Когда гаснет солнце...

Почему бы и нет? Реддл не нашел ответа на этот вопрос, поэтому молча призвал второй граненый стакан, наполняя его, и протянул Игорю. Тот молча забрал протянутый напиток, но пить сразу не стал, грея его в ладонях. Некоторое время они сидели в тишине, глядя на танец пламени в камине. Том впервые за прошедшие пять лет чувствовал умиротворение. Отошло одиночество, отсеялись тревога и страх, наконец-то он был спокоен. Это чувство было слишком необычным, таким незнакомым… Реддл не мог понять, почему оно появлялась стоило этому магу появиться в поле его зрения. Что же такого необычного в нем? — Том Марволо, — Реддл перевел на Игоря удивленный взгляд, но тот его проигнорировал, неотрывно смотря на огонь, — я могу задать личный вопрос? Министру стоило бы напрячься, стоило бы не согласиться или перевести тему, но то ли искренность ночи оказала влияние, то ли выпитый алкоголь… Он кивнул. — Почему вы одиноки? Не спрашивайте почему я так уверен — по вашим глазам видно. Пару минут Том молчал, разглядывая неожиданного гостя. Его мужественность, скользящая в движениях, жесткость живущая в манере держаться, его речь и внешность. Игорь был прекрасен и, будь Реддл трезвым, он бы не признался в этом даже самому себе, но сейчас… — Я не совсем одинок, Игорь, — Реддл взглянул в лицо Исаева, ожидая реакции на формальность. Ее не последовало и он продолжил, — Я состою в браке. Исаев резко повернул голову и, судя по наклону головы к плечу, потребовал объяснений, хотя возможно, он просто выразил удивление. Том слишком плохо знал его, чтобы говорить наверняка. — Видите ли, — Реддл поднял руку, демонстрируя кольцо, которое давно уже не скрывал, порождая титаническое количество сплетен, — я… очень сильно ошибся и теперь плачу за свою оплошность. Эта ошибка… оставила слишком глубокие раны нам обоим. Я уже и не знаю, достоин ли любви такого человека… и любит ли он… Но, хах — вдруг ушедший в себя Том вскинулся, — с вами очень легко говорить, Игорь. Так, гляди, я вам все свои тайны разболтаю. — Том… Марволо, — зазвучавший голос, так непохожий на жесткий и властный голос Исаева, вызвал тонкую дрожь в теле министра, — вам необходимо выговорится. Я могу принести вам клятву. Подумайте, такая возможность может больше не представиться. — Вы правы, — Том сделал глубокий глоток. «Почему бы и нет?» Слишком частый вопрос в последнее время… — Хорошо, — Реддл налил себе еще, глядя на практически пустую бутылку, — Я… обещал ему, что дождусь его… что не буду мешать его жизни, но… я не выдерживаю… Так невыносимо не знать, где он, что с ним… Я так скучаю, так… больно… наш дом был всегда нашим… убежищем… ото всех… а теперь… мне так плохо возвращаться сюда, с каждым днем понимать, что его нет… ведь он может не вернуться… никогда… Слова Тома становились все тише, к концу переходя на еле слышный шепот. Его глаза наполнялись той болью, что все эти годы он заталкивал глубоко внутрь своего сердца, где она копилась и нарастала, грозя вскоре захлестнуть его, унося за далекую ранее грань безумия. — Я не могу жить без него, но и не могу приехать к нему… — И неужели вы ничего не делали, чтобы хотя бы попробовать связаться с ним? — Игорь аккуратно дотронулся до руки Реддла, выводя его из той тьмы, куда он окунулся, заглянув в свое сердце. — Делал, — Том не поднимал глаза, глядя на обручальное кольцо, — я писал ему… столько писем, чтобы он просто ответил… что угодно! — А он? — будучи в собственных эмоциях, министр не заметил, как напряглась рука собеседника, сжимающая его ладонь. — Совы не находят его! Ни одна из них! — в ярости, граничащей с отчаяньем вскрикнул Реддл. — Но он жив? — Да… иначе кольцо бы почернело, — Том мгновенно успокоился, продолжая рассматривать его, — но мне так страшно, что оно могло ошибиться… что однажды я проснусь и увижу… — Но сейчас оно золотое, Том Марволо. Значит с вашим супругом все хорошо, — Игорь успокаивающим жестом провел по ладони Реддла. — Спасибо за попытку, Игорь. Мне хотелось бы побыть одному, пока я не сорвался на вас, — «пока не сказал вам…» — Хорошо, — Исаев поднялся, незаметным жестом забирая у министра бутылку, и, не прощаясь, вышел из комнаты. Том сжал ладонями голову. — Я люблю тебя… С тобой хотел прожить всю жизнь… сейчас я потерял тебя… не знаю ли верну… Слова сами срывались с сухих губ, наполняя разбитым отчаяньем воздух. Реддл сжал кулаки, до боли цепляясь за собственные волосы. Он хотел бы кричать, если бы уже сотни раз не срывал так голос. Хотел бы крушить все вокруг, если бы не разрушил несколько комнат. Хотел бы спуститься в подвал, где уже несколько лет в цепях весел полуживой старик, изгадивший его жизнь своими интригами, но… Он пробовал все возможные варианты и каждый раз, убеждался в том, что ту дыру в его душе не заполнить ничем. Знакомая до зубовного скрежета боль полоснула запястье, заставив Тома, прижать руку к животу в надежде унять ее. С губ сорвалось шипение. Но он наконец пришел в себя. Приступ отступил, помогая Реддл-Мраксу мыслить более-менее связно. Он знал, чем могло закончиться такое состояние. Стоило отвлечься, в который раз отгоняя боль, заглушая ее крики. Том знал, что она не уйдет далеко, что в следующий раз будет еще больнее, еще сложнее… Но он заставил себя встать и, на качающихся ногах, направился к столу. Работа давно перестала помогать ему, как и перестала приносить удовольствие, но позволяла, если не забыться, то хоть на время забить мысли. Реддл дрожавшими руками перебирал накопившиеся за день письма. Практически не вчитываясь в заголовки и подписи он отбрасывал их в разные стороны, но вдруг его руки застыли. Истеричная дрожь прошла мгновенно, алкоголь мгновенно же выветрился из организма, а с уст британского министра магии сорвался крик. На столе лежал маленький букет аквилегий, листья которых были усыпаны снежинками. — Мерлин…