— semplice — просто
— Привет, — послышалось такое тёплое, тихое от Рюноске. Ацуши ещё сидел за роялем, убирая ноты с пюпитра. У него только закончилось индивидуальное занятие, и Дазай-сенсей вышел из аудитории на перерыв, как Рюноске почти сразу же зашёл сюда самым первым. На миг Ацуши показалось, что тот стал больше тянуться к нему, сам находить больше времени для встреч и разговоров, проявлял больше инициативы. Всё это так безмерно его радовало, что он чувствовал себя будто героем нелепого, совершенно безнадёжного романа. Безнадёжного лишь потому что он всё ещё никак не мог признаться. Их вчерашнее «дружеское свидание» закончилось долгим объятием и Ацуши чуть не проговорился, потому что он не привык молчать о том, что чувствует. А чувствовал он в тот момент слишком многое. Ацуши уже долго думал над тем, стоит ли признаваться, стоит ли ломать этим их дальнейшие взаимоотношения. И он понял, что в любом случае должен сделать это, вот только… Кажется, через три недели их ждал очень важный конкурс, из-за которого на них возложили большие надежды и из-за которого они тратят намного больше сил, чем могли бы, поэтому… Что если всё действительно сломается прямо перед этим? Ацуши не знает, как Рюноске отреагирует. Он не может даже предполагать, потому что они знакомы не так давно, пусть и уже довольно близки. По крайней мере, если Рюноске смог открыться ему и назвал его «самой главной поддержкой», то наверняка это означало что-то близкое. Вдруг он не поддерживает такие взаимоотношения между парнями? Ведь даже на пьяный, но вполне понятный намёк он почти ничего не сказал, лишь переведя тему. Ему может даже неприятно такое обсуждать… Кошмар. Целая катастрофа. Тем не менее, потребность в признании никуда не уходила, поэтому Ацуши чётко решил для себя, что сделает это уже после конкурса, как бы не хотелось выдать себя раньше. Хотя бы ради Дазай-сенсея, который в них верит, и ради самого Рюноске, потому что для него этот конкурс, похоже, очень важен. Рюноске смотрел на него так пронзительно, будто и сам искал какие-то ответы. Ну, конечно, Ацуши опять это показалось, но было бы весьма неплохо, разве нет? — Привет! — радостно ответил Ацуши, почти сразу же подскакивая с места, чтобы проследовать за другом к их парте. Рюноске аккуратно улыбнулся, положив свою сумку на стул, чтобы достать оттуда необходимые вещи. Одной из них, конечно, был учебник по гармонии. Ох, чёрт… — Ты же не забыл, что сегодня у нас контрольная? Ох, чёрт. — Забыл, значит, — продолжил Рюноске, кивая головой, а потом задумался. Ацуши прерывисто вздохнул, понимая, что снова настолько замечтался, задумался, вчерашний вечер был таким приятно сладким, что ни о каких контрольных у него и мыслей не возникло. Он даже не вспомнил посмотреть чат потока, чтобы увидеть, как другие готовятся. Он просто пришёл домой, заварил подаренный чай в подаренной кружке и думал-думал-думал о том, как признаться. — Ладно, — сказал Рюноске, но Ацуши его перебил. — Я готовился, — возмущённо соврал он. — Не осуждай меня. — Хорошо, — сдержанно улыбнулся тот. — Не осуждаю. — Правда что ли? — скептично ухмыльнулся Ацуши. — Если только совсем чуть-чуть. Аудитория снова наполнилась чужим присутствием, студенты приходили один за другим, садясь на привычные места. Ацуши сел, наконец, рядом с Рюноске, беря в свои руки тетрадь, чтобы судорожно пройтись по пройденным темам и вспомнить хоть что-то. Когда в аудиторию пришёл Дазай-сенсей, все замолкли, а уже спустя десять минут и розданные задания, начали делать контрольную. Ох, чёрт. Ацуши смог сделать едва половину, как сразу после поплыл. Он сомневался буквально во всём, что приходило в голову, потому что он не повторил должным образом почти ничего. Его пятиминутные попытки что-то посмотреть, казалось, не существовали вовсе. Если где-то он смог выйти за счёт логики и простой арифметики, то где-то были нужны конкретные правила построения, которые в его голове, к великому сожалению, перемешались все без исключения. Что ж, наверное, тройка это не так уж плохо. Его мягко толкают в бок и Ацуши наконец-то переводит свой взгляд на парту, а затем на чужую тетрадь. Он снова ему помогает?.. Времени на осмысление данного факта нет, Ацуши быстро что-то списывает, снова поражаясь чужой аккуратности тонких линий, а уже после, когда они сдают тетради, смотрит на него чуть ли не виновато. — Зачем ты снова помог мне? — спросил он уже после пары, когда все начали расходиться, и только Рюноске вытаскивал нотную папку, потому что сейчас уже у него должно было быть индивидуальное занятие. — А как ты думаешь? — тихо спросил тот. Ацуши нахмурился, снова вспоминая далеко не самый их приятный разговор. И про то, что он совсем не думает об учёбе, и про то, что нужно прикладывать больше усилий. А сейчас Рюноске будто противоречит сам себе — и это так на него не похоже. — Просто ты сам говорил, что я не стараюсь, а теперь помогаешь мне. — Я же сказал, что был не прав. Рюноске поджал бледные губы, смотря вниз. — Ладно, — улыбнулся Ацуши. — Надеюсь, сейчас всё в порядке? — Да. — Спасибо. Он закинул рюкзак на плечо и уже собрался скрыться за дверью, как остановился. Рюноске сел за рояль, разложив все ноты для предстоящего занятия, а заметив, что Ацуши не уходит, вопросительно посмотрел на него. — У нас завтра групповое занятие. Позанимаемся сегодня? — вдруг раздался вопрос. Рюноске улыбнулся. — Тебе снова придётся ждать. — Мне совсем не сложно. — Хорошо. Ацуши довольно кивнул и пошёл искать свободную аудиторию, чтобы снова позаниматься. Всё же конкурс — серьёзная вещь.***
— Почему всё время Бах? Они потратили на новую полифонию почти два часа, а теперь уже собирались домой. Рюноске нахмурился и посмотрел на Ацуши. — Что ты имеешь в виду? — По утрам, когда я прихожу пораньше, я постоянно слышу Баха. Больше никто по утрам так рано не занимается, кроме тебя. Рюноске молчал. — Мне тоже он нравится, поэтому сразу узнал, — поспешил исправить ситуацию Ацуши. Если не хочет говорить, то не нужно. — Да и для первокурсников, говорят, самое то, чтобы размять пальцы. — Моя мама… — начал тихо Рюноске, смотря в окно. — Очень любила, когда я играл первый том. В начальной школе мне подарили сборник, и с тех пор я знаю его наизусть. Играю, когда чувствую, что… соскучился. Ацуши расширил глаза от удивления. В голове промелькнуло воспоминание подарочного издания на полке в комнате Рюноске, такое красивое, аккуратное, даже несмотря на то, как долго и много им пользовались. Ацуши и не думал, что причина может быть такой грустной. Конечно, он скучает по своим родителям, даже если иногда они причиняли ему самую настоящую боль. Ацуши вздохнул, смотря на Рюноске. Было так много вопросов — неужели те не хотят, чтобы он вернулся? Неужели так просто приняли его уход? А ведь ему так безмерно грустно, он играет Баха каждый грёбаный день. Он скучает постоянно, вновь и вновь выводя такие знакомые, наверняка уже приевшиеся звуки. Ацуши не знал, что сказать. Поэтому он просто подошёл и обнял Рюноске, а тот, на удивление, сразу же обнял в ответ, будто ждал именно этого. Какое-то время они стояли так. Установившуюся тишину прерывали лишь отдалённые, едва различимые звуки чьей-то игры и чужое дыхание рядом.***
— Знаете, что, — ухмыльнулся Дазай-сенсей. — В прошлом году не было таких усердных учеников, как вы. Я действительно поражён. Парни мягко улыбнулись. Они действительно много занимались вместе, пусть даже и отвлекались на день рождения или прогулки. Ацуши никогда не думал, что можно совмещать и учёбу, и развлечения так плодотворно, как делали они с Рюноске. Он тоже был поражён его усердию, ведь именно благодаря ему он хотел идти вперёд, становясь лучше. — Но это не значит, что нужно расслабляться. Я знаю, что на эту полифонию у вас намного меньше времени, но вы уже сработались, а значит, должны схватывать быстрее. Поэтому немедленно исправляем тот ужас, который вы сейчас сыграли. Ацуши усмехнулся, поджимая губы, чтобы скрыть улыбку. Боковым зрением он понял, что Рюноске, кажется, тоже на это отреагировал едва заметной улыбкой. Дазай-сенсей часто любил сначала расхвалить, заговорить, а потом ткнуть в ошибки, при этом совершенно не меняя выражение лица. Впрочем, справедливо. Сейчас они сыграли ужасно. На этот раз начинал Ацуши. Он не знал, сделал ли это Дазай-сенсей специально или же нет, но второе произведение в некотором смысле было и похоже на прошлое, и не совсем. Теперь именно Ацуши сидел с левой стороны, на поддерживающей линии аккомпанемента. И если прошлую полифонию начинал Рюноске, полностью задавая и темп, и настроение, то теперь это приходилось делать Ацуши. Вчера они долго работали над одним лишь вступлением, потому что он не мог собраться, но в итоге дошли ровно до половины. Впрочем, не совсем успешно. Самостоятельной работе абсолютно точно требовался строгий взгляд со стороны и не кого-то, а именно их наставника. Ацуши глубоко вздохнул, сосредотачиваясь, а потом, расположив пальцы над клавишами, начал бойкое вступление. Сергей Рахманинов, вальс ля мажор, сочинение 11, № 4. В этот раз у полифонии настроение было не таким лиричным, а потому, когда они будут на конкурсе, нужна будет максимально быстрая перестройка. Рюноске вступает, начиная свою до лёгкости простую, мягкую мелодию, плавно двигаясь вверх, а потом кисти его рук становятся ближе к самому Ацуши и почти не перемещаются на клавиатуре, сосредоточившись на одном месте. Иногда они соприкасаются, едва заметно, но очень приятно. Почему-то это перестало сбивать. Период замедления, правая рука Рюноске поднимается, чтобы повторить мелодию по-новой. Появляются красивые мелизмы, его левая рука почти над рукой Ацуши и это, чёрт возьми, его самый любимый момент. Снова замедление и теперь нажатие происходит сильнее, мелодия глубже, ярче, руки двигаются динамичнее. Роль Ацуши сейчас становится заметнее, перетягивая внимание на себя. Опять затухание, его правая рука здесь должна быть как можно больше аккуратной в своём исполнении, ведь момент сложный. Повторяющиеся моменты могут сбивать, поэтому он оттачивал их намного дольше, чем все остальные. Рюноске аккуратно завершает мотив, снова давая возможность Ацуши для того, чтобы показать себя — главное не увлекаться. Ацуши нажимает аккуратные аккорды и Рюноске переходит, наконец, к главной части произведения. Ацуши остаётся отбивать стаккато, пока его друг перебирает клавиши быстро, филигранно, а в конце утихает, медленно убирая пальцы, чтобы добиться красивого диминуэндо. В этот момент его кисти рук выглядят особенно изящно. Новое повторение главной темы, начинающееся с аккордов Ацуши. Рюноске приступает к новым сложным переливам, они даются ему так легко, что иногда можно удивиться звуку, извлекаемому из инструмента, и тому, что видишь, ведь они, на первый взгляд, совершенно не соотносятся друг с другом. Звук глубокий, а его касания точно взмах крыльев белых ночных мотыльков, что летят на свет. Они летят, создавая своим полётом невообразимо прекрасный танец, даже зная, что в конце всё равно сгорят. Подумав об этом, Ацуши сбивается и опускает руки. — Простите. Рюноске вздохнул — совершенно справедливо, ведь они начали достаточно неплохо. К тому же пара ошибок не является поводом бросить вообще всё. Дазай-сенсей внимательно смотрит на Ацуши, но, будто бы поняв, в чём дело, не спешит что-то говорить. — Нужен темп помедленнее, — спустя минуту говорит он. Они пытались ещё и ещё, ведь до конца занятий оставалось почти полчаса, но Ацуши так и не смог выбросить из своей головы мысли о мотыльках.***
Суббота была такой солнечной и тёплой, что Ацуши то и дело отвлекался на то, чтобы посмотреть вокруг себя на деревья, на облака или дома — зелень продолжала своё цветение, фасады зданий в солнечных ясных бликах казались по-новому интересными. — В предстоящую среду мы вместе играем в оркестре, так здорово, — с тёплой улыбкой сказал Ацуши, когда они только направлялись в университет, чтобы поиграть вдвоём. — Тебе ещё не надоело играть со мной? — спросил Рюноске и, да, в его голосе можно было расслышать скептичную усмешку. — Конечно нет! — возмутился Ацуши. — С тобой, конечно, иногда бывает сложно, но, вообще-то, мы довольно неплохо справляемся с трудностями. Главное не пасовать. Рюноске кивнул, открывая дверь университета, а затем прошёл вперёд по лестнице. Ацуши успел заметить его задумчивость. Удивился такой честности? Они дошли до аудитории Дазай-сенсея и, уже пройдя внутрь и закрыв за собой дверь, Рюноске вдруг серьёзно спросил: — А оно того стоит? — Что? — Все эти сложности разве стоят того? — повторил он уже неуверенно, будто пожалев, что поднял эту тему. Ацуши удивился, но затем удивление сменилось на добрую улыбку. — Да, Рюноске, даже не сомневайся в этом. Рюноске кивнул, но Ацуши сразу понял, что этого было недостаточно. Рюноске сомневался. — Я имею в виду, ты действительно хорошо играешь и, да, признаюсь, мне есть, чему у тебя поучиться. Игра с тобой заставляет меня… двигаться вперёд? Как будто это соревнование, хотя я бы не сказал, что непременно должен быть первым. Я хочу догнать тебя? Нет, наверное, просто быть наравне. То, как ты играешь, заставляет меня чувствовать себя лучше — я вижу, что всё то, что ты создаёшь, реальное, и именно это, наверное, очень воодушевляет меня. Рюноске судорожно вздохнул, прикрыв глаза, а потом внимательно посмотрел на Ацуши, но, видя его искренность, отвёл взгляд в сторону. — Не думал, что… всё так. — Рюноске, — протянул Ацуши. — Почему ты так не уверен в себе? Ты же превосходно играешь. Всем нравится. Мне нравится. Рюноске молчал, не поднимая взгляда, но потом робко посмотрел Ацуши в глаза и прошептал «не знаю». — Так, значит, нам нужно… — резко перевёл тему Ацуши. — Повторить Шуберта, отработать вальс и ещё к оркестру подготовиться. Если Рюноске ещё не разобрался в этом, то это только дело времени. Ацуши уже дал ему пищу для размышлений, а значит, тот рано или поздно будет думать об этом. Пусть. Ацуши не станет давить на него ни в коем случае. Но если тому понадобится помощь, он всегда рядом. Рюноске улыбнулся, кажется, даже облегчённо, потому что до этого он действительно выглядел растерянно, а потом потянулся за нотами в сумку. Значит, всё хорошо. Возможно, если ему будут говорить об этом почаще, он сможет поверить.***
Время шло. Они по-прежнему ходили на занятия, болтали между пар и иногда проводили время вместе помимо университета. Ацуши приходил в кафе, заказывая каждый раз новый чай и слушая попсовые песни в исполнении друга. Похоже, в его распоряжении их было огромное множество — будто радиостанция, лишь иногда повторял самые востребованные. Возможно, Ацуши бы и сам смог так же, потому что обычно такие песни состоят из самого обычного аккомпанемента и знакомой на слух мелодии, построенной по классическим гармониям, но всё же это было не так интересно, как разбирать сложные в своей структуре произведения. В понедельник была контрольная по всемирной истории, на которой Ацуши смог справиться сам без проблем, во вторник они вместе с Рюноске улыбались над шутками Гоголя, потому что они были на русском, а Рюноске мог переводить их. Для него. Он переводил их для него. В среду пара по дирижированию прошла не очень удачно для Ацуши, ведь он уронил палочку под стол прямо во время исполнения. А потом, когда пришла очередь Рюноске, тот дирижировал так… Так величественно, серьёзно, элегантно. Казалось, это заметили все. И, Ацуши был уверен, восхищались тоже все. А потом случилось занятие в оркестре, где они должны были играть вместе. Они много готовились, и у них действительно выходило хорошо, но когда они вышли на сцену и сели за рояль, настраиваясь на игру, в Ацуши что-то перемкнуло. Он представил, будто прямо сейчас сидит не в уже таком привычном актовом зале их университета, а где-то в Токио, на конкурсе. Рядом сидит Рюноске и, очевидно, ждёт от него что-то стоящее, ведь они много репетировали, а подвести никак нельзя. На него надеются. Сердце резко начало биться очень быстро, настолько, что Ацуши показалось, будто оно касается его грудной клетки и пытается выбраться наружу. Так страшно. Так чертовски страшно. Дыхание участилось, потому что ему стало плохо, руки неконтролируемо начали дрожать. Стало не хватать воздуха и на миг ему показалось, что ещё чуть-чуть и он в самом деле задохнётся. Он в испуге посмотрел на Рюноске и тот сразу заметил его состояние, только, наверное, не совсем понимал, чем оно вызвано. Ацуши сделал несколько глубоких вдохов и посмотрел вокруг себя. Студенты ещё не начали общую игру, а потому у него было время на то, чтобы успокоиться. Убедив себя, что сейчас всё в порядке и это самое обыкновенное занятие, такое же обыкновенное, какое происходило каждую среду, среди точно таких же людей, как он сам, Ацуши смог кое-как сделать это, но руки по-прежнему дрожали. Сегодня в качестве дирижёра для их подгруппы выступал Лавкрафт, и когда взмах его сильной, почти тяжёлой руки показал вступление, они начали: актовый зал погрузился в напряжённое звучание первых скрипок, к которым затем добавились и вторые, а позже пришла очередь пианистов. Рюноске играл так уверенно, что Ацуши действительно пытался лишь поспеть за ним. Конечно, уже позже Фукудзава высказал Ацуши за это, попросив исправиться к следующему занятию и отнестись более серьёзно к своей собственной роли в оркестре. Наверняка, со стороны выглядело, будто он плохо выучил свою партию или же опять витает где-то в облаках, и только Рюноске видел, что произошло на самом деле. А ещё позже, когда занятие закончилось и все начали расходиться домой, Рюноске внимательно посмотрел на Ацуши и, отведя его немного в сторону, тихо спросил: — Что-то случилось? — Рюноске, мне кажется, я не справлюсь.