— morendo — замирая
Единственным развлечением здесь, в комнате общежития, были карты. После чаепития, разговорившись о конкурсе, о выступающих, об организации и прочих, связанных с сегодняшним днём, делах, они вернулись сюда и разошлись по комнатам. Теперь, вроде как, нужно было осмыслить всё то, что произошло, но хотелось лишь спокойно выдохнуть и жить дальше. Они уже сбились со счёта, какая это партия. Ацуши победно улыбнулся и выложил последнее, что у него было — и это победа. Рюноске кивнул, совершенно не меняясь в лице. — Что ж, давай. — У меня к тебе вопрос и я хочу, чтобы ты на него ответил. До этого их желания заключались во всяких глупостях, типа рассказать про самый неловкий случай из жизни, две минуты не двигаться, чтобы один смог пощекотать другого, купить шоколадку с орехами и обязательно с фундуком, принести стакан воды или ответить на вопрос, кого можно назвать самым раздражающим из всех преподавателей в их университете. Сейчас же Ацуши немного осмелел и решил спросить то, что действительно хотел узнать. Он в прошлые свои выигрыши пытался сделать это, но в самый последний момент пасовал, отделываясь очередной глупостью. А теперь он будто почувствовал, что либо сейчас, либо никогда. — Этот вопрос, он… может быть, он тебе не понравится. — В жизни всегда бывают неудобные вопросы, это нормально. — Нет, это касается не самых приятных моментов в твоей жизни. — Ацуши, — серьёзно сказал Рюноске, сделав паузу. — Ты можешь спросить у меня что угодно. Все мои неприятные моменты я уже пережил и проанализировал, и теперь могу говорить об этом спокойно. Ацуши выдохнул, понимая, что в самом деле слишком переживает по всяким пустякам. Но, наверное, это и свойственно всем бесконечно влюблённым, поэтому всё в порядке. — Хорошо, — сказал он после некой паузы. — Ты сказал, что жалел о своём поступлении лишь раз. Что ты имел в виду? — Я… — Рюноске отвёл взгляд и ответил спустя несколько секунд. — Оу, действительно сложный вопрос. — Можешь не говорить! — поспешил исправить ситуацию Ацуши. — Всё в порядке. Ацуши, конечно, не успокоился, но замолчал. — Когда я получил уведомление о поступлении, я не испытал облегчения, потому что мне в голову пришёл единственный вопрос — а что, если бы я не пошёл наперекор своим родителям? Он перевёл дыхание, собираясь с мыслями. Ацуши смотрел сосредоточенно, пытаясь уловить весь спектр его эмоций. Нечасто они говорили на такие темы. Серьёзные, едва зажившие, но всё равно больные. — Я бы остался дома, я бы не ссорился со своей сестрой, я бы учился на врача, неважно какого, важно то, что мне не пришлось бы проходить через всё это, — он вскинул руками в неопределённом жесте, будто показывая масштаб. — Мне бы не пришлось работать и я смог бы погрузиться в учёбу с головой. Мне бы не пришлось искать себе жильё и трястись за то, что почти в любой момент меня могут оттуда выкинуть. Конечно, мне помогает Дазай-сан… — он улыбнулся, так тепло и ласково. — Я бы не познакомился с ним, с Чуей, с тобой… На последнем он сделал акцент и сердце Ацуши забилось быстрее. От осознания, что Рюноске правда дорожит им и считает одним из самых близких, ставя в ряд вместе с теми, кто помогал ему в его самый трудный период жизни. Конечно, Рюноске и раньше говорил об этом, но осознавать для кого-то свою значимость каждый раз было безумно волнительно. — Но тогда я чувствовал только отчаяние и был готов вернуться и отказаться от этой глупой мечты. — Она не глупая, — вставил Ацуши недовольно. Его правда восхищало то упорство, с которым Рюноске шёл к ней, несмотря на такие большие потери. — Я рад, что ты так считаешь, но тогда… мне действительно было тяжело. — А теперь… ты не жалеешь? Рюноске улыбнулся, так тепло, ностальгично, и посмотрел Ацуши в глаза. — Нисколько. Я познакомился с потрясающими людьми, я могу делать то, что люблю, я доказал себе, что могу зарабатывать на этом, доказал, что моя игра чего-то стоит — и это касается не только денег, но и… чужой радости? Я вижу, что людям нравится, и меня это тоже радует. Ацуши широко улыбнулся, отмечая про себя, что Рюноске всё больше уверен в собственных силах. А знать, что его личный восторг не проходит мимо, было особенно приятным. — Хорошо, тогда я могу задать ещё один вопрос? — мягко спросил он. — Кажется, ты выиграл меня только один раз. — Ну Рю… — протянул Ацуши. А потом до него дошло, как он его только что назвал. Такого не было ещё ни разу, поэтому Ацуши почти сразу же смутился, прошептав «ой». Но Рюноске, похоже, понравилось. Он улыбнулся, посмотрев куда-то вниз, а потом в окно, на вечерний Токио. Сумерки опустились на город, оставляя на небе лишь насыщенную полосу оранжевого цвета у самой линии горизонта, Токио ожил в тысячах самых ярких разноцветных огней, где-то мерцающих, где-то постоянно двигающихся. — Хорошо, можешь задать, — ответил он. Ацуши выдохнул, понимая, что сейчас он точно испортит этот момент. Момент такой откровенности с его стороны, так трогательно, что даже в ужасной ситуации Рюноске смог прийти к чему-то хорошему и сказать даже про Ацуши что-то приятное. Это правда согревало сердце. Но вместе с тем делало больно. — Ты говорил, что я тяну тебя на дно, — нехотя сказал он то, что всё никак не уходило из его головы. Потому что даже самые приятные прогулки и самые тёплые объятия не могли перекрыть то, что Ацуши всё ещё не понимал. — Объясни, что ты имел в виду, — он смотрел в эти бездонные серые глаза. — Пожалуйста. Рюноске растерянно посмотрел на него, будто он и сам не знал ответа на свой вопрос. Но ведь он сказал тогда именно так? Почему? Что-то ведь сподвигло сказать его именно это. Конечно, может быть, это было сделано, чтобы оттолкнуть ещё больше. Вот только сразу после такого не просят прощения, наступая на собственную гордость. — Ацуши, я… — он нахмурился, отводя взгляд. Повисло молчание. За стеной слышался смех их наставника и друга, те увлечённо о чём-то болтали, прерываясь на шутки. Личные, которые понимали только они двое. Ещё можно было услышать поток проезжающих за окном, где-то внизу, машин. Всё это давило неприятным ощущением. Ацуши вздохнул, понимая, что всё испортил. Только что между ними была такая тёплая атмосфера, а теперь словно снова повис тот холод, который уже нависал когда-то. Именно тогда, когда Рюноске вообще сказал об этом. — Я не знаю, — наконец прошептал он спустя время. Ацуши нервно усмехнулся. Конечно, не знает. Что ещё ему оставалось? Неужели ответить честно? — Я запутался, — добавил Рюноске, видя чужой поникший взгляд. Он выдохнул, собираясь с мыслями. Ацуши всё ещё ничего не понимал. — Тогда мне показалось, что общение с тобой отвлекает меня от своей цели, но… — Но?.. — удивлённо спросил Ацуши. Это звучало так странно, неприятно, ведь на тот момент они уже были друзьями. Ставить выше друзей своё обучение? Да, у людей бывают разные ценности, и Ацуши не может никого за такое осуждать, но… всё равно стало горько. — Но ты стал именно тем человеком, кто позволяет мне двигаться вперёд. Ацуши округлил глаза. Он ожидал чего угодно — передумал, ошибся, пересмотрел приоритеты. — Ацуши, я… ты мне… очень дорог, — сказал Рюноске так, будто боялся, что от его слов на них что-то обрушится. Его глаза были наполнены грустью и некоторой долей страха. Теперь Ацуши прекрасно его понимал. Такие разговоры били по самому больному, но вместе с тем всё равно были чрезвычайно необходимы. Любые недомолвки разрушают дружбу — медленно, шаг за шагом, заставляя отдаляться и копить в себе всё то, что не должно сохраняться надолго. — Значит, сейчас я не мешаю тебе? — уточнил Ацуши. — Было очень глупо с моей стороны вообще думать о таком. — Значит… — Прости меня. Те мои слова всё ещё делают тебе неприятно и… мне жаль, что я не смог осознать этого раньше. По коже пошли мурашки. Такой дурак. — Рюноске, я просто хотел до конца понять тебя. Ацуши улыбнулся, понимая, что ему действительно стало легче. Он порывисто приблизился и обнял друга, чувствуя на своей спине чужие руки. Тёплые, мягко поглаживающие руки. Рюноске уткнулся ему в плечо и Ацуши буквально кожей почувствовал, как тот улыбается. Они выплыли с этого дна вместе.***
— Ну что, ребятки, как настрой? — с довольной ухмылкой спросил Дазай-сенсей. — Дазай, нам ехать всего час, какой настрой? — с усмешкой спросил Чуя. Все четверо стояли на станции, ожидая поезд. Выезд из общежития был сумбурным, они чуть не проспали все будильники, даже не успели позавтракать, но вот уже вещи собраны, а Токио почти позади. — Мы готовы, — ответил Ацуши, поддерживая наставника. Не то чтобы Чуя поддевал его из плохих побуждений, но Ацуши почувствовал, что если он ничего не скажет, то будет не очень хорошо. — Отлично! — просиял Дазай-сенсей. — На завтрашние занятия тоже настроились? — Да… — ответил Ацуши, теряя весь запал. Наверное, этого никто не заметил, но Ацуши отвёл взгляд, вспоминая одну простую вещь. Уже сегодня? Завтра? В любом случае, совсем скоро случится то, что он так долго и упорно откладывал на потом. Столько раз, сколько уже для него самого непростительно. Конечно, поставив срок, он стал твёрже в собственном намерении, но эта поездка показала ему, снова и снова, что если он потеряет всё это, то… он не знает, что с ним будет. Это грёбаное признание висело над ним огромной глыбой, угрожающей раздавить его в любой момент. Они сели в поезд, устраиваясь на своих местах. Снова Ацуши рядом с Рюноске — тот выглядел сонным и от этого слегка рассеянным. — Всё хорошо? — спросил Ацуши, когда поезд тронулся, и Токио превратился в яркую быструю ленту из сменяющихся кадров. Наставник и Чуя снова сидели где-то впереди, снова о чём-то увлечённо болтали, даже не вспоминая о них. Появилось лёгкое чувство дежавю. — Да, просто не выспался, — признался Рюноске, проводя пальцами по закрытым глазам. — Мы легли не так поздно… — задумчиво сказал Ацуши, смотря в окно. — Долго не мог заснуть. — Почему? Рюноске посмотрел на Ацуши, повисло молчание. — Не знаю, — ответил он спустя минуту. — Хорошо, — кивнул Ацуши. Если не хочет говорить, то пусть. Или, может, в самом деле не знает. Ацуши повернулся снова к окну, смотря на меняющиеся пейзажи. Спустя минут десять он повернулся к Рюноске, чтобы показать ему красивый вид, но тот... уже спал. Такой спокойный, умиротворённый. Наверное, глупо было у него спрашивать, почему он долго не мог заснуть, ведь он всегда ложится поздно, а просыпается рано, другой режим был для него попросту непривычен. Да и поездка была изматывающей морально, каким бы уверенным в себе Рюноске не был на сцене. Ацуши всё ещё помнит его чуть подрагивающие руки. Он слегка улыбнулся, снова отворачиваясь к окну, и тихо-тихо вздохнул. Едва слышный гул колёс, размеренное покачивание — всё это тоже наводило его на желание поспать, но когда его плеча что-то коснулось, он сразу же оживился и повернулся в сторону Рюноске. Тот всё ещё спал, только теперь его голова склонилась на плечо Ацуши и, боже, это было таким милым, невообразимо тёплым и трепетным. Ацуши расплылся в улыбке и снова отвернулся, пытаясь скрыть её ладонью.***
Когда они приехали, Ацуши аккуратно дотронулся до Рюноске и позвал его. Тот сонно открыл глаза и посмотрел на Ацуши, но когда увидел, в каком положении он находится, сразу же выпрямился. — Извини, я не хотел, — сразу же сказал он. Ацуши закатил глаза и поднялся с места. — Рюноске, даже не думай извиняться за такое. Если бы мне не понравилось, я бы сказал тебе об этом или отстранил от себя. Мне было нормально. — Ладно. Они подошли к Дазай-сенсею и Чуе, а затем вместе вышли из вагона, проходя через весь вокзал. Сразу после выхода оттуда они остановились, потому что здесь их пути расходились. — Что ж, друзья, до завтра, — сказал Чуя, кивая, а потом быстрым шагом пошёл к станции метро. Ацуши замялся, желая как-то попросить Рюноске остаться, чтобы… чтобы что-то сделать со своими чувствами. Но тот обратился к преподавателю. — Дазай-сенсей, можно с вами?.. — Конечно, — улыбнулся наставник. — Ацуши, а тебе в какую сторону? — Мне на ту остановку, — нехотя ответил он, кивая направо. Они попрощались, и Ацуши пошёл в нужную сторону, раздумывая о том, что, ладно, признаваться было не обязательно именно сегодня. Таковы обстоятельства, и он их заложник. А завтра… завтра он обязательно сделает это.***
Наверное, было немного странным приходить с утра пораньше без предупреждения. Пары, как и всегда, начинались в девять, но он пришёл ровно за час. Чтобы застать Рюноске и точно сказать ему обо всём. Конечно, мысль о том, что Ацуши так долго и много думает о сущем пустяке — всего лишь какое-то признание! — смешила, но вместе с тем наводила ужас. Он так долго держал это в себе, что либо останется с этим уже навсегда, либо, наконец, решится и его жизнь изменится. Или же нет? На этаже была слышна чужая игра, и Ацуши смело подошёл к нужной аудитории, а потом, выдохнув, почувствовал волнение. Но в дверь постучал. Игра оборвалась сразу же, а затем дверь открылась. — Ацуши? — Привет… Рюноске открыл дверь шире, приглашая войти, а потом закрыл за ним. — Не спится? — с улыбкой спросил он, снова садясь за инструмент, но не поворачиваясь к нему — всё ещё смотрел на Ацуши. — Да, как-то не рассчитал по времени, — нервно усмехнулся он. — Можно здесь посидеть? Послушать? Что ж, это не то, что Ацуши планировал, но нужно было что-то очень быстро придумать и сказать. Что ж, он вообще ничего не планировал. Сложно придумывать какие-то планы, когда единственное, что крутится в его голове, это слова «ты мне нравишься». — А… да, хорошо. Рюноске отвернулся к расставленным нотам — разучивал что-то новое — и, расправив плечи, начал играть. Меланхолично, правая рука будто лениво перемещалась по регистру вверх, задерживаясь на длительностях, а левая нажимала тихие, едва тяжёлые аккорды, которые пробирали до мурашек. Когда он закончил произведение, Ацуши уже открыл рот, чтобы предложить поговорить, как Рюноске принялся за другое произведение. Удивительно, но за почти целый час он прерывался только для того, чтобы перелистнуть страницы. Иногда даже казалось, что тот вообще забыл, что находится не один. Когда время подошло к началу занятий, Рюноске собрал ноты и, убрав их в папку, повернулся, наконец, к Ацуши. Тот неловко улыбнулся, и они пошли на историю исполнительского искусства. Весь день прошёл в попытке раскачаться и вернуться в прежнее русло занятий. Ацуши был задумчивым, как и Рюноске, поэтому оба на переменах в основном молчали, а когда пришло время прощаться, Ацуши понял, что сегодня уже ничего не получается — его ждало индивидуальное занятие, а Рюноске — отдых и работа. Поэтому на следующий день Ацуши снова пришёл раньше, чем это было необходимо. — Ацуши? Тот прошёл в аудиторию, встав напротив Рюноске. — Привет, — тихо сказал он. Волнение уже подступало и руки начали едва подрагивать, но отступать было уже наверняка поздно. — Привет, — ответил Рюноске. — Что-то случилось? — заметив чужое напряжение, спросил он. — Рюноске. — Да? — Я должен сказать тебе одну вещь. — Я слушаю тебя. Ацуши нервно улыбнулся. Он столько раз прокручивал в голове, что сказать — про то, что чувствует, что испытывает при каждом его взгляде и особенно прикосновениях, про то, какие у него потрясающе затягивающие глаза и про то, что когда он слушает его игру, он чувствует себя самым особенным на всём грёбаном свете. Но всё это удивительным образом было понятно и так каждую их встречу — Ацуши часто именно словами передавал своё восхищение, пока Рюноске отводил взгляд и выдавал недоверчивое «спасибо». Самым трогательным было то, что каждый раз градус недоверия к его восхищению падал, а Рюноске будто бы действительно стал немного увереннее в своих собственных силах. Потому что для Ацуши лесть — одна из самых отвратительно лживых вещей, которая искажает восприятие самого себя. Потому что если тебе есть что сказать неправильное, неприятное, но до ужаса правдивое — ты должен сказать, а не лгать, думая, что это ложь во благо. Сколько бы в нём не было всех этих чувств, которые только мог вызывать у него Рюноске, он выбрал самый простой, но самый понятный и прямой способ сказать об этом. — Ты мне нравишься. Рюноске сначала удивлённо на него уставился, будто пытался понять, не послышалось ли ему. О нет, не послышалось. И если ему что-то непонятно, Ацуши уже был готов повторить. Но затем лицо Рюноске помрачнело и Ацуши действительно испугался. Только не отвергай, не уходи, не говори, что больше не будет никакой дружбы, что тебе противно, что мы больше друг другу никто. Ацуши был готов забыть все свои чувства, только бы не лишаться возможности снова обнять или рассказать очередную до глупости неловкую историю про себя, а потом услышать такое тихое, но тёплое «забавно». Рюноске продолжил молчать, а потом вдруг помотал головой в отрицательном жесте, развернулся и пошёл к своим вещам. Чтобы забрать их и уйти. И тут у Ацуши будто что-то сорвало. Он только что доверился ему, ставя всё их общение под угрозу, он так разволновался, что ему уже физически плохо от подступающей к горлу тошноты, а тот так просто уходит? — Ты, человек, не умеющий разговаривать словами через рот! — начал Ацуши. — Какого чёрта ты опять уходишь от разговора? Тебе так трудно просто сказать «Извини, Ацуши, но это не взаимно»? Повисло молчание. Ацуши стоял, его трясло от нервов, он и сам от себя не ожидал, что действительно сможет остановить его и, причём, весьма успешно. Рюноске остановился, но не повернулся, а потом, наконец, совсем тихо, так контрастно, спросил: — У тебя же вчера было занятие у Дазай-сенсея, да? — А это тут причём? — недоумённо спросил Ацуши. Что это, чёрт возьми, вообще такое. — Он тебе обо всём рассказал, да? Ацуши впал в ступор. — Что происходит?.. — Он тебе рассказал об этом, верно? — О чём?.. — Так просто ничего не бывает. Я тебе нравлюсь, серьёзно? — Рюноске повернулся с горькой усмешкой. — Ты просто решил посмеяться надо мной, признайся. Это очень низко с твоей стороны. У Ацуши в мыслях был сплошной хаос. Он снова уже готов был просто уйти, бросить всё, а потом забиться в уголочке и тихо переждать эту бурю. Но, чёрт, он так часто это делал, а Рюноске всё такой же импульсивный и несдержанный, что кто-то точно должен взять ситуацию под контроль. — Рюноске, сядь и поговори со мной нормально, — вдруг сказал Ацуши, мысленно пытаясь успокоиться. Тот всё ещё учащённо дышал, одолеваемый эмоциями, но, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, кажется, успокоился. — Ну? — уже спокойно спросил Ацуши, присаживаясь на самый край первой парты. Рюноске испуганно посмотрел на него, он взвешивал все «за» и «против», но потом подошёл ближе и сел рядом. — По-моему, всё понятно. — Значит, начнём с самого начала. Рюноске выдохнул. — В воскресенье, после того, как мы приехали, я рассказал ему, что ты мне нравишься. А теперь ты говоришь, что, по сути, мои чувства взаимны. Сразу же на следующий день после того, как вы виделись с ним, и он мог тебе обо всём рассказать. Ацуши удивлённо уставился на него. Сердце забилось ещё быстрее от волнения, от страха, от счастья, от накатывающей нежности. Взаимно. Взаимно. Взаимно. О боже. Это в самом деле происходит с ним. — Ты мне нравишься. Что тебя в этом задело? — спросил Ацуши, пытаясь внутренне совладать с собой, потому что хотелось уже или накричать на него за то, что он такой тормоз, или накинуться с объятиями. Рюноске прямо сейчас такой наивный и глупый. И почему до него всё ещё не дошло? — То, что ты… Шутишь? — уже не совсем уверенно ответил Рюноске, всё ещё не поднимая на него своего взгляда. — Разве это смешно? Снова повисло молчание. Шестерёнки в голове Рюноске работали, видимо, осознавая его настоящее положение. — Нет. — Мне тоже не смешно. Я говорю правду. Почему ты мне… не веришь? Рюноске резко повернулся к Ацуши с очень удивлёнными глазами. Он выглядел настолько взволнованно, что казалось, что ещё чуть-чуть и он свалится от нервов в обморок. — Правду?.. — растерянно спросил он. — Рюноске! — не вытерпел Ацуши. — Можно я тебя поцелую? — Нет. Ацуши нахмурился. Что теперь не так? Разве после таких признаний не целуются? Он упустил момент, когда его друг приблизился и прошептал: — Я сам тебя поцелую. …а потом сделал то, о чём сказал.