматизировал, и всё было не так уж и плохо. Во всяком случае, ему хотелось в это верить.——
Так, практически безмолвно и томительно, прошло несколько дней, за время которых Джин практически не покидал свою комнату, ставшую его логовом — своеобразным оплотом хоть и зыбкой, но всё же защищённости. И хотя ощущение наличия крыши над головой и выход в интернет не могли заменить ему весь остальной мир, Джин всё же боялся выходить из квартиры. Он не мог избавиться от ощущения, что стоит ему выйти, как Намджун сразу же закроет за ним дверь на замок, и Джин уже не сможет вернуться. Намджун меж тем практически целыми днями работал в своём кабинете, трудясь над своей будущей книгой и над рецензиями чужих, и выходил только, чтобы сварить себе кофе и поужинать, неизменно накрывая стол на двоих и подзывая Джина стуком в дверь — больше внутрь он не заглядывал, не хотел снова чувствовать неловкость, которая могла испортить ему настроение и лишить аппетита. Тэхён намекнул ему на днях, что Намджун совсем посерел и эмоционально сдулся, но он с ним не согласился. Намджун просто не хотел пускать в свою жизнь эмоции, от которых отказался ещё несколько лет назад. Тэхён на эти слабые оправдания только хмыкнул и многозначительно напомнил, как делал уже тысячу раз за последние пару лет, что Намджуну стоило уже начать думать о своей жизни, что он никогда не был таким скупым на чувства до ухода Йерим, что он должен идти вперёд и перестать топтаться на месте, "оскальзываясь на обглоданных костях его прошлых отношений". Намджун не стал спорить — Тэхён, хоть и высказывался слишком прямо, по сути был прав, но он не мог просто взять и повернуть свою жизнь на сто восемьдесят градусов, от него зависело слишком многое, чтобы вот так просто поддаться неизвестному и опасному течению своей жизни, которую он так привык пропускать мимо себя, оставаясь на скалистом промозглом берегу и ревностно охраняя свои незаживающие раны. Даже спустя время он так и не смирился. Джин не замечал растущей внутри Намджуна угнетающей тоски по временам, когда у того ещё была буйная и наполненная событиями жизнь, но на подсознательном уровне догадывался, что альфа безвылазно сидел в своём кабинете, чтобы отвлечься от чего-то. И это что-то вряд ли было приятным, иначе Намджун не пытался бы от этого сбежать. Джин не мог ничем помочь, он сам держался из последних сил, чтобы не начать рыдать и выть в подушку по ночам, убиваясь по своей загубленной юности, которая стремительно покидала его, и по своему неясному и размытому будущему. Но иногда, направляясь к себе, он останавливался рядом с дверью кабинета Намджуна и стоял там несколько секунд, вслушиваясь в едва слышные щелчки пальцев по клавиатуре. Конечно, он не предпринимал попыток войти, об этом не могло быть и речи — кабинет альфы был запретной территорией для Джина. Он даже не допускал мысли о том, что сможет однажды побывать там и увидеть, как Намджун работает над своей книгой, но и не понимал, зачем останавливался возле двери, когда проходил мимо. Джин не мог ухватить эту причину за хвост, она ускользала от него и упрямо вертелась на языке, как слово, которое омега всё никак не мог вспомнить.——
— Так тяжело дышать рядом с тобой, — произнёс Намджун за ужином, на который они собрались поздним вечером воскресенья. Третьего воскресенья после отъезда Хансана. Джин, услышав, кажется, первую такую длинную за это время фразу от альфы, тут же побледнел, замирая с кусочком курочки, который не успел донести до рта. — В том смысле, что у тебя сильный естественный запах, — пояснил альфа. — Не подумай, что раньше ты пах слабее, но сегодня это особенно невыносимо терпеть. Такую откровенно прямую оценку своего запаха Джин от него ещё не получал, но видел, как Намджун морщился иногда в его присутствии. В отличие от своего отца малыш Хансан любил уютно уткнуться Джину в грудь и дышать его ароматом. Ребёнок легко засыпал на руках омеги, поэтому он не считал свой подаренный природой запах отвратительным или слишком навязчивым. К тому же Джин сам ни разу не позволил себе осудить то, как пах Намджун, сильный шлейф которого омега считал совершенно нормальным атрибутом для альфы. Намджун, будучи обычно не сильно эмоциональным, не душил Джина своим ароматом, но всё же иногда он довольно ощутимо действовал на его особые рецепторы, будоража яркими нотами, схожими по ощущениям с оттенками бергамота, горького миндаля и сочных табачных листьев. Дело ведь было отнюдь не в запахах. Ладно, может быть совсем чуточку, но Джина смутила именно неясность основной причины, по которой Намджун решил высказаться именно сегодня. Чем этот вечер отличался от таких же до этого? Они прожили бок о бок уже довольно долго. Эта ситуация зародила в Джине странное чувство навязчивой тревоги, и он буквально кожей ощутил: что-то грядёт. Намджун потянулся немного вперёд через столешницу и вдохнул глубоко, прикрывая глаза, а Джин попытался отстраниться, насколько позволяло шаткое положение на высоком стуле. — Ужасно, — заключил Намджун и демонстративно откложил палочки, показывая, что его аппетит испорчен. Джин оскорблённо вспыхнул, уронил палочки на стол и соскочил со стула, чтобы быстрым шагом выйти из кухни и закрыться в своей комнате. По пути он прижимал ладони к своим пунцовым щекам и изо всех сил сдерживался, чтобы не начать плакать. Намджун остался один, не успев добавить что-то ещё к своей последней реплике, и его неприязненность сменилась запоздалым чувством стыда. Он никогда особенно не следил за языком в присутствии Джина, но сегодня ляпнул то, чего точно не стоило говорить вслух. Намджун вообще не разговаривал так с кем-либо ещё, никто и никогда не слышал в его тоне настолько явного пренебрежения границами дозволенного. Он сам не знал, что способен на такое, ну или не хотел знать, пока Джин молча терпел все его выходки. Вероятно, Намджун посмел позволить себе такое отношение к омеге, потому что тот полностью зависел от него. Конечно, так себе причина вести себя, как последняя сволочь. Намджун покачал головой. Очень низко с его стороны. Продолжать есть и правда больше не хотелось, и Намджун скинул недоеденный ужин, свой и Джина, в мусорное ведро. Он чувствовал небольшое головокружение и решил пойти спать, вполне резонно заключив, что просто сильно вымотался за день — пришлось решать вопросы по публикации книги и объяснять задержку рукописи и просроченных рецензий, которые он обещал сдать ещё в прошлом месяце. Откровенно хреновая ситуация привела к ещё бóльшим проблемам. Намного проще было бы оправдать своё недостойное поведение с Джином именно этим, мол, Намджун просто задолбался, но увы, он уже понял, что его состояние здесь совершенно ни при чём — он позволил себе открыто осудить Джина без явной на то причины и не имел никакого морального права на это. А впрочем, вряд ли он мог что-то исправить прямо сейчас, да и не было сил выяснять какие бы то ни было отношения. Намджун решил, что подумает над всем этим завтра, а сегодня просто пойдёт спать.——
Джин провалялся в беспамятстве почти до самой полуночи, находясь где-то между реальностью и сном. В своих сновидениях он снова видел волков. И сам был им. Ею. Он уже не был под бременем, но настолько сильно ощущал присутствие своих волчат рядом, что даже в реальности сжимался под одеялом и скрёб ногтями плотную ткань простыни. Они звали его, пищали со всех сторон, а он крутился на месте, не зная, в какую сторону ему рвануть прежде всего. От этого болезненного непонимания он выл и сипло скулил. Детёныши звали его, но он не мог найти их, и их голоса удалялись. И ему становилось всё больнее. Проклятое одиночество снова захлестнуло его с головой, так что Джин упал на землю и вгрызся в неё клыками в бессильной злобе. Он проснулся на полу, тяжело дыша от пережитых во сне эмоций. Кровь набатом стучала в голове, а сердце было готово сломать ему рёбра. Джин выпутался из одеяла и поднялся на ноги. Была ещё глубокая ночь, но ему вдруг стало всё равно на то, что сейчас совсем не время для спонтанных и необдуманных решений. Всё его существо требовало выхода накопленных эмоций, сотворивших в нём огромный ноющий сгусток нервов. Что ж, если Намджун хочет дышать свободно, то Джин предоставит ему такую возможность. Кто он такой, чтобы рушить чью-то жизнь? И даже если Джин пообещал себе не сдаваться, даже если это шаг против своих же собственных принятых решений, то он обязан будет справиться и с этим. И Хансан, возможно, быстро переживёт, если Джин исчезнет, ведь он уже смог однажды вынести уход своей матери, сможет и сейчас, правда? Неправда. Джин пообещал себе сделать всё, чтобы остаться рядом, но терпеть не оставалось сил. Ему очень жаль Хансана, правда. Ребёнку будет больнее в разы. Возможно, после этого он вообще никого не сможет впустить в свою жизнь. И виной всему будет Джин, хоть он совсем не такой жестокий, как та, что оставила Сана в первый раз. Джин однажды увидел фото этой красивой омеги с очаровательной улыбкой в альбоме с фотографиями, который Хансан притащил к нему в комнату. Они сидели на кровати Джина и листали его. Джин внимательно рассматривал небольшие полароидные снимки и невесомо проводил по ним пальцами. На фотографиях была не только мама Сана. Там был и Намджун тоже. До жути счастливый, широко улыбающийся, с ямочками на щеках. Особенно Джину понравилось одно фото, которое хоть и было последним в альбоме, но запомнилось больше остальных. На нём Намджун держал сына, которому тогда вряд ли было больше двух, на руках. Намджун обнимал ребёнка так нежно, словно всё самое важное в его жизни было сосредоточено именно в нём. Хансан казался венцом его жизни. Намджун сиял и не знал, что сам был для Сана абсолютным всем. Ребёнок на фото улыбался и тянул ручку к лицу отца. Когда они просматривали эти фото, Хансан никак не выдал того, что скучал по своей матери. Он вообще никак не отреагировал на неё, и это показалось Джину необычным. Джин вообще ничего не знал про эту омегу, а у ребёнка спросить не осмеливался, чтобы не бередить его воспоминания, которые, возможно, на самом деле не были приятными. Несмотря на то, что Хансан принял его в свою семью сразу, как только увидел, Джин не считал себя её частью. Его душа отчаянно желала быть с Саном до окончания времён, она посчитала его своим продолжением, но Джин всё равно во всех деталях помнил ночь, когда его собственный ребёнок родился мёртвым. Пять лет назад. Так давно. Хансан тоже появился на свет пять лет назад. Сейчас сыну Джина было бы столько же, и он мог бы держать его на своих руках. Этот ребёнок был бы только его и любил бы только его. И никто не посмел бы осудить Джина за его искренние чувства. Но сейчас он любил чужого ребёнка. Чужого. Это рушило жизни всех троих, но омега винил только себя. Именно его любовь портила всё. Портила всегда. Любовь. Сколько в этом чувстве для Джина было неподдельной боли и обманчивой надежды на взаимность. Он любил свою мать, даже если она избивала его до огромных болезненных синяков и ссадин. Он заочно любил даже своего отца, которого никогда в своей жизни не видел. В каком-то смысле он любил и того альфу, с которым провёл единственную в своей жизни ночь, хотя ночью любви это было сложно назвать. Джин любил Хансана, хоть и не мог найти объяснение этому прекрасному чувству, что так быстро и крепко поселилось в нём. Он любил всех этих людей, пусть и по-разному, но, будучи центром этих оправданных или нет чувств, он оставался единственным, кого эти самые люди вряд ли любили. Однако Джин верил, что всё-таки был тот, кто с наибольшей вероятностью испытывал к нему тёплые чувства. Хансан. Маленький и нежный, умеющий любить так безусловно и так всеобъемлюще, что Джин растворялся в этом приятном чувстве. Привязанность малыша ласкала его, помогала исцелять его прежние раны, дарила надежду жить дальше и возможность любить в ответ. Джин верил, что и правда может быть лучше. Только вот Намджун не желал принимать Джина в свою жизнь. И это было вполне объяснимо. Альфу можно было понять, потому что Джин на его месте терпеть такое вторжение точно не стал бы, он бы никогда не доверил своего ребёнка кому-то чужому вот так сразу. Сердце Джина обливалось кровью, но он поджал губы, решительно подошёл к шкафу с одеждой и раскрыл створки. Вещей у него было немного, они все влезут в его небольшой чёрный чемодан. Джин выкатил его наружу и стал запихивать свои вещи внутрь. Сбежать прямо сейчас? Почему бы и нет. Уйти, пока Намджун спит. Джин очень надеялся, что тот действительно не проснётся, и старался собираться как можно тише. И только одна мысль была на повторе: "Так нужно". Джин не думал пока о том, куда он пойдёт. Это было не важно. Куда угодно, только бы подальше. Чтобы не чувствовать болезненной связи с этим местом. Не чувствовать ничего. И ни к кому. Джин не признавался себе, но конечно понимал, что будет очень тяжело. Ему придётся учиться жить самому, без чьей-либо помощи и поддержки. По ночам было прохладно, поэтому Джин поверх рубашки надел мешковатый светло-серый свитер и огляделся в последний раз. Эта комната стала ему неплохим временным домом, но в ней ему больше нечего делать. Он причинял неудобство Намджуну, и от него не было никакой пользы, только вред. Джин вышел в коридор и тут же зажмурился от ярко вспыхнувшего света. — Что ты делаешь? Омега замер и напрягся. Намджун стоял у стены рядом с дверью своей комнаты и немного сонно смотрел на него. Джину не удалось уйти незамеченным. — Куда ты собрался посреди ночи? — спросил Намджун хрипловато, а когда заметил чемодан Джина, то глаза его расширились, а брови свелись к переносице. Джин не понял его реакции и поэтому испугался ещё больше. Что означал этот взгляд? Почему в нём не было радости, а только искреннее возмущённое удивление? Ведь Джин уходит. Сам. "Ты ведь этого хотел от меня?" — Не молчи. — Я ухожу, — ответил Джин, действительно собираясь уйти, но всё ещё оставался на месте, не смея двинуться ни на миллиметр под пристальным взглядом. — Почему? — продолжал хмуриться Намджун, словно не до конца осознавая сказанное омегой. От короткого сна его состояние не стало лучше. Голова начала болеть, и выходка Джина только добавляла излишнего дискомфорта. — Так будет лучше, — промямлил Джин и, найдя в себе силы, попытался пройти мимо Намджуна. Он старался держаться как можно холоднее и равнодушнее, чтобы не выдать дрожи в руках и ногах. Ему страшно было находиться под взглядом этого альфы. Лучше было побыстрее сбежать. От ночной прохлады на улице дышать станет легче. — Стой, — Намджун схватил Джина за предплечье, и от этого омегу будто обожгло огнём. Он рефлекторно дёрнулся, но Намджун не отпустил, крепче сжав пальцы. — Ты никуда не пойдёшь! — Пусти! — пискнул Джин и снова попытался вырвать руку. — Успокойся и возвращайся в свою комнату, — прошипел Намджун, с неожиданным упрямством удерживая Джина на месте. — Она никогда не была моей. Здесь нет ничего моего! — Джин всё же освободился и отскочил к противоположной от альфы стене коридора. — Ты ведь хочешь, чтобы я ушёл! Ты ненавидишь меня! Поэтому... Поэтому я должен уйти сегодня, — Джина трясло, но Намджун был поразительно холоден. И скорее всего очень зол, если судить по его потемневшему взгляду и суровому прищуру. Намджун закрывал собой проход, и Джин не знал, как его обойти. — Почему ты не отпускаешь меня?! — в отчаянии вскрикнул он. И правда, почему? Намджун не знал ответа на этот вопрос. Себе он его не задавал, и времени подумать над ним у него, понятное дело, не было. Ещё с того самого момента, как всё закрутилось, и вплоть до сегодняшнего вечера Намджун хотел, чтобы Джин исчез. Как угодно. Только бы больше не видеть его. Не чувствовать его запах. Не делить с ним сына. Его ревность могла быть главной причиной его ненависти к Джину. Так он думал до этого. Почему же сейчас он не может отойти в сторону и дать Джину пройти? Не может или... не хочет? В любом случае вопрос был слишком сложен для одной этой ночи. Намджун очень устал. Ему было паршиво. И он скучал по сыну. Хансан ведь, по правде говоря, не обрадуется тому, что Джин уйдёт. Они каждый день созванивались по фэйстайму, и Хансан просил позвать Джина, но Намджун каждый чёртов раз находил весомые причины Джина не звать. Альфу точила предательская ревность, хотя сын не стал любить его меньше, чем раньше. Его ребёнок был способен на безграничное обожание и дарил его всему, что его окружало. Но Намджуна задело до самых потаённых глубин души именно то, что Сан решил отдать часть своей теплоты Джину — этому странному и непонятному омеге. Джин смущал Намджуна одним только своим существованием, и Намджун считал, что не может его терпеть. — Послушай, — Намджун попытался говорить спокойнее. — Возвращайся к себе и ложись спать. Поговорим утром, — он потёр переносицу, пытаясь унять боль в голове. — Не о чем говорить, — отказался Джин. — Я лишний здесь и должен уйти. Намджун вздохнул. Ну почему с Джином так сложно? Голова раскалывалась, и ему очень хотелось просто взять и заставить омегу подчиниться, возможно даже грубой силой. Он бы так и сделал, если бы не был воспитан по-другому. Тем не менее, нужно было заставить Джина послушаться прямо сейчас, чтобы прекратить этот ненужный спор, и Намджуну пришёл в голову только один способ заставить омегу остаться. — Ты сделаешь больно Сан~и, если уйдёшь сейчас. Запрещённый приём. Джин заметно сник при упоминании ребёнка. Омега мялся на месте, его взгляд застыл, и весь он выглядел так, словно вдруг осознал что-то ужасное. Джин поднял глаза на Намджуна, и альфе показалось, что тот готов вот-вот заплакать. — Пойдём спать, — попросил Намджун. — Я обещаю, что мы поговорим позже. Обо всём, о чём ты захочешь. Поговорить нужно было с самого начала, но Намджун глупо надеялся, что Джин просто однажды исчезнет, и откладывал любые разговоры. Но они не были в сказке, где персонаж мог раствориться как по волшебству. У Джина были свои чувства, мотивы и целый багаж из прошлой жизни, о которой Намджун ничего не знал. — Джин, — окликнул Намджун зависшего на месте омегу. Джин отмер, похлопал глазами и пробормотал себе под нос тихое "Да, нужно пойти спать", он повернулся на месте и медленно вернулся к себе в комнату, таща за собой чемодан. Намджун дождался, пока тот закончит свои дела и выключит свет, и только после этого отправился к себе, чтобы попытаться доспать остаток ночи.——
Утром Намджун с трудом встал, но заставил себя принять душ и пойти за кофе. По пути он сделал крюк и осторожно заглянул в комнату Джина, чуть-чуть приоткрыв дверь. Убедившись, что омега ещё спит, завернувшись в одеяло, Намджун продолжил свой путь на кухню. Забросив зёрна в кофемашину, Намджун ждал, пока чашка наполнится ароматным крепким эспрессо, и размышлял о том, что произошло ночью. Вчера он был достаточно смелым, чтобы решиться поговорить с Джином наутро, но сегодня он не был настолько уверен в правильности и своевременности своего решения. Да и голова уже не болела. Намджун сомневался. А что если он не сможет ничего сказать? Что если Джин не захочет с ним говорить? Так тоже может случиться. Что они вообще знали друг о друге? Почти ничего. Что их связывало за эти неполные полгода совместной жизни? Только Хансан. Знал ли Намджун, как правильно поступить в такой ситуации? Нет. Он не находил ничего, что могло бы ему помочь. История их встречи не была обычным делом, и готового решения не существовало. Вскоре Джин проснётся и придёт на кухню за завтраком, если осмелится покинуть комнату. Намджун, конечно, заметил, что Джин практически перестал выходить оттуда после того, как он увёз Хансана к своим родителям. Вполне вероятно, Джин боялся его и поэтому старался не попадаться на глаза. Намджун взял чашку с кофе и сжал в пальцах, совсем не боясь обжечься. Он нахмурился и вдруг почувствовал себя каким-то кровожадным монстром. Он никогда не хотел быть таким пугающим, не хотел давить своей природой на кого-то другого. Но Джин боялся его, и это выводило из себя. Намджун покачал головой и отпил кофе из чашки. Надо было успокоиться. Он повернул голову в сторону окна и посмотрел вдаль поверх крыш домов. Предрассветная дымка уже рассеялась под лучами утреннего солнца, но снаружи было ещё прохладно. Намджун даже не мог представить себе, каково сейчас было бы Джину, если бы альфа отпустил его в ночь. Джин бы точно замёрз и сидел бы где-нибудь, корчась от холода и непонимания, что делать дальше. Намджун заметил, что он давно не навещал свою мать. После того случая, когда альфа нашёл его плачущим, Джин не покидал квартиру надолго, а если и выходил, то возвращался во вполне обычном настроении. Можно было предположить, что омега прекратил все связи с ней, а значит у него и правда не было места, куда он мог бы пойти. Вчера ночью он почти отправился в неизвестность, и Намджун чувствовал в этом значительную долю своей вины, хотя признать её было нелегко. Предстоящий разговор с Джином заставлял его волноваться и искать способ отвлечься, но поблизости ничего подходящего не было. Тэхёну звонить тоже было рановато, тот обычно спал до обеда, и Намджун уже почти заскулил от безысходности, когда его телефон начал вибрировать по столешнице. Он мгновенно отставил чашку с недопитым кофе и принял звонок. — Доброе утро, Джун~а, — услышал он спокойный мамин голос. — Доброе утро, мама, — ответил Намджун, с облегчением понимая, что на ближайшие несколько минут его мысли будут заняты приятным разговором, а не хмурыми и невесёлыми мыслями об их с Джином непростых взаимоотношениях. — Что-то случилось? — Вовсе нет, просто мне нужно с тобой поговорить кое о чём, — вздохнула миссис Ким, и Намджун немного напрягся. Может быть всё же что-то было не так? — Сан~и, он... Он очень скучает, но пока что не хочет уезжать. — Да, он часто не может выбрать что-то одно, хочет брать от жизни всё, что она предлагает, — Намджун несмело улыбнулся, хотя состояние сына обеспокоило его. — Ещё он часто говорит о том омеге, с которым ты живёшь, — мама на секунду замолчала, и Намджун слышал в динамике только её дыхание. — Джун~и, мы с твоим папой подумали о том, что ты мог бы приехать ненадолго. — Мама, ты же знаешь, что у меня дедлайн. Я и так слишком затянул... — Поэтому я и прошу тебя приехать, — настаивала миссис Ким. — Тебе стоит отдохнуть от городской суеты, чтобы очистить мысли. Возможно, это в будущем поможет тебе с книгой. И вообще, ты вполне можешь поработать над ней и у нас. Сан~и будет рад твоему присутствию, и вы сможете проводить вместе больше времени. — Да, но... — неуверенно протянул Намджун. Поездка не укладывалась в его план, и он медленно соображал после сложной ночи, чтобы сразу осознать, что вообще-то его родители сделали ему вполне неплохое предложение. — Я прошу тебя, дорогой, выезжай сегодня же. Мы с папой и с малышом Сан~и будем ждать, — настаивала пожилая омега. — И, конечно, ты должен взять с собой Сокджина. Мы хотим познакомиться с ним. — Мама... — Только не говори мне, что ты хотел оставить его одного? — Намджун слышал удивлённый голос мамы, граничащий с возмущением, и понимал, что сделай он так, она точно застыдила бы его. — Если не привезёшь омегу с собой, то я не пущу тебя в дом, будешь ночевать в своей машине, так и знай! — Хорошо. Мы приедем, — смысла спорить с матерью не было, особенно в те моменты, когда она начинала в полушутливой форме угрожать ему. — Вот и славно! — заметно повеселела миссис Ким. — Люблю тебя. — И я тебя, — ответил Намджун и отключился. Он откложил телефон на стол, схватил чашку с остывшим кофе и допил его одним глотком. Сморщившись, Намджун опёрся поясницей на столешницу кухонного острова и прикрыл ладонями лицо. Ситуация была хуже не придумаешь. Мало того, что он уже совсем не хотел говорить с Джином о чём-либо, потому что не был уверен в том, что вообще сможет произнесли хоть слово, так ещё им придётся несколько часов провести вдвоём в одной машине. Оставалось надеяться, что омега заснёт по пути в Пусан, и неприятный разговор удастся отложить на более подходящий момент. "Ну почему? Почему он и правда не может просто исчезнуть?" Внезапно Намджун услышал звук хлопнувшей двери и отлепился от стола. Джин появился на входе в кухню и застыл на месте, заметив, что встал сегодня не первый. Намджуну, несмотря на вновь возникшее желание, чтобы Джин пропал из его жизни, вдруг захотелось спросить, как он себя чувствовал, как спал и не собирается ли предпринять новую попытку сбежать, но Джин вроде выглядел не сильно плохо, разве что чуть помято после нескольких часов сна. Омега, осмелев, прошёл вперёд, опасливо обогнул остров со стоящим у него Намджуном и занял кофемашину, чтобы тоже сделать себе кофе. Намджун наблюдал за ним, рассматривал его спину и поникшие плечи, и не знал, как сказать Джину о том, что им надо самое малое через полчаса выезжать в Пусан. Наверняка Джин обрадуется тому, что увидит Хансана, но поездке с Намджуном он со стопроцентной вероятностью будет не так сильно рад. Джин взял чашечку с готовым кофе, приложился губами к краешку и сделал небольшой глоток, проверяя крепость. Намджун продолжал молча наблюдать за ним. Омега подошёл к холодильнику и открыл дверцу. — Не надо, — остановил его Намджун, и Джин захлопнул дверцу обратно, с немым вопросом повернув голову в сторону альфы. — Нет времени. Через полчаса мы выезжаем в Пусан. Ты ведь ещё не успел разобрать свой чемодан? — Намджуну неприятно было вспоминать то, что произошло ночью, но собранные вещи омеги упомянуть всё же пришлось. — Сан~и скучает и хочет, чтобы я...(Чёрт!) Чтобы мы приехали, — альфа отругал себя внутренне за оговорку. Джин никак не отреагировал, но наверняка заметил эту его непростительную ошибку. — И мои родители тоже хотят, чтобы мы приехали. Мама считает, что мне это пойдёт на пользу. И Сану тоже. Так что... — Намджуна начинало напрягать то, что Джин просто стоял и молчал, хотя обычно на его лице можно было заметить весь спектр его эмоций. Сегодня омега выглядел так, словно ничего не чувствовал. — Тебе хватит времени, чтобы собраться? — Да, — только и ответил Джин. — Мне хватит. Намджун кивнул ему и, поставив чашку из-под кофе в раковину, отправился к себе собирать вещи. Неизвестно, сколько они с Джином пробудут у его родителей, нужно было взять с собой достаточно сменной одежды, а также захватить все средства по уходу за кожей и немного новых вещей для Хансана. И, конечно, не забыть ноутбук, чтобы поработать над книгой и отправить в издательство несколько новых статей и одну очень ожидаемую рецензию. Радовало, что фотоконтент для журналов, где выйдут статьи, уже отсняли на прошлой неделе. Джин остался на кухне наедине со своим кофе. От неожиданного предложения Намджуна он даже забыл добавить в напиток молоко и свой любимый миндальный сироп. Он выпил кофе без всяких добавок и только под конец чашки скривился от горечи. "Мерзость!" Джин помыл чашки из-под кофе, поставил их на сушилку, вытер руки и замер с полотенцем в руках. Малыш Сан~и скучал по нему. Джин улыбнулся. Эта мысль грела ему душу. Ребёнок помнил о нём и ждал его, потому что они не общались очень долго. Джин знал, что Намджун не давал им с Хансаном разговаривать по фэйстайму, придумывая каждый раз разные отговорки. Джин случайно услышал это однажды и еле сдержал слёзы обиды. Получается, что сейчас что-то изменилось. Возможно, родители Намджуна как-то повлияли на него, так что альфа согласился взять Джина с собой, а может Намджун и сам понял что-то, ведь он пообещал прошлой ночью поговорить обо всём. Джин не сильно верил в такую внезапную возможность наладить отношения, но очень надеялся на это. В конце концов, вряд ли может стать ещё хуже. Сборы отняли у Джина совсем немного времени, и он ждал Намджуна в просторной прихожей, теребя край своей свободной белой футболки. Он оделся легко, ожидая, что в машине с наступлением полудня будет душно. В другой руке он держал тёплую толстовку лавандового цвета, чтобы взять с собой в салон на случай, если погода внезапно переменится, и большого плюшевого синего кита, которого очень любил Хансан. Джин хотел сделать малышу приятно, взяв с собой его игрушку. Когда Намджун появился в прихожей, то сразу же кинул взгляд на кита и удивлённо поднял бровь. — Сан~и будет рад, — несмело пояснил Джин. — Ладно, — согласился Намджун и указал Джину на дверь позади. — Идём. Намджун погрузил их чемоданы в багажник, а Джин устроился на заднем сиденье, уложив толстовку и игрушку рядом с собой, но не успел он пристегнуться, как севший на водительское место Намджун повернулся к нему. — Ты что делаешь? — спросил альфа, искренне недоумевая. — Садись вперёд. — Хорошо, — тихо согласился Джин и пересел на переднее сиденье. Он и правда любил ездить спереди, но не знал, как Намджун отреагирует на это, сядь он сразу вперёд. Джин по максимуму старался избегать конфликтных ситуаций, поэтому часто принимал неверные решения, которые, по его мнению, должны были оказаться правильными. Джин пристегнулся, и Намджун тронулся с места, выводя свой внедорожник с подземной парковки. Никогда ещё они не ездили вместе так далеко. Джину было неловко. Весь путь по городу он старался смотреть в окно, но за городом наблюдать стало особо не за чем, и он просто начал смотреть вперёд на дорогу, сунув руки между бёдер. Даже в удобном кресле он не чувствовал себя расслабленно и не мог сесть так, как хотел бы, он старался даже не разводить колени в стороны, чтобы ненароком не стать к Намджуну ближе, чтобы тот случайно не задел его. Джин был помешан на том, чтобы не мешать альфе, даже в таком просторном автомобиле. "Чёрт, я ненормальный", — подумал Джин про себя, чувствуя нарастающее напряжение в ногах и спине. Так он долго не протянет. — Тебе удобно? — спросил Намджун. — Да. — А я думаю, что нет, — Намджун кинул взгляд на Джина и тут же снова отвернулся к дороге. — Сядь так, как тебе удобнее всего, мы пробудем в пути довольно долго. Я планирую остановку, чтобы размяться, только часа через два. — Хорошо, — еле слышно произнёс Джин, сполз по сиденью чуть ниже, развёл колени немного в стороны и сложил руки на груди. Так и правда было намного лучше. Вскоре Джин заснул, оправдав все надежды Намджуна, и тот включил кондиционер, почувствовав духоту и заметив на висках омеги мелкие бисеринки пота. Шины мерно гудели о ровный раскалённый солнцем асфальт, на трассе за городом почти не было встречных машин, и Намджун получил возможность расслабиться, держа на руле только одну руку. Второй он ерошил себе волосы, пытаясь зачесать назад непослушные пряди, чтобы не было жарко, и изредка посматривал на Джина. Тот спал, слегка склонив голову вперёд. Немного неудобно, как показалось альфе, но он не мог потянуться через весь салон и опустить Джину кресло. Вместо этого он завёл свободную руку за спину, нашарил на заднем сиденье игрушку сына и осторожно положил её на руки Джина. Тот замычал что-то во сне, но не проснулся, тут же схватил кита и прижал к себе, удобно уложив на него голову. Намджун невольно улыбнулся такой реакции, радуясь, что ему не пришлось самому подкладывать игрушку так, чтобы Джин удобно на ней устроился. По пути Намджун не делал лишних остановок, как изначально и планировал, а Джин всё это время спал и проснулся только через два с лишним часа, когда автомобиль затормозил на парковке. Он удивлённо глянул на игрушку в своих руках, а потом перевёл взгляд на Намджуна. — Я подумал, что так будет лучше, — быстро пояснил альфа. Омега кивнул и вылез из машины, отложив плюшевого кита на сиденье. Намджун вышел следом за ним. Они припарковались рядом с придорожным кафе, но времени полноценно перекусить не было, потому что Намджун хотел приехать домой к родителям как можно раньше. По понятным причинам. Пока Джин прохаживался возле машины, рассматривая местные виды и подставляя лицо слабому ветерку, Намджун быстро сбегал за кофе. Себе он взял американо со льдом, а Джину заказал айс латте. Собираясь заплатить за напитки, Намджун случайно кинул взгляд на проворно работающего баристу и заметил на полочке над его головой рядком стоящие бутылки с разноцветными сиропами. Он тут же озарился светлой мыслью и попросил добавить в латте Джина немного миндального. Кажется, омега любил добавлять его в кофе по утрам, и Намджун надеялся, что ничего не напутал. Джин робко улыбнулся протянутому ему прохладному кофе, когда они сели в машину, чтобы продолжить путь. В довесок Намджун отдал ему пакет с сэндвичами. Джин потянул кофе через трубочку и в удивлении округлил глаза. В приятно прохладном латте он почувствовал явный привкус и запах миндаля. Выходит, что Намджун знал. Это казалось странным, потому что Джин считал, что альфа совсем не старался что-то узнать о нём и всё пропускал мимо глаз и ушей. Выходило, что он ошибался. Машина тронулась с места, и за окнами снова замелькали яркие пейзажи конца лета. Джин, едва заметно улыбаясь своим мыслям, запустил руку в бумажный пакет, достал оттуда сэндвич и с аппетитом вгрызся в него, стараясь откусить кусочек побольше. Он жевал, надувая щёки, и жмурил глаза от удовольствия, потому что в желудке его с самого утра не было ничего, кроме пары глотков горького чёрного кофе. Намджун видел всё это краем глаза и подмечал себе, с каким аппетитом омега уплетал поздний завтрак. Когда Джин протянул ему его порцию, Намджун отказался, решив ограничиться только американо, и потом с тем же интересом смотрел на то, как Джин ест второй сэндвич, не сбавляя аппетита. На будущее он решил, что будет класть омеге побольше еды, потому что тот очевидно стеснялся попросить добавки, в чём проигрывал Хансану, который умудрялся подворовывать самые вкусные кусочки даже из тарелки Намджуна и ни капли этого не смущался. Когда они подъехали к особняку родителей Намджуна, Джин сразу же как-то подобрался и съёжился, не решаясь выходить из машины. Он не знал, как эти люди отреагируют на него, и боялся их осуждения. Джин прекрасно понимал, какое положение занимает и каким лишним кажется во всей этой ситуации. У этой семьи была своя история, счастливая или не очень — не столь важно, но Джина в ней никогда не было. Ни одного его следа. Поэтому он ожидал презрительных взглядов и брошенных в свою сторону упрёков. Он боялся, что Намджун привёз его не встретиться и познакомиться, а на суд, где Джина публично обвинят и четвертуют за то, что он посмел вмешаться в спокойное течение чужой жизни, привнеся в неё свои тёмные горестные воды. Намджун не замечал метаний его души, высматривая на крыльце сына, припарковался, заглушил двигатель и вышел из машины первым. Альфа подхватил на руки подбежавшего к нему Хансана и закружил его над головой, смеясь и улыбаясь. У Джина в этот момент очень болезненно кольнуло где-то в груди, он смотрел на развернувшуюся перед ним картину счастливой встречи отца с сыном с завистью. Как было бы прекрасно, окажись он на месте Намджуна, где ему не нужно было бы бояться, где он был бы уверен, что его ждут и любят. Но, видимо, он в собственной жизни всегда будет играть только второстепенную партию. Ни тебе хэппи енда, ни счастливой романтической линии, ни большого экранного времени, а только роль несчастного и несуразного бонуса главного героя, которого всегда можно вежливо (или не очень) послать на все четыре стороны и благополучно забыть до конца пьесы. Несправедливо? Конечно. Но такова жизнь. Джин вздохнул, заметив стоящую на крыльце пожилую чету Кимов, и с опозданием вышел из машины. Он хлопнул дверцей слишком громко, не рассчитав силы своей нервно трясущейся руки, и взгляды всех четверых сразу же устремились на него. Родители Намджуна выглядели крайне заинтересованными, спустились по парадной лестнице и неторопливо подошли ближе. Намджун смотрел на Джина с нечитаемым выражением, и омега не понимал, что тот ждёт от него в данной ситуации. Но островок счастья по имени Хансан мгновенно разбавил для Джина эту гнетущую атмосферу, малыш словно светился изнутри, восседая у отца на руках и улыбаясь Джину широкой белозубой улыбкой. Он начал ёрзать и заставил Намджуна опустить его на землю, чтобы со всех сил рвануть к Джину и с разбега врезаться ему в ноги. — Я так скучал по тебе, — прошептал он Джину на ухо, когда тот опустился перед ним на корточки и дал малышу крепко обнять себя за шею. — Я тоже, Сан~и. Я тоже очень сильно скучал, — Джин зарылся носом в пушистую макушку Хансана, вдохнул знакомый тёплый аромат, нежно поцеловал его и поднял на руки. Он так и поклонился подошедшим родителям Намджуна с ребёнком на руках, приветствуя их, и почтительно отвёл взгляд, боясь смотреть прямо. Намджун коротко познакомил их между собой, и миссис Ким пригласила всех пройти в дом, лукаво поглядывая то на Джина, то на своего сына. Намджун старался делать вид, что не замечает её взглядов, чтобы не нарваться на серьёзный разговор с ней хотя бы сегодня, но в глубине его души уже зрело подозрение, что мать так просто от него не отстанет, и ему в один прекрасный момент всё же придётся прояснить всё, что происходило в его жизни в последнее время. Хансан отказался слезать с Джина, тычась носом в шею омеги и отрицательно мотая головой на просьбу Намджуна оставить того в покое, и альфе самому пришлось занести в дом все вещи. Джину щедро выделили в большом доме лучшую гостевую комнату, которая располагалась как раз рядом с прежней комнатой Намджуна. Теперь в ней гостил его сын, и Намджун невольно вспомнил своё детство, которое провёл у моря. Тогда мир казался чувственнее, ярче и красочнее. Море днём было зелёно-синего цвета, а к вечеру наливалось оранжевыми и пурпурными красками, которые стекали в него с закатного неба. Солнце делало волны пенистыми и горячими, а луна ночью выгоняла из воды это тепло, и так по бесконечному кругу. На песчаном берегу Намджун собирал разноцветные ракушки и ловил вёртких и быстрых крабов, чтобы подержать их в руках и затем обязательно отпустить обратно на песок. Ветер раздувал его непослушные волосы, когда он носился у кромки воды, совсем не обращая внимания на предостерегающие крики матери. Он ничего не боялся, и, казалось, что впереди была длинная и счастливая жизнь, но на деле всё оказалось намного сложнее коллекционирования ракушек и ловли недовольных таким вмешательством в свою судьбу крабов. От накативших воспоминаний Намджун вздохнул и, наконец, разрешил себе расслабиться и поспать несколько часов до наступления вечера. Кровать в его прежней комнате была достаточно большая, поэтому он решил заселиться сюда же и спать вместе с сыном. Для работы он подумал временно занять кабинет отца, в который вела тяжелая плотная дверь. Там ему никто не помешает. Ужин прошёл в довольно уютной атмосфере. Хансан пожелал сидеть рядом с Джином, и Намджун позволил ему это. Серьёзных причин для отказа у него не было, кроме той, что ему было досадно видеть сына рядом с Джином, но на время семейного ужина Намджуну пришлось затолкнуть свои чувства подальше и закрыть свою душу на замок, чтобы ничем не выдать отсутствия в ней равновесия. Его мама, к счастью, этим вечером не задавала никаких каверзных вопросов, видимо, решив приберечь их на потом, и Намджун был ей за это благодарен. После плотного сытного ужина Намджун на пару часов скрылся в кабинете, чтобы ответить на почту и написать, наконец, Тэхёну, что он временно находится в Пусане у родителей. Тот почти сразу же перезвонил и поздравил Намджуна со своевременной поездкой. Тэхён считал, что для друга это будет крайне полезно. Намджун сдержанно согласился и добавил, к ещё бóльшей радости Тэхёна, что взял Джина с собой. — Я уверен, что это была идея твоей мамы, Намджун~а, — Тэхён попал прямо в цель, а Намджун чертыхнулся. Тэхён слишком хорошо его знал. — И хорошо, что ты послушал её. Хотя бы в этот раз. Вам обоим нужно развеяться. Тебе и Джину. Намджун сухо согласился снова, а потом надавил на то, что устал, и прекратил разговор, получив напоследок от Тэхёна длинное напутствие о том, чтобы он воспользовался шансом и узнал, наконец, Джина поближе, поговорил с ним, выяснил хоть что-то, что могло бы помочь им обоим построить гармоничное сосуществование. Намджун и так понимал, что ему необходимо было это сделать, да только кто мог дать ему смелости и решительности начать этот сложный разговор? Чем дольше они избегали друг друга, тем более неловким становилось это их молчаливое противостояние. Взяв Джина к себе, Намджун взвалил на свои плечи груз ответственности за него, даже если старался не думать об этом и избегать каких-либо намёков на то, что благополучие омеги с недавнего времени полностью зависело от него. Эта власть не приносила никакого внутреннего удовлетворения, потому что Намджун не собирался этой привилегией пользоваться. Так уж сложилось, что Джин сначала просто попал к нему в дом, а потом и вовсе остался один, и квартира Намджуна стала для него единственным пристанищем. Даже если Джин не хотел этого, он вынужден был оставаться подле Намджуна и его сына. Это беспокоило альфу, и он понял это только сейчас, когда переступил порог родительского дома. По Джину было видно то, как сильно он чувствовал себя лишним, как он зажимался ещё сильнее на семейном ужине, и даже общительной маме Намджуна пока не удалось из омеги ничего вытянуть. Джин молча ел, улыбаясь мельком только Хансану, который ластился к нему даже за столом. От этого Намджун ощутил некое болезненное чувство необратимости течения времени. Он захотел вдруг вернуться назад, в своё детство, и так же непосредственно воспринимать всё вокруг. Он хотел бы снова обладать искусством смотреть на людей ясно, игнорируя всю эту их навязанную обществом шелуху сомнений, комплексов и травм. Существующих или не существующих. Не важно. Джин был травмирован. И одному небу было известно, какие это были раны и сколько их было. Намджун, растеряв всё своё детское чутьё, поддался когда-то этому влиянию толпы, но стоически переносил все уколы и удары судьбы. Он смог справиться, смог выплыть со дна на поверхность, сделал себе имя и определённую репутацию в литературных кругах, но банальная тема чувственности сломала его за один миг, вспоров его защиту, и открыла его собственному взору все его сочащиеся кровью раны, о которых он позабыл. Намджун жил с этой болью и подозревал, что топчется на месте. Джин точно чувствовал что-то похожее, даже если его травмы были иного рода. И вместо того, чтобы пойти навстречу и принять такой необычный поворот судьбы, Намджун Джина отталкивал. Невозможность совладать с собой тоже приносила боль, умножая ту, что уже жила в нём. От этого сделать первый шаг становилось в разы сложнее. По возвращении в свою комнату Намджун застал там Хансана в обнимку с его любимым плюшевым китом. Игрушка, конечно же, пахла Джином, из-за того что он обнимал её почти всю дорогу из Сеула в Пусан. Намджун подошёл к кровати, присел на краешек рядом с сыном и погладил его по голове. Хансан зажмурился от удовольствия, принимая ласку, и заглянул отцу в глаза. — Папа, — позвал Сан. — Да, Сан~и, что такое? — Можно я сегодня буду спать с Джином? — вопрос ребёнка опять немного задел Намджуна за живое, но он постарался не показывать этого. Хотя, возможно, ему стоило быть с сыном честнее и не скрывать своих истинных эмоций. Намджун не мог решить, как правильно, и что ему сделать сейчас, но Хансан сам сгладил ситуацию. — А завтра буду с тобой. Пожалуйста? — Хорошо, милый, как хочешь, — Намджун улыбнулся явно через силу, но не мог отказать своему ребёнку в просьбе. — Завтра будем спать вместе. — Спасибо! — Хансан подался вперёд и поцеловал отца в щёку, вызвав на краткий миг настоящую улыбку у него на губах, а затем спрыгнул с кровати, положил игрушку на её край и, послав отцу светящийся счастьем взгляд, скрылся за дверью. Намджун немного затравленно посмотрел на оставленного рядом с ним плюшевого кита. Такое соседство не входило в его план, потому что игрушка казалась в этой комнате лишней. По виду она вполне подходила его прежней детской, но этот плюшевый кит пах Джином, его въедливой сладковатой горчинкой. Намджун поджал губы, встал и быстро отправился в ванную, чтобы принять душ и смыть с себя всю сложность закончившегося дня, а когда вернулся, высушил волосы, разделся и лёг на другую сторону кровати — подальше от пахнущей омегой игрушки. Прикоснуться к ней, чтобы хотя бы отбросить её подальше, он так и не решился.