Блик

Как же голова раскалывается. Трещит по швам. Совсем не хочется просыпаться. Но надо, Рин, надо. Пробуждение не из самых приятных. Все тело отчего-то ломит, а мутное сознание никак не хочет проясниться. Девушка издала какой-то звук, похожий на недовольный стон, и попыталась повернуться. Вот только некуда поворачиваться. Что за кровать такая... — Какого черта?! — взвыла соня, с трудом открыв глаза и осознав, что она лежит вовсе не на кровати, а на Дазае. Она попыталась встать, но жалобные вопли парня заставили ее притормозить. — А-ай-ай, потихоньку, не дёргайся так, у меня все тело затекло, — зевнув, прохрипел Осаму с полузакрытыми глазами. — Что.. как я вообще... — только начиная понимать, где она находиться и с кем, Рин неудачно повернулась и с грохотом свалилась на пол. — Ушиблась? — суицидник медленно перешёл в сидячее положение, разминая руки и плечи. Он вёл себя совершенно спокойно, в то время как лохматая девушка хлопала глазами, которые выражали полное отчаяние и смятение. Вся ее одежда была сильно смята, впрочем как и одежда Дазая. Заспанная, со следом ткани его рубашки на щеке, она судорожно начинала вспоминать все события вчерашнего дня. Однако, воспоминания были расплывчатыми и неясными. В голове все ещё стоял гул. Что она делала вчера вечером? Вроде как, заглянула в бар. Пила, много пила. А потом встретила Дазая. Каким-то волшебным образом очутилась в его квартире. Дальше что? А дальше, дорогуша ни черта не помнит. О чем они говорили, чем занимались, почему она валялась на нем как на подстилке, что вообще происходило, и прочие великие тайны мироздания. — Что я здесь делаю?! — И тебе доброе утро. Как видишь — ты сидишь на полу. — Ну спасибо, а то я не вижу! Чего спокойный такой, небось злорадствуешь! — заявила девушка, заметив его нахальную ухмылку, — отвечай нормально! Внезапно ее стала переполнять злость, огромное невыносимое чувство, но злилась она не на Дазая, а на саму себя. За то, что позволила себе так спиться и проявить слабость. — Кое-кто явно не выспался, — словно не замечая ее взбешённый вид, Осаму облокотился на спинку дивана, — хотя, после такого пьянства, ты ещё легко отделалась. — Ты воспользовался моим состоянием! — Да неужели? Как по мне, я совершил благое дело и спас бедную беззащитную пьяницу от неприятностей, — прижав руку к груди, он вскинул брови и корчил вид благодетеля, — твой вчерашний шаловливый образ навсегда останется в моей памяти, ты наверняка даже не представляешь, до чего ты забавная, когда пьяна. Такая миленькая, весёленькая, улыбчивая, ну просто ангел! А сейчас — озлобленный чертёнок какой-то. — Прекрати. Я, я не могла быть настолько пьяной, — пробубнила Рин, потупив голову. — Ещё как могла. Ты была безумно пьяна, и тобой было легко манипулировать. Тебе повезло, что рядом оказался я, а не члены мафии, иначе ты бы уже давно была у них на цепи. — Что вчера происходило? — Да ничего особенного: ты без конца просилась танцевать при том, что шагала-то еле-еле; я немножко схитрил и вытянул из тебя информацию о «Блике», да вот только от тебя толку маловато; ну и напоследок, ты с чего-то решила, что я подхожу на роль твоей кровати, хотя я честно велел тебе идти в другую комнату. Рин немного помолчала. «Какой кошмар». Мало того, что напилась и полезла к сотруднику вражеской организации, так ещё и взболтнула про свою работу. С другой стороны, ей было плевать на «блик» — он и его цели ее мало интересовали, да и не могла она сказать чего-нибудь столь важного. Мысли ее сейчас мучили о другом: точно ли Дазай рассказал ей обо всем? Девушка почувствовала, как начинает краснеть, что сразу же заметил Осаму, продолжая блаженно ухмыляться. — И-и, это все? — А что же ещё? — он смекнул, к чему она клонит, и хихикнув, добавил: — Не переживай, я и пальцем тебя не тронул. Хотя, не стану врать — мне хотелось. Правда, кое-что все таки было: перед сном ты неожиданно подарила мне свой поцелуй. Вот он — предел твоего алкоголизма. Самодовольный Дазай с наслаждением наблюдал, как пожар на щеках его подруги разгорается все сильнее с каждой минутой. Вот бедняжка: натворила делов, а сама не помнит. Рин с трудом переваривала сказанное парнем, его слова приводили ее в замешательство. — Больше я пить не стану. — Уж я об этом позабочусь. Ты совершенно не умеешь пить, — серьезным тоном заявил шатен. — Скажи, ты зачем так? Рин хотелось что-то резко высказать и возразить ему, но стоило ей столкнуться с его холодным, серьезным взглядом — как это желание пропало. — Что? — Зачем ты так спилась? Как бы ты поступила, не окажись я в баре? Как бы отреагировал Наэги? Девушку словно током пронзило. «Спустил бы с меня три шкуры». Скользкий страх перед наставником. Одна лишь мысль о том, что Наэги с ней сделает, если узнаёт, что подчиненная выпивала, приводила Рин в ужас. — Я не должна тебе ничего отвечать. — Не отвечай. У тебя на лице все написано. Что именно у неё «на лице написано» девушка не поняла, но острый, пронзающий насквозь взгляд забинтованного парня говорил, что тот явно догадывался об этом. Дазай, резко сменив выражение лица на более добродушное, вскочил с дивана и утопал на кухню, что-то тараторя про завтрак и пользу молочка. Оставшаяся сидеть на полу Рин зарылась лицом в свои руки, все ещё борясь с головной болью. Потянуло запахом подгорелой яичницы. Дазай, конечно, не кулинар, но все таки старался. Девушке было совершенно без разницы — подгорели яйца или нет — есть хотелось жутко. Да и к тому же, обещанное молоко ждало ее в стакане. Часы твердили, что уже полдень. Рин и не помнила, когда в последний раз пробуждалась так поздно: на ее нанавистной работе тщательно следили за ее режимом. Оттого и навязался вопрос: — А ты сам когда проснулся? — За час до тебя. — А почему меня не разбудил? — Знал, что ты проснёшься злющая, вот и продлевал драгоценные минуты тишины как мог, — ехидно заявил шатен, чья нога получила под столом пинок от собеседницы. А ведь на самом деле, Рин осознавала, что ему наверняка было жутко неудобно всю ночь. В любой момент он мог просто спихнуть ее на пол и спать спокойно, ну или дождаться момента, когда она свалится сама. Это, кстати, тоже очень странно: зная себя, и то, как она любит ворочаться во сне, она бы обязательно свалилась. Судя по всему, Дазай удерживал ее на себе всю ночь. — Большое спасибо, очень вкусно, — тихо произнесла девушка, кладя пустую тарелку в раковину. — Всегда пожалуйста, Ринни. — Боже, не называй меня так! — Почему же? — Так меня зовёт господин Наэги, когда злится. — Опять этот твой Наэги, вот ведь заладила, — ворчливым тоном сказал Дазай, и вдруг загадочно засмотревшись в окно, добавил: — Будь я твоим наставником, воспитывал бы тебя совсем по-другому. У Рин дрожь пробежала по спине, то ли от его слов, то ли от его жуткой ухмылки. Поговорив ещё немного, девушка выпросила у Осаму разрешение воспользоваться его ванной, куда с радостью и отправилась. Ей хотелось смыть с себя все следы неприятного (а может и приятного) похмелья. Вода была как раз тем, что нужно. Под ее струями накатило долгожданное расслабление вместе с трезвыми мыслями, которые просто кричали о Дазае. Она ведь его совсем не знает. Что он за человек такой, чего он от неё хочет, почему позволяет находиться в его доме? Ответов она не знала, и знать их не очень хотелось: опасалась, что они ее разочаруют. Выходя из ванной комнаты, за дверью девушка обнаружила сложённое на полу мужское синее хаори. Дазай решил, что это единственный подходящий для Рин предмет одежды из его скромного гардероба. Накинув его на себя и повязав поясом, девушку озадачил один вопрос. «Куда он делся?!». Следующие минуты были наполнены судорожным гневом и взрывом негодования, поскольку Ринни поняла, что негодяй Осаму благополучно покинул квартиру, заперев в ней протрезвевшую подругу. Надоело, наверное, ловить беглянку, вот и закрыл ее на ключик в собственном доме. Рин пришла в ещё большую ярость, когда обнаружила, что хитрец ещё и утащил с собой ее телефон — единственное средство связи с «бликом». — Черто-о-ов Да-азай!!! Гребанный бандажист! — кричала девушка, пиная входную дверь.