——
Джин не сдержал своё обещание в полной мере. Ни в тот день и даже не в следующий. Он не смог решиться на серьёзный разговор с Намджуном о своём прошлом и обсуждал с ним только настоящее. Он всё ещё винил себя в смерти своего ребёнка, он считал, что это его организм не способен был создать здоровый плод, и отбрасывал тот факт, что всегда существовал определённый процент беременностей, заканчивающихся неправильным развитием плода. И не всегда это можно было выявить на ранних сроках. Другими словами, омега не верил в то, что у него могло получиться поправить своё здоровье и что он вообще имел на это право. Но у его омежьей природы не было морали, если ей давали волю и снимали оковы, то она просто начинала следовать тем законам, которым подчинялись миллионы омег до Джина. Не важно, во что он верил и какие мысли роились у него в голове, его состояние всё равно быстро и закономерно менялось. Течки на отмене препарата у него не должно было случиться, его организм пока не был на неё способен — слишком истощился за годы, проведённые на высокой дозе синтетических гормонов, а вот затяжное состояние, похожее на предтечку, могло серьёзно повлиять на его жизнь. Джин уже почти не помнил, что это такое. Воспоминания о своей первой течке и о состоянии, предшествующем ей, он надёжно похоронил внутри себя рядом с теми, которые были звязаны с его первым сексуальным опытом и его последствиями. Но прогнозы врача Джин принял с позитивом, в ближайшее время ему точно не придётся готовиться к нескольким неприятным дням в своей жизни, когда его организм перестал бы ему подчиняться и стал бы подготавливаться к будущему потомству, привлекая своим сладким ароматом всех окрестных альф. Даже думать об этом было кошмарно. Джин забыл бы себя, забыл бы всех, кого знал, выискивая среди многочисленных смазанных лиц только одно строго определённое, принадлежащее тому, кто смог бы, по мнению его внутреннего инстинкта, удовлетворить его потребность в продолжении рода. Джин этого не хотел. Получив все результаты анализов и рекомендации от своего лечащего врача, Джин начал долгий и тяжёлый путь восстановления, сопряжённый с особенного рода трудностями и не всегда приятными сюрпризами. Он очень хорошо замечал на себе все изменения своего организма и понемногу вспоминал свою жизнь до приёма препаратов. Тогда он был ещё слишком юн и незрел, чтобы его сабгендерные признаки проявлялись слишком явно. Сейчас же Джин встречал их в десятикратном размере и вынужден был привыкать к ним в ускоренные сроки. Ему приходилось взрослеть совсем не в то время, когда он должен был, но врач говорил, что в его ситуации лучше поздно, чем никогда, и Джин старался принять эту свою сторону жизни. Он стал значительно больше есть, и его вкусовые предпочтения слегка изменились. Теперь его сильнее тянуло на мясо и жирную пищу, он стал пить много воды и постоянно грыз что-нибудь между приёмами пищи. Это могли быть орехи, сушеные ягоды или просто листья салата. С утра они на пару с Хансаном съедали целую упаковку свежей голубики, а вечером за играми и чтением книг часто наслаждались протеиновым мороженым. Намджуну приходилось тщательней закупаться продуктами и готовить больше и чаще, чтобы удовлетворить увеличившиеся потребности Джина в еде. Впрочем, он был только рад. Омега активно набирал мышечную массу и уже не казался таким худым, каким был, что несомненно шло ему на пользу. Джин постепенно начинал осознавать, что мир на самом деле был намного ароматнее, чем он думал до этого, и он стал нюхать всё, что ему попадалось на глаза. Он мог подолгу обнюхивать Хансана, когда тот возвращался из детского сада, и считывать с него, со сколькими детьми он играл и общался, прикасались ли к нему воспитатели, и что при этом чувствовал сам юный альфа. Раньше Джину сложно было угадывать эмоции по запаху, но сейчас его умение росло, даря ему огромный спектр возможностей в общении. На Намджуне он иногда чувствовал запахи его друзей и других людей с его работы. Сам Намджун, если не брать в расчёт посторонних запахов, стал пахнуть для Джина в разы гуще и разнообразнее. Букет его природного аромата цвёл на его коже, и Джин повадился при любом удобном случае обнюхивать его, но намного более интимно и настойчиво, чем его сына. Джин наслаждался тем, как его лёгкие наполнялись свежим сочным бергамотом, ароматным горьким миндалём и ноткой листьев табака. Эти ассоциации не поменялись, хоть на самом деле у запаха Намджуна не было точного определения, это Джин когда-то сделал такие выводы, почуяв альфу впервые, но всё равно омеге нравилось применять для описания точные слова. Намджун пах для него практически так же, как и раньше, но его аромат стал объёмнее и дополнился чем-то, что Джин уже не мог идентифицировать так легко. Это было что-то, присущее только лишь Намджуну, и оно выделяло его среди других альф, цепляя и привлекая Джина, как изысканное лакомство, и именно эта нотка дольше всего держалась на его вещах, на людях, к которым Намджун прикасался, и в местах, где он проводил больше всего времени. Джин хотел ловить эту нотку постоянно, наслаждаться ей, и это желание стало причиной, по которой он впервые наведался в кабинет альфы. Эти походы постепенно превратились в практически каждодневный ритуал. Джин мог зайти к Намджуну, чтобы занести кофе, пока тот усердно работал, и ткнуться носом в его плечо, закрыть глаза и стоять так какое-то время, вдыхая его запах через ткань. Прикоснуться непосредственно к открытой коже омега пока что не решался. Намджун не сопротивлялся этому безобидному проявлению интереса и смиренно позволял изучать себя. Обнюхивание, само собой, было тесно связано с прикосновениями, и Джин начал относиться по-другому и к ним. Его собственная кожа усиленно набирала чувствительность и реагировала на всё яркими всплесками новой информации. Он уже давно забыл, что через прикосновения можно было общаться и выражать свои эмоции. В далёком и почти забытом детстве он познавал мир всеми доступными методами, какие предлагала природа. Когда он находил на прогулке перья, камушки, высохшие косточки каких-нибудь существ или яркую чешую колдовских рыб, то спешил повертеть это всё в руках. Мир раскрывался перед ним огромной красочной вселенной, когда Джин прикасался к нему. И сейчас прикосновения, объятия и поцелуи стали для него намного более значимыми вещами, чем каких-то пару месяцев назад. Руки Намджуна на его талии, когда они оставались одни, маленькие ладошки Хансана на его щеках, прикосновения Чимина или Чонгука к его шее, прикосновения к его ладоням и плечам Тэхёна, Юнги или Хосока. Все они общались с ним по-разному и по-разному прикасались к нему. Это стало удивительным открытием и натолкнуло на дальнейшее наблюдение и осмысление. Чонгук, как оказалось, необычайно любил прикосновения, сопряжённые со стайными инстинктами, и при встрече старался обменяться со всеми запахами и с Джином в том числе. Чонгуку важно было ощущать на себе запах близких людей, чтобы наслаждаться связью с ними и чувствовать себя в каком-то смысле защищённым и окружённым заботой, словно у Чонгука была своя маленькая стая, которая всегда могла его поддержать. Его прикосновения были нежными, ласковыми и долгими. Если им доводилось находиться где-то, где они могли сесть вместе, то Чонгук обязательно усаживался так, чтобы обнять Джина хотя бы одной рукой и прижаться к нему боком. Джин абсолютно не был против делиться с Чонгуком теплом и защитой и это помогало им обоим ощущать комфорт и тепло. Чимин же обожал нежные дружеские поцелуи. При встрече он тыкался носом в шею, тёрся и целовал Джина в чувствительное местечко под ушком. Так он выражал свою привязанность и расположение. Джину было особенно приятно то, что такой омега, как Чимин, обращал на него внимание и позволял поддерживать с ним общение. Учитывая свою роскошность и незаурядный ум, Чимин мог бы запросто посчитать Джина слишком простым и глупым для него, но на деле всё оказалось с точностью до наоборот. Чимин был крайне заботливым и участливым по отношению к своим друзьям, он при любом удобном случае старался поинтересоваться душевным состоянием Джина, течением его восстановления и вообще любыми деталями его жизни. Раньше, до встречи с Чимином и Чонгуком, Джину неоткуда было узнать, что из всех сабгендеров именно омегам было легче всего заводить различного рода связи друг с другом. Омеги проще всего налаживали отношения, сильнее и быстрее привязывались, дольше чувствовали тоску от разлуки и испытывали более сильную радость от встреч. В этом проявлялся их стайный инстинкт: заботиться друг о друге, защищать и поддерживать, когда альф не было рядом. Джин очень сблизился с ними обоими и старался проводить с новыми друзьями как можно больше свободного времени. Они, как и обещали, таскали его с собой везде, где могли, и Джин увидел с ними много нового. Он побывал на показах Чимина, где тот особенно блистал и срывал шквал зрительских эмоций, и посетил мастерскую Чонгука, которая представляла из себя особенный по атмосферности мир, наполненный тем, что рождал творческий мозг его создателя. Всё чаще они втроём посещали самые популярные в городе выставки и спектакли, билеты на которые разлетались за секунды, а также такие мероприятия, на которые Джин вообще не смог бы попасть без особого приглашения. Общение с этими удивительными омегами стремительно открывало для Джина новый удивительный мир любви и тактильности, которых он был лишён с рождения, взращиваемый скупой на ласки матерью, не позволявшей ему заводить близкие отношения с кем-либо ещё. Чимин и Чонгук стали для него той самой долгожданной отдушиной, дающей Джину возможность исследовать окружающий мир и себя. Была у тактильности и другая не менее интересная и завораживающая сторона. Альфы. Они, в отличие от омег, прикасались к нему не настолько импульсивно, а уважительно и с осторожностью. Тэхён, так как знал Джина дольше и в целом был более активным в общении, мог потрепать слегка по плечу и приобнять, чтобы выразить поддержку, когда это было необходимо. Юнги и Хосок при встрече или при прощании одинаковым образом прикасались к рукам Джина, выражая своё положительное отношение к нему. Они делали это с особенной нежностью, словно прикасались к хрупкой драгоценности. Это было приятно и совсем не пугало, как если бы они хватали его резко и болезненно, как в его мучительном прошлом. Эти альфы были абсолютно иными. Все трое так или иначе оставляли на нём свой запах, но таким особенным образом, чтобы это не раздражало инстинкты Намджуна. Пусть он ни разу при Джине открыто не обозначил друзьям его позицию, но Юнги, Хосок и в особенности Тэхён знали, что омега значил для их друга. Джин сразу понял, что друзья Намджуна очень уважали его территорию и то, что тем или иным образом принадлежало ему, даже если этой "собственностью" был Джин. То же самое негласное правило касалось и Чимина. Больше всего с ним, конечно же, метился Тэхён, и поэтому Чимин всегда нёс на себе сильную и узнаваемую нотку его аромата. Чонгук никогда не пах посторонними альфами или омегами, потому что предпочитал пока что жить в уединении и заниматься только искусством, считая свою жизнь идеальной для творчества. Юнги и Хосок были для Джина настоящей загадкой — они почему-то никогда не пахли омегами, но всегда друг другом. Однако он не мог осмелиться открыто спросить о них кого-нибудь. Конечно, они работали вместе, и причина могла быть в этом, но однажды Джину удалось заметить, как они обменивались запахами, соприкасаясь в нежном объятии. Джин задавался вопросом, было ли это признаком того, что между альфами могло быть что-то похожее на то, как взаимодействовали между собой друзья-омеги, или то, что делали Хосок и Юнги, касалось только их двоих. В любом случае он никогда бы не подумал посчитать это чем-то неправильным. В общем и целом прикосновения делали его жизнь более яркой и ощутимой. С помощью них он учился жить по-новому. Нежнее всех к Джину, конечно же, прикасался Намджун, что ни у кого в компании друзей не вызывало вопросов. Альфа с каждым днём становился смелее в своих действиях и продвигался всё дальше. Он мог слегка приобнять Джина сзади, нежно погладить его по животу или спине, мог чмокнуть к щёку или шею, а также иногда брал его руки в свои и водил пальцами по коже, прочерчивая на ней причудливый рисунок синеватых вен. Неожиданное удивление и восторг у омеги вызвал поцелуй в заднюю сторону шеи, который Намджун подарил ему, как-то проходя мимо него в гостиной. Джин вздрогнул, и рой мурашек пробежался по всему его позвоночнику, и даже волосы на загривке встали дыбом. Его тело подсказывало ему, что на месте поцелуя неплохо было бы поставить метку, но Джин, хоть и обиженно надул губы, пока что прогнал от себя такие провокационные мысли. Ещё не время для таких вещей. Ещё более ошеломляющими, чем поцелуи, стали прикосновения Намджуна к его ногам. Начав больше есть, Джин прибавил в мышечной массе, и его бёдра стали приятно округляться, а плечи перестали быть такими острыми, какими были раньше. И однажды, когда Джин привычно зашёл к Намджуну в кабинет и ткнулся в него, чтобы понюхать, Намджун завёл одну руку назад и погладил его по бедру. Этот жест уже походил на довольно особенные притязания, и Джин тогда, засмущавшись, сбежал. Правда, Намджун не перестал при случае или по настроению трогать его. Он мог подхватить его при встрече на руки, если к примеру отлучался на весь день, и это вынуждало Джина обхватывать его ногами, чтобы удержаться, и терпеть его ладони на своих бёдрах. Очень быстро "терпеть" преобразовалось в "наслаждаться", и Джин по достоинству оценил такой способ общения. Если Намджун получал удовольствие от таких прикосновений, то почему бы и нет? Пока Намджун прикасался к нему, Джин сам мог, находясь у альфы в руках, обмениваться с ним запахами и целовать его, куда хотел. Следующим важным открытием для Джина стало то, что его ответные действия также могли приносить удовольствие и радость тем, кому он их дарил. Джин понял, что прикоснувшись к кому-то, он мог наладить с этим человеком отношения, сделать ему приятно и зарядить хорошим настроением на весь день. Он поначалу боялся проявлять эту сторону себя, но со временем делать это стало всё легче и легче. С Хансаном у него и раньше не было проблем, но с другими людьми у него всегда была разделяющая их и его стена. Теперь она постепенно рушилась. Джин отвечал на объятия Чонгука и на поцелуи Чимина. Он и сам активно участвовал в обмене запахами, чтобы укрепить связь. Запахи стали ощущаться ещё острее после того, как он познал это искусство. Его лёгкие прикосновения к альфам вызывали у них улыбки, и даже обычно спокойный и ровный Юнги натурально светился, когда Джин в ответ пожимал его ладонь. Намджун, казалось, наслаждался больше всех остальных. Он стал замечать к себе больше знаков внимания. Джин учился общаться с ним, но уже не на языке хищник-жертва, а на правах равного партнёра. Джин прикасался осторожно, но, видя поддержку, продвигался дальше, поэтому со временем Намджун начал получать крепкие и долгие объятия, лёгкие прикосновения, когда Джин проходил мимо, и нежные поцелуи. Однако Джин целовал его только в открытые участки шеи и плеч или дарил лёгкий поцелуй в щёчку. Дальше он пока что не заходил, а Намджун предпочитал не давить. Джину нравилось подолгу рассматривать своё тело в зеркале. Он стал мягче и выразительнее в тех местах, где ему должно было быть крупнее по природе. Его острые углы сгладились, мышцы налились силой, а кожа засияла здоровьем. Его на какое-то время оставили сны, он спал крепче обычного и вставал по утрам бодрым и полным сил. К вечеру он расслаблялся и его настроение становилось слегка игривым. Он стал замечать за собой неуёмное желание укусить кого-нибудь, ему хотелось вцепиться в шею или в руку Намджуну и погрызть его, попробовать его кожу на прочность. Его психотерапевт говорил, что это нормально. Покусывания, как и поцелуи, были частью языка общения, особенно между омегами и альфами. Беты тоже могли общаться так, но в меньшей степени. И так как Джин был ярко выраженным омегой, то ему стоило включить укусы в свой арсенал знаков внимания. В один из вечеров при встрече Джин сам запрыгнул к Намджуну на руки и укусил его в шею, под ухом, и после очень радовался, что Хансана ещё не было дома, потому что Намджун отреагировал слегка нетипично. Он издал на укус то ли полурык, то ли полустон, вцепился Джину в бёдра пальцами и прижал его спиной к стене прихожей. Джин уже был знаком с лёгкой импульсивностью этого альфы, но всё равно отчасти испугался, как летом на морском берегу, но не стал противиться или вырываться, к тому же Намджун не сделал с ним ничего особенного, он только поцеловал его в ответ на его укус и сам проехался клыками по коже его шеи, а потом отпустил. Этот порыв альфы впечатлял. И ощущение его зубов на коже заставило покрыться приятными мурашками. Джину показалось, что он растаял, почувствовав давление крупных клыков. Он не раз воочию и во всей красе видел их, но ещё никогда Намджун не прикасался ими к нему. Это было чем-то новым и волнующим для омеги. Намджун мог запросто задушить его этими клыками, но воспользовался ими только за тем, чтобы приласкать. Джин так сильно разволновался от этой новой для него стороны Намджуна, что долго не мог заснуть, а когда у него это получилось, он сразу же попал в мир своих снов. Он снова был покрыт шерстью и бежал под луной в высокой траве, высунув язык, и ночной ветер бил его в морду, качал траву и проносил мимо густо пахнущие лепестки цветов и листья деревьев. Джин остановился на вершине холма и глянул вдаль. За травяным морем далеко внизу начиналась узкая полоска песка, а после неё до горизонта тянулась спокойная, как зеркало, гладь тёмного и глубокого океана. На белом песке резвились чёрные и серые волчата, носили в зубах ракушки и оставляли узоры своими маленькими лапками. В шерсти на их спинках путались звёзды и переливались в лунном свете. Волчата были счастливы, им не грозила никакая опасность, но на себе Джин почувствовал чужой тяжёлый взгляд. Он повернул голову вбок. На соседнем холме в траве стоял другой волк, намного крупнее, чем он сам. Зверь лоснился чёрной блестящей шерстью, и смотрел на изящную красавицу-волчицу ярким пылающим взглядом. Джин почувствовал себя маленьким под его взглядом и опустился в сочную и подвижную траву, подогнув под себя лапы, чтобы спрятаться и начать игру... ...Он тут же проснулся и открыл глаза. Ночь ещё только начиналась, потихоньку захватывая власть над ничего не подозревающим миром. Джин слез с кровати и надел на себя свободную тёмную футболку Намджуна, которую тот подсунул ему недавно в качестве подарка. В темноте он босыми ступнями осторожно дошёл до его комнаты и крепче прижал к груди свою подушку, которую захватил с собой. Звёзды горели в его глазах, превращая момент его сомнений в волшебство. Зачем он отправился к Намджуну в такой поздний час? Джин и сам не знал. Что-то тянуло его туда, в его спальню. Они уже спали однажды вместе, в доме у моря, но тогда Джин не прикасался к Намджуну во сне, спрятав свою боль и страх в пушистом одеяле. Сегодня же он определённо собирался сделать это. Решившись, он осторожно прошмыгнул внутрь и закрыл за собой дверь. Намджун спал на животе, сунув левую руку под подушку и закинув сверху правую. Одеяло закрывало его только до пояса, и Джин мог видеть в свете луны его обнажённую широкую спину. Желание прикоснуться пересилило страхи, и он невольно облизнулся, а его глаза ещё ярче полыхнули звёздами. Джин смело подобрался ближе. Положив свою подушку рядом с подушкой Намджуна, омега скользнул к нему под одеяло и зажмурился от приятного жара его тела. Намджуну точно не было холодно одному, и Джину захотелось украсть часть его тепла для себя. Он положил голову альфе на плечо, потёрся носом о его загривок, перекинул руку через всю его спину и, довольный собой, по-омежьи замурчал. Он даже не знал, что умеет производить такие звуки. К его удивлению и счастью, Намджун вздохнул во сне и проурчал что-то в ответ, но не проснулся, продолжив дальше глубоко и спокойно дышать. Джин приподнимался и опускался вместе с его дыханием. Муркнув от удовольствия, он прижался к альфе ещё ближе и закинул на него ногу под одеялом. Сон быстро одолел его, и Джин мгновенно уснул. В эту ночь волчьи сны ему больше не снились.——
Когда он проснулся утром, то обнаружил, что продвинулся ещё на одну ступеньку к своему восстановлению. Намджун за ночь повернулся к нему, и Джин обнаружил себя у его груди, когда открыл глаза. Альфа был тёплым и ароматным, и Джин мгновенно почувствовал необычный жар в теле. Он стыдливо выполз из-под одеяла и потянул за собой свою подушку. — Куда ты? — сонно пробормотал Намджун. — Я-я пойду к себе. Джин испуганно переминался с ноги на ногу, боясь, что Намджун заметит то, что с ним происходило. — Сделать тебе кофе? — предложил альфа и потянулся в постели. — Да, спасибо, — пискнул Джин и пулей вылетел за дверь. Добравшись до своей комнаты, он закрылся изнутри и полностью разделся. Его грудь и спина были влажными от пота, кожа горела, а между ягодиц собралась вязкая скользкая смазка и потекла по внутренним сторонам бёдер. Омеге потребовалось несколько салфеток, чтобы полностью стереть её. Его тело закономерно отвечало на близкое присутствие альфы, но Джина это пока что слишком пугало. Он осознавал, что этот этап однажды должен был настать, но не думал, что собственный организм будет настолько сильно подводить его и откажется подчиняться. Джин подхватил с пола футболку, в которой спал, и, противореча самому себе, прижал ткань к носу. Она пахла Намджуном. Это был не просто подарок. Альфа намеренно оставил в его комнате вещь, которая пахла им. Чонгук не так давно сказал Джину, что это вполне нормально для некоторых альф, когда они заботятся о своих омегах, но Джин тогда не придал этому сильного значения. А сейчас он снова взмок, понюхав мягкую хлопковую ткань. Ему снова понадобились салфетки, чтобы справиться с выделившейся смазкой. После этого он быстро сбегал в душ, оделся в чистое и отправился на кухню, где такой же свежий после душа Намджун готовил им кофе. Джин радовался, что ванных комнат было две, и им не приходилось часто пересекаться, хотя его средства гигиены были в обеих. Намджун уже сообразил завтрак для Хансана, и тот сидел за кухонным островом и уплетал за обе щеки. Проходя мимо, Джин погладил малыша по голове и приблизился к кофемашине. Намджун улыбался, ожидая, пока наполнится чашка. — Что случилось? — спрашивает Джин и открывает холодильник, чтобы достать для своего кофе молоко и сироп. — Я сделал что-то смешное? Он заправил за ушко прядь отросших волос, думая, что, может быть, он выглядел глупо после сна и душа. — Нет, вовсе нет, — Намджун отпивает из своей чашки и облизывается. — Приходи ко мне чаще. Джин неловко улыбнулся и спрятал взгляд в своей чашке с кофе. Может статься, что Намджун ничего и не заметил. Лучше бы это было так.——
— Так ты не хочешь, чтобы он помог тебе? — спросил Чонгук, когда они все втроём увиделись в очередной раз. Омеги сидели за столиком в одном очень уютном кафе в центре и наслаждались десертами. За окнами падал снег, и время шло к Рождеству. — Что именно ты подразумеваешь под этим, Гук~и? — уточняет Чимин, отщипывая кусочек торта и отправляя его себе в рот. — Твой вопрос очень общий. — Врач же сказал Джину, что в его состоянии жить с альфой очень полезно, так? — Джин ответил кивком, и Чонгук щёлкнул пальцами. — Почему бы не попросить Намджуна помочь с этой проблемой как альфу? Они оба заинтересованно посмотрели на Джина, и он слегка побледнел. Он всё ещё с трудом справлялся с изменениями в своём теле и отчётливо помнил, какой могла быть предельная близость с альфой. Он не хотел, чтобы образ Намджуна вязался с этой болью. И он боялся вероятности снова заиметь новую жизнь внутри себя. Его начинало тошнить при мысли об этом. Чимин и Чонгук не знали о его прошлом ничего, и, вероятно, настало время для тяжёлых откровений. — Мне нужно рассказать вам кое-что, но это не будет весёлым рассказом. Просто я хочу, чтобы вы раз и навсегда поняли меня. Омеги переглянулись, опустили десертные вилочки на тарелки и приготовились слушать. Вечер наступил незаметно. Снег всё еще продолжал падать и кружился под ногами прохожих. Тэхён звонил Чимину пару раз, но тот отвечал, что задержится, и продолжал держать Джина за руку, пока тот рассказывал о событиях своего прошлого. Чонгук сидел с выражением откровенного ужаса на лице, в глазах его стояли слёзы. — Сейчас мне легче, так как я регулярно посещаю психотерапевта, но я ещё не справился со своими страхами до конца. И чем больше у меня появляется симптомов, тем сложнее мне становится находиться с Намджуном в одной квартире. Я знаю, что он ждёт от меня чего-то, а я не могу ему этого дать. Я хотел бы, но не могу. — Он не знает о том, о чем ты нам рассказал, Джин~и? — осторожно поинтересовался Чимин. — Нет, я не нашёл в себе смелости рассказать. Он знает только про мою маму.——
Намджун часто отвозил Джина, куда ему требовалось, и знал, что он боролся с чем-то в эти моменты. Омега редко решался на откровенность, поэтому Намджун не знал всех деталей, но старался относиться ко всему с пониманием. Чтобы не травмировать своей настойчивостью и чтобы дать Джину необходимую свободу действий. Конечно же, Намджун не мог не замечать изменений, что происходили с омегой, когда он занялся своим здоровьем. Джин расцветал на его глазах, показывая миру свои плотные ароматные лепестки и чудесную сердцевинку. Он стал очень тактильным, приучился изучать новое, но всё равно оставался достаточно робким в своих прикосновениях. Намджун с интересом наблюдал за ним со стороны и думал о своём. Он тоже боролся со своими демонами, не желающими сдвигать прежние рамки и границы. Он всё ещё помнил, что Джин, за всей своей прелестью, был мужчиной, и Намджун не готов был прикасаться к нему везде. Джин больше не посещал его во снах, и те давние эмоции постепенно забылись. Намджун не мог утверждать, что не хотел его. Хотел. И даже очень. Джин невольно притягивал взгляд, заставлял думать о том, что было у него под одеждой. Не первее мыслей о его человеческих качествах, конечно, но всё же. Намджун точно хотел продолжать эти отношения, просто ему тоже требовались собственные неуверенные шаги на неизведанной территории, которые ему было так же нелегко делать. За этими размышлениями он понял, что вряд ли потерпит в своём доме ещё одного омегу. Не потому, что он боялся боли в третий раз, нет. Просто Джин подходил ему, подходил его сыну и его дому. Его прежняя омега, Йерим, уже не казалась такой особенной, какой была для Намджуна раньше. Вероятно, отношения с ней и правда были ошибкой, поэтому она и ушла, не выдержав жизни с ним. Отныне Намджун не собирался больше никого подпускать к своему ребёнку, кроме Джина. Или Джин, или никто — так он считал. Все эти решения означали, что ему придётся смириться со всем, что касалось Джина, его благополучия и его предпочтений, даже если самому Намджуну что-то было не по нраву. Джин менялся очень быстро. Он становился только лучше, взрослее и интереснее и учился справляться с новым собой. Намджуну это нравилось, пусть он и постоянно беспокоился о нём. Его запах раскрывался и менялся вместе с омегой, нотка ванили становилась слаще, но прежняя горчинка осталась, как напоминание о его первичном гендере. Всё же девушки пахли мягче, но Намджун постепенно переставал думать об этом сравнении. Он не знал, откуда появились его предрассудки и осторожное отношения к омегам-мужчинам, но эти убеждения уходили, всё реже напоминая о себе. Джин становился его новым идеалом и нравился ему всё сильнее. Омега стал смелее и активнее в действиях, в какой-то момент он начал пользоваться своими зубками, и Намджун часто замечал в себе потребность поиграть с ним, будто они могли обратиться дикими животными и погоняться друг за другом по пересечённой местности. Ему всё чаще хотелось обращаться к своему прошлому, когда он был несомненно более активным и гибким, готовым на разного рода приключения. Джину хотелось соответствовать и может быть даже превосходить его во всём, что касалось физической силы, защиты и обеспечения ресурсами. Джин становился для него желанным. Его хотелось добиваться, выслеживать, за ним хотелось охотиться. Он не принадлежал ему в полной мере, и Намджун невольно нервничал по этому поводу, словно Джина мог увести кто-то другой. Тогда дом Намджуна опустеет, в нём не станет запаха омеги, его вещей и его волшебных песен по вечерам. Его пение заслуживало отдельного внимания. Вместе с остальными изменениями Джин поменял и свою манеру петь. Его голос оформился и стал ещё глубже и приятнее. Он обволакивал своим звучанием и заставлял унестись ненадолго в совершенно иной мир, в котором не работали привычные законы. Золото в глазах омеги сверкало матовым огнём, когда он принимался петь. Если раньше это раздражало Намджуна, то сейчас он таял и с нетерпением ждал следующего раза, когда Джин порадует его своим пением. В общем и целом Джин стал для Намджуна настоящим сокровищем, с которым он не хотел расставаться, поэтому терпеливо ждал, когда тот сделает все необходимые шаги на пути к нему. Все его проблемы будут решены, все потребности удовлетворены, стоит только попросить. Однако Джин почему-то отдалялся. Он вроде бы делал шаг вперёд и тут же два шага назад. Он пришёл к нему ночью, а на утро испуганно сбежал. Что им двигало в тот момент? Намджун не знал, что думать. Ему казалось, что Джин не попросит у него помощи, когда она действительно понадобится. Выходило, что он был не достаточно хорошим альфой для него? Намджун очень хотел это исправить, но поговорить с Джином не успел.——
Чонгук проснулся рано утром от телефонного звонка. Он посмотрел на время, обиженно сморщился, но тут же подскочил в постели, увидев на экране блокировки имя Джина. — Джин~и, что-то случилось? Ты звонишь так рано... — Гук~и, ты не мог бы забрать меня? Я спущусь, когда ты подъедешь. Чонгук нахмурился. — Конечно, я сейчас же выезжаю, но что случилось? Намджун, он... Он обидел тебя? — Нет, нет! Ничего такого. Просто мне стало слишком тяжело. Пожалуйста, пойми меня. Чонгук, конечно же, понимал. Ему, как омеге, были знакомы эти страхи, а в положении Джина и с учётом его прошлого, справиться со страхами было намного сложнее. Чонгук пообещал в случае чего приютить Джина у себя, потому что всё равно жил один. — Без проблем, я уже собираюсь. Дай мне минут двадцать-тридцать. Это нормально? — Да, — ответил Джин. Когда Чонгук подъехал, Джин уже ждал его, кутаясь в пальто и прохаживаясь туда-сюда по тротуару. Чонгук не мог отделаться от чувства тревоги. Сев в машину, Джин принёс с собой прохладный зимний воздух и свой приятный запах. В нём не было ноток страха или недовольства. Джин был полностью спокоен. Год заканчивался, вот-вот должен был наступить январь, и спонтанное решение Джина казалось Чонгуку странным и тревожным. Что-то происходило, несмотря на спокойный вид Джина, что-то, чего Чонгук пока не мог раскусить. Джин молчал весь путь, и Чонгук не смел торопить его с объяснениями. Когда они расположились на кухне, и Джин сжал в ладонях кружку с какао, посыпанным сверху маршмеллоу, он поднял на Чонгука виноватый взгляд и сперва извинился за то, что помешал его сну и посмел воспользоваться его гостеприимством. Чонгук заверил его, что всё хорошо, тоже поставил перед собой какао, но с корицей и мускатным орехом, и сел, чтобы слушать друга внимательно. Джин очень полюбился ему за то время, что они были знакомы. Чонгук отчего-то чувствовал в нём родную душу. Джин казался приятным собеседником, в нём была и доля загадочности, что несомненно заставляло Чонгука чувствовать неуёмный интерес. Его особенно поражали рассказы Джина о его детстве, о тех необычных красочных вещах, которые он видел в мире. Чонгук не смел подвергать слова Джина сомнениям, он просто поражался тому, какими способностями могли обладать некоторые люди. Намджун обмолвился как-то, что Джин чудесно поёт, Чонгук охотно верил и этому, надеясь однажды услышать его прекрасный голос в деле. Джин был для него новой звёздочкой, что украшала небосвод чонгуковой жизни. Он готов был сделать для него всё что угодно, только бы Джин не чувствовал себя плохо. — Джин~и, случилось что-то плохое? — спросил он осторожно. Омега задержал на нём взгляд и отпил из своей кружки. Джин готовился к своему рассказу, Чонгук видел, как он сомневается в себе. — Что-то просыпается во мне. Это что-то становится всё больше и обширнее, оно пускает сквозь меня свои корни, заполняет меня, обвивает своими ростками мои кости и стремится вырваться наружу. Я больше не могу это сдерживать, хоть я и пытался меняться постепенно. Скорость изменений в моём организме пугает меня. — Тебе неприятно это ощущать? — Нет, Гук~и, наоборот. Иногда я чувствую себя настолько хорошо, что мне становится страшно от собственных реакций и мыслей. Я боюсь самого себя. И Намджун меняется вместе со мной. Он отвечает на моё поведение, он точно так же, как и я, взращивает в себе что-то такое, что тянет меня к нему всё больше и больше. Мы становимся друг другу чем-то большим, чем раньше. — Может это не так и плохо? Джин вздыхает задумчиво. — Да, это скорее хорошо, чем плохо. Я начинаю жить той жизнью, которой должен, но мне страшно. Я зачастую не контролирую себя. Я чувствую, что однажды могу... Могу... Боже! Джин закрывает ладонями лицо и замолкает. Чонгук решает помочь. — Подпустить его к себе слишком близко? — Ближе, чем кого-либо, Гук~и, — отвечает Джин глухо. — Но я не могу себе этого позволить. Я до смерти боюсь снова вернуться в прошлое. Я не знаю, как сказать об этом Намджуну. — Он знает, что ты у меня? Ты не предупреждал его? — Я оставил ему записку.——
Намджун заметил пропажу Джина, когда зашёл утром в его комнату и не обнаружил омегу там. На кухонном острове под пустой чашкой из-под кофе он нашёл листок, в котором Джин извинялся за то, что ему пришлось уехать на время к Чонгуку, просил не держать на него зла и не просить вернуться. Намджун не знал, что ему думать об этом, и решил для начала позвонить Чонгуку и спросить, как там Джин. — Он чувствует себя нормально. Сейчас он отдыхает у меня в гостиной. Позже, я думаю, мы вместе приготовим обед. — Передай ему, что я готов поговорить с ним в любой момент, когда он на это решится. Скажи, что я буду ждать его всегда, что я не откажусь от него, хоть и не знаю всех причин, почему он принял решение взять перерыв. — Я передам ему твои слова. Береги себя. — И вы тоже. Намджун отключился и отложил телефон на столешницу. Что он сделал не так? Он плохо старался? Он старался слишком мало? Слишком много? Чем он так напугал Джина, что он сбежал к Чонгуку? Что он скажет сыну, когда тот тоже обнаружит пропажу? Жизнь становилась сложнее.——
На Рождество Чонгук остался с Джином в своей квартире, отказавшись поехать на Чеджу со своей творческой командой. Состояние Джина становилось сложнее, если это можно было так назвать. Его гормональный фон, по заверениям лечащего врача, вышел на пик, и Джин на глазах Чонгука раскрывался как омега в полную силу. Его запах, ранее казавшийся не самым интенсивным, стал особенно ароматным, он оформился и стал очень гармоничным. Соблазнительная сладость подкреплялась уверенной горчинкой и приятной свежестью. Джин окончательно округлился и налился всеми необходимыми объёмами, его волосы ещё немного отросли, и омега собирал их в небольшой небрежный пучок. Он окончательно подружился со своим телом, не испытывая больше скачков настроения и неожиданных желаний. Однако Джин всё ещё не мог вернуться домой. Туда, где ждал его Намджун. Но Джин скучал по нему. Он всё больше осознавал, насколько он привязался к этому альфе и как сильно он хотел быть с ним рядом. Вынужденное расстояние угнетало его и заставляло мечтать о встрече, но прежние страхи всё ещё никуда не делись. Ему было очень комфортно жить с Чонгуком, к ним часто заглядывал Чимин, и они устраивали ламповые омежьи посиделки с хорошими фильмами, вином и закусками. Однако Джин тосковал всё сильнее, поэтому через Чонгука передал Намджуну просьбу, чтобы он прислал ему кое-что. Чонгук с радостью выполнил поручение, и перед самым Рождеством Джин получил заветную коробку. Он долго не решался открыть её, сидя на полу рядом с рождественской елью, всё думал, насколько правильно он поступает, не делает ли поспешных действий, но с каждой секундой желание открыть коробку росло и кричало в нём. Он истосковался слишком сильно. Чонгук наблюдал за ним с дивана, держа в ладони бокал с вином, и улыбался. Перед его взором вершилась судьба двух людей, которым пришлось пережить в своих жизнях слишком много боли и предательства. Они были достойны лучшей жизни, и Чонгук был рад помочь им обоим. Джин медленно снял с коробки крышку и запустил руки внутрь. Ощутив долгожданную мягкость, он сжал пальцы и поднёс мягкую кашемировую ткань к носу. Волна мурашек пробежала по позвоночнику, когда нос его учуял любимый запах. Кремовый свитер настолько ярко пах Намджуном, что Джин еле сдержал стон удовольствия. Он быстро скинул с себя свой свитшот и надел на себя свитер альфы. Он так соскучился по этому аромату, что на глазах выступили слёзы. Он лёг на бок и сжался в комочек, нежась в родном аромате, воображая, будто Намджун прямо сейчас был рядом с ним. Запаховые подарки были скорее пережитком прошлого, чем действующей традицией, но некоторым омегам это до сих было слишком необходимо, чтобы отказываться. Намджун никогда не был против, он уже дарил Джину свои вещи. Им обоим нравилось это. Интересно, скучал ли Намджун по нему так же сильно, как Джин по нему? Ждал ли он встречи с ним? Как долго он ещё готов был ждать? Насколько Намджун терпелив?——
На утро после Рождества Джин встал вместе с взошедшим солнцем. Он тускло щурился от холодных лучей, и мир не казался ему цветным и красочным. Он всю ночь проспал в обнимку с намджуновым свитером и был с утра слегка влажным, но даже это не волновало его. Он прикоснулся пальцами к своему загривку и оскалился. ...Ночью он открыл глаза среди травяных стеблей, качаемых ветром. Прямо над ним ярко светила огромная луна. Поднявшись на лапы, Джин сразу же рванул вниз к подножию холма, на бегу перепрыгивая кочки и ямы. Он слышал, что ему дышали в спину. Чужое хриплое дыхание становилось всё ближе. Джин петлял среди холмов, спустился к морю и в длинном прыжке перемахнул через играющихся волчат. Он приземлился лапами в мягкий белый песок и снова набрал скорость, пытаясь сбежать. Он поджал хвост, услышав вой позади себя, но не мог бежать быстрее. Он снова взобрался на один из холмов, затем нырнул к подножию и затих в траве в одном из углублений в земле. Он старался дышать как можно тише, чтобы преследователь не нашёл его. Джин не собирался попасться так просто. Его сердце бешено билось, а уши прижимались к голове от страха. Зверь рыскал вокруг его убежища, пытаясь почуять его след, фыркал и подвывал. Он сужал круги, и в какой-то момент Джин сам почуял его запах. Значит, зверь тоже вычислил его местонахождение. Джин рванул в сторону, надеясь сбежать, но был тотчас же придавлен к земле чужими мощными лапами. Он заскулил и оскалился, крутанувшись на спину, и встретился взглядом с горящими глазами зверя. Огромный волк скалился ему в ответ, держал уши высоко на голове и напрягал мощные мышцы в теле, чтобы казаться больше, шерсть на его загривке стояла дыбом. Джин попался. Он сжимался под чужим натиском и уже не имел права убегать. Над ним возвышался он. Его зверь. Отец его волчат. Его бушующий чёрный океан. Самый ласковый и спокойный из всех. Джин заскулил жалобно, прижал уши ещё сильнее к голове и приподнялся на лапах, чтобы лизнуть чёрного волка в морду. Тот тут же прекратил скалиться и отошёл в сторону, чтобы дать волчице подняться. Она была поймана, она снова была в его власти. Их бесконечная игра пока что прекратилась. Настала пора любви и нежности. Волк рыкнул довольно и куснул Джина за загривок, потрепал слегка и зализал укус... Солнце продолжало слепить его, но Джин упрямо смотрел прямо на него. Он чувствовал обиду, потому что во сне он получил желаемое, а в реальности его шея осталась нетронутой. В нём кипело желание получить метку. Его гормоны работали по стандартной схеме, подначивая его к поиску и выбору партнёра для продолжения рода. Запаховый подарок Намджуна только усилил этот инстинктивный призыв. Джин захотел вернуться.——
Чонгук уловил изменения в настроении Джина. Он беспокоился, как бы дела не пошли хуже, чем было до этого. Он боялся, что Джин может принять какое-нибудь спонтанное решение и останется несчастным. Чонгук не хотел такой участи для своего друга. Они с Чимином очень переживали за отношения Джина и Намджуна, но не знали, как помочь. — Джин~и, что ты думаешь делать дальше? — спросил Чонгук, наливая себе и Джину чай. — Я не могу принять решение. Слишком сложно. Джин принял от Чонгука чашку с чаем и отпил. Он выглядел задумчивым. — Я вчера был у Намджуна дома, — сообщил Чонгук. — Хансан очень скучает по тебе и не понимает, почему ты живёшь у меня. — Да, я тоже очень хочу его увидеть, но теперь я думаю, примут ли меня обратно? Не разрушил ли мой добровольный побег всё то, что было построено таким огромным трудом? Гук~и, я боюсь оказаться на пороге квартиры и получить в лоб отказ, боюсь услышать слова о том, что я больше не нужен там и что мне пора уйти насовсем. — Я не думаю, что такое случится. Намджун спрашивал вчера о твоём состоянии и интересовался тем, не нужно ли тебе ещё чего-нибудь. Он думает о тебе, он тоже скучает. — Хорошо, если так. Я рад это слышать. Джин затих и сосредоточился на разглядывании видов за окном. Чонгук жил в красивом месте, но Джина тянуло обратно. Туда, где он нашёл своё место. — Ты хочешь вернуться? — спрашивает Чонгук и внимательно наблюдает за реакцией омеги. — По правде говоря, я готов хоть сейчас поехать туда. Я почти решился сделать это. Но меня всё равно гложет неуверенность. — Если что-то пойдёт не так, ты можешь позвонить мне в любое время, и я заберу тебя к себе, даю слово. Джин благодарно улыбнулся и сжал протянутую Чонгуком ладонь.——
Когда Джин оказался в прихожей, то не услышал ничего, кроме тишины. Хансан, вероятно, был в детском саду, а Намджун работал в своём кабинете. Джин повесил пальто, снял обувь и осторожно шагнул в сторону коридора. Он всё ещё не верил, что Намджун ждёт его, что он примет его обратно и позволит остаться рядом. Ощутив больше уверенности в своём организме, Джин перестал бояться своего тела и понял, что оно находится под его контролем. Стало проще планировать своё будущее, надеяться на что-то конкретное и реагировать на поведение других людей. Однако Джин не знал, что будет, когда он увидит своего альфу. Он осторожно дошёл до двери кабинета и замер перед ней. Джин знал, что может войти без стука, но не решался, боясь холодного приёма. Перед дверью запах Намджуна был особенно сильным и притягательным. Джин очень скучал по его теплоте. Взявшись за ручку, он осторожно приоткрыл дверь и зашёл внутрь. Намджун, как он и думал, сидел за своим столом. Альфа поднял голову от ноутбука и застыл. Джин тоже остановился, не смея сделать ни шагу вперёд. Воцарилась такая тишина, которую можно было резать ножом. Вязкая, топкая, но в ней был и просвет надежды. Они оба ждали этого момента, считая дни, часы и минуты до встречи. Глаза Джина защипало от подступивших слёз, и Намджун, заметив это, тут же подскочил к нему и сжал его в объятиях. Джин разрыдался от облегчения и вцепился пальцами в ткань одежды на спине альфы. Он был так рад, что Намджун не оттолкнул его. — Всё хорошо, Джин~и, всё хорошо, — шепчет Намджун. — Ну чего ты, маленький? Я здесь... — Я д-думал, ты м-меня выгонишь, — плачет Джин у альфы на плече. — Что? Никогда, Джин~и, слышишь? Никогда! Намджун взял лицо Джина в свои ладони и с уверенностью посмотрел в его глаза. — Я всегда на твоей стороне. Даже раньше, когда мы не были вместе, я заботился о тебе, помнишь? Джин кивнул и сморгнул последние слёзы. — Я всегда буду рядом с тобой, что бы ни случилось. Я всегда буду прислушиваться к твоему мнению. Я всегда буду уважать твои решения. Если тебе нужен перерыв — ты можешь его взять, и я буду ждать твоего возвращения столько, сколько потребуется. Если ты не хочешь рассказывать мне о чём-то, то ты вправе молчать, я никогда не заставлю тебя сказать больше, чем ты хочешь. И если ты захочешь всё-таки поделиться со мной, то я всегда тебя выслушаю и поддержу. — Правда? — всхлипывает омега. — Правда. Джин снова кинулся Намджуну на шею, крепко обхватил руками и поцеловал его в щёку. Его мужчина сказал ему такие правильные и важные вещи, которых ему ещё никто и никогда не говорил. И Джин любил его, безумно любил в этот момент. Конечно, он верил, что в мире нашлось бы много альф, которые сказали бы ему то же самое, но ему не нужны были другие. Он всей душой желал только одного альфу — Намджуна. — Я снова дома, — произнёс Джин и закрыл глаза, поддавшись моменту. Теперь он действительно чувствовал себя так. Дома.——
Вернувшись из детского сада, маленький Хансан провисел на Джине весь оставшийся вечер. Он был безумно рад снова видеть омегу и заставил Джина дать обещание больше не пропадать. Оказалось, что на Рождество им троим прислали много подарков. От родителей Намджуна, от друзей, от коллег и партнёров. Их не вскрывали, пока Джин не вернулся домой, и поэтому вечер был наполнен приятными впечатлениями, общением и спокойствием. После разбора подарков Хансан запросился спать, и Джин отнёс его в ванную, чтобы умыть, а потом в его комнату, чтобы уложить и как раньше спеть ему на ночь. Он слышал, как снаружи осторожно подкрался Намджун и замер, приготовившись слушать. Джин был не против. — Про что ты споёшь сегодня? — спрашивает Хансан, устраиваясь под одеялом. — Дай подумать, — Джин поправляет ему подушку. — Наверное про маленьких волчат, что играют среди звёзд, про огромных китов, что бороздят небесные просторы и про бесконечную гладь океана, на которой отдыхают пушистые облака. — Как красиво, — восхищается ребёнок, и Джин улыбается ему. — Да. Засыпай... Джин начинает петь свои песни, погружаясь в волшебство своих снов. Он пел про звёзды, и они горели у него в глазах. Его голос тёк как сказочные реки, переливался и завораживал красотой и глубиной. Омега заметил, как Намджун зашёл в комнату и встал позади него. Он положил ладони Джину на плечи, и омега улыбнулся, продолжив петь. Когда Хансан заснул, Джин поцеловал его в макушку и обернулся к Намджуну. В глазах альфы светилось восхищение, заменившее когда-то горящие в них отвращение и отторжение. Реальность Джина продолжала меняться в лучшую сторону, даря ему ощущение собственной важности, спокойствия и умиротворения.——
Оказавшись в своей комнате наедине с собой, Джин сел на край кровати и задумался. Он больше не испытывал рядом с Намджуном страха, он больше не чувствовал, что не знает, что делать со своими чувствами. Вместе с восстановившимся организмом он получил ясность мыслей и верно считывал сквозившее во взглядах альфы восхищение. Конечно же Намджун хотел его, и Джин уже не считал это чем-то порочным или неприятным. Даже несмотря на своё прошлое, он принял тот факт, что близость между людьми, которые любят друг друга, — это нормально. Это необходимая часть общения и огромная возможность выразить свои чувства. Однако Джин понимал, что ему будет непросто, и, прежде чем отдать Намджуну власть над своим телом, он должен был раскрыть перед ним все свои карты. Он чувствовал, что был готов к серьёзному разговору, несмотря на всю свою многолетнюю боль.——
С возвращением Джина домой все страхи и мысли Намджуна по поводу того, кем омега являлся на самом деле, покинули его. Райский цветок оформился и полностью распустился, превратившись в самое прекрасное существо, что Намджун когда-либо встречал. Ему стало совершенно всё равно на то, что Джин не был девушкой. Намджун решил стараться ради него и сделать всё в самом лучшем виде, когда Джин решит довериться ему. Намджун теперь вдыхал его запах и не мог надышаться. Боги, как он мог ненавидеть его когда-то? Это же самый прекрасный аромат на планете! Альфа готов был наслаждаться этой горькой сладостью хоть целую вечность, осторожно надкусывать сочный сладостный плод, заставляя свои обонятельные и вкусовые рецепторы трепетать и работать на износ, чтобы не упустить ни единой молекулы, обилием которых Джин щедро одаривал его. Омегу хотелось съесть целиком, хотелось влажно облизать его всего от макушки до пальцев ног, искусать и сделать, наконец, своим. Чтобы никто не посмел посягнуть. Чтобы Джин знал, кому он принадлежит, и чтобы не забывал, кто ему служит. У Намджуна чесались клыки при мысли о том моменте, когда он пометит Джина не только своим запахом, но и заветным шрамом на холке, и когда тот окончательно примет его как своего альфу. Конечно, Джин не подпустит его так сразу. Между ними всё ещё оставались недомолвки и секреты. Однако у Намджуна с каждым мгновением становилось всё больше шансов на взаимную близость, на то, что Джин станет принадлежать ему. Он даже сквозь одежду видел, каким аппетитным и лакомым он стал. Таким же, каким Намджун видел его однажды в своём сне. Все эти желания не означали, что Намджун думал о Джине только в таком ключе. Его всегда волновала его личность, и он уже какое-то время шерстил свои связи и выбирал подходящее агенство, куда мог предложить Джину податься. Мир был достоин того, чтобы услышать его прекрасный голос. Так у Джина бы появилось занятие, которое подходило бы ему по духу и приносило бы ему ощущение нужности, занятости и расширило бы его взгляды. Намджуна печалил тот факт, что его омега был большую часть своей жизни ограничен только своей матерью, её претензиями и хамским отношением. Джин должен увидеть мир в другом свете, и Намджун сделает всё, чтобы у него это получилось. Вернувшись из детской в свою комнату, Намджун задумался о том, что ему было одиноко спать одному. До этого дня он не слишком задумывался на этот счёт. Да, провести ночь с Джином было приятно, но он не испытывал в этом потребности. Но сейчас он буквально не хотел засыпать без него. Без его тепла и запаха. Ему нужно было, чтобы омега был рядом, под его защитой. Он должен был быть уверен в том, что с Джином всё хорошо, и он ни в чём не нуждается. Мучаясь этими мыслями, Намджун мерил шагами свою спальню, не спешил ложиться спать и судорожно пытался придумать, что с этим делать. Джин в это время прошмыгнул в его комнату, держа в руках свою подушку, когда Намджун совсем извёлся и стоял у окна, бесцельно рассматривая город за окном. Он повернулся на звук, и омега замер у двери. — Я подумал... — начал Джин и замолк, теребя подушку и переступая на месте. — Я не против, если ты побудешь со мной. Намджун отошёл от окна, сел на край кровати и поманил Джина к себе. — Проходи. Джин расположился на постели рядом с ним, но прижал подушку к животу, обхватив её руками, словно ища защиты. Он волновался и не знал, с чего ему начать. Ведь если он вернулся обратно к Намджуну, то он просто обязан был прекратить недомолвки между ними. Намджун как никто другой заслуживал его откровенности. — Помнишь тот вечер у моря, когда меня охватил ужас только при одной мысли о том, что ты мог прикоснуться ко мне особым образом? — опасливо спросил Джин. — Конечно, ты сказал мне тогда, что это последствия событий, связанных с каким-то другим альфой из твоего прошлого. Джин собрался с силами и начал говорить, стараясь держать свой голос ровным. — Верно. Мне было очень холодно в тот день, и я безумно хотел домой, но моя мать не открывала мне дверь, сколько бы я ни умолял её впустить меня. От отчаяния и обиды я согласился на приглашение совершенно незнакомого мне человека. Он оказался альфой. К моему несчастью. После всего, что он сделал со мной в своей квартире, он отпустил меня, подарив на прощание мерзкую довольную улыбку, но я всё равно чувствовал себя мёртвым, разложившимся изнутри. Однако на деле во мне поселилась вовсе не смерть. Джин сделал паузу, перед тем как продолжить. Он не справлялся, и губы его подрагивали от эмоций. Ему предстояло рассказать о самом болезненном. — Я был тогда совершенно дезориентированным, я практически ничего не знал о том, к чему это могло привести. Точнее в теории — да, но я не верил, что это могло случиться со мной. Мой живот рос, и в какой-то момент я уже не мог скрывать его от матери. Я только закончил школу и не был совершеннолетним. Я не был готов к такого рода вещам. Когда мать узнала, она кричала на меня весь оставшийся день, а на следующий потащила к врачу. Конечно, уже ничего нельзя было повернуть вспять. Мне пришлось только ждать, когда внутри меня полностью разовьётся новая жизнь, и днями напролёт думать о том, что это будет для меня значить, — Джин утёр выступившие в уголках глаз слёзы. — Мне не удалось узнать, что такое иметь собственного ребёнка. Я прошёл весь путь, но по итогу то, что началось с омертвелости ею и закончилось. Мать винила в этом меня. Я до сих пор не знаю, как к себе относиться. Я не знаю, мог ли я вообще повлиять на этот исход. Именно это — тот самый главный секрет, который всё это время был между нами, Намджун~и, и именно это — причина, по которой я так вцепился в твоего ребёнка. Моему малышу было бы примерно столько же, сколько и Сан~и сейчас. Может быть это свело меня с ума, и я как-то повлиял на поведение Хансана, я не знаю! Я просто хотел... Джин остановился и вытер подолом футболки глаза, потому что они туманили ему зрение своими потоками. — Возможно, я хотел оказаться хоть раз в жизни кому-то нужным. Кто знает, может быть у меня это до сих пор не получилось, но я не могу изменить прошлое, Джун~и, — Джин плакал в голос. — Прости меня, если я доставил тебе проблемы. Я так сожалею, ты не представляешь... Мне нет места в твоей жизни, я знаю. Умоляю, прости меня. Джун~и, прости. Я... Я так виноват... Джин снова стёр слёзы и только после этого осмелился посмотреть на Намджуна, который до того молча и тихо слушал его рассказ. Омега замер, когда столкнулся с ним взглядом. На лице альфы застыл такой дикий ужас, что Джину самому стало страшно. Он прижал ладони ко рту и носу и в голос завыл, заливая свои пальцы слезами. Намджун не двигался и не моргал, но в какое-то мгновение его взгляд вдруг приобрёл ясность и в нём снова появилась жизнь, но то была лишь огненная первобытная ярость. Казалось, что альфа мог прямо сейчас обратиться в вихрь бушующего пламени. Оскалившись, Намджун гневно зарычал, подорвался с места и начал рвать и крушить всё, что попадалось ему под руки. Дико воя, Джин соскочил с кровати и забился в угол спальни, больно ударившись о стены спиной. Он плакал и кричал, умоляя Намджуна остановиться, но тот не слышал его, неистово обрушивая своё бешенство и досаду на невинные предметы. Голос Джина охрип от мольбы, и он надеялся только, что в детской не проснётся Хансан и не прибежит на крики и рёв, потому что Джин не мог выйти из своего угла и добраться до двери, чтобы не пустить ребёнка внутрь. Он не мог сдвинуться с места, намертво примороженный бушующим Намджуном. Альфа остановился только тогда, когда схватил руками подушку, которую Джин в панике оставил на кровати. Намджун замер посреди созданного им хаоса, подумал пару секунд и прижал подушку к носу, вдыхая запах. Джин всё ещё плакал и подвывал в углу, боясь скорее за альфу, чем за себя, но не решался встать и подойти. Намджун прикрыл глаза, дыша родным запахом. Его извергающийся яростью вулкан внезапно превратился в спокойную гладь океана, шум которого наполнил его голову, заставляя злобу и обиду навсегда залечь на дно. Его омега был истерзан и изранен, но Намджун не представлял, что настолько. Джин пережил ужасные вещи, а он смел обвинять его когда-то во всех своих проблемах. Намджун чувствовал себя последней сволочью, не достойной и того, чтобы валяться у Джина в ногах и вымаливать прощения. И после всего Джин извинялся. И перед кем? Перед Намджуном. За что?! Джин никогда и ни в чём не был виноват перед ним. Это было абсурдом, причиняющим боль. Джин всё ещё плакал, но поднялся с пола на дрожащих ногах и подошел к сидящему на кровати Намджуну. Альфа поднял на него остывшие безжизненные глаза. — Прости меня, — одними губами произнёс Джин. Намджун с рыком резко подался вперёд, обхватил омегу руками и крепко, чуть ли не до хруста костей прижал к себе. — Никогда, слышишь?! — шёпотом прорычал он. — Никогда не извиняйся передо мной! Ты ни в чём не виноват и никогда не был. Услышав эти слова, Джин уронил голову Намджуну на плечо и снова заплакал, но уже от облегчения.——
Хансан действительно проснулся в ту ночь, но не успел застать основных событий. Снова уложив и успокоив его, Джин утянул Намджуна в свою комнату, и они спали там вместе до тех пор, пока в спальне альфы не заменили разрушенную мебель и вещи. Они начали сближаться постепенно, вспоминая отношения до того, как Джин взял перерыв, и учились совершенно новым приёмам и методам взаимодействия. Ближе к весне, когда солнце уже неслабо припекало землю, а почки на плодовых деревьях начали набухать, Джин понял, что между ним и Намджуном осталась очень важная и неизведанная территория, которую нельзя было оставить без внимания. Приближающееся тепло и общий гормональный подъём заставляли Джина флиртовать с альфой и подначивать его на особого рода действия. Это происходило между ними сознательно и без, и Джину всё сложнее было оставаться с Намджуном наедине. Однако это был уже не тот страх, что под Рождество выгнал его из дома, нет, Джин чувствовал скорее особенное предчувствие того, что должно было так или иначе произойти. Это ощущение было куда приятнее, чем прошлые страхи. Всё решилось в одну из ночей, когда запах цветущих плодовых деревьев подначил Джина слишком откровенно спровоцировать альфу на близость. Они лежали вместе перед сном, и омега пальчиком чертил на его обнажённой груди только одному ему понятные узоры. Джин сам не заметил как спустился ниже по горячей коже живота, но замер на середине пути. — Хочешь откровенно? — тут же спросил Намджун. Джин кивнул, приготовившись слушать, и альфа порывисто вдохнул. — Я могу хоть вечность строить из себя благородство и непоколебимость, но я больше не хочу обманывать ни тебя, ни себя. Мы оба взрослые люди, и когда мы оказываемся наедине, мне не хочется думать ни о чём другом, кроме того, чтобы подмять тебя под себя, чтобы придавить тебя своим телом, чтобы ты уже не мог от меня убежать, чтобы ты чувствовал над собой мою власть и покровительство. Я хочу, чтобы ты краснел и тёк только от одной мысли о том, что мы есть друг у друга. От каждого предположения о таком исходе, от каждого взгляда на тебя у меня во рту собирается слюна, и мне хочется оскалиться, как дикому зверю во время гона, и голодно зарычать. Ты понимаешь меня? Джин снова кивнул, медленно и заворожённо. — Я хочу тебя неистово, до дрожи во всём своём теле. Ты самый лакомый кусочек для меня, самый желанный и самый пленительный. Джин, ты восхитительный, ты невероятный, ты роскошный. Сколько ещё можно подобрать слов? Но ни одно из них не опишет того, насколько ты — для меня. Если бы ты знал, как сильно я готов проклясть каждую секунду своей жизни, когда я противился тебе. И я буду благодарить все будущие секунды, минуты, часы, месяцы и годы, что мы проведём вместе. Если ты согласишься разделить со мной жизнь. Джин понял, что Намджун предлагал ему, но решил отложить своё решение на потом, когда он сможет мыслить ясно, когда останется наедине с собой и всё хорошенько обдумает. Сейчас же его занимала совершенно другая сторона их разговора, та часть взрослой жизни, куда он запрещал себе заглядывать, куда ему до ужаса страшно было погружаться вновь. Теперь же каждое слово отзывалось в его повзрослевшем теле яркими всплесками дрожи и жара. Джин горел изнутри и чувствовал, что этому огню необходимо было дать выход, иначе он не сможет с этим справиться. Намджун говорил ему до жути смущающие вещи и вместе с тем очень нужные. Джин впитывал их, как сухая земля напитывается долгожданной влагой после длинного засушливого лета. Решив для начала создать между ними двумя небольшую дистанцию, Джин встал с кровати и отошёл к стене, оперевшись на неё, чтобы создать видимость контроля. Он слегка приподнял голову и глянул на Намджуна из-под полуприкрытых век. Ресницы его бросили тень на его алеющие щёки, а сочные губы приоткрылись, чтобы произнести желанный для них обоих вопрос. — Ты, — начал он и облизнулся. — Хочешь меня?.. — Ты даже не представляешь, как сильно, — глухо ответил Намджун, поймав цепким взглядом вёрткий розовый язычок, что скользнул меж губ омеги. Джин с чуть слышным стоном выдохнул и полностью привалился спиной к стене. Он коснулся её затылком и посмотрел на Намджуна ещё более туманным взглядом. — Хочу, чтобы ты показал мне, как ты меня хочешь, — прошептал он. Намджун, поняв, что омега еле держится на ногах, подскочил к нему и прижал его к себе, предусмотрительно подхватив рукой за талию. Джин охнул и закусил нижнюю губу. Они несколько секунд смотрели друг другу в глаза, считывая понятные только им двоим сигналы. Намджун пока что не видел в Джине ни капли страха, одно только неуёмное желание. Джин тоже хотел его. Это было победой, истинным триумфом над его травмами, над его прошлыми страданиями и одиночеством. В глазах Джина был только голод, многолетний, жадный и требовательный. Омега тяжело дышал, его ласковые, но нетерпеливые пальцы проползли вверх по груди Намджуна, по его плечам, по задней стороне его шеи и затерялись в его волосах. Джин потянул его к себе, и альфа с рычанием метнулся к его шее, слизнул с кожи горько-сладкие нотки сгустившихся феромонов, присосался губами под челюстью и выбил из горла омеги первые настоящие стоны наслаждения. Джин звучал возбуждающе и призывно, он с силой прижимал голову альфы к себе, чтобы тот не смел отрываться, чтобы ласкал его дальше. Желание обоих нарастало всё быстрее. Намджун провёл ладонями вниз по пояснице Джина, осторожно подцепил край его футболки и скользнул под резинку его домашних шорт, под которыми не оказалось белья. Омега простонал на этот жест ещё слаще, и Намджун сжал пальцами его упругие ягодицы, заставляя Джина дёрнуться и податься ближе. — Тебе нравится так? — спросил Намджун, и омега смущённо закивал где-то у его плеча. Огладив его ещё раз под тканью шорт, Намджун поднял Джина на руки и отнёс в постель, опустив его с осторожностью на простыни. Омега под ним был таким желанным, щёки его алели румянцем, а глаза горели от совершенно новых эмоций. — Я могу поцеловать тебя? Джин кивнул. — По-настоящему, Джин~и. Джин сглотнул, но затем снова кивнул, чуть увереннее. — Да, — прошептал он. — Хорошо, но ты можешь оттолкнуть меня, если тебе не понравится. Сказав это, Намджун медленно приблизился к лицу Джина, чтобы тот видел всё, что он делал, и смог бы среагировать так, как посчитал бы нужным. Альфа коснулся на пробу его губ своими и, не получив сопротивления, коснулся снова, теперь уже слегка лизнув Джина языком. Губы омеги были очень мягкими и нежными, их хотелось целовать бесконечно. Джин приоткрыл рот и опасливо пропустил Намджуна внутрь, позволив ему поцеловать себя ещё глубже и более чувственно. Пока омега наслаждался поцелуями, Намджун постепенно раздел его, чтобы ласкать желанное тело стало ещё проще. Он спустился поцелуями на его шею, прикасаясь осторожно и ласково. Огладив ладонями его бока, Намджун по очереди коснулся губами омежьих сосков. Он ласкал их языком, посасывал и покусывал, наблюдая за тем, как реагировало на это тело его омеги. — Намджун~а... — Что такое? — Намджун поднял взгляд на Джина и заметил, как сильно тот краснел и облизывал губы. — Я чувствую себя странно... Намджун продолжил касаться его, и Джин застонал, сжимая его бока своими сильными бёдрами. Альфа оторвался от его правого соска и легонько сжал его между двумя пальцами. Он приподнялся над омегой и оглядел его соблазнительно изогнувшееся тело. — Странно? И только? Джин с любопытством посмотрел на него и вопросительно нахмурил брови. Намджун улыбнулся ему и нежно провёл ладонью между его ног, собрав вязкую смазку и мазнув ею по его напряжённому члену и горячей коже нижней части живота. Его мальчик был прекрасен на ощупь, а с выделившейся от возбуждения смазкой его запах стал настолько приятным, что альфе становилось всё сложнее сохранять ясность мыслей. Однако Намджуну было важно, чтобы именно Джин получил сегодня удовольствие, чтобы именно он смог позволить себе расслабиться и привыкнуть к прикосновениям своего альфы. Намджун готов был продвигаться по миллиметру, сближаясь с Джином, только чтобы омега начал по-настоящему доверять ему. Однажды они дойдут до конца, когда Джин будет готов, а пока им важно было наладить друг с другом контакт. — Прикоснись ко мне тоже, если хочешь, — предложил Намджун, наклонился к Джину ближе и поцеловал его в щёку, нежно придержав его голову ладонью. — Х-хочу, — голос Джина оборвался, когда он протянул руку и коснулся пальцами шеи Намджуна, а затем опустил на его кожу всю свою ладонь. Его пальцы слегка дрожали, но Джин смело провёл ладонью по груди альфы, огладив его рельефные мышцы, прочертил путь по его животу и замер на участке ниже пупка. Он сглотнул, когда Намджун переступил коленями чуть выше, чтобы Джин мог безпрепятственно дотянуться до него. Решившись, Джин коснулся указательным пальцем головки, смазав первую крупную каплю выделившейся смазки. Намджун вздохнул где-то у его уха, и Джин обхватил его член ладонью, слегка сжал и провёл вниз, сдвинув нежную кожу, а потом обратно. Омеге понравилась его тяжесть и вид в его ладони, и он хотел бы попробовать его на вкус, но пока что было слишком страшно, поэтому он просто продолжил изучающе прикасаться. Намджун поцеловал его в шею и куснул за ушко в благодарность за ласку. — У тебя очень нежные руки, Джин~и. Как ты хочешь, чтобы я называл тебя, когда мы вместе? Джин не знал, что ответить. За всю свою жизнь его называли по-разному, но обычно это были очень обидные и мерзкие прозвища. "Сладкий..." Резкое воспоминание, как острый кинжал, кольнуло под сердцем. Джин на мгновение закрыл глаза и прижался к Намджуну щекой, чтобы выгнать из головы тот отвратительно вкрадчивый голос из прошлого. Он тряхнул головой и ненамеренно сжал пальцы крепче, на что Намджун охнул, а Джин тут же очнулся от неприятных мыслей. — А как ты хочешь меня называть? — Джин решил переложить бремя принятия такого решения на Намджуна. — Ну, например, как ты смотришь на Детка? Хотя это слишком заезженно, знаю, и слегка пошловато. Котёнок? Зайчик? Бусинка? Вафелька? Или, скажем, Звёздочка? Джин смотрел на него, никак не реагируя, словно перебирал у себя внутри эти милые прозвища. Намджун усмехнулся. — Ты знаешь, как выглядишь прямо сейчас? Джин замотал головой. — Как? — Твои глаза сверкают, как ночной небосвод, будто осколки звёздной пыли поселились в твоём взгляде и топят меня в своей туманной бесконечности. И чем приятнее тебе становится, тем больше их загорается. Это удивительно, Джин~и. Моя Звёздочка. Самая красивая, самая горячая и яркая среди всех остальных. Намджун наклонился и поцеловал Джина, тот сразу же обнял его руками за шею и позволил альфе лечь на него. Намджун был тяжёлым, но Джину было приятно находиться под ним. Он не чувствовал себя скованным, а только защищённым и любимым. Тела их обоих были горячими и влажными, что давало им ощущение целостности и общности. Широко лизнув Джина от ямочки между ключиц до линии челюсти, Намджун поднялся, собрал руками его длинные ноги и приложил к своему правому плечу, нежно придерживая за округлые бёдра. — Намджун? — прошептал Джин. — Если ты почувствуешь себя некомфортно или слишком странно, то сообщи мне об этом, хорошо? Джин согласно кивнул и приготовился наблюдать за тем, что альфа собирался сделать в таком интересном положении. Намджун осторожно прикоснулся пальцами между его ягодиц, с нежностью погладил мгновенно сжавшуюся дырочку и оставил лёгкий поцелуй на лодыжке омеги. — Всё хорошо, не бойся, мы не пойдём сегодня до конца, я контролирую себя и не причиню тебе вред. Я просто поглажу снаружи, чтобы ты привык и расслабился. Что ты чувствуешь? Тебе нравится, когда я делаю так? — Намджун снова погладил его и скользнул влажными от смазки пальцами меж его бёдер. — Да, мне нравится. Лицо Джина ещё больше залилось краской, а Намджун довольно улыбнулся. — Ответь мне, что ты чувствуешь? — Мне кажется, что я горю. — Где? — Там, — шепнул Джин. — Там, где ты трогаешь меня. А ещё мне кажется, что у меня немеет кожа, словно по ней бегают колкие раскалённые огоньки. Я-я не знаю, как ещё это описать... — Всё хорошо, — поощряет Намджун. — Ты умница. Смазав смазкой внутреннюю сторону его бёдер, Намджун толкнулся между ними. — Джун~а! — Джин вскрикнул от неожиданности и застонал, когда альфа проехался своим членом по его. Намджун сделал несколько пробных движений и остановился, чтобы выяснить, всё ли хорошо. Джин с придыханием дышал, закрыв глаза и сжав пальцами простынь под собой. — Джин~и, всё нормально? Я могу продолжить? — Да, — омега открыл глаза и затуманенно моргнул веками. — Пожалуйста... Ему было приятно видеть Намджуна возвыщающимся над ним, ощущения внизу живота только подпаляли его желание продолжать. Джин чувствовал, как мышцы на его ногах мелко подрагивали. Намджун наверняка тоже заметил это. Джин надеялся, что альфе тоже нравилось находиться с ним здесь и сейчас, что он не испытывал по отношению к омеге разочарования или неприязни к его боязливости и неопытности. — Ты просишь меня? — Намджун улыбнулся. — Для тебя всё, что угодно, моя Звёздочка. Начав снова толкаться меж бёдер омеги, он ускорился и низко застонал от удовольствия, когда Джин жалобно заскулил под ним. Бёдра Намджуна влажно шлёпали о ягодицы Джина, а смазка меж ног омеги неприлично громко хлюпала. Ноги Джина дрожали всё сильнее, пока их члены скользили друг о друга, и Намджун начал отрывисто порыкивать с каждым толчком, поощряя омегу на новые сладкие стоны. Намджун упивался своей властью, а Джин подчинением, волю которым они давали только находясь наедине друг с другом. Это было горячо, и конец, казалось, был совсем близко. Намджун зарычал громче и оскалился, готовясь кончить, но Джин пискнул под ним, извернулся, стремясь обратить на себя внимание, и вскрикнул: — Стой! Джун~а, остановись, п-пожалуйста, я прошу тебя! Постой... На долю секунды Джин потерял надежду на то, что Намджун внемлет его просьбе. Он скалил крупные клыки, взгляд его полнился жарким желанием получить оргазм. Он был больше похож на зверя в этом момент, чем на человека, и Джин боялся, что его альфа превратился в такую же следующую только за своими желаниями алчную тварь, что когда-то посмела прикоснуться к нему против его воли. Джин приготовился вырываться. Он чувствовал небывалой силы удовольствие, но оно было настолько сильным, что омега боялся сойти с ума. Он паниковал, но... — Джин~и. ...Намджун мгновенно остановился, как только Джин попросил его об этом. Омега внимательно взглянул на него, пытаясь при этом отдышаться от частых стонов. Альфа всё ещё выглядел слегка жадно, но на Джина смотрел не алчущий зверь, а Намджун. Его Намджун. — Слишком сильно? Джин кивнул и отвёл взгляд. Намджун осторожно опустил его ноги, поддерживая под коленями, позволив Джину согнуть и развести их в стороны. — Прости меня, — Джин всхлипнул. — Я никогда раньше не испытывал ничего подобного. Я испугался. — Тебе не за что извиняться, Джин~и, всё хорошо. Намджун наклонился и покрыл нежными поцелуями всё его лицо и плечи. — Давай сделаем это вместе? — альфа взял омегу за руку и потянул на себя. Джин осторожно сжал пальцы на их членах и, направляемый рукой Намджуна, начал ритмично двигать вверх и вниз. Ощущения были интересными и вместе с тем ни на что не похожими. Сделав несколько движений, Джин подобрал скорость и силу нажима под себя, постепенно изучая собственную чувствительность и особо приятные для прикосновения пальцев места. Он глянул на альфу, чтобы проверить, как тот себя чувствовал, и Намджун ободряюще улыбнулся ему. — Всё хорошо, делай так, как нравится тебе. Они кончили практически одновременно. Намджун почувствовал облегчение от того, что Джин кончил первым. Изливаясь, он стонал и всхлипывал от испытываемых ощущений, но при этом взгляд его, задержавшийся на собственном члене, выражал лёгкий шок. Его сперма была густой и почти непрозрачной, выплёскивалась сильными толчками и обильно попадала на кожу. Глаза Джина ещё больше расширились, когда к его собственной прибавилась сперма Намджуна. Омега потрясённо поднёс испачканную руку к своему лицу и принюхался. Он отчётливо различал в этой белёсой смеси собственный приторный аромат и другой, более сильный и давящий, — Намджуна. — Джин~и, — позвал Намджун. Омега не отреагировал. Вместо этого он высунул язык и лизнул свои пальцы. Ощутив горьковато-сладкий вкус, Джин задумался, зачем он вообще сделал это. Вытерев руку о простынь, он опустил голову и поджал губы. Вряд ли Намджун что-либо почувствовал с ним. Джин прервал его прямо перед оргазмом из-за своей боязни собственного. Он наверняка был самым неловким и неумелым омегой на всём свете. Джину не хотелось смотреть Намджуну в глаза после того, что между ними произошло. Он не видел, с какой нежностью и теплотой Намджун наблюдал за ним в этот момент, с какой любовью альфа думал о нём. Впервые Намджун осмелился назвать их отношения этим невероятно сложным и смелым словом. Протянув руку, он приподнял голову Джина за подбородок и поцеловал в лоб, задержавшись на нём губами на пару секунд. — Джин~и, Звёздочка, о чём ты задумался, маленький, м? — улыбнулся Намджун. — Даже не смей думать о себе плохо. Мне было хорошо с тобой, — Джин смотрел на него немигающим взглядом. — Как ты себя чувствуешь? Тебе было приятно? — Мне понравилось, — ответил омега, потянувшись к Намджуну руками. — Но я очень устал. Они расположились на постели обнявшись, и вскоре омега заснул, отключившись от усталости и эмоционального истощения. Осторожно выбравшись из постели, чтобы не потревожить его, Намджун сходил за полотенцем, смоченным в тёплой воде, и обтёр Джина от их общих следов. После этого он присел на кровать рядом с омегой и пригладил выбившиеся из пучка пряди его мягких волос. Он нежно улыбнулся и удовлетворённо вздохнул, подумав, что никогда и никого не сможет полюбить так, как этого омегу, что так внезапно и бесповоротно изменил всю его жизнь.