——
Джин встретил своё первое утро на новом месте с Хансаном под боком. Тот жался к нему и причмокивал во сне. Такой крошечный и беззащитный, что впору обнять крепко и зацеловать в пухлые персиковые щёчки, но Джину не хотелось будить его, и он остался неподвижным, терпеливо ожидая и поглаживая малыша по нежным мягким волосам. Обласканный взглядом омеги Хансан улыбался во сне, и губы Джина тоже тронула лёгкая улыбка. Ему хотелось остаться в этом мгновении навечно, чтобы каждое его утро было таким. Окна выделенной Джину комнаты выходили прямо на море, и ему показалось, что он слышит шелест его волн, хотя вечером он не смог уловить в ночной тишине ни единого звука, похожего на шум воды. Джин редко бывал у моря и не мог определиться, как относиться к нему и как описать чувства, которые он испытывал, находясь рядом. В детстве, когда мать однажды привезла его сюда в свой короткий отпуск, море показалось Джину огромным тёмным зверем, а высокие волны — его клыкастыми пастями. Море кишело чудовищами, ещё более страшными, чем в городе, чем он вообще мог себе вообразить. А в песке вдоль кромки воды ползали длинные и скользкие морские змеи и угри. Они выныривали из песка, как только волны отступали, сверкали на него своими выпуклыми чёрными глазами и снова прятались, когда волны возвращались. Они знали о его страхе и смеялись над ним. Джин и правда страшился подходить к воде, он боялся ненароком наступить на чьё-нибудь извивающееся змеевидное тельце, боялся, что эти существа искусают ему ноги. Джин плакал, отказываясь идти вперёд за матерью, а она кричала на него, потому что не могла далеко отойти от него. Ей очень хотелось отдохнуть от тяжёлой работы и бесконечных бытовых проблем, она любила море всем сердцем, но у неё редко получалось вырваться к нему. И Джин мешал ей насладиться долгожданным отпуском, он так и не смог преодолеть свой страх тогда. Ему казалось, что море его сожрёт. По этой причине Джин искренне радовался за Хансана, который, судя по всему, море просто обожал. Настолько, что не хотел уезжать. Джин уже давно так сильно не боялся воды, но и не начал видеть в ней что-то дружелюбное. Это был неизвестный для него мир, слишком глубокий и тёмный, в который было до жути страшно погружаться. И в его снах чаще всего появлялись не морские просторы, а бесконечные своды небес, усыпанные звёздами и расчерченные спиралью Млечного пути. Яркие далёкие светила отражались в его глазах, блестели в его шерсти, когда он представал в образе большой сильной волчицы. Джин не знал, что всё это значит, почему он так тяготеет к звёздам и небу и почему видит себя только в животном образе. Все те годы, которые он потратил на обдумывание этих символов, ни к чему его не привели. Великие мыслители прошлых лет и столетий из толстых потрёпанных томов, которые он находил в библиотеке недалеко от дома или на просторах сети, не смогли ответить на его вопросы. Отсутствие общения тоже играло против него, лишая разнообразия человеческих душ и взглядов на мир. Где-то, вероятно, были такие же как он люди, глаза которых были наполнены предрассветными звёздами и туманными утрами, окутанными свежестью утренней росы и запахом свежесваренного кофе. Наверное, где-то были люди-леса, стоящие на земле крепко и упрямо, не поддающиеся никаким жестоким ветрам и не дающие в обиду тех, кто пытался укрыться под их кронами. Редкими и оттого ценными были люди-горы, с мнением которых необходимо было считаться и которые несли миру истины, подкреплённые опытом миллиардов прожитых жизней. Особняком держались люди-пустыни, по барханам душ которых нужно было поблуждать, чтобы найти тот самый оазис с кристально чистой водой. Самыми загадочными казались люди-моря или люди-океаны. Те самые, которых Джин даже не надеялся понять. Они были чудовищно глубоки, и в каждой их бездонной впадине ждали чудовища — клыкастые, глазастые и с шипастыми горбатыми спинами. И каждый проблеск в этой непроглядной пучине — приманка. Дерзнёшь покуситься и будешь проглочен. Останутся только кости, судьба которых — лежать на дне, колыхаться под холодными подводными течениями и сжиматься под тяжестью воды, чтобы однажды просто взять и рассыпаться в прах и раствориться в водной толще. Хансан зевнул и заворочался в объятиях Джина, и омега прогнал от себя наводящие тоску мысли. О своём нелёгком месте в мире он подумает как-нибудь в следующий раз, потому что сейчас перед ним было кое-что намного более важное и интересное, а именно просыпающийся и ещё плохо соображающий после сна ребёнок. Хансан потёр кулачками глаза и сонно улыбнулся Джину. — С добрым утром, — прошептал ребёнку Джин и поцеловал его в носик. — С добрым утром, папочка, — ответил Сан, обнимая Джина за шею. Одно из лучших ощущений на свете. Джин погладил ребёнка по спине, нежа и согревая в своих объятиях, и снова отвлёкся, думая о том, как будет смотреть Намджуну в глаза после того, как Хансан остался на ночь с ним. Джин не считал это чем-то неправильным, ведь малыш сам принял это решение, но так посчитать мог Намджун. Кажется, он всё же заступил за черту, заняв у Намджуна слишком многое. Впрочем, его наказание может подождать. В жизни Джина оставалось так мало радостей, что он дал себе побыть в моменте ещё несколько медленных вдохов и выдохов подряд, а потом немного отстранился и предложил Хансану пойти к отцу, чтобы тот хотя бы просыпался не в одиночестве. — Я оставил ему своего любимого кита, — Хансан улыбнулся, довольный своей задумкой. — Чтобы папе приснились хорошие сны. Джин немного нервно вскинул брови и замер. Любимого кита? Того самого, которого он привёз для Хансана из Сеула? "Но ведь он..." Щёки Джина мгновенно покраснели от стыда и осознания того, что, возможно, прямо сейчас за тонкой стеной, отделяющей эту комнату от соседней, Намджун, проснувшись, мысленно ругал его на чём свет стоит. Если он вообще смог нормально поспать. Джину оставалось надеяться только на то, что Намджун от злости и отвращения не выкинул игрушку в окно.——
Намджуну под утро и правда снились приятные сны. Слишком давно он не видел таких ярких образов в своей голове, и сейчас они рождались, переливались и переплетались в поистине восхитительной манере. Намджун улыбался во сне, ворочаясь на постели, и с нетерпением потирался о плотную ткань. Он чувствовал растекающееся по телу тепло, и всего его окутывало что-то мягкое и воздушное, но он никак не мог обхватить эту неосязаемую субстанцию руками, она всё ускользала и ускользала от него, дразнила своей непокорностью, играла с ним. И Намджуну от этого дурачества становилось всё жарче, рассудок его, и так поглощённый сном, всё сильнее мутнел и застилался пеленой, смешивая яркие картинки и видения в сплошной околдовывающий водоворот морских глубин и пурпурных облачных высот. По морской глади плыли клубистые облака, а меж звёзд скользили громадные синие киты, поющие свои древние китовьи песни. Намджун находился где-то между всего этого, он слышал и дыхание космоса, и пение китов, и плеск волн. Всё это кружило вокруг него диким вальсом, а где-то в центре его собственного тела всё сильнее завязывался тугой, как шевелящийся змеиный клубок, узел. Он спускался ниже, заставляя мышцы живота и ног судорожно поджиматься. Воронка образов крутилась всё быстрее, обретая расплывчатые, но всё же вполне узнаваемые черты пленительно гибкого тела, от вида которого мышечные спазмы становились чаще и сильнее, и Намджун потирался о постель всё отчаяннее и глухо стонал сквозь сон, прижимаясь щекой к мягкой плюшевой ткани. Во сне это не казалось чем-то неправильным, и Намджун дышал часто и поверхностно, и кровь его кипела от переизбытка кислорода, заставляя мозг ещё больше сходить с ума, рисуя альфе ещё более крышесносные фантастические образы. В конце концов, его дыхание окончательно сбилось, и он глухо зарычал на выдохе, выгибаясь на постели от затопившего его наслаждения. Первое, что Намджун почувствовал, открыв глаза: слишком знакомый запах. Он резко приподнялся и отбросил на другой край кровати игрушку, к которой прижимался во сне. Игрушечный кит безразлично смотрел на него своим блестящим пластиковым глазом, и Намджуну бы сейчас его плюшевое спокойствие, но увы. Намджун был в полном замешательстве, а следующее ощущение настигло его прямо в ту же секунду: он почувствовал стыдную влажность в пижамных штанах. Намджун сморщился и тяжело вздохнул. "Да ладно?" Намджун ущипнул себя за внутреннюю сторону запястья, чтобы проверить: это всё ещё сон или уже нет. И да, это был не сон. Боль от щипка была вполне себе настоящая, и Намджун зашипел, потряс рукой и решил: никто не должен узнать, что он позорно кончил во сне, совсем как подросток. Поэтому он подлетел к двери, закрыл её изнутри и повалился обратно на кровать. Боже, он спустил в штаны прямо во сне. И от чего? Осознавать, что все те приятные ощущения, которые посетили его, были плодом пропитавших игрушку феромонов Джина, — слишком тяжко. Намджун кинулся лицом в подушку и закричал в неё, пока в лёгких не закончился воздух. Всё это было ошибкой. Глупой, глупой ошибкой! Он не должен был реагировать так. С самого начала и до настоящего мгновения существование этого омеги в жизни Намджуна — одна сплошная проблема. Джин лишал его всего, даже последних крупиц его достоинства. "Блять, блять, блять!" Намджун ругнулся про себя, но это ему ничем не помогло. Он всё ещё был зол и обижен на весь мир за испорченное утро. И на Джина особенно, прилипчивый плотный запах которого альфа до сих пор чувствовал в своём носу. Намджун неподвижно лежал, уткнувшись в подушку, слушал тишину и надеялся, что мозг сотрёт ему память. В воздухе чувствовалось мнимое, но такое на самом-то деле реальное присутствие омеги, что от этого становилось страшно и жутко. И воспоминания о постыдном сне с яркими водоворотами, крутившими внутренности, явно никуда не собирались пропадать. Намджун помнил и чувствовал всё, что ему пришлось испытать. От того, что он проорался в несчастную подушку, ничего не изменилось, и теперь он вряд ли сможет спокойно смотреть Джину в глаза.——
На завтрак все собрались в светлой столовой, по которой уже витали ароматы кофе, обжаренного бекона и свежего хлеба. — Сегодня у нас английский завтрак! — объявила миссис Ким и села на своё место рядом с мужем. Хансан залез на колени к Намджуну, прильнул к нему, и альфа забыл о своей ревности, которая периодически посещала его, когда сын уделял слишком много внимания Джину. Омега сел за стол напротив, и Намджун прищурился, рассматривая его ещё немного сонный и потерянный вид. Совсем не такой, каким он посетил его во сне. Этот Джин был вполне настоящим и обычным в своей утренней помятости, но Намджуну всё равно было неловко от того, каким он видел его буквально час назад. Реальный Джин как-то подозрительно гармонично вписывался в интерьер комнаты, так что создавалось впечатление, будто омега всегда был частью этого дома и без него он будет ощущаться неправильным, незаконченным. Пустым. Намджун хмурился, наблюдая. Джин подцепил вилкой яичный желток, и его содержимое растеклось по тарелке, дав возможность макнуть в него кусочек бекона и отправить в рот. Омега с аппетитом жевал, облизывался и на мгновение отложил вилку, когда к нему обратилась миссис Ким. Намджун следил за тем, как его мама говорила Джину что-то непринуждённое, оба они начали улыбаться: уже явно нашли друг с другом контакт. Намджуну не было жалко, но всё равно происходящее не казалось ему нормальным с точки зрения логики. Они подружились слишком быстро, он даже не успел это обдумать. Сам Намджун, погружённый в эти наблюдения, ел, почти не замечая что именно, а самое вкусное отдавал довольно улыбающемуся Хансану, явно решившему наесться этим утром до отвала. Намджун думал о том, что его мама не должна была так легко и естественно разговаривать с Джином, потому что выглядело это слишком правильно. У Намджуна так не получалось: любую фразу, обращённую к Джину, ему волей-неволей хотелось приправить претензией или оскорбительной ноткой. И альфа ничего не мог с этим поделать. И Джин от этого зажимался, старался стать меньше или вообще уйти из поля зрения, дабы избежать возможного конфликта. Вроде бы стандартная омежья черта — повышенная эмоциональная чувствительность, но почему обязательно у Джина? Неужели у мужчин-омег всё точно так же, как у девушек? Это выводило из равновесия ещё сильнее. Джин словно заранее чуял, что Намджун может не сдержаться, что он не контролирует свои эмоции, хотя должен бы. Он взрослый сознательный альфа, умеющий вести переговоры и сохранять холодность и беспристрастность в любой ситуации. Но перед Джином Намджун сдувался как личность и возвращался к первичным низменным манерам общения. Поэтому его мама не должна была говорить с Джином до того, как Намджун сам с ним поговорит. Или до того, как Намджун поговорит с ней. А для этого ему самому надо было первым начать разговор, чтобы не быть понятым неправильно. Это было принципиально важно, ведь если Джин первым выскажет свою позицию, то слова Намджуна в глазах матери будут лишь жалкими оправданиями тому, как он себя вёл. Несмотря на такую крайнюю необходимость объясниться, альфе не хотелось вообще начинать всю эту историю с разговорами по душам. Ему было проще писать книги и давать высказываться своим героям, чем обнажать перед кем-либо свои собственные чувства. И когда только жизнь успела стать настолько сложной? Может взросление было ошибкой? Намджун вздохнул и, вероятно, слишком громко и очевидно, так что Джин, вернувшийся к своему завтраку после короткого разговора с миссис Ким, тут же поднял на него настороженный взгляд. Намджун посмотрел на него в ответ и увидел в нём тень обеспокоенности и... страха? Снова. "Почему ты так боишься меня?" — хороший вопрос, но Намджун не позволял себе озвучивать его, потому что давно знал ответ, а Джин уже через секунду отвёл взгляд и снова принялся за свою еду, отправляя в рот наколотые на вилку листья салата. После завтрака миссис Ким, не принимая никаких возражений, выпроводила мужа в библиотеку, а Джина с Хансаном отправила погулять снаружи в саду, который прилегал к дому, чтобы подышать свежим морским воздухом и насладиться запахом благоухающих растений. Намджун остался на месте и наблюдал за этим с хмурым выражением лица, потому что понимал, к чему это вело. Ему не придётся начинать с мамой серьёзный разговор — она сама собиралась сделать это прямо сейчас. Впрочем, почему нет? Это ему даже на руку. Когда они остались в столовой одни, миссис Ким снова села за стол, но уже рядом с Намджуном, и он нервно сцепил пальцы рук в замок, не глядя на мать и ожидая неизбежного. — Джун~и, — осторожно начала миссис Ким. — Скажи мне, в каких вы отношениях с Сокджином? — В каких...что? — переспросил Намджун. — Постой, мама, между нами нет отношений. Никаких, — он в отрицании мотает головой, а внутри его сковывает, словно тисками, странное неприятное чувство, которому он не находит названия. Почему вообще речь заходит об отношениях? Каким образом это слово могло быть связано с ним и тем более с Джином? — Дорогой, вы живёте вместе уже больше полугода, — миссис Ким напомнила Намджуну и без того всем известный факт, но он не был согласен с таким поворотом событий. Его очень не устраивала формулировка. — Нет же, мама, не мы живём вместе, а он живёт у нас. — И он платит тебе за проживание? — Нет. Конечно нет. Джин и правда не платил ему. Намджун не брал с него ни воны за проживание и еду, и такая мысль даже ни разу не посещала его. Намджун вообще ничего не требовал с омеги, тот сам немного помогал поддерживать в квартире порядок и пытался готовить завтраки. Хансан был в восторге, и альфа закрывал на это глаза, позволяя Джину самому решать, чем ему заниматься в его доме. — Нет, — повторил Намджун. — Я не беру с него денег. — И на что это тогда похоже, Джун~а? — допытывала миссис Ким, серьёзно смотря на сына, но он по-прежнему старался не встречаться с ней взглядом и смотрел на свои сцепленные в замок пальцы. — Я не знаю, на что, я не думал об этом, — Намджун вздрогнул, когда мать положила ему на руки свою небольшую тёплую ладонь. На самом деле он думал, конечно. Вся эта история была пропитана странностями с самого своего начала, и Намджун не мог не заметить всей абсурдности такого случайно-неслучайного появления Джина на его территории. А тот факт, что он подпустил незнакомого омегу к своему драгоценному сыну, повергал самого альфу в шок. Ведь Джин мог оказаться опасным, он мог быть кем угодно. Одно только его странное молчаливое поведение, а также бесконечное обожание со стороны Хансана можно было интерпретировать как сигналы об опасности. Но Джин на деле оказался вполне адекватным и безопасным, только всё равно Намджун чувствовал в нём какую-то потустороннюю магию и знал, что омега прячет в себе множество разных секретов, знание которых, возможно, открыло бы Намджуну возможность Джина понять. Однако для этого надо было найти к омеге подход. — Он нравится тебе? — мягко спросила миссис Ким, возвращая Намджуна к разговору. — В каком смысле? — Ты прекрасно понимаешь, о чём я, дорогой. Он нравится тебе как омега? — Что? — Намджун оторвался от рассматривания поверхности стола перед собой и устремил на маму возмущённый взгляд. — Конечно нет! — не хватало ещё, чтобы они начали говорить о таких вещах. Он никогда не думал о Джине в таком ключе, да и не может такого случиться. Джин, он ведь... И ещё этот сон. Полнейшее безумие! — Намджун~а, — тон миссис Ким стал серьёзнее, и она сжала пальцы на руках сына, привлекая его внимание. — Ты привёл омегу в дом, — она заметила ещё бóльшее возмущение Намджуна и нехотя поправила себя. — Ладно, Хансан попросил взять его домой. Но Сокджин нянчится с ним, как со своим собственным, и живёт за твой счёт, и при всём при этом ты утверждаешь, что между вами ничего не может быть? — миссис Ким обеспокоенно вздохнула. — Возможно, это прозвучит навязчиво и бестактно, но тебе нужно подумать о будущем, дорогой, и перестать жить прошлым. Ведь она не вернётся. — Я и не надеялся на это. — Но ты всё же застрял в том времени. Пойми, Джун~и, время уходит, твой сын быстро растёт, а ты всё тот же. Ты думаешь, что делаешь для него лучше, считая его жизнь важнее своей, но это в корне не верно, и ты сам это понимаешь. Ты очень умный мальчик, всегда таким был, но одну непреложную истину всё никак не поймёшь, — миссис Ким прикоснулась ладонью к его щеке и повернула к себе, заставляя заглянуть в свои глаза. — Счастливым в первую очередь должен быть ты. Именно должен, а не "может быть" или "это совсем не обязательно", как ты мог бы мне возразить. Ты должен, слышишь? Ради себя. Ради своего сына. И ради того, кого взял себе в дом, тоже. — Но... — Ты думаешь, я ничего не замечаю? Уж поверь, твоя мама пусть и не идеально, но вполне достаточно разбирается в людях, чтобы понять, когда у них что-то болит. Сокджин нуждается в поддержке, чтобы стать зрелой сильной личностью. Даже если он сам этого не осознаёт. Вот такой вот парадокс, хотя казалось бы, да? Только не путай это с созависимостью, тут другое. Ведь так же точно и ты нуждаешься в нём. Он — единственное, что поменялось в твоей жизни за эти годы. С тех пор как Йерим ушла от тебя. Не повторяй своих ошибок, милый, не молчи. Ты никогда ничего не поймёшь, пока не начнёшь говорить. Малыш Сан~и умеет общаться сердцем, поэтому ему так легко даются отношения с людьми, но ты своё спрятал слишком глубоко, закрыл от всех. — Мне было больно, — Намджун отвёл взгляд. — Я понимаю, но только тебе решать, что делать с этой болью. Продолжать держать её внутри себя или дать ей найти выход. Здесь я ничем не смогу тебе помочь. Но, возможно, тебя к этому подтолкнёт кое-кто другой, — миссис Ким поднялась из-за стола, погладила Намджуна по голове и поцеловала его в лоб. — Я не стану мешать вам, побуду хорошей понимающей матерью, не задающей лишних вопросов. И твой отец тоже не станет вмешиваться. Но только если ты всё решишь с Сокджином сам. Возможно, не сегодня и даже не завтра, но как можно скорее и обязательно. — Я поговорю с ним, — пообещал Намджун и посмотрел на маму с благодарностью. — Спасибо. Почему-то на душе стало чуточку легче. Мама не считала его бессердечной сволочью и не обвиняла ни в чём. Она смогла разглядеть истоки тех причин, что стояли за его закрытостью и отрицанием движения вперёд. Прошлое необходимо было отпустить. И как он сам так долго не мог осознать эту простую мысль? Или сознательно не желал расставаться со своей болью и обидой? Может так оно и было. Миссис Ким улыбнулась ему напоследок своей особенной тёплой улыбкой и покинула столовую, оставив Намджуна один на один обдумывать услышанное.——
Джин присел на лавочку в саду и опёрся на спинку, прикрыв глаза и подставив лицо тёплому вечернему ветерку. Погода была чудесной. Они гостили в Пусане уже больше полутора недель, и Джин привык к большому дому, цветущему саду и виду на море. Родители Намджуна относились к нему с уважением и доброжелательностью и не пытались выпытать детали его прежней жизни, про которую Джин и сам предпочёл бы забыть навсегда. Здесь, на берегу моря, ему удалось немного отвлечься и частично отпустить свои страхи и переживания. Днём Джин занимался разными вещами. Большую часть времени он проводил с Хансаном, исследуя вместе с ним закоулки большого сада. Джин наравне с ребёнком ловил насекомых, собирал камушки, веточки и листья, а затем копал ямки под кустами и складывал туда все найденные сокровища красивым орнаментом, накрывал сверху кусочком стекла и прикапывал землёй, чтобы "секретик" никто кроме них двоих не нашёл. После этого занятия они вместе отмывались от земли и пыли, смеялись над позеленевшими от травы коленками и шли купаться в бассейн. Если Хансан был занят своими делами или спал в послеобеденные часы, то Джин проводил время наедине с собой. С первого же дня он получил в распоряжение обширную библиотеку родителей Намджуна и надолго оставался в её стенах, листая толстые серьёзные тома и книги попроще и потоньше с красочными картинками, схемами и чертежами. Теперь Джин понимал, откуда у Намджуна была такая страсть к литературному ремеслу. Несмотря на жизненные проблемы и задержки сроков, альфа был профессионалом своего дела. В подтверждение этому в библиотеке была целая полка с его книгами и журналами, в которых когда-то выходили его статьи. Эта коллекция была не такой большой, как собрание трудов его отца, известного писателя и критика Ким Минджуна, но в будущем Намджун мог запросто перерасти своего родителя. Джин не знал, случится ли это на самом деле, но, возможно, он мог бы застать этот волнительный момент, если ему будет позволено остаться. Иного места, кроме как рядом с Намджуном, Джин себе представить уже не мог, он остался один и слишком прикипел к малышу Хансану, чтобы смочь безболезненно пережить разлуку. Именно здесь в Пусане Джин по-настоящему осознал, что его недавняя попытка сбежать была настоящим безумством. Хорошо, что Намджун вовремя остановил его. Иногда в библиотеку заглядывала миссис Ким и предлагала Джину чай, который они пили вместе из небольших фарфоровых чашечек, сидя посреди зала за небольшим столиком, и болтали о самых разных вещах. Чай был невероятно вкусным и ароматным, а голос и смех миссис Ким — лёгкими и мелодичными, и Джин невольно растворялся в этой атмосфере милых задушевных бесед, в которых не было места чему-то плохому или неприятному. От своей матери Джин слышал только упрёки, просто взять и поговорить с ней не представлялось возможным. Его мать словно застыла на месте, в какой-то только ей известной временной точке. Отчасти Джин понимал её, но не мог принять такой позиции. Ему хотелось двигаться вперёд, пусть и крошечными шажочками, но не останавливаться. Возможно, поэтому он когда-то ухватился за поистине безумное предложение Хансана поехать жить к нему. Поэтому он пересиливал себя и старался унять страхи в присутствии Намджуна, чтобы не показаться сошедшим с ума параноиком, ведь до встречи с Намджуном он альф избегал максимально. Миссис Ким не спрашивала его о его прошлом, она разговаривала с ним исключительно о настоящем и осторожно интересовалась его будущим. Чем бы Джин хотел заниматься, когда вернётся в Сеул? Приедет ли он ещё? Что он хотел бы получить на свой день рождения? Это было удивительно. Никто и никогда до этого не интересовался тем, что он хочет. И никогда Джин не получал настоящих подарков. В его прежней жизни не было места праздникам. Мать не терпела веселья. Да, Джин был сыт и одет, учился в хорошей школе, у него была своя большая светлая комната, но никакой радости и тепла в его жизни не присутствовало. А здесь его спрашивали о том, что он хочет получить в подарок. Джин не смог ответить на такой неожиданный вопрос и дал понять, что миссис Ким может выбрать подарок на своё усмотрение. Она посмотрела на него с каким-то только ей свойственным пониманием, улыбнулась с теплотой и кивнула. С отцом Намджуна Джин по душам пока не пообщался, но тот всегда радушно приветствовал его, пропускал вперёд, если они сталкивались в дверях, и даже однажды посоветовал ему пару книг, когда Джин вежливо спросил, что тот читает. Вообще Ким Минджун очень много работал и столько же читал, весь день проводя либо в гостиной, либо в библиотеке в специально выделенной зоне с рабочим столом, потому что его кабинет был занят Намджуном, так что в гостиной вокруг большого дивана собралось несколько стопок книг и журналов, а на журнальном столике стоял всегда включённый ноутбук и постоянно копились чашки из-под кофе. В библиотеке наблюдалась та же картина. Джин невольно вспомнил те горы кофейных чашек, которые Намджун выносил из своего кабинета, когда подолгу работал и не питался ничем помимо кофе. Джин улыбнулся и прислушался к шуму ветра и волн. На берегу всегда было тихо, но он не пытался сходить туда. Хансан с Намджуном спускались к морю каждый вечер, но Джин отказывался, даже когда ребёнок звал его. Он не хотел нарушать идиллию между этими двумя, прекрасно понимая, что и так отнимал слишком много внимания на себя. Намджун целыми днями сидел в кабинете, что не отличалось от его обычного поведения в Сеуле, но настрой его, как казалось Джину, немного поменялся в лучшую сторону. Вероятно, у моря писать стало легче, и вдохновение посещало альфу чаще. Вечерами он проводил время с сыном у моря, а Джин наблюдал за ними с дальнего края сада, когда прогуливался между деревьев и кустов. Этот вечер Джин не планировал проводить как-то иначе. Он привычно вышел в сад, чтобы почитать книгу, сидя на лавочке, но чтение быстро ему наскучило, и он решил просто посидеть и послушать звуки мира вокруг. Закрыв глаза и замерев на месте, он расслабился под влиянием момента. Ветерок мягко шелестел полами его свободной льняной рубашки, раздувал ему волосы и щекотал кожу. Солёный запах моря смешивался с его собственным, и Джин жалел, что не мог забрать его с собой в Сеул, увезти на своей коже. Соль делала его аромат интереснее, притупляла сладость и подчёркивала более резкие и глубокие ноты, которые были дарованы ему по праву рождения. Спустя какое-то время Джин открыл глаза и всмотрелся в розовеющее небо, на котором не было ни единого облачка. Его радужки тут же подсветились предзакатными лучами солнца, проникающими сквозь листву, и розовато-золотые крапинки загорелись и засверкали, как настоящие драгоценности, вышедшие из-под рук лучших ювелиров. Джин не замечал этой красоты, но она заставила остановиться и замереть на месте Намджуна, который внезапно появился в этой части сада в то самое время, когда должен был идти с Хансаном к морю. Джин, заметивший его приближение, смотрел на него и не знал, что ему думать. Великолепие вечера внезапно потухло и прикрылось пеленой знакомого чувства страха и напряжения. Что Намджуну могло понадобиться от него? Или Джин занял его место в саду? Но почему тогда омега ни разу не видел его здесь? Нет, что-то не складывалось. Причина была в чём-то совершенно другом. Но Намджун молчал тоже, стоял на месте и сжимал ладони в кулаки. Весь его вид был немного нервным и вызывал тревогу. Джину захотелось сбежать. Только вот путь к дому преграждал Намджун, а с другой стороны был только скалистый обрыв, отделяющий сад от песчаной полосы берега. Скалы там были невысокими, но невезучему Джину хватило бы и этого, чтобы серьёзно покалечиться. Побег был невозможен. — Слушай, — Намджун решился заговорить, и Джин весь обратился в слух, потому что голос Намджуна, неуверенный и чуть хрипловатый, пригвоздил его к скамейке ещё крепче. — Я долго думал об этом и решил, что нам надо... — альфа осёкся и на мгновение встретился с Джином взглядом. — Нам давно стоило... — его решимости не хватало, и Намджун нервно сжал челюсти и дёрнул головой, а Джин продолжал молча ждать, когда тот закончит начатую мысль. — Может прогуляемся к морю? — неожиданно предложил Намджун. Джин моргнул пару раз, потому что совсем не ожидал услышать такое, но решил, что, в конечном счёте, ему нечего было терять, поэтому коротко кивнул. И, уже продвигаясь за Намджуном к спуску среди скал, осознал, что ему было до дрожи в коленках страшно. Из воспоминаний к нему снова возвращались морские чудовища, что пугали его в детстве, и к их числу добавилась чёткая фигура идущего впереди альфы. Все его страхи собрались в одном месте и в одно время. Намджун предложил ему руку на особенно крутом изгибе ступенек, но Джин отказался, усмотрев в этом жесте лишь снисходительную жалость к своей персоне. Нет, он спустится сам. Возможно, Вселенная подкинула ему этот шанс, чтобы побороть его детские страхи, поэтому был смысл проявлять отвагу самому и во всём. Неуклонно идти навстречу шумным волнам, дать ногам почувствовать острую поверхность камня, тёплую мягкость песчаного пляжа и нежность пенящейся солёной воды. Джин не сразу осознал, как в итоге, задумавшись, и правда дошёл до самой кромки и как пальцев его вдруг коснулись слабые волны. Из-за неприятных воспоминаний он шёл опустив глаза и старался не смотреть на приближающуюся громаду моря. Теперь Джин смело поднял голову и встретился со своим страхом лицом к лицу. Душа требовала от него развернуться и бежать что есть мóчи, пока он не окажется максимально далеко, желательно где-нибудь на другом конце мира, но Джин терпел, давил в себе это низменное и дикое по своей природе желание. Он должен выстоять. Хотя бы где-то он обязан одержать победу. Времена детства и юности давно прошли, пришла пора взрослеть и не искать защиты на стороне. Намджун ничего не знал о страхах омеги, поэтому заворожённо наблюдал за его не очень заметной внешне внутренней борьбой. Он чувствовал, что нельзя было отвлекать Джина сейчас, поэтому ждал. Небо всё сильнее окрашивалось розовым, в который с каждой утекающей секундой примешивались оранжевые оттенки, и небо становилось похожим на нежную бархатную поверхность спелого персика. Волны на море были небольшими и мягко шуршали песком под ногами. Намджун ждал, чтобы вскоре стать свидетелем того, как Джин медленно присел на корточки и коснулся пальцами воды. Сначала омега тут же отдёрнул руку обратно, но затем прикоснулся к волнам снова, уже смелее. Он не улыбался, глаза его были широко раскрыты, а грудь раздувалась от глубокого дыхания. Намджун предположил, что Джин испытывает какой-то сильный страх. Омега поводил руками в воде ещё немного и наконец выпрямился, вздохнул и легонько, лишь краешками губ, улыбнулся простирающейся морской глади. Он показался Намджуну таким сильным и значительным в этот момент, и альфа ощутил немалый прилив уважения. Сам он при виде такого Джина стремительно терял свою недавнюю уверенность в себе. Намерение пойти и начать с Джином так долго откладываемый разговор пришло к нему внезапно. Он почти закончил предпоследнюю главу своей книги и хотел было вычитать написанную часть, но вдруг влетевший в раскрытое окно ветерок заставил его посмотреть в сторону сада. Он знал, что там каждый вечер отдыхал Джин. Совсем один. Если они решат поговорить, то никто им не помешает. Прогулка с Хансаном удачно отменилась, потому что тот решил провести время с бабушкой, которая предложила научить его готовить печенье по своему особому рецепту. От готовки с миссис Ким любознательного ребёнка было за уши не оторвать, и Намджун решил, что вот он, его шанс. Ведь если кто-то помешал бы ему, он не смог бы решиться снова. У него и так уходило слишком много моральных и душевных сил, чтобы почти каждый вечер перед сном составлять и прокручивать в своей голове вероятные диалоги между ним и Джином. Ещё больше отнимала силы и решимость мысль, что они так ни до чего и не договорятся, что слова будут потрачены впустую, и они так и не узнают друг о друге чуточку больше. Или наоборот, узнают слишком много того, чего не надо бы знать, и это ещё больше отдалит их. Намджун думал, что всё-таки не зря не смог прямо сказать Джину, что им надо было именно поговорить. Такое простое слово оказалось так сложно произнести, что в отчаянии он заменил его на прогуляться. Вечер на берегу моря создавал подходящий умиротворяющий антураж, не хватало только пледа, вина, пары бокалов и лёгких закусок, чтобы устроить душевные посиделки. Но так они когда-то делали с Йерим, оставаясь на берегу до самой ночи. Теперь подобные идеи причиняли только боль, и Намджун отбросил их, заставляя сознание не уплывать в даль воспоминаний, тем более, что Джин так вопросительно смотрел на него уже какое-то время. — Зачем ты позвал меня? — тихо спросил он, и Намджун в глубине души облегчённо выдохнул и поблагодарил Джина за смелость, потому что омега невольно спас его и избавил от необходимости подбирать слова для начала разговора. — Нам нужно поговорить. На лице Джина в одну секунду пробежали разные эмоции, и Намджун не успел выловить ни одной, но поспешил сгладить произнесённую им избитую и напрягающую фразу. — Знаешь, в детстве я часто проводил вечер на берегу. Собирал ракушки, строил песочные замки и всё такое. Теперь я смотрю на то, как Сан делает то же самое, и думаю о том, сколько же времени прошло с тех пор, как я сам был ребёнком. Даже не верится, что столько всего произошло. И ещё произойдёт. Джин молча слушал и медленно шёл за Намджуном следом, когда тот тронулся с места и направился по пляжу вдоль кромки воды. — Я веду к тому, что мы давно не дети, и мне стоило бы извиниться перед тобой за моё не достойное взрослого человека поведение. Я старше тебя и не должен был так себя вести, — они оставили обувь у скал, и Намджун шагнул босыми ногами по песку и пока старался на Джина не смотреть, но чувствовал, что тот следовал за ним послушной тенью. — У меня были причины так поступать, и мне стоит рассказать тебе о них, чтобы ты знал, за что я прошу у тебя прощения. Не обещаю, что смогу рассказать всё и сразу, но, если ты позволишь, то я сделаю это постепенно. Намджун остановился и обернулся на Джина. Тот остановился тоже и встретился с альфой взглядом. В тускнеющих лучах солнца его глаза всё так же сверкали, омега смотрел без явного осуждения, и Намджуну вдруг стало легче дышаться. Он с силой втянул в лёгкие морской воздух, выдохнул и улыбнулся Джину, наверное впервые так облегчённо с момента их первой встречи. — Я не против, — произнёс Джин негромко и поджал губы в подобии ответной улыбки, но Намджуну хватило и этого, чтобы наконец дать волю чувствам и начать рассказ. Они гуляли вдоль берега до самой темноты, иногда усаживаясь на песок, чтобы дать ногам отдохнуть, но Джин не подходил больше к воде слишком близко, предпочитая идти так, чтобы между ним и морем был Намджун. Альфа поначалу не задавал вопросов, предпочтя прежде рассказать о себе, но внутренне уже решил, что обязательно выспросит у Джина и про его прошлое, и про странное отношение к морю и про всё остальное, что взбредёт в голову узнать о нём. Намджуну хотелось верить, что омега ответит, что сможет довериться и перестанет бояться. Следующим вечером Намджун снова позвал Джина к морю, и их встречи стали регулярными. Хансан благополучно проводил время с бабушкой и дедушкой, поэтому беспокоиться было не о чем. Намджун подозревал, что в этом была замешана его мама, которая заметила их с Джином первую прогулку у моря и нашла чем занять малыша, чтобы освободить время для их вечерних вылазок. Постепенно Намджун рассказал Джину о своём детстве в доме у моря, о юности, потраченной на путешествия и обучение в одном из лучших университетов страны, о начале карьеры писателя и литературного критика, а также о том, как в это сложное время он встретил Йерим. На этой части он нервно теребил пальцы рук, ковырял ногой песок и старался не смотреть Джину в глаза, ожидая увидеть там укор и обвинение в том, что Намджун сам стал причиной, по которой Йерим бросила его. Впрочем, он считал этот вариант самым правдивым, к тому же и Тэхён иногда нетактично намекал ему на это. Намджун не стал спрашивать, что Джин думал об этом, он просто рассказал всё так, как запомнил, стараясь не украшать ситуацию своими оценками, а перечислил только факты. Немного позднее он рассказал о том, с какими трудностями столкнулся, когда вдохновение покинуло его, а на смену ему пришла затяжная апатия, потребовавшая от него сил и времени на проработку и налаживание новой стратегии его жизненного пути. Когда рассказ дошёл до момента их встречи с Джином, Намджуну пришлось объяснить свою явную неприязнь и недоверие не только тем, что встреча была странной в целом, но и своим неоднозначным отношением к омегам-мужчинам. Он признался в этом правдиво, ничего не утаивая, и ожидал жаркой дискуссии, но Джин только вздохнул и не стал вступать в диалог. Кто знает, может быть эта тема был ему неприятна, может быть с этим были связаны какие-то нехорошие воспоминания, может быть Джин просто банально не хотел обсуждать такой деликатный вопрос. И даже если так, то им всё равно так много нужно было обсудить, на столько вопросов найти ответ, но на это едва хватало времени до заката. Объясниться стоило и на тему естественного аромата Джина, потому что и здесь Намджун успел неоднократно обидеть его. — Ты считаешь его ужасным, — отрезал Джин, как только Намджун затронул это. Омега весь сжался, уткнувшись носом в свои колени, и посмотрел вдаль, чтобы не дать волю слезам. Джин хорошо прятал эмоции в этот вечер, но Намджуну всё же показалось, что он увидел в этом взгляде боль. — Да, но... Я не совсем это имел в виду, — попытка оправдаться давалась альфе непросто. — Просто твой запах очень необычный и сильный для меня. Я чувствую его буквально везде. Вкупе со всем остальным это только добавляло мне проблем на протяжении всего времени, что мы знакомы. — Добавляло? — Да, — признался Намджун и не смог ничего к этому добавить. Джин в ответ промолчал и поднялся с песка, чтобы направиться к дому. Тот вечер их откровений стал последним перед тем, как у Намджуна случилась загруженная неделя с каждодневными переговорами и решением вопросов о публикации книги. Он закончил её, и оставалось решить все сопутствующие вопросы, согласовать макет в печать, подписать и отправить кое-какие документы, связанные с юридической стороной. Он хотел держать под контролем буквально всё, и поэтому их встречи с Джином пришлось ненадолго отложить.——
Сам Джин чувствовал себя во всей этой ситуации как минимум странно, а как максимум чертовски странно. Намджун внезапно открылся ему, прекратив одаривать подозрительными взглядами и душить напряжённым молчанием. Альфа оказался на редкость приятным в общении и умеющим преподнести мысль так, чтобы её можно было верно понять. И Джин изо всех сил старался поставить себя на его место в рассказанных им историях, и у него это неплохо получалось, многое в поведении Намджуна стало понятным и прозрачным. Неоднозначное отношение Намджуна к нему как к омеге не оскорбило Джина, но натолкнуло на мысль: а чем же могла отличаться жизнь бок о бок с омегами-женщинами и с омегами-мужчинами? Ну, кроме анатомии, конечно. Оказалось, что разница была, и для Намджуна она во многих смыслах являлась значительной. Рассказы альфы про трудности жизни без Йерим Джин воспринял с сочувствием и даже с толикой уважения за то, что тот справился, смог преодолеть себя и начать снова жить полной жизнью, потому что это было необходимо. У Намджуна был совсем маленький ребёнок, который не должен был пострадать от развалившихся отношений родителей. Почему Хансан в итоге посчитал Джина своим родителем и по какой причине так яро за него ухватился, они не стали обсуждать. Им обоим было тяжело дать объяснение такому поступку ребёнка, поэтому они молча приняли произошедшее и решили остаться с этой данностью в таком виде, в каком она была. Джин за дни их разговоров тоже немного поведал о себе. Он подтвердил догадки Намджуна о том, что именно мать избивала его и что она первая прекратила с ним общение. Джин честно признался, что ему некуда пойти и что у него нет каких-то особенных выдающихся перспектив, потому что за плечами у него была только школа. Объяснять причину, почему он не поступил в университет, Джин не стал, ловко свернул с темы и надеялся, что Намджун больше её не затронет. О событиях, связанных с потерей своего ребёнка Джин и сам был бы рад не вспоминать, поэтому не стал этого касаться. Намджуну это было ни к чему. Пока что. Странные волчьи сны перестали сниться Джину, как только он оказался в Пусане, поэтому каждое его утро было относительно приятным. Вечера не отставали, став возможностью поговорить по душам, и вынужденная неделя перерыва отчего-то далась Джину нелегко. Он начал скучать по обществу Намджуна, но в одиночку к морю ходить не решался. Он снова пытался читать в саду, скрываясь в тени деревьев, но это и близко не было заменой времени, проведённому с альфой. Намджун его больше не пугал. По крайней мере точно не так сильно, как раньше. Джин позволял ему становиться ближе. Они не прикасались друг к другу открыто, но часто сидели на песке, практически соприкасаясь плечами. Находясь так близко, Джин чувствовал исходящее от Намджуна тепло и аромат его кожи, приправленный и дополненный солёными нотками моря. Джину сложно было в этом признаться, но он невольно наслаждался его оттенками. Если раньше сильный аромат Намджуна заставлял его подрагивать из-за чувства опасности, то сейчас волнение Джина приняло другую форму, истинное значение которой он пока что не понимал до конца.——
Спустя несколько дней Намджун заявился в сад с бутылкой вина и, улыбаясь, объявил, что его новая книга успешно подписана в печать, и это стоит отметить. На вопрос Джина о том, почему он прежде всего не разделит радость от такого события вместе со всей своей семьёй, Намджун ответил, что может сделать это и завтра, а сегодняшний вечер он хотел провести у моря. Для этого у него была бутылочка замечательного вина, и он непременно хотел, чтобы Джин его попробовал, потому что вино розлива именно того года найти было практически невозможно. — Я не ценитель, — признался Намджун, улыбаясь смущённо. — Но Тэхён — да. Он давно посоветовал мне этот сорт, а я всё никак не мог найти повод. Бокалов Намджун не захватил, а возвращаться в дом за ними не хотелось, и поэтому им пришлось пить вино прямо из бутылки. Они смеялись из-за этого и в шутку отмечали, что так премиальное коллекционное вино казалось вкуснее. Джин впервые так открыто смеялся в присутствии Намджуна, и тот невольно залюбовался его яркой искренней улыбкой. Раньше, даже при общении с Хансаном, омега сдерживался и прятал лицо в ладонях, когда возникал повод для смеха. Намджун всё больше осознавал своё влияние на Джина и задавался вопросом, а что ещё такого он подавлял в нём, какие черты характера, привычки или стремления. Ответы хотелось найти любой ценой, потому что искренность этому омеге очень шла, а открытость украшала. Смеясь, Джин жмурил глаза и скалил некрупные омежьи клыки, и это придавало ему особенного озорства и безрассудства, а после того, как вино кончилось, они, словно в подтверждение этого описания, бегали вдоль берега, плескали друг в друга водой и кидались песком. Намджун нашёл на берегу несколько маленьких крабиков и норовил засунуть их Джину за шиворот, но тот ловко уворачивался от него, дурашливо рычал и громко смеялся. Небольшое количество алкоголя в ароматном сладком вине дало омеге огромную возможность забыться, отбросить все свои страхи и разрушить надоевшие серые стены, столько лет окружавшие его. Джин сполна показал Намджуну, каким он мог бы быть, если бы не та жизнь, что ему досталась. После совместных догонялок они оба были сырые и почти с ног до головы в песке, поэтому не оставалось ничего другого, кроме как смыть всё это в море. Узнав, что Джин не умеет плавать, Намджун научил его и показал, что вода совсем не опасна, если относиться к ней с уважением и любовью. Джин поначалу страшился новых ощущений, цеплялся за его плечи, шумно дышал, но потом расслабился и поплыл, давая воде держать его на поверхности. Он покорился морю, чтобы, подчинившись, обрести внутреннюю силу и власть над своими страхами и эмоциями. В толще воды не было ничего, кроме рыб, водорослей и светящегося планктона. Джин мог предположить, что где-то далеко от берега на глубине есть акулы, киты и другие крупные хищники, неизвестные науке, но они не были теми страшными существами, что виделись ему в детстве. Беспочвенные страхи ушли, отогнанные от омеги присутствием и помощью Намджуна, который вселял в него ощущение безопасности и желание довериться. Это тоже пугало в каком-то смысле, но и давало пищу для новых необычных размышлений. Всю прошедшую неделю до этого вечера Джин думал о том, что он чувствует к Намджуну. Ему было трудно дать название своим ощущениям и отследить то, как они менялись. Альфа прямо у него на глазах превращался из угрожающе холодного существа в приятного и заботливого. Намджун намного чаще улыбался, позволял больше времени проводить с Хансаном, отпуская его ночевать к Джину, и был не против того, чтобы сын сидел рядом с омегой во время завтрака, обеда или ужина. Он словно перестал бороться с Джином за что-либо. И Джину было приятно падение этих невидимых границ, он дышал свободнее и смотрел на мир смелее. Он всё ещё мало что из себя представлял, но под покровительством семьи Ким он смог увидеть впереди себя путь, которым ему захотелось пройти. Рядом с собой он видел Намджуна, образ которого постепенно замещал в голове Джина призрачные картинки прошлого. Конечно, жизнь научила его относиться ко всему новому и необычному с недоверием, но он пытался разглядеть истину с верой в то, что могли быть на свете достойные люди, которые никогда намеренно не причинят ему вреда. Намджун постепенно причислился к их числу. Джин больше не думал, что он просто так выкинет его из своей жизни. Намджун стал проводить с ним много времени, разговаривал с ним, обсуждал различные темы, учил плавать и не бояться воды. Намджун показал Джину совершенно новый удивительный мир, который до этого вызывал только перманентный страх перед неизвестностью. Намджун был из того самого типа людей-морей и людей-океанов, которые таили в себе огромные скрытые глубины неизведанной толщи воды. Джин за эти вечера, проведённые у моря, конечно, не узнал Намджуна и на одну десятую процента, но начало было положено. И поэтому, вдохновлённый будущим и свободный от тёмных мыслей, Джин носился по берегу, обсыхая от морской воды после плавания в море. Намджун смеялся над ним, гонялся следом и был уверен в том, что ему ещё никогда не было так хорошо и спокойно на душе. Про Йерим и их время, проведённое вместе, он больше не вспоминал. То были чудесные дни, но они давно стали просто историей, и на смену им пришли тёплые нежные вечера на всё том же песчаном пляже, но в компании уже совершенно другого человека, постепенно становившегося для Намджуна очень важным. Он смотрел на Джина совсем другим взглядом и удивлялся тому, как же он не замечал всего этого раньше. Почему не желал смотреть в его прекрасные в золотых крапинках глаза, почему не пытался вызвать на его прелестном лице счастливую улыбку и почему не понимал, что Джин так восхитительно смотрится в свободной лёгкой одежде, что так приятно прикасаться к нему, помогая держаться на воде и правильно плыть. Да, Джин был парнем, а не девушкой, но он всё ещё оставался омегой. Факт, который нельзя было исключить. Несмотря ни на что, Джин был создан для любви и внимания, потому что стоило только изменить к нему отношение, и он мгновенно расцвёл, как распускает лепестки сочный тугой бутон, подкормленный живительной влагой и теплом солнечных лучей. Джин светился изнутри, носясь по тёплому рассыпчатому песку, и Намджуну отчего-то захотелось обнять его, почувствовать его горячее сильное тело в своих руках и вдохнуть всей грудью его запах, который всегда раздражал его раньше. А сейчас? Намджун не был уверен, что всё ещё думает так же. Прошлое казалось каким-то далёким сном, в котором Джин был чужим и опасным существом, вторгшимся во владения Намджуна и укравшим его ребёнка, захватившим его квартиру и отказывающимся убираться восвояси. Джин не подходил на роль кого-то другого, и сама мысль о его возможной привлекательности до сего времени не шла Намджуну на ум. Но теперешний счастливый и улыбающийся Джин захватил его разум мгновенно, им хотелось наслаждаться, проводить с ним часы напролёт и изучать миллиметр за миллиметром. На обратном пути к дому Намджун опрометчиво преградил Джину путь наверх по каменным ступенькам и оттеснил к отвесной скале. Поддавшись своему душевному порыву, он не заметил, как омега резко вздрогнул всем телом, а его запах изменился. Намджун ласково провёл ладонями по его напряжённым плечам и хотел попросить разрешения подойти ближе и коснуться нежной кожи его лица, но Джин, испуганно взвизгнув, больно толкнул его в грудь и сбежал, мгновенно взлетев по каменным ступенькам вверх и оставив Намджуна осознавать свою ошибку. Вбежав в дом, Джин скрылся в своей комнате и забился в угол, с трудом дыша и трясясь от накатившего на него ужаса. Всё было чудесно ровно до того момента, когда Намджун прикоснулся к нему. Всё волшебство вечера для Джина вмиг рассеялось. Жизнь резко напомнила ему о том, что Намджун — альфа, а альфы опасны. Воспоминания о страхе, боли и унижении накатили горькой волной, утопили его, спирая дыхание, и Джин усиленно дышал, чтобы не задохнуться. Все его новые ощущения и намерения были сметены монстрами из прошлого. Те похотливые руки, которые касались его когда-то, снова ощущались на его коже, словно всё это происходило вчера. Было мерзко и страшно. Джин не хотел возвращаться туда, где к нему отнеслись как в вещи, как к куску сочного мяса, которое можно было запросто сожрать на ужин и забыть. Когда Намджун оттеснил Джина к скале, то не выглядел алчным хищником, готовым наброситься в ту же секунду, и его руки на плечах Джина были нежными, не пытавшимися удержать, но Джин поддался панике, не сдержал эмоций и сбежал, на что у него не хватило сил тогда, несколько лет назад, когда он покорно дал чудовищу уничтожить себя. Он не мог позволить, чтобы это повторилось снова. Только не сейчас. И только не с Намджуном в главной роли. Джин уткнулся лицом в колени и тихо заплакал, давая выход непростым эмоциям. Как прекрасно было бы просто стереть себе память и никогда не думать о том, что произошло. Теперь страшные мысли снова будут преследовать его. Намджун поднялся к дому следом, постоял немного снаружи в саду, обдумывая реакцию Джина и собственные действия, и только потом зашёл внутрь. Он поторопился. Это было очевидно, но такой яркой реакции он точно не ожидал. Он прикасался к Джину не впервые, и тот просто мог сказать ему "нет", попросить отойти и не трогать себя. Намджун сразу прекратил бы. Но Джин словно помутился рассудком, стоило только Намджуну показать, что он видит в нём омегу. "Что же ты скрываешь?" Намджун усиленно думал, как поступить. Оставить Джина в покое до завтра, а утром спросить, как у него дела, и попробовать поговорить о произошедшем? Слишком жестоко. В такие моменты любому человеку нужна была поддержка. Страх требовал надёжной опоры, чтобы отступить и не ранить ещё сильнее, но Намджун боялся навредить Джину своим присутствием. Попросить помощи у матери он не мог, слишком долго и муторно было бы объяснять то, чего он и сам не до конца понимал. Хансана тем более не стоило втягивать в эту ситуацию, хотя ребёнок мог бы попытаться расслабить Джина. Адекватного выхода не было, и оставалось только пойти к омеге и попробовать честно разобраться во всём. Джин и раньше слишком быстро и просто пугался, зажимался и старался слиться с окружающим пространством, словно боялся, что ему причинят вред, но сейчас, открывшись Намджуну так сильно, неужели он не должен был перестать так остро реагировать? Поначалу Намджуна обижало то, что Джин заставлял его чувствовать себя жестоким неуправляемым чудовищем, но сейчас он с содроганием понял, что этим самым чудовищем был не он. Просто Намджун хорошо подходил на эту роль, так уж сложилось, но Джина пугал кто-то другой. Решив больше не раздумывать и не строить догадок, Намджун поднялся на второй этаж и остановился около комнаты Джина. Он легонько постучал в дверь и негромко, стараясь не напугать, сообщил, что это он, и спросил, можно ли ему войти. Сначала ничего не происходило, и Намджуну отвечала только тишина, но спустя несколько мгновений из-за двери послышалось приглушённое "да". Собравшись с духом, Намджун приоткрыл дверь и заглянул внутрь, взглядом он нашёл Джина скорчившимся в углу. Он медленно прошёл в комнату, прикрыл за собой дверь и подошёл к омеге ближе, но предусмотрительно остановился в паре шагов от него, присел на корточки, чтобы не смотреть с высоты своего роста, и с беспокойством заглянул ему в глаза. — Джин~а, что произошло? — спросил он, стараясь сделать свой голос максимально мягким и лишённым какой бы то ни было претензии или упрёка. — Я напугал тебя? Джин кивнул чуть заметно, смотря на Намджуна поверх коленок и вцепившихся в них пальцев рук. Глаза его были огромными и влажными. У Намджуна сердце впервые пропустило удар от его слёз. — Тебе не нужно бояться меня. Даже если я и относился к тебе плохо в начале, я никогда бы не посмел причинить тебе боль или принудить к чему-либо. Намджун понимал, что для Джина, испытавшего что-то страшное в своём прошлом, его слова — пустой звук. Омега не верил. Но ему нужно было выразить свои намерения хотя бы на словах, а после попытаться доказать то, что он говорит чистую правду, на деле. — Джин~а, прости меня. В тот момент, когда ты оттолкнул меня, я хотел попросить разрешения прикоснуться к тебе. Прости, что не спросил раньше. Но я всё равно не понимаю, почему ты отреагировал так. Что во мне так сильно напугало тебя? Тебя кто-то обижал раньше? Твоя мама? Она делала что-то ещё более ужасное, чем те синяки, что я видел? Джин помотал головой. — Это не мама. Омега пытался унять колотящееся сердце и справиться с дрожью в теле, понимая, что сейчас ему ничего не угрожало. Обеспокоенность и участие на лице Намджуна подсказывали ему, что этот альфа совсем не такой, как тот, из прошлого. Намджун был груб с ним, но он всё же никогда не видел в нём просто кусок мяса. Джин был для него человеком. Пусть и не сразу, но Намджун смирился с его присутствием в своей жизни. — Это был другой...? — Другой альфа, да, — закончил за него Джин. Пару мгновений Намджун пытался найти подходящие слова, он отвёл взгляд в сторону, чтобы сосредоточиться, но никаких разумных мыслей так и не нашёл. Логично было предположить, что до такого состояния Джина мог довести только альфа, позволивший себе оскорбительное и мерзкое обращение с омегой. Намджун спросил про мать Джина только за тем, чтобы попытаться уцепиться за хоть и неправдоподобную, но менее жестокую теорию, которая, конечно, не нашла подтверждения. Джин был ранен. Он был буквально разорван в клочья, если впадал в панику от простого прикосновения. Намджун мысленно схватился за голову. Какой же он дурак. Самый настоящий идиот. Он поступал неправильно с самого начала и прикрывался собственными незажившими ранами, оправдывал себя этим, не пытаясь наладить даже минимальный диалог. Он до сих пор не знал о Джине ничего. Их разговоры на берегу моря ничего не значили сейчас, потому что все они лишь поскребли по поверхности. Кто Джин на самом деле такой? Почему он такой? Через что он прошёл? Намджун не знал. И любое его слово могло стать триггером, отбрасывающим Джина на годы назад, в его тёмное и калечащее прошлое. Чем Намджун был лучше того, кто ранил его когда-то? Ничем. Тихий всхлип заставил Намджуна снова посмотреть на омегу. Джин, сжавшийся в комочек в углу, отчаянно пытался стереть со своего лица вновь появившиеся слёзы, но у него получалось не очень. Намджун понял, что слова не помогут. Что бы он ни сказал сейчас, всё это не будет иметь никакого веса для омеги. Он может только побыть рядом, попытаться разделить боль и скрасить одиночество, цепкие когти которого наверняка раздирали Джина изнутри. Один против всего мира. И Намджун понял это только сейчас. — Джин~а, — он привлёк внимание омеги своим голосом, поймал его взгляд и развёл руки в стороны, как бы приглашая укрыться в своих объятиях. Только бы это не испугало Джина ещё сильнее. — Я не сделаю тебе больно. Обещаю. Джин застыл с широко распахнутыми влажными глазами, искал в Намджуне подтверждение его слов или же опровержение, но не нашёл ничего. Намджун был как чистый лист, и только омеге было решать, что нарисовать на нём в будущем. — Иди ко мне, — Намджун пытался показать, что желает только добра, и заметил, как Джин немного дёрнулся в его сторону, но снова застыл в нерешительности. — Пожалуйста, Джин. Я хочу помочь. Что-то поменялось во взгляде омеги, губы его начали дрожать, и он кинулся к Намджуну, уткнулся в его шею и вцепился пальцами в футболку на его груди. — Да, вот так, — Намджун гладил его по волосам и спине, всем своим телом чувствуя, как омега содрогался от плача. — Всё нормально. Я здесь, с тобой. Намджун поудобнее устроился на полу и прижал Джина ближе к себе, потёрся щекой о его макушку и зашептал ласковые успокаивающие слова. Все, какие он знал. Ему много раз приходилось успокаивать Хансана, если тот плакал, и Джин сейчас ничем не отличался от ребёнка, нуждающегося в поддержке и защите. Вокруг было необычно тихо, как будто сам дом замер и вслушивался в то, что происходило в комнате. Не было слышно ни плеска волн, ни звуков телевизора, который обычно был включён по вечерам на кухне. Тишина нарушалась только постепенно затихающими всхлипами Джина, и Намджун очень хотел, чтобы тому стало лучше. Его запах был пропитан горечью и болью и не был таким приятным, как во время их душевных посиделок на берегу. Когда Джин окончательно успокоился и затих, положив голову ему на плечо, Намджун решил, что омеге будет лучше отдохнуть. — Я отнесу тебя в постель, — сообщил он Джину тихо и перехватил его поудобнее, чтобы поднять на руки. — Тебе нужно поспать. Джин кивнул, не произнося ни слова, и обнял Намджуна за шею, позволив донести себя до кровати и уложить на неё. Там он неохотно отпустил его, подгрёб под себя одеяло и повернулся к Намджуну спиной, боясь встретиться с ним взглядом. — Сейчас тебе лучше? — Угу, — тихо и неуверенно. — Ты сможешь поспать, если я уйду? Намджун не получил ответа и осторожно положил ладонь Джину на плечо. — Мне остаться? Намджун зажмурился и сморщил лицо от собственного неосторожного вопроса. Кто в здравом уме захочет находиться в одной комнате с тем, кто только что причинил боль, заставив вернуться к непростым воспоминаниям? Но Джин отодвинулся ближе к стене, освобождая место, и затих. — Хорошо. Я побуду с тобой, пока ты не уснёшь, — Намджун нашёл на полке шкафа плед, нажал на кнопку выключателя, и комната погрузилась во тьму. Он лёг на край кровати и накрылся, устраиваясь поудобнее и стараясь не прикасаться к омеге. Джин дышал глубоко, но уже намного спокойнее, чем до этого. Намджун закрыл глаза и слушал его дыхание вместе со стуком собственного сердца. Ему просто нужно было дождаться, когда Джин уснёт, и тогда можно будет отправиться к себе. Завтрашний день обещал быть непростым.