Пианисты

— pesante — тяжеловесно

      Уже вечером им пришлось разойтись, потому что Рюноске ждала работа, а Ацуши — родители. В выходные они встречались, чтобы поиграть относительно новую программу, раз не смогли позаниматься из-за отменённых занятий. Правда, зайдя в аудиторию, Ацуши не смог не накинуться с объятиями, на что Рюноске крепко обнял его в ответ, прижимая к себе и поглаживая по спине. Понедельник выдался на удивление скучным, пары мелькали одна за другой перед глазами тягучей вереницей, заставляя зевать и желать поскорее пойти домой. Вот только и дома ждала куча письменных работ. И как Рюноске справлялся с этим, ещё и подрабатывая?       Во вторник Ацуши приехал пораньше. С улыбкой и неким предвкушением он поднялся на этаж, однако почему-то не было слышно привычного Баха. Даже… хоть каких-нибудь звуков. Ацуши медленно, будто боясь нарушить установленный покой, подошёл к аудитории, в которой Рюноске обычно занимался, однако та была пуста.       Ацуши достал телефон, чтобы посмотреть на время и удостовериться, что он ничего не перепутал и не приехал слишком рано для такого. Но Рюноске нигде не было — и это факт.       Впрочем, не играть же ему вообще каждый день? Может, он решил, наконец-то, отоспаться — и Ацуши бы точно поддержал такую инициативу. Рюноске действительно выкладывался на полную, абсолютно всегда, а вот собственный отдых обычно ставил в самую последнюю очередь. Его трудолюбие восхищало, но и иногда немного пугало, потому что оно походило на фанатизм. Ацуши правда беспокоился за него.       Он прошёл внутрь аудитории, потому что до пары оставалось ещё полчаса, а ничего не делать было как-то скучно. Улыбнулся виду — будто утреннее солнце пролегло пустыней по партам и инструментам, оставляя песчинки света на всех поверхностях. Было как-то по-особенному красиво, Ацуши сфотографировал это и отправил Рюноске — тот был в сети пятнадцать минут назад, поэтому волноваться было не о чем.       Однако когда он не появился на первой паре, Ацуши уже не был уверен в этом.       Отправив ещё пару сообщений, он отложил телефон на видное место, чтобы сразу знать, когда придёт ответ. Но ответа не было ни на первой паре, ни на второй. Сердце билось быстрее обычного из-за волнения, потому что это было на ответственного и исполнительного Рюноске абсолютно непохоже.       Когда третья пара закончилась, Ацуши почти сразу же вылетел из аудитории, чтобы отойти подальше от всех и спокойно позвонить. Гудки были, но ответа — нет. Зарождающаяся паника застилала глаза, но нужно было быть сильнее. Взяв себя в руки, Ацуши попытался успокоиться и позвонить ещё раз. Снова ничего.       Тогда, подойдя к расписанию, Ацуши убедился, что Дазай-сенсей уже сейчас должен находиться в университете, поэтому быстро подошёл к его аудитории.       — Здравствуйте, Дазай-сенсей, — сказал Ацуши, кивая.       За инструментом сидел другой студент, кажется, второкурсник. Ацуши знал, что после этого занятия должно было быть индивидуальное занятие Рюноске, но ждать столько времени он уже не мог.       — Здравствуй, Ацуши, — напряжённо ответил Дазай-сенсей, подходя ближе, а затем жестом приглашая выйти в коридор.       Ацуши чувствовал, что что-то не так. Преподаватель не выглядел так, как обычно, он не улыбался, в его глазах, казалось, погас огонь. Стало ещё тревожнее.       — Где Рюноске? Вы не знаете?       Дазай-сенсей кивнул, опуская взгляд. Он точно знал, где тот находится, но всё ещё даже не подошёл сказать об этом? Может, он и не знал, в каких они сейчас отношениях, может, это и не являлось тем, что нужно сообщать именно ему, но Ацуши чувствовал, что он упускал что-то чрезвычайно важное.       — Он приболел. Не хотел беспокоить тебя.       Ацуши стало от этой информации ещё хуже. Как это нужно заболеть, чтобы не отвечать на сообщения и телефонные звонки? Хотелось вспылить, пусть преподаватель был в этом случае совсем не при чем, но, глубоко вздохнув, Ацуши всё же продолжил разговор.       — Он правда думает, что я не стану беспокоиться в таком случае?       — Спокойно. Сейчас всё в порядке.       Ацуши округлил глаза, не понимая, что происходит. Преподаватель выглядел подавленно и это заставляло чувствовать себя ещё хуже.       — Сейчас?..       — Ацуши, послушай. — Дазай-сенсей глубоко вздохнул, видимо, пытаясь подобрать слова. — Рюноске попал в сложную ситуацию. Его жизни ничего не угрожает, однако его дальнейшее обучение сейчас под вопросом. Он очень расстроен из-за этого и сначала даже меня не хотел подпускать к себе.       Руки тряслись. Так не говорят про обычную простуду. Так вообще не говорят, если действительно всё в порядке.       Сейчас вообще ничего не в порядке.       — Где он? — пытаясь выглядеть спокойным, спросил Ацуши.       Дазай-сенсей назвал адрес больницы и Ацуши сразу же быстро попрощался с преподавателем, чтобы вылететь из университета в сторону нужной остановки. Больница была ближайшей к дому Рюноске, поэтому транспорт был уже хорошо знакомым. Руки по-прежнему тряслись, Ацуши всю дорогу не мог думать ни о чём, кроме этого. Выйдя из автобуса, он побежал в сторону больницы — он не понимал, почему именно бежит, ведь, как сказал Дазай-сенсей, именно сейчас всё в порядке, но всё равно казалось, что важна каждая секунда.       Рюноске по-прежнему не отвечал на сообщения — Ацуши, пока ехал, отправил ему ещё несколько. Он не понимал, было ли это случайностью или же намеренно. Не мог же Рюноске игнорировать его специально?       Но если сейчас всё в порядке, то почему бы всего лишь не написать о том, как у него дела?       За всё это время перед глазами Ацуши пролетели десятки вариантов того, что только могло произойти — и никакой из вариантов не был утешительным. Он чертовски сильно боялся, что Рюноске плохо, что было плохо или будет. Он просто хотел, чтобы тот был жив и здоров, чтобы уже через пару часов они спокойно отправились обратно домой, а сегодняшние утро и день оказались лишь страшным сном.       Ацуши не помнил, как оказался на нужном этаже. И он не знал, как всё ещё не разрыдался от того, что творилось на душе — волнение, страх, острые переживания за любимого человека перемешались в огромный ком в горле, который застрял и никак не мог пройти.       Понимание, что сейчас он находился в травматологии, только ухудшало ситуацию. Они не уйдут сегодня домой вместе. Из такого места так просто не уходят.       Найдя нужную палату, Ацуши замешкался. Он бежал до этого места как можно быстрее, чтобы его пустили, чтобы он успел в часы посещения, чтобы поскорее убедиться в том, что его парень действительно в порядке.       Но, стоя прямо перед своей целью, стало так страшно от мысли, что он узнает всю правду в этот самый миг, что руки затряслись лишь больше.       Попытавшись глубоко вздохнуть и выдохнуть, чтобы хоть чуть-чуть успокоиться, Ацуши открыл дверь.       — Рю…       Он лежал на кровати под одеялом, отвернув голову к окну. Будто пытался спрятаться. С левой стороны у кровати стояла капельница, а вот с правой… на одеяле лежала забинтованная правая рука.       И это одна из самых ужасных вещей, которая только могла произойти с пианистом.       Ацуши почувствовал, как этот мир уходит из-под ног. Это имел в виду Дазай-сенсей, когда говорил о том, что дальнейшее обучение под вопросом? Это очень, очень плохо. Стало труднее дышать, потому что видеть то, в каком состоянии находился Рюноске, было невыносимо. Он выглядел очень подавленно, Ацуши показалось, что его лицо слегка припухло от слёз, потому что глаза точно были покрасневшими.       — Не смотри на меня.       Услышанное почти добило. Рюноске был здесь, со сломанной рукой, и ощущал не только боль, но и ненависть к самому себе.       — Но почему?.. — прошептал Ацуши, подходя ближе.       — Я жалок.       — Это неправда.       В увиденное не хотелось верить, в услышанное — особенно.       — Правда. Уходи, — ответил Рюноске хрипло, но потом добавил тише. — Пожалуйста.       — Нет! — вдруг возразил Ацуши. — Нет, я не уйду. Я не хочу, чтобы в такой момент ты оставался один. Это неправильно. Почему ты прогоняешь меня?       — Потому что…       Дальше он ничего не сказал. Его губы сжались в тонкую полоску, было видно, как он сдерживался. Впервые Ацуши видел его настолько разбитым — ведь именно он всегда оставался сильным несмотря ни на что.       Именно Рюноске поддерживал его на выступлениях, именно он заставлял быть сильнее и побеждать свой страх, именно он из всего окружения, несмотря на тяжёлые в своей жизни времена, шёл к мечте и был примером того, каким нужно быть упорным и трудолюбивым, если действительно чего-то хочешь.       Именно этот человек сдерживался прямо сейчас от накатывающей ненависти на самого себя. Совершенно неоправданной, но всё равно безумно разрушающей.       Ацуши скинул свой рюкзак, оставив его где-то рядом с ножкой кровати, и сел рядом, беря здоровую руку в свою — осторожно, чтобы не мешать поступающим лекарствам, которые всё ещё проходили через капельницу.       Рюноске по-прежнему не поворачивался, наверняка испытывая стыд за проявленную слабость, но Ацуши ни на секунду не допускал даже мысли о том, что тот выглядел жалко или слабо. Рюноске был сильным и всё ещё держался, по крайней мере, старался делать вид.       — Если ты правда хочешь, чтобы я ушёл, тогда скажи ещё раз, но я… всё ещё не думаю, что это хорошая идея. Я бы хотел помочь хоть как-нибудь, даже если всё, что могу тебе дать, это всего лишь моё присутствие.       Рука в его ладони дрогнула, сжимая чуть сильнее. Рюноске по-прежнему молчал, не поворачиваясь. И Ацуши понял, что настала его очередь быть сильным, быть тем, кто заставляет бороться до самого конца. Ему по-прежнему было плохо и от переживаний, и от осознания, насколько ситуация тяжёлая прямо сейчас, но он не был тем, кто лишился чего-то очень важного, пусть и не навсегда.       Рюноске, наверное, впервые нуждался в нём настолько сильно, пусть и не говорил об этом. И Ацуши, слегка улыбаясь тому, что он действительно может помочь хоть чем-то, впервые за долгое время выдохнул облегчённо. Нужно было отвлечь, нужно было перестроиться с тяжёлых мыслей.       — Сегодня на истории музыки был доклад Наоми и Джуничиро, помнишь тех виолончелистов? Говорят, что они брат и сестра, и фамилия одна, но я всё ещё не верю, потому что их взаимоотношения… — он неопределённо взмахнул свободной рукой. — Наверное, ты и сам видел. Так вот, сегодня Наоми так жалась к Джуничиро прямо во время доклада, у доски, что даже Мори-сенсей смутился! Он судорожно вздохнул, прикрыл ладонью свои глаза, а потом, когда доклад закончился, даже не вставил никакой критики.       Ацуши смотрел на Рюноске, но тот всё равно к нему не поворачивался. Может быть, стеснялся своего вида, может, всё ещё сдерживал свои эмоции.       — А на русском языке без тебя вообще ничего не было понятно. Дост-сенсей говорил про какие-то жёлуди и медузы, что к чему? — Ацуши улыбнулся шире, заметив, что уголки губ Рюноске дрогнули. — А Гоголь распевал какую-то песню про ландыши перед парой, говоря, что в их стране это уже классика. Не думаю, что какой-нибудь Прокофьев писал про ландыши, но это же Гоголь.       Рюноске, опустив голову, продолжал улыбаться, и Ацуши почувствовал себя от этого чуточку счастливее.       — А вот на сольфеджио мы писали диктант и знаешь что? Думаю, я справился. В том смысле, что мы столько с тобой вместе занимались, что в каких-то вещах я теперь могу быть уверен. Спасибо, что ли?       — Я рад за тебя, — наконец-то ответил Рюноске, поворачиваясь к Ацуши, но всё ещё не поднимая взгляда. — Рад, что перед своим уходом из университета сделал хоть что-то хорошее.       Это звучало ужасно.       — Уходом?.. — растерянно переспросил Ацуши. — Не думаю, что несколько недель в больнице можно считать уходом.       — Я имею в виду тот, что навсегда.       Повисло молчание, Ацуши прикрыл глаза, пытаясь собраться. Новая информация не воспринималась вообще. Ацуши не мог даже представить, что Рюноске перестанет играть.       Хотелось уже прервать это напряжённое молчание, но его опередили.       — Утром я виделся с родителями. Они сказали, что ещё могут устроить меня в медицинскую академию с нового учебного года. Конечно, придётся поднапрячься, чтобы снова сдать экзамены, но они обещали мне помочь.       — Но разве ты…       Ацуши не мог подобрать слов.       — Как я буду играть? Посмотри на меня. Я ведь… Я больше не могу.       — Неправда. Ты же знаешь, что кости срастаются.       — Понадобится большой перерыв для этого. Сначала больница, потом реабилитация, и не факт, что всё пойдёт так, как нужно. Не факт, что я смогу восстановить всё, что мне нужно, в полном объёме, — он перевёл дыхание. — Я не появлюсь в университете ещё большое количество времени. Я не смогу сдать ни один практический экзамен в ближайшее время. Я не смогу работать.       — Но это… не так!       Рюноске посмотрел ему прямо в глаза и в них было видно, что он уже всё решил. Это пугало. Нельзя ведь решить такие важные вещи так быстро! Он и раньше колебался, но никогда не жалел о своём выборе. А сейчас будто снова пришёл к тому, с чего начинал.       — Ацуши, посмотри правде в глаза. Я рад, что ты всегда веришь в лучшее, но это не тот вариант.       В палату заглянула медсестра и, проверив капельницу, быстро начала убирать её. Ацуши смущённо отодвинулся, чтобы не мешать, а когда девушка скрылась, снова придвинулся ближе, беря ладонь Рюноске в свои руки.       — Я смогу вернуться домой, — тихо начал Рюноске.       Ацуши сначала не понял, что именно он имеет в виду, но потом напрягся. Вообще, после того, когда он узнал некоторые вещи про родителей Рюноске, он стал относиться к ним настороженно, пусть и не знал их.       — Ты правда этого хочешь? — спросил он.       — Я соскучился по своей сестре.       Ацуши слегка нахмурился. Он всё ещё не имел ни малейшего представления о том, что у них случилось. Он не знал про неё ровным счётом ничего. Стало слегка даже стыдно, потому что Рюноске редко говорил про свою семью, это были буквально единичные случаи. Но это было по-прежнему важной информацией — хотя бы про сестру, которая была для него так важна.       — Я правда не понимаю, почему вы перестали общаться. То, что ты ушёл от своих родителей, не значит, что ты ушёл от неё.       Рюноске снова отвернулся, в сторону окна, а потом, выдохнув, ответил.       — На самом деле, тогда мы с ней сильно поссорились. И в этом был виноват я.       — То есть?       — Она тоже любит музыку. Но только она не любит перечить родителям, поэтому уже сейчас готовится в медицинскую академию. Тогда я сказал ей, что она просто дура, раз отказывается от своей мечты.       Значит, и ты дурак, раз тоже отказываешься, — хотелось сказать ему, но Ацуши промолчал. Ведь всегда существуют какие-то обстоятельства, которые мы не контролируем и не можем исправить в нашу пользу.       — Я идиот, — прошептал Рюноске, снова отворачиваясь.       Снова прячась, снова закрываясь от близкого человека. Они были близки, это правда, но прямо сейчас казалось, что он будто специально отдаляется.       — Рюноске… я думаю, она рано или поздно всё равно поймёт, что ты хотел как лучше.       — Теперь я не знаю, как лучше. Может, и правда всё того не стоило? Я ведь… Я…       Он снова замолчал, его ладонь сжалась в кулак, а затем он и вовсе убрал её к себе. Закрылся окончательно.       Ацуши слегка запаниковал. У него не было никакого решения такой тяжёлой ситуации — и это удручало. Он просто хотел, чтобы всё было хорошо, но реальность была жестокой и бескомпромиссной.       — Пожалуйста, не сомневайся в своём решении. Вспомни, как ты не жалел об этом. Ты встретил Дазай-сенсея, устроился на работу, ты учишься там, где тебе нравится, и идёшь к тому, чего хочешь.       — Ацуши, — Рюноске снова повернулся и грустно улыбнулся ему. — Ты ведь понимаешь, что сейчас всё иначе.       — Понимаю, — ответил Ацуши. — Но это не повод сдаваться.       И он звучал уже твёрдо. Он пытался поверить в то, что говорит. Да, это звучало не так, как в голове. Да, это было тяжело, но ведь всегда есть выход.       — Расскажи, что сказал твой врач.       — Зачем?       — Просто скажи, — ответил Ацуши.       — Перелом шейки лучевой кости… Выпишут через неделю. Две или три недели с гипсом, но даже после его снятия нужно будет время.       — А ты спрашивал что-нибудь про фортепиано?       — Конечно, спрашивал. Это физическая нагрузка, так что не смогу играть ещё долго.       Ацуши взял свой телефон в руки, начиная что-то в нём искать. Задумчиво он двигал пальцем по сенсорному экрану, просматривая множество информации. Почувствовав заинтересованный взгляд Рюноске на себе, он ободряюще посмотрел на него, улыбаясь, а потом снова вернулся к телефону.       — Нашёл!       — О чём ты?       Ацуши придвинулся ближе с горящими глазами. Сердце забилось быстрее, потому что после стольких безнадёжных речей он нашёл, наконец, то, что могло стать настоящей надеждой.       — Рюноске, ты знаешь, кто такой Скрябин?