— vigoroso — сильно, бодро
Поцелуи это… приятно. Аккуратное прикосновение к губам, горячее дыхание совсем рядом, трепет и осознание, что, чёрт, это правда. Это правда происходит с ним. Рюноске прикасался самыми кончиками пальцев к щеке Ацуши, в то время как он, всё ещё ошеломлённый, совсем не ожидавший такого поворота событий, крепко держался за чужие плечи, будто боялся, что ещё чуть-чуть — и невообразимо прекрасная реальность ускользнёт. Это его первый поцелуй. С человеком, который ему очень дорог и очень нравится. От такого осознания появлялись мурашки, сердце билось быстро, а Ацуши сжимал ткань чужой рубашки сильнее, потому что и сам боялся ускользнуть из его рук. Рюноске отстранился и Ацуши сразу же открыл свои глаза. Они были так близко друг к другу, он будто в первый раз рассматривал серые глаза перед собой — витиеватые узоры пасмурного неба, точно потерявшие все свои краски готические витражи — и не понимал, что сказать. Мыслей было одновременно и так много, и так мало, что он просто смотрел, не отрываясь, и молчал. В один миг Рюноске стал ещё ближе и крепко обнял его, утыкаясь в плечо. Чужое дыхание щекотало шею, но в то же время согревало. — Не верю, — прошептал тот настолько невесомо, что Ацуши едва смог расслышать и понять, что было сказано. Ацуши отчего-то рассмеялся, прикрывая глаза и прижимая парня ближе, казалось, это было уже невозможно, но он правда пытался сделать это. — Значит, теперь я могу не только обнимать, но и целовать тебя? — спросил он, не переставая улыбаться. Рюноске снова отстранился, его щёки были покрасневшими, он внимательно посмотрел в глаза Ацуши и кивнул. — И я тебя. Ацуши отвёл, наконец, взгляд, потому что почувствовал неловкость. Но теперь было легко. Он столько времени ждал этого момента, он был уже готов ко всему, а теперь мог вздохнуть свободно. И даже без каких-либо потерь? — Так значит… — чуть хрипло начал он, но потом прочистил горло. — Значит… Ацуши хотел сказать что-то типа «встречаемся» или «вместе», но звук открывающейся двери не дал ему этого сделать. Ацуши на миг почувствовал себя так, будто за ним наблюдает десяток камер, а он — на съёмочной площадке. Данная банальность, точно из телевизионных сериалов, заставила вздрогнуть и отпрянуть. И пусть прямо сейчас они не делали ничего такого, оно казалось не тем, что хотелось бы демонстрировать другим. — Ой, занято, — пролепетал Кенджи, сразу после виновато улыбнувшись, быстро кивнул в приветственном жесте своим одногруппникам, а сразу после скрылся, закрывая за собой дверь. Конечно, он зашёл сюда. Здесь ведь тихо и никто не играет — а такие аудитории перед занятиями на вес золота. Рюноске судорожно вздохнул и подошёл к фортепиано, опуская рюкзак прямо на пол. — Рюноске? — прошептал Ацуши. — Нужно заниматься, — ответил тот, садясь за инструмент и пытаясь скрыть своё смущение. — Можем вместе. Ацуши улыбнулся и сразу же подошёл ближе, придвигая стул к нему, а затем сел рядом. Ацуши, как и всегда, для сосредоточения положил ладони на свои колени — так делали все пианисты перед любой игрой. Вздох — ноты перед глазами, в ушах уже первые звуки, выдох — и ощущение чужой руки на своей. Теперь Рюноске накрывал его ладонь, как делал он сам на колесе обозрения. Теперь Рюноске сжимал его руку, делая вид, что так и нужно. Только не нужно было делать вид.***
После некоторых попыток повторения общих произведений, они как и всегда пошли на занятия. Ацуши по-новому ощущал себя опустошённым, лёгким, никакие признания больше не занимали всю его голову. Он не мог перестать улыбаться, ведь мысль о том, что теперь у него есть взаимная влюблённость, бесконечно грела сердце. Он правда пытался вслушиваться в лекции и участвовать в семинарах, правда пытался выдать хоть что-нибудь стоящее на практиках, но желание вновь дотронуться до чужих рук и ощутить приятное тепло было намного выше. У него не получалось сопротивляться. Ловить на себе не менее желающего того же самого взгляд было ещё приятнее. Рюноске, конечно, выглядел как обычно, но когда их взгляды сталкивались, они оба будто замирали. За окном было яркое солнце, слегка подвывал ветер и манил поскорее выйти из здания. Ацуши вспомнил, что сегодня первый день лета — и это был один из самых лучших дней в его жизни. На истории музыки зловещий Мори-сенсей раскритиковал доклад Тачихары и Катая, на русском языке они учили будущее время, а на сольфеджио снова решали какие-то полифонические вещи. Рюноске сидел рядом и этого было достаточно. — У тебя же сейчас окно? — спросил Ацуши сразу же, как только Куникида-сенсей поклонился и ушёл из аудитории. Ацуши не представлял, как Рюноске живёт с таким расписанием индивидуальных занятий. Ждать целую пару ради ещё одной? Впрочем, наверное, Рюноске только рад иметь возможность позаниматься дополнительно. — Верно, — кивнул он. — А у тебя есть какие-то предложения? — начиная улыбаться, будто догадывался, о чём сейчас пойдёт речь. — Ну… — протянул Ацуши. — Провести время со мной? Рюноске закинул все вещи в рюкзак и внимательно посмотрел на Ацуши. — Я не против. Ацуши улыбнулся и, резко встав из-за парты — так, что чуть не уронил стул, пошёл вперёд. Выйдя из аудитории, он попрощался с уходящими Чуей и Эдгаром, которые по-прежнему держались вместе, и, дождавшись Рюноске, потащил его на лестницу. Впрочем, не нужно было много гадать, чтобы понять, что они снова идут на крышу. Когда ветер ударил в лицо, а дверь позади была закрыта, Ацуши прошёл вперёд, немного щурясь от яркого света. Они прошли дальше, к тому месту, где сидели в прошлый раз. Ацуши остановился, чтобы достать телефон и поставить будильник — в прошлый раз он так и не прозвенел, но сейчас Ацуши надеялся, что они проведут всю свободную пару вместе. — Я поставил будильник, чтобы ты не опоздал. — Спасибо. Рюноске положил свой рюкзак на пол и сел туда же. Ацуши, убрав телефон в карман, сел рядом с ним, напротив. — Наверное, мы должны обсудить то, что было утром? — с опаской начал он. Опасаться было, конечно, нечего, но любые серьёзные разговоры заставляли волноваться. Ацуши опустил взгляд и дотронулся кончиками пальцев до чужой коленки. — Я надеялся, что мы не придём к этому… Я просто идиот. Ацуши нахмурился и, посмотрев на Рюноске, вдруг замотал головой в отрицательном жесте, чувствуя необходимость скорее объясниться. Рюноске выглядел смущённым и будто бы виноватым. Абсолютно напрасно. — О нет, я не об этом! Я о том, что мы теперь… ну, мы...? — Встречаемся? — тихо спросил он. — Я не знаю, как можно оставаться только друзьями после такого. — Как ты вообще осмелился сделать это, — выделив последнее слово, прошептал Ацуши. — Я просто очень этого хотел. Рюноске приблизился к нему и Ацуши снова почувствовал прилив трепета. Всё в нём трепетало от такой близости, от осознания, что это не сон, это не фантазия, это самая настоящая реальность. Ветер прохладный, а дыхание напротив почти горячее, что неоднократно доказывает то, что Ацуши не спит. Ацуши подвинулся ещё ближе и сам легко коснулся чужих губ своими. Прикрыв глаза, он прижался ближе, положив руки на плечи Рюноске, а потом одной проскользил к волосам, зарываясь в них пальцами. Совсем не жёсткие, густые волосы ощущались так мягко и желанно, что он некрепко сжал их, услышав ответный вздох. Сам Рюноске положил одну свою ладонь на шею Ацуши, слегка поглаживая кожу, это прикосновение было таким нежным, что у Ацуши почти закружилась голова. Ощущение чужих губ на своих, то, как они сминают плавно, растягивая момент — всё это буквально сводило с ума. Ощутив на себе вторую его ладонь, которая прошлась от груди до живота, а потом остановилась на талии, Ацуши покрылся мурашками — они прошлись волной по всей его коже. Всё ещё было немного неловко, ведь ещё буквально вчера они были всего лишь друзьями, а Ацуши мог о таком только мечтать. Но всё происходящее заставляло отбрасывать всякое стеснение, лишь бы это не заканчивалось. Когда они отстранились друг от друга, ещё раз едва коснувшись губами, Ацуши почувствовал острую необходимость перевести тему. Он боялся покраснеть ещё больше, ведь прямо сейчас он и так чувствовал жар на своих щеках, поэтому он выпалил первое, что пришло ему в голову: — Рюноске, а ты знаешь, что мы подходим друг другу по гороскопу? Тот, конечно, совершенно этого не ожидал, поэтому лишь удивлённо, будто не расслышал, приподнял бледные брови, а потом выдохнул «о боже» и засмеялся. — Что смешного? — негодующе спросил Ацуши. — Ничего, — прикрыв улыбку тыльной стороной ладони, ответил Рюноске. Он даже не пытался остановить свой смех. Возмутительно! — Но ты смеёшься! Рюноске набрал побольше воздуха в лёгкие и выдохнул, успокаиваясь и убирая руку от лица. Ацуши проследил за ней внимательно, точно хищник за добычей. — Твои слова были… неожиданными. Ацуши округлил глаза, поняв, наконец, свою ошибку, а потом улыбнулся, кивая головой — ага, дошло. — Совсем забыл, что ты не веришь в гороскопы, — недовольно добавил он. — Иногда глупости — это весело. — …и называешь гороскопы глупостями. Ну да. — Я готов слушать о них, если ты хочешь рассказать об этом. Ацуши выдохнул, желая снова его обнять, потому что да, он хотел бы рассказать. Рассказать ему о сотнях глупостей, которые придут к нему в голову. Или о тысячах идей, которые появляются в его голове каждый день. Впрочем, если теперь они встречаются, он может сделать это прямо сейчас? Ацуши приблизился и обнял Рюноске, без слов и продолжения разговора. Ему показалось, что его и так поняли. Тот сразу же обнял его в ответ, прижимая ближе. Рюноске по-прежнему пах зелёным чаем, но в этот раз — его самым любимым, с белым персиком и клубникой. Ацуши прикрыл глаза, отдаваясь ощущаемому теплу. Думать, что теперь можно проявлять свою тактильность намного смелее, было приятно. — Подожди, — вдруг сказал Ацуши, вспомнив одну вещь. — Что ты рассказал Дазай-сенсею? — Что ты мне нравишься. Ацуши отстранился, внимательно смотря в серые глаза. — А что он сказал тебе? — Что я должен признаться. — Нет, я имею в виду… как он отреагировал на это? — Сказал, что догадывался. Совсем не удивился. Ветер немного затих, а солнце скрылось за облаком. — То есть, никакого отвращения? — А почему оно должно быть? В самом деле. Этот мир менялся, медленно, но верно, и это было прекрасно.***
Поменялась и жизнь Ацуши. Он никогда не мог подумать, что однажды ему повезёт настолько сильно. Рюноске, оставаясь хмурым и даже в какой-то степени отчуждённым для всех, проявлял всю свою нежность, какая только в нём была, наедине — мягко сжимал в своих ладонях запястья, кончиками пальцев проводил по скулам и шее, аккуратно целовал лёгким касанием губ. Ацуши плавился от мысли, что его чувства взаимны, и прижимался ближе к заветному теплу, о котором думал так долго и много. Уже на следующий день он, сразу после занятия с оркестром, утащил Рюноске гулять до самой темноты — ароматное лето звучало сверчками и лёгким шумом деревьев, оно сияло глубоким синим цветом неба, в котором они утопали с головой. Хотелось держать друг друга за руку, но, хоть мир и менялся, они не позволяли себе забывать о том, что эти изменения были очень медленными и, увы, не для всех. Но после этого Ацуши всё же позволил себе, уже стоя на автобусной остановке, оставить на чужой щеке невесомый поцелуй. Однако не всё было так гладко. Ацуши настолько погрузился в свои чувства, что немного забил и на учебную теорию, и на практику. В четверг на индивидуальном занятии Дазай-сенсей, снисходительно выдохнув, явно намекнул Ацуши на то, что тот совершенно расслабился. Казалось, отсутствие цели теперь влияло на него пагубно, поэтому преподаватель сразу же напомнил о техническом зачёте, на котором было необходимо представить четыре коротких этюда. Ацуши, конечно, их знал наизусть, но очень быстрый темп и стаккато были не тем, что можно было бы сдать так просто. Лето за окном совершенно не мотивировало сидеть за инструментом и играть-играть-играть, но Рюноске, в отличие от некоторых, очень ответственный и серьёзный, сразу же чётко обозначал время, когда он репетирует, и время, когда он свободен и в полном распоряжении Ацуши. Пятница также обозначила новые горизонты — им дали две полифонии и объявили сроки сдачи. Семестр заканчивался в середине июля, поэтому на работу оставалось всего около шести недель. — В этот раз я решил вас не нагружать лишними перемещениями, поэтому позиции будут одинаковыми. Рюноске, будешь за нижний регистр, Ацуши, тебе верхний. Дазай-сенсей сосредоточенно смотрел в ноты, выискивая нужные места. Затем приблизился к пюпитру и, достав из переднего кармана карандаш, который всегда был с ним, сделал пару галочек. — Здесь не написано, но этот момент должен быть с особой экспрессией. Особенно это касается Ацуши, — затем он переместился ниже и вписал к «форте» ещё одну «f», превращая в фортиссимо. Ацуши смотрел на напечатанные строки, мысленно воспроизводя ноты в мелодию. Вроде бы, выглядело всё это неплохо и даже не так уж трудно. Оставалось только не паниковать и учить всё вовремя, уделяя больше внимания сложным моментам. А их в тексте было предостаточно. Когда Дазай-сенсей вышел из аудитории, чтобы студенты самостоятельно попробовали поиграть, Ацуши посмотрел на Рюноске. Тот выглядел совершенно точно надёждым и это вселяло уверенность в том, что они снова справятся и снова будут играть достойно.***
После субботней, уже, наверное, традиционной вылазки в университет, Ацуши облегчённо выдохнул. Весь прошлый вечер он играл-играл-играл ради того, чтобы сегодня не подводить Рюноске, но в итоге всё равно имел множество недочётов. Конечно, это было совершенно нормальной ситуацией для тех, кто играет произведение меньше суток, но после конкурса и того, что у них постоянно всё получалось, приходить к как бы начальной точке и снова играть медленно и с постоянными остановками было как-то… грустно. — Пойдём ко мне? — оживился Ацуши. — У меня родители уехали на целый день. Рюноске удивлённо посмотрел на него, совершенно не ожидая такого приглашения. Наверняка это было даже странно — на улице жара, солнце, самое то для прогулок, а Ацуши зовёт его в душную квартиру. — Стой, подожди, ты не так всё понял, — начал Ацуши в панике, стремительно краснея. Он и не думал о каких-то… более откровенных вещах, но сказанная фраза действительно звучала как избитое клише, ведущее к вполне конкретным действиям. — То есть, я имел в виду, что… Что… — Хорошо, идём, — ответил Рюноске, прикрывая улыбку ладонью. Ацуши растерянно остановился и, шумно выдохнув, развернулся и повёл Рюноске до остановки. Добравшись до его дома, Ацуши жутко нервничал, но когда они зашли в квартиру, их встретил домашний запах вперемешку с летним ветерком незакрытого окна на кухне, и его отпустило. Дышать стало легче. И чего он вообще переживает о таких простых вещах? — В общем, да, вот, я здесь живу, — неловко пролепетал он, проходя вглубь квартиры. Открыв дверь в свою комнату, он пропустил вперёд своего парня, и затем закрылся. На всякий случай. Как только он развернулся к Рюноске, то сразу же увидел, как тот с любопытством рассматривает фортепиано. Ацуши решил не мешать ему, поэтому подошёл к окну, открыл его, а затем сел на край своей кровати. В комнате сразу стало свежо, Рюноске повернулся к Ацуши и, немного подумав, сел рядом. — У тебя здорово, — сказал он тихо. — Тебе здесь нравится? — Да, люблю, что сюда никто не заходит, поэтому комната для меня как некая… крепость. Чувство безопасности, все дела, — с улыбкой сказал он, а потом понял кое-какую вещь. Он ведь действительно никого сюда не пускает. Даже родители не приходят, чтобы оценить уровень беспорядка или элементарно позвать поесть — ему дают достаточно свободы, чтобы у него было личное неприкосновенное пространство. А теперь здесь Рюноске. Ацуши повернулся к нему и уткнулся в его плечо. — Так приятно, что никого нет рядом, — прошептал он, устраиваясь поудобнее. — Могу целовать тебя и не бояться, что кто-то увидит. — А говорил, что я всё не так понял, — улыбаясь, ответил тот. Сердце Ацуши забилось быстрее. Он был настолько возмущён, что не мог нормально подобрать слова. — Но ты сказал, что..! Ты был… Был не против! — Спокойно, — засмеялся Рюноске и отстранился от него, чтобы посмотреть в глаза. — Конечно, я не против. Сразу после он приблизился и поцеловал Ацуши в губы — тот сразу расслабился, прикрывая глаза. Он понимал, что Рюноске просто шутит, но то, как он это делает! Возмутительно! Однако, уже было не до этого, потому что Ацуши почувствовал острую необходимость быть ещё ближе, поэтому он придвинулся ещё. Но этого было совсем недостаточно, поэтому он, скорее машинально, чем осознанно, перекинул одну ногу через его и, таким образом, сел к нему на колени. Поцелуй разрывать не хотелось, Ацуши обнял его, обхватывая руками шею, всё это казалось таким правильным и естественным, что осознание, в каком положении они находятся прямо сейчас, не сразу ударило румяной краской на лице. Рюноске же аккуратно положил свои руки на его талию, очерчивая кромку штанов, а потом обнял, прижимая к себе ближе. Его поцелуи были горячими, плавными, что никакая форточка не спасала. Было слишком жарко. Ацуши мягко отстранился, чтобы перевести дыхание. Он и не заметил, как самолично взъерошил парню волосы — так, что теперь Рюноске выглядел даже забавно. Он был покрасневшим до кончиков ушей, Ацуши улыбнулся этому. — Как-то раз ты обещал мне спеть, — сказал он. И это звучало так просто и легко, Ацуши определённо был мастером переключаться с одного на другое. Рюноске нервно усмехнулся, опуская взгляд вниз, а потом сразу же смотря на него. — Тогда обещай, что это останется тайной. Ацуши удивился такой просьбе, но всё же кивнул. Он слез с чужих колен, поправляя свою рубашку, а потом случайно понял причину неловкости, помимо поцелуев. Такие продолжительные поцелуи имеют вполне конкретные последствия в виде хорошо очерченного возбуждения. Рюноске быстро встал с кровати, тоже поправляя одежду, и двинулся к инструменту, немного нервно садясь за него. Ацуши сделал вид, что ничего не заметил, но раскраснелся ещё больше. А когда опустил взгляд вниз, на себя, понял, что и сам возбудился. И как он не заметил сразу? Тем временем Рюноске открыл крышку и провёл кончиками пальцев по клавиатуре, будто хотел запомнить этот момент как можно лучше, а потом начал играть. Ацуши сразу же заулыбался, узнав песню, ведь это были первые ноты Duncan Laurence — Arcade, которую Рюноске играл в кафе. Но когда он начал петь — тихо, хрипло, сразу же после прочищая горло и продолжая, Ацуши замер. Этот голос пробирал до мурашек, низкий, глубокий, до самого дна. Когда начался второй куплет, переходящий вверх по регистру, Ацуши удивлённо-восхищённо не мог поверить в то, что слышит. Рюноске, пусть первые ноты и дались ему с трудом, — не распеваясь петь, конечно, трудно, — всё же смог аккуратно протянуть мелодию до самого припева. Сам припев был надрывным, но всё ещё тихим, может, он боялся гнева соседей или открытого окна. Рюноске без особых проблем перешёл на фальцет, и Ацуши мог только задаваться вопросом, а точно ли парень перед ним с отделения фортепиано. Конечно, недочёты были, всё же они не так много поют на сольфеджио, а Ацуши с абсолютным слухом совершенно точно улавливал каждую неровность, но он и правда не ожидал… такого. Сейчас он совсем не хотел задумываться о смысле пропетых слов, только лишь наслаждаться красотой мелодии и голоса. Замедлившись перед самым завершением игры, Рюноске сделал несколько финальных аккордов, а потом опустил руки. Последние сыгранные ноты ещё ретенционально витали в воздухе. — Вау… — очарованно протянул Ацуши. — Мне очень понравилось. Спасибо. Рюноске встал из-за инструмента, закрывая крышку, а потом смущённо сел рядом к парню. — Следующая песня с тебя, — с улыбкой сказал он, в то время как Ацуши сразу же буквально набросился на него с объятием. — Обязательно, — счастливо ответил Ацуши, зарываясь носом в мягкие пряди с белыми кончиками. — Хочешь чай?