— scherzando — шутливо
— Что? — непонимающе спросил Рюноске. Паника, паника, паника. Ацуши сразу назвал эту идею безумной. Вот только сделал это в своей собственной голове. — Я боюсь сцены, — с комом в горле проговорил он. — Боже, зачем я согласился?.. Рюноске удивлённо посмотрел на Ацуши, не говоря ни слова. Ацуши продолжал шептать «зачем, зачем, зачем», иногда называя самого себя дураком, а тот просто стоял и молчал. Все студенты уже давно скрылись из зала, как и преподаватель, поэтому судорожный шёпот отдавался эхом среди красных бархатных сидений для зрителей. — Ацуши, — наконец, растерянно выдохнул Рюноске. — Идём. Ацуши кивнул, сразу же идя следом за другом, а когда они вышли на улицу, почувствовал себя чуточку лучше. Всё-таки свежий воздух со слегка прохладным ветром помогли хоть немного прийти в себя. Он посмотрел на Рюноске, ожидая чего-то, только сам не понимал, чего именно. Поддержки? Совета? Решение проблемы? В любом случае, тот продолжал просто стоять рядом и неуверенно смотреть на него. И тут Ацуши понял — Рюноске совсем без понятия, что с этим делать. Как и сам Ацуши. Новая волна паники нахлынула на него, так же, как и бесконечный поток сожаления, раскаяния и чувства вины. Казалось, будто если он не решит что-то прямо сейчас, то этот мир точно ждёт неминуемый конец. Его мир — точно. — Рюноске? — спросил Ацуши, всё ещё пытаясь успокоиться. — Да? — Как думаешь, Дазай-сенсей сильно расстроится, если мы не поедем? Как бы не было больно думать об этом, Ацуши уже мысленно распрощался и с Токио, и с лояльностью Дазай-сенсея, и с хорошим отношением Рюноске. — Ты не хочешь ехать? — тихо спросил Рюноске. — Конечно, не хочу! — слишком вспыльчиво ответил Ацуши, но после смягчился, пусть даже ком в горле не давал сделать это нормально. — То есть, я не хочу подводить вас, не хочу всё испортить, не хочу позорить тебя, не хочу… — Хватит, — прервал его Рюноске. — Я понял тебя. Ацуши отвёл взгляд в сторону, понимая, что в самом деле стоит побыстрее успокоиться и начать думать рационально. — И что теперь делать? — тихо спросил он спустя некоторое время. — Будем избавляться от страхов. Ацуши удивлённо, нет, буквально в полном шоке уставился на Рюноске. Он ведь подумал, что тот рассердится на него или даже обидится за то, что сначала дал надежду, а потом просто отказался от всего этого. Рюноске всё это время просто молчал, ничего не говоря, но на самом деле обдумывал, что сделать? О боже… — Как?.. — выдохнул он, смотря с надеждой. Ведь Рюноске сказал это настолько уверенно, что надежда действительно появилась. — Завтра пойдёшь со мной в кафе и… — Нет-нет-нет, — поняв его идею, затараторил Ацуши. — Только не говори, что… Рюноске скептично посмотрел на него и тут Ацуши понял, что попал. Совершенно точно попал.***
— Почему не говорил раньше? На следующий день они встретились после индивидуального занятия Рюноске на первом этаже. Всё это время, раз Ацуши был свободен, он играл несколько произведений из сборника, который его друг специально составил для игры в кафе и так любезно дал ему для ознакомления. — Я не знал, что всё настолько плохо. Рюноске попросил сосредоточиться только на нескольких, которые Ацуши так или иначе слышал, и которые ему точно нравятся. Ацуши, конечно, постарался разобраться в этом, но предстоящее выступление на публике всё ещё заставляло его бояться. — Не думаю, что ты сможешь отказаться. Поездка уже полностью оплачена университетом и нас освободили от занятий в пятницу по приказу ректора. Вот чёрт. Ацуши поджал губы, раздумывая над своей импульсивностью. И зачем он вообще согласился тогда? Они сели в нужный автобус и всю дорогу Ацуши чувствовал себя всё хуже и хуже. Лишь от осознания того, что ему предстоит делать прямо сейчас, его снова затрясло, а в груди появилась дыра, заполненная той тревожностью, которая скопилась за это время. — Сначала будешь играть один, я договорюсь. Рюноске смотрел вперёд, на дорогу, задумчиво и меланхолично. Ацуши украдкой посматривал на его тонкий, аккуратный профиль. Он в самом деле сделает это для него? — А потом? — вырывается вполне логичный, даже ожидаемый вопрос. — Как ты уже знаешь, все ноты наших полифоний у меня с собой. Ацуши улыбнулся. Стоило попытаться хотя бы ради этого.***
— Всё в порядке, — кивнул Рюноске, когда подошёл к столику, за которым сидел Ацуши. Он уже убрал свои вещи в помещение для персонала, любезно захватив и его рюкзак. Даже успел поправить свои чуть взлохмаченные волосы или, может, Ацуши показалось… Ацуши судорожно встал из-за столика, чуть не опрокинув стул из-за своей неуклюжести, затем неловко улыбнулся и, подойдя к потрёпанному фортепиано, сел за него. На пюпитре стояли ноты, на том развороте, который Ацуши выбрал сам. Пусть на его лице по-прежнему была та неловкая улыбка, внутри он переживал целый апокалипсис из сбитого дыхания и очень тяжёлого стаккато сердца. Ладони были влажными и безостановочно дрожали, Ацуши держался от побега только из-за Рюноске и того, что он действительно желает помочь. Ацуши посмотрел на ноты, уже знакомые и вроде бы даже не страшные, с самым обыкновенным аккомпанементом на классических аккордах и очень знакомой мелодией, ведь она часто звучала в его наушниках по дороге до университета. Ему снова не хватало воздуха, поэтому он быстро, даже слишком быстро попытался расстегнуть верхнюю пуговицу своей рубашки. Её подвёрнутые рукава бесили, так бесили, заставляя снова и снова поправлять себя, хотя Ацуши делал это очень редко. В обычной ситуации. Сейчас же вокруг было множество людей, и пусть на них никто не смотрел, Ацуши всё равно знал, что вот они — слушают, ждут, пока он облажается, чтобы позже гадко ухмыльнуться, может, даже посмеяться, а после начать обсуждать между собой то, какой он слабый неудачник. Сделав глубокий вздох, он снова посмотрел на Рюноске, который теперь сидел на месте Ацуши за столиком. Он ободряюще улыбнулся, всё ещё сдержанно, но лишь для него одного. Чтобы тот отбросил любые сомнения и просто начал играть. Ацуши снова глубоко вздохнул, прикрыв глаза. Его сердце отдавалось везде глухим, но чертовски громким ритмом по всему телу. Сейчас оно было средоточием тревоги и страха. Нелепой тревоги и глупого страха. Они недостойны его. Они не знают, на что он способен. Pixies — Where Is My Mind. В шуме толпы раздались первые звуки. До жути неуверенные, подрагивающие. Следом началась мелодия, такая знакомая, всего из двух нот. Они несмело меняли друг друга, затем левая рука начала движение, аккуратно передвигаясь с регистра на регистр, то ниже, то выше, пока мелодия продолжала незамысловатое одно и то же. Сердце билось быстро, очень быстро, казалось, что ещё чуть-чуть и Ацуши промахнётся, нажимая новые аккорды, но этого не происходило. Он прожигал взглядом клавиатуру и листы с нотами, в какой-то момент в мелодии из-за повторяющегося мотива его пальцы всё же немного запутались и он нажал не туда, куда было нужно. Новая волна страха прокатилась по позвоночнику, покалывающими иголками по рёбрам и в самое сердце. Его всегда учили, что даже если ты ошибся, ты должен идти до конца. До самого, чёрт возьми, конца. Поэтому, пусть его темп из-за этого замедлился, он вернулся в прежний, не отрывая рук от клавиатуры. Мелодия перешла на вокальную партию и теперь нельзя было пропустить ни одну длительность, здесь было легче, потому что Ацуши знал и куплет, и припев почти наизусть. Он чувствовал на себе взгляд Рюноске, но он был до того мягким, не изучающим, но точно заинтересованным, что на миг Ацуши даже расслабился. Но знание того, что где-то рядом помимо Рюноске на него точно смотрит кто-то ещё, заставило снова напрячься. Заглавная строчка «где же мой разум?», которая повторяется в его голове уже который раз, заставляет почти что улыбнуться — в самом деле, он ведь знает, что в выступлениях нет ничего страшного. Более того, он поступил на пианиста, чтобы выступать, ведь без выступлений не будет никакого прогресса. Он должен быть выше своего глупого страха. Пусть даже бояться совершенно нормально. Ацуши мягко завершил песню, сыграв заключительные аккорды, а после положил руки на колени. Они были мокрыми, поэтому он неловко прошёлся ими по ткани брюк, стараясь убрать неприятное чувство. Он смог. Он сыграл. Он сыграл уже целую песню и теперь можно приступать к другой. Ацуши несмело посмотрел на Рюноске и увидел тёплую улыбку. О боже. Он радовался за него. Руки потянулись к сборнику, чтобы открыть новый разворот. Губы подрагивали в нервной, но облегчённой улыбке. Может, он и не справится со своим страхом окончательно, но будет чувствовать себя хотя бы чуть-чуть спокойнее.***
— Твоим родителям нормально, что ты так поздно приходишь домой? — спросил Рюноске, когда они уже вышли из кафе и направились на остановку. Ацуши сыграл ещё несколько песен из сборника, которые репетировал в университете, пока ждал друга, а потом Рюноске попросил его сыграть свою собственную программу, состоящую из произведений, которые они играли в вузе, ведь некоторые из них он помнил наизусть. На его недоумённый взгляд тот кратко ответил «можно», и тогда Ацуши, сосредоточившись на всплывших в памяти нотах, сыграл пару произведений. Кажется, действительно было можно: видимо, людям была важна хорошая живая музыка, а какая именно — неважно. Но всё же играя наиболее известное, он чувствовал взгляд чужого одобрения на себе. Это вселяло небольшую уверенность, дрожь в пальцах немного успокоилась. Позже Рюноске объяснил, что и сам иногда репетирует прямо здесь, в кафе, свою индивидуальную программу, иногда разбавляя её и своими любимыми произведениями, и ещё никто и никогда не высказал недовольства. Поэтому Ацуши облегчённо выдохнул и сказал, что это действительно здорово. Когда Ацуши сыграл пару своих произведений, Рюноске сел рядом и они сыграли Шуберта, которого знали от первого до последнего такта наизусть, а уже после Ацуши встал из-за инструмента, абсолютно опустошённый, уже уставший, всё ещё дрожащий, но всё же счастливый в том, что смог пойти до конца и не уступить мерзкому страху. Рюноске лишь усмехнулся, садясь на его место, и начал играть что-то лёгкое и приятное, ведь до конца работы в кафе ещё оставалось время. А сейчас они шли вместе рядом и Ацуши чувствовал себя так хорошо от проделанной работы, что настроение было на высоте и хотелось улыбаться. — Конечно, нормально, я уже большой мальчик, — рассмеялся он, но потом замолк. Он и забыл, что не у всех родители могут быть такими мягкими и давать нужную для юношеского сердца свободу. А если учесть некоторые обстоятельства из жизни Рюноске, об этом стоило бы вообще молчать. — Это здорово, — сдержанно улыбнулся Рюноске. Они подошли к остановке, и Ацуши с улыбкой вспомнил их прошлое времяпровождение здесь, когда Рюноске так же провожал его. Тогда Ацуши так сильно хотел признаться в своих чувствах, что его буквально разрывало от переполнявших его эмоций, а теперь, когда он точно решил для себя, когда именно сделает это, сдерживать себя стало легче. И он даже не оттягивал неизбежное, а делал это ради чего-то стоящего. — Но я их, конечно, предупредил. Чтобы не волновались, — осторожно добавил Ацуши. Повисло молчание. Город ещё не совсем погряз в темноте, были видны оттенки заката. Они так очаровательно отражались в серых глазах, что Ацуши почувствовал, будто бы время остановилось. Вот только проезжающие мимо машины и городской шум не давали проникнуться моментом сполна. — Что-то не так? — тихо спросил Рюноске. Ацуши сглотнул, отводя взгляд, а потом нервно улыбнулся: — Подумал, что очень редко встречал серый цвет глаз. Рюноске удивлённо посмотрел на него и это было ещё более неловко: — Люди с гетерохромией встречаются ещё реже. Ацуши впал в ступор. То есть Рюноске правда заметил?.. Совершенно точно от этого осознания Ацуши покраснел. Рюноске — невозможный. Настолько невозмутимо говорить о таких вещах, да как он может вообще! Снова повисло молчание. Ацуши старался больше не смотреть в сторону Акутагавы Рюноске вообще. Всё чаще он стал ловить себя на мысли, что его друг ведёт себя как-то неоднозначно — заботится, тепло улыбается, даёт обнимать себя и даже держать за руки, запоминает предпочтения, а теперь выясняется, что ещё и рассмотрел цвет его глаз. Звучало так, будто он и сам испытывает к Ацуши симпатию, но ведь это же невозможно? Хотелось бы, конечно, думать именно так, но ведь все эти вещи оправданы в дружеском общении. И никакого намёка на романтику не присутствовало… Ацуши настолько задумался, что очнулся уже тогда, когда прибывший автобус поехал дальше. — Мне кажется, или это был твой автобус? — с плохо скрываемой усмешкой спросил Рюноске, а позже и вовсе прикрыл улыбку ладонью. — Эй! — возмущённо протянул Ацуши. — Почему ты ничего не сказал мне? — Задумался, — ответил Рюноске. Что ж, в этом они были похожи. Думать много и настолько глубоко, что теряешься во времени и пространстве. — Когда следующий? — добавил он, уже сохраняя абсолютное спокойствие. — Знаешь, что? — повернувшись к Рюноске, спросил Ацуши. Следующие слова были очень рискованными и Ацуши не думал, что у него что-то получится, но кто не рискует, тот не пьёт шампанское, верно? В случае провала он просто отвернётся, отшутится, в темноте не будет видно его вновь покраснешее лицо, а на следующий день они об этом даже не заговорят. Ацуши на это надеялся. — Да? — аккуратно спросил Рюноске, наверняка немного испугавшись такой резкой перемене в голосе друга. — Я пропустил этот автобус из-за тебя и я без понятия, когда придёт следующий! Кажется, кто-то говорил, что я в любой момент могу переночевать у этого кого-то? Так вот, — уверенно, с тоном, не терпящим никаких отказов, продолжил Ацуши. — Сейчас мы пойдём в магазин за едой, потому что я очень сильно хочу есть, а потом пойдём к тебе домой. И я буду спать у тебя на полу. Закончив, Ацуши выдохнул. Вообще-то, они оба были в этом виноваты, но Ацуши звучал настолько убедительно, что спустя пару секунд на осмысление они уже шли в магазин в абсолютной тишине. Сказано — сделано, поэтому, накупив еды на свои карманные деньги, довольный Ацуши шёл, держа в руках пакет, к Рюноске домой. А тот, похоже, совсем был не против. Шалость удалась, сердце Ацуши билось, казалось, ещё быстрее, чем когда он играл перед кучей людей в кафе, но он шёл и никак не мог скрыть свою улыбку. Ведь такие посиделки, определённо, были чем-то сближающим между друзьями. Это значило, что они могут стать ещё ближе.***
— Только не говори, что ты питаешься лишь этим, — недовольно протянул Ацуши, указывая на полку, где вроде как должна была находиться какая-то еда. Хотя бы самый обыкновенный рис. — Не буду, — просто ответил Рюноске, уходя за дверь своей комнаты. Ацуши стоял на импровизированной кухне, выложив всю еду из пакета, и рассматривал небольшую коллекцию чая и баночку с кусочками сахара — единственное съедобное, что было здесь. Он не хотел быть навязчивым и как-то надоедать своему другу, но, похоже, пока его не подтолкнёшь к чему-то, он будет упираться до последнего. Видимо, с едой так же. Нужны были серьёзные меры. Ацуши посмотрел на две пачки чипсов и полуфабрикаты с шоколадками и, вздохнув, начал разогревать замороженную пиццу в микроволновке. Хорошо, что он купил хотя бы это. А вот Рюноске — полный дурак, раз ничем нормальным не питается. — Я постелил тебе футон. Уверен, что хочешь спать на полу? Я бы не хотел, чтобы… — Уверен, Рюноске, — улыбнулся Ацуши, открывая пачку сырных чипсов и съедая одну чипсину с лицом, полным блаженства. — Я же сам напросился к тебе. Ему всё ещё, чёрт возьми, было неловко, но Рюноске в домашней одежде, которая даже не имеет таких привычных для него исключительно чёрных оттенков — это просто нечто. Он стоял перед ним в серой футболке и тёмно-синих шортах, держа в руках аккуратную стопку вещей для Ацуши. — Я ранее приглашал к себе, так что ты не напрашивался, — смущённо ответил Рюноске, передав вещи Ацуши и сразу после подходя к полкам. — Какой чай хочешь? — Ты его типа коллекционируешь? — заинтересованно спросил Ацуши, рассматривая футболку, в которой ночевал, кажется, в прошлый раз. До этого он успел рассмотреть на полке одинаковые бумажные пакетики, которые стояли ровным рядом. К сожалению, этикетку можно было увидеть только у самого первого. — Да, — кивнул Рюноске. — А почему в прошлый раз не спрашивал? — ухмыльнулся Ацуши. — Решил заварить тебе свой любимый. О боже. Ацуши опять растаял. — А можно посмотреть их? — спросил он спустя время, когда молчание затянулось. — Конечно. Ацуши зажал вещи, которые ему дал Рюноске, подмышкой, а после потянулся свободной рукой к пакетикам с рассыпным чаем. Какие-то были совсем лёгкими, а какие-то наполненными почти до конца, наверняка купленные совсем недавно. Этикетка с написанными вручную составами присутствовала на каждом пакетике — с имбирём и инжиром, с гортензией, с сушёной вишней и васильковыми лепестками, с малиной и черникой, традиционный китайский чай, улун и его, Ацуши, любимый зелёный чай с белым персиком и клубникой. Ацуши улыбнулся такому совпадению, но всё же взял пакетик с самым первым. Он помнил пристрастие Рюноске к инжиру. Хотя хотелось бы взять тот самый зелёный с мятой, но он, видимо, закончился. — Вот этот! — Ацуши поставил пакетик на стол, а потом убежал в ванную, чтобы переодеться. Выйдя оттуда, он понял, что Рюноске уже всё убрал сам и находится в комнате. Зайдя туда, Ацуши увидел Рюноске, сидящего на кровати и держащего на своих согнутых коленках ноутбук, который был на зарядке. На столе стоял свежезаваренный чай, разносящий приятный сладкий аромат, лежали шоколадки и уже разогретая пицца, порезанная на кусочки. Открытая пачка чипсов стояла на кровати, рядом лежала закрытая с паприкой. — Нам что-то задали? — испуганно спросил Ацуши, отмечая то, насколько сосредоточенно Рюноске смотрит на экран ноутбука. Тот перевёл на него свой взгляд, скрытый за тонкой оправой очков. Серьёзно?.. — Ты носишь очки? — удивлённо добавил Ацуши. — Обалдеть. — Только дома, — смущённо ответил Рюноске. — Они для работы за компьютером, — затем он перевёл взгляд снова на экран. — Мы же посмотрим какой-нибудь фильм, да? Значит, не домашка. — О да, я весь твой, — сказал радостно Ацуши, кидая свои вещи на стул, на котором уже стоял его рюкзак, и сел рядом с Рюноске, неловко коснувшись его плеча своим, а потом сразу же отодвинулся. И эта нелепая фраза, и случайное прикосновение между ними… Ацуши мысленно досчитал до пяти, чтобы успокоиться, потому что, очевидно, его сердце снова решило пробить грудную клетку, потому что, вроде бы, что в этом такого? Звучит обычно, но Ацуши почувствовал себя прямо сейчас таким идиотом. — Хорошо, — ровно проговорил Рюноске, совершенно не обращая внимания ни на то, ни на другое. — Что посмотрим?***
Когда пицца и чипсы были съедены, чай выпит вприкуску с шоколадками, а фильм посмотрен, на часах было почти два часа ночи. Когда все водные процедуры по типу чистки зубов были завершены, а небольшой бардак устранён, оба легли спать — Ацуши на пол, как и хотел, даже несмотря на чужую упёртость, а Рюноске на свою кровать. — Рюноске, — протянул Ацуши. — Слушаю. — Ты не спишь? Повисло молчание. — А как ты думаешь? — Думаю, спишь. Рюноске глубоко вздохнул, но Ацуши был готов поклясться, что тот улыбается. Из-за того, что квартирка находилась на втором этаже, некоторый свет фонарей доходил до них, оседая блеклым цветом на потолке. Маленькая форточка слегка приоткрыта, поэтому где-то вдалеке было слышно редкий-редкий звук проезжающих машин. Тепло. — Рюноске, — снова протянул Ацуши. — Слушаю. — Хочешь спать? — Но я же уже сплю. Снова молчание, Ацуши начинает улыбаться только шире. Завтра им нужно было ехать в университет к первой паре, завтра было две пары у Дазай-сенсея. Но прямо сейчас совершенно не хотелось думать об этом. Когда ещё у Ацуши появится возможность провести здесь почти весь вечер, терроризируя Рюноске глупостями и всевозможными вопросами? За это время Ацуши успел узнать, что Рюноске купил тот самый любимый чай Ацуши немного позже, чем покупал ему в подарок, потому что посчитал обязанностью попробовать. Узнал, что на его ноутбуке есть две наклейки и все они с котиками. Узнал, что у Рюноске есть потрясающе пушистый плед, который пахнет мятным кондиционером. Узнал, что он любит содержать свою маленькую квартиру в чистоте и никогда не ленится тратить время на уборку. Даже если почти два часа ночи. За это время Ацуши понял, что влюбился лишь больше. — Значит ли это, что я могу устроить бой подушками, а ты даже не будешь сопротивляться, потому что спишь? — заговорчески сказал Ацуши, встав с футона на колени перед кроватью Рюноске. Тот лежал с закрытыми глазами, его красивые пряди у лица небрежно лежали на подушке, его грудь вздымалась вверх и вниз спокойно и весь Рюноске выглядел настолько умиротворённо, что хотелось смотреть и смотреть. — Имей в виду, что после начала боя я проснусь в любом случае и тогда точно задам жару, — ровно проговорил он, но Ацуши заметил, как слегка подрагивают уголки его губ, чтобы не улыбнуться. — Имею в виду, — ухмыльнулся Ацуши, беря в руки свою подушку, не сводя взгляда с чужого лица. А затем послышался глухой удар, тихое «ну держись» и начало чего-то, определённо, незабываемого — битва подушками, которой так часто увлекаются стереотипные подростки в западных фильмах. Ацуши впервые за долгое время услышал искренний, громкий смех Рюноске и это было так сладко, что совершенно не хотелось прекращать. Он забрался на его кровать, чтобы было удобнее, а тот отбивался своей подушкой, позабыв про сон. В какой-то момент из-за особо сильного удара подушка выпала из рук Ацуши на пол, он уставился на неё, прикидывая, успеет ли поднять и снова напасть, в то время как Рюноске, разгорячённый битвой и захваченной идеей полной победы, набросился на него, придавливая подушкой к своей кровати. Может быть, темнота способствовала тому, что Рюноске прямо сейчас не был таким сдержанным и отстранённым. Он навис сверху, его пряди немного забавно свисали вниз, и Ацуши замер, округляя глаза. Трепет в его груди стал таким ощутимым, что казалось, будто его щекотят изнутри. Рюноске навис и ухмылялся, радовался победе, смотря на него с вызовом, а Ацуши почти не дышал. Рюноске так близко и в то же время так далеко, ведь его хотелось прижать к себе, вдохнуть его запах как можно глубже, а затем невесомо поцеловать в уголок губ, тихо умирая от волнения. — Сдаёшься? — спросил Рюноске, не переставая ухмыляться. — Уже, — выдохнул Ацуши, почти не моргая. Перед Акутагавой Рюноске невозможно было не сдаться. Так всё же, где мой разум?