***
Амбер устало откинулась на отодвинутый стул, чья спинка была для неё мягче любой перины, желая, чтобы режиссёр не заставил её повторно переснимать уже сотый кадр, где она и так вышла великолепно, словно Сама Дева Мария; снимать ужастик из время, что за бредовая идея? Девушка зарылась рукой в свои медно-рыжие волосы, наматывая их на пальцы, которые были ухоженными и с новым маникюром бургундского цвета; она терпеть не могла яркие цвета, так как они казались ей уж больно вульгарными для той, что каждую неделю видят по телевизору люди. Зевнув, актриса огляделась: съёмки шли уже более полугода, фильм назывался «Две девицы под землёй», а работала на всю катушку лишь она одна! — будто у неё других занятий нет. Сегодня, например, было несколько записей на вечеринку в одном клубе с подругой, потом бы они уехали на лимузине, выпивая бутылочку шампанского и заедая её каким-нибудь экзотическими фруктами; на заднем сиденье много места... Интересно, смогут ли они там поразвлечься? — эта мысль вызвала глуповатую улыбку. Глаза невольно слипались, загорелая рука сама полезла в сумку, где хранился маленький пакетик, наполненный белым порошком, который отнюдь не был стиральным; убедившись, что никто не неё не смотрит, Дэ Круэль скрылась за ширмой, за которой был спрятан также мелкий столик, куда вполне можно насыпать кое-что. С металлической ногой было достаточно неудобно, но она уже привыкла к этому чувству лишнего веса. Стоило ей открыть свой маленький тайник, как дверь уборной со скрипом открылась, из-за чего девушка дёрнулась, испуганной ланью, отскочив к стене, которая скрывалась в тени, пряча старлетку от чужих глаз; кто же был в туалете, что она ничего не заметила и не услышала? — оттуда вышел парень, чья шевелюра была зачесана на одну сторону, а на другой сбрита большая часть локонов, цвета воронова крыла; на секунду они с девушкой встретились взглядами. Его, густо подведенные, глаза, казалось, изучали её лениво, настораженно, словно лошадь, считая, не заплатил ли он лишнего, а её взор пылал ярче тёмного пламени, ибо он испортил ей настроение своим внезапным появлением; что этот бродяга вообще забыл на съёмках? Кто его впустил?! Когда она узнает, то лично поцелует этого человека на прощание и даст хорошенького подзатыльника после увольнения; пустить к ней на работу, зная, что здесь находится она, Дэ Круэль — глупость, безумно смелая дерзость не очень далёкого человека. Тем временем вышедший из уборной взял рядом стоящую гитару в футляре, закинул её себе на плечи, предварительно завязав шнурки, и, подмигнув Амбер, поспешил удалиться. Однако, та не собиралась отпускать его просто так. — Стоять - бояться! — Прошипела она, будто змея, пригретая на камне, и парень удивлённо обернулся в её сторону, стараясь при этом сохранять хладнокровие на своём лице, однако, в глазах отразилось недоумение; теперь Дэ Круэль могла получше его рассмотреть — бледный, достаточно длинноволосый для парня, тёмноглазый, с чёрными серёжками в ушах. — Тебе чего? — Ленивое пожатие плеч выглядело... Пофигистично, особенно если знать стоящего перед ней человека по внешности. Всё ясно. Обычный, уличный музыкант, который решил, что ему всё можно. — Что ты здесь забыл? — Сразу перешла девушка на «ты», позабыв о манерах, чьим правилам старалась придерживаться, дабы сохранить хороший и добросовестный образ на публике, который создала за несколько лет своей славы. — И кто ты? — Во-первых: на «ты» мы не договаривались переходить. Во-вторых: ты ведёшь себя, как доярка, а выглядишь вполне прилично. Или внешность всегда так обманчива? И, наконец-таки, в-третьих: на, возьми. Парень протянул ей маленький кусочек листа, на котором что-то было написано. Не успела Амбер дочитать, поднять голову и взглянуть широко-распахнутыми на его спину, как тот уже направился к выходу с площадки, закинув футляр, с цветным дисплеем моря, на плечо. Уголок рта приподнялся у двоих. Край бумаги, аккуратно сложенный, был убран в карман. Так-так. Байрон Виндер, значит...***
Говорят, бастарды — плоды страсти и любви, однако, отношение к ним далеко не милое, чтобы те считали себя теми, кого породил не грех, а сладкое, как земляника, чувство; Максин была обычным дитя, рождённым от союза богатого человека и обычной девушки, чья зарплата была меньше стоимости, чем одежда отца её ребёнка, из-за чего их общая дочь первое время звалась под мерзкой кличкой — «Полукровка» и «Эльфийка», к тому же последняя кличка не покидала её жизнь до сих пор, пускай она заслужила уважение и статус, полученные спустя несколько лет. А потом её мать умерла от каких-то уродов, заставших её врасплох в одном из переулков; изнасилование и грабёж произошли одновременно в то же время, пока её ребёнок сидел дома и читал какую-то глупую наивную сказку, где определённо был хороший конец, за которым следовала, зачастую, свадьба и много-много детишек. После смерти матери Максин не трогала подобные истории — они нагоняли на неё тоску. Ночёвки у родственников продолжались несколько лет, так как её матушка умерла, когда её дочери было лишь семь. Когда наступили её десятые именины, было решено отправить нескольких детей на обучение в специальный военно-технологический лагерь, среди них была как раз-таки Максин, однако, она возмущенно ярилась, кусалась, пиналась и требовала, чтобы её вернули к матери или хотя-бы отцу, по пути в город та и вовсе испинала одного из мальчиков, слабого и беззащитного, он не дал ей достойного отпора, но после она всё же получила по заслугам, заслужив десять ударов хлыстом; когда она раздевалась можно было заметить тонкие паутинки шрамов, идущие от лопаток до поясницы. В конце концов, ту всё же смогли успокоить, напоив молоком, где растворили таблетки снотворного; та доверчиво выпила и уснула глубоким сном, из-за чего остальная часть поездки была более спокойной и терпимой. Когда они прибыли то их сразу распределили по отрядам её в женское отделении вместе с другими юными леди; в первую ночь том месте, таком далёком от дома своей тёти, последней опекунши, где всегда пахнет вкусно и по-домашнему, складывала свои немногочисленные пожитки, с грустью, осознавая, что теперь она будет совершенно одна несколько лет, без каких-либо знакомых и близких людей, та горько разрыдалась, получив за это подзатыльник от своей соседки по комнате. Военно-технологический лагерь — далеко не Столкс, где всё сверкает, а праздники проводятся каждый месяц по разным поводам, из-за можно увидеть правительство, с детьми, во всей красе; в городе, где обучают юных солдатов и учёных, нет хорошего рынка с тканью или, милыми девичьему сердцу, безделушками, из-за чего для юной девушки не нашлось достойного развлечения. Зато за всё время, проведённое здесь, Максин привыкла к шуткам о своём происхождении, а также к тому, что вместе с ней здесь обучался узаконенный побочный сын её отца, местного криминального авторитета; почему он подобной участи достоин, а она нет?! Это, по её мнению, было попросту возмутительно! Макс была похожей на своего отца до мозга костей, умная, как он, с прелестной внешностью — голубыми глазами и рыжими волосами. Однако, тогда это было последним о чём она переживала, так как успела вляпаться по самое горло в плохую группу, состоящую из «базников»; так обычно называли тех, кто шёл против правительства и удалял чипы, а также помогали другим избавляться от «глазка». Иногда она заходила к ним, чтобы почувствовать себя... Живой. Её обучение окончилось, когда возраст перевалил за двадцать лет, пора было вылезать из детских, ребячьих штанишек и становиться взрослой, самодостаточной женщиной, чьи умения явно помогут выжить в Столкск, где молодых девиц раскалывают, как белка — орешки. Однако, к её удивлению и глубокой радости, узналось, что единственный наследник её отца, хилый и глупый, умер во время одной из прогулок, упал с лошади, которая в итоге его и погубила; собрав свои вещи, оружие, полученное в подарок от лагеря, дешёвые украшения от ухажеров и разбитые надежды на службу и возможную собственную семью, девушка поспешила в лоно новой семьи, где её особо-то и не ждали, суда по презрительным взглядам жены её отца, но её волновало иное в тот день, когда она только приехала; где же отец и единокровный бастардский брат, которого она видела во время своей учёбы? Зайдя в свой дом, — теперь он принадлежит ей также, как если бы она была законной дочерью, рождённой от благородных людей, Максин сразу дала понять, что не лыком шита первым делом ворвалась в кабинет отца, предварительно кинув сумку буквально в лицо слуге, проворные ноги делали огромные шаги, следуя за её рыжей головкой. Ворвавшись в кабинет, она ожидала увидеть там своего единокровного, узаконенного брата, такого же, как она, но пред её ликом предстали совершенно два разных человека — мужчина средних лет, с белоснежными, чуть седыми, кудрями и ярко-синим глазами, и молодой паренёк, с копной смоляных кудрей и блекло-водянистым взглядом. Последнего звали Дейлом, и он был сыном их общего отца, Димитрия Келси. Последующие годы стали соревнованием между бастардами важного человека; мальчишка восемнадцати лет, в первую встречу показавшийся не более, чем нелепым недоразумением, вроде промаха в метании кинжала или испорченной причёски, слишком сильно влиял на их отца, который тому чуть ли не в рот заглядывал, и Макс это не нравилось. Она еще не решила, что с этим делать, но определенно не собиралась оставлять это просто так, ибо желала стать прямой наследницей всего, что останется после Димитрия, ведь, по её скромному мнению, она заслужила это не меньше других, а-то и больше; в свои двадцать три года, Макс решилась на отчаянный шаг — убить своего брата и мачеху. Когда они ужинали вместе из-за какого-то праздника, то-ли дня рождения Дейла, то-ли ещё чего-то, она подмешала в еду и напитки всем, кроме себя, яд под названием «Мучительно» (Прим. Автора:Данный яд не имеет ни запаха, ни вкуса, стоит не малых денег, из-за чего можно сделать предположение, что деньгами Макс не обделяют. Данное вещество делается из растений Бравл Тауна, кинарника и подслащенника, который нужно засушить, а после растолочь в пыль). Вскоре за столом единственной живой, как и в законных наследниках, осталась она, да Димитрий. Спустя несколько лет, Максин стала полноценной хозяйкой особняка, всего имущества, а отец уже просто стал давать ей лишь больше власти в криминальных делах. И, о боже, как это было прекрасно! Сейчас же Максин, которая недавно покрасила себе волосы в голубой, глядела на экран, где транслировали новости. – Сенсация! — На экране позади ведущей высветилась фотография с Максин: она стояла в новом серебристом платье, пока её за руку держал известный наследник Мастрано, Поко. — Кто же знал, что у Максин Келси имеется связь с главным наследником семейства Мастрано? И самое интересное — когда эту несчастную, наконец-то, сожгут все фанатки восхитительного мужчины? Что насчёт его прошлой невесты? Как она отреагировала на их отношения? Максин невольно фыркнула. Знала она бывшую подружку Поко: тощая, бледная, крашенная в сиреневый, Эмз оказалась такой себе девкой, учитывая её склонность к драматизму и любви к социальным сетям, куда она выкладывала каждый свой шаг. На разрыв с Поко она расплакалась и написала слезливый пост про их отношения. На неё Макс было плевать с самой высокой Башни. — Мы взяли интервью у Эмз... Максин выключила телевизор. Почему-то она ощущала недоброе чувство, которое холодком прошлось вдоль её лопаток, но старалась не замечать его, чтобы окончательно не сойти с ума. В конце концов, что может пойти не так, когда она в своём доме и в полной безопасности? Внезапно на экране высветилось сообщение от знакомого паренька. Сэнди писал: Часто стоишь в тёмной комнате одна? Она испуганно замерла, невольно огляделась по сторонам, но потом вспомнила про то, что живёт в высотке. Откуда ты знаешь? А ещё у тебя красивая грудь. Слышал о тебе и Поко Мастрано. Давно стало тянуть на юнцов? Её он уже потрогал? Максин раздражённо прикрыла глаза. На самом деле, Поко ужасно бесил её своими манерами и элегантными комплиментами. Он оказался отвратительно скучным, каждая секунда с ним шла мучительно долго, словно она подвергалась пыткам, а не вежливой беседе с симпатичным парнем. Но ей нужна его фамилия, чтобы получить восток и север. Без него — ничего не выйдет.***
Леон наблюдал за тем, как Пай спит на кровати его сестры, разметав свои светлые волнистые волосы так, что они окружили её лицу, подобно ангельскому венцу, только вокруг головы, а не на ней самой; да и спит она, по скромному мнению парня, словно божество с небес, сложив ручки под щёку и тихо посапывая, улыбаясь своим мыслям и снам, словно была... Счастлива? Наверное, так и есть. Только с закрытыми глазами люди могут хоть немного порадоваться этой жизни и получить истинное удовольствие от нескольких мгновений спокойствия, вспоминая прошлые деньки, где всё у них ещё было более-менее хорошо. Леонард невольно улыбнулся собственным думам, так как последний раз рассуждал подобным образом после их с Нитой встречи. Она тогда уезжала и казалась чем-то таким же далёким, как Статуя Свободы; вот только её яркие глаза, серо-зеленого цвета, были полны слёз, а не подобны двум равнодушным отверстиям, которые оставили в камне для полноты картины. Нита плакала и целовала его в щёку, обещая вернуться через два года, когда её обучение, наконец-то, закончится, и она сможет впорхнуть в старый ритм их семейной жизни, которую создали из пепла и осколков. Теперь же он не знал, что ему делать. — Что же с нами стало... — Сказал он, как вдруг послышался звук сигнализации. — Чёрт! Он мигом разбудил Пай и, не решившись на трату драгоценных минут, затолкал её в специальное отверстие в шкафу, после чего прикрыл её с помощью голограммы. Древесина прикрыла другую "доску", сидящую в его шкафу. — Чёрт-Чёрт-Чёрт! — Леон наспех натянул футболку, подтянул свои домашние брюки так, чтобы был виден еле ощутимый стояк, который он сделал с помощью нескольких журналов, спрятанных в его комоде, подальше от чужих глаз. Сигнализация, оповещающая о чьём-то приходе, вновь пронзительно завизжала. — Да, я уже у двери! — Крикнул Леонард, открывая дверь. На пороге стояла Колетт, чья белая головка, с пышными локонами, прошмыгнула в его квартиру. — Мне нужна доза! — Хватит врываться в мою квартиру, — Проворчал Леон, глядя на то, как девушка ходит кругами. Её красная жилетка с золотистыми пуговками была вся в пятнах и пахла разными ароматами, начиная от чая и заканчивая детской мочой и рвотой. — Хочу — и буду. Не забывай, что я выручила тебе своим "смущением" вчера. Не тебе пришлось не показываться на камерах известных клубов, чтобы охранники не пробили по базе. — Да-да... Бедняжка. — Вот именно, что бедняжка! Гони уже дозу, — Ее пальцы теребили одну из пуговок, пока Леон скучающим взглядом обвел комнату. Потом парень достал из одного ящика небольшой пакетик с белым порошком, кинул его на стол прямо передо пришедшей девушкой. Колетт радостно взвизгнула и схватилась за него. — Спасибо, Лео, спасибо! — Меня зовут Леон. Запомни хотя-бы это. — Тебя сложно забыть. Как и твоё имя. Леон невольно улыбнулся, смотря на то, какой довольной она была из-за всего лишь одного пакетика наркоты. Раньше они встречались, но сейчас она выглядела не лучше дохлой собаки, да и совсем озверела из-за наркотиков, поэтому он охлодел к ней, оставив наедине со своими проблемами. — Что ты думаешь насчёт... Не успел вопрос быть заданным, как вновь послышалась сигнализация. Леон и Колетт замерли.***
Летние лучи никак не проникали сквозь чащу огромных деревьев, что скрывали своими кронами существование звезды по имени солнце непомерными листьями. Единственный вопрос, что мучал Эдгара — «Как я оказался здесь?». Только недавно он сидел за неудобной партой, засыпая от столь длинного и скучного урока, — был солнечный день, из-за чего ему хотелось выйти на улицу и искупаться, а не слушать нудного учителя, пока остальной класс чуть ли готовил план побега из кабинета — что такое неожиданное появление в весьма мрачном месте заставило его, мягко говоря, несколько раз скончаться от страха, чьи руки нежно обвили его горло. Хотелось потрогать штаны, дабы проверить их на наличие фекалий, но глаза отказывались даже открыться, поэтому руками Эдгар двигать и не пытался. Хотя нет — вполне может шевелится; сначала пальцами — средний палец застыл в неприличном жесте, вызвав у него улыбку. По крайней мере жив. Привстав с чего-то неестественно-мягкого — и, кажется, мокрого, — что вскоре оказалось сиденьем, на котором столь элегантно расположилась его туша, парень сразу же понял, что находится, на данный момент, в заброшенном автобусе, где больше никого не оказалось; хотя тут были следы других людей, например, чья-то жвачка была на потолке, женский каблук валялся возле другого сиденья, кажется, бордового цвета (Он ещё плохо различал цвета после своей отключки) и розовая резинка для волос с фальшивым жемчугом. Выглядит это место странно и ничего полезного Эдгар не нашёл. Хотя чего можно было ожидать от столь необычного помещения? Конечно, ничего особенного. Решив, что пора выходить отсюда, парень аккуратно встал на ноги и едва было не пошатнулся на ровном месте, из-за того, что долго был без сознания; действительно, такое чувство, что он беспрерывно пил несколько часов назад, хотя его выносит с трех бокалов, а порой и меньше. В итоге, кое-как, ноги парня дошли до выхода из злополучного автобуса, и он сделал «шаг веры». Покинув общественный транспорт, тот буквально-таки рухнул на зелёную травку из-за своих ног, которые резко стали ватными, что не желали держать его собственный груз; будь он на года три младше, обиделся бы на них, так как раньше страдал ожирением и очень бережно относился к своему весу, особенно, когда собственное тело отказывалось принимать себя. Чувство удовлетворенности медленно пробежалось по его телу, от чего он лишь смог прикрыть глаза; земля было немного рыхлой, но сейчас казалась слаще по мягкости тому жёсткому сиденью в автобусе — спроси его сейчас, что бы он выбрал, услышал бы в ответ лишь мычание и стоны удовольствия. Не смотря на приятные ощущения, Эдгар не забывал свой талант на разные проблемы, которым смог оправдать собственные вечные неудачи, посему даже сейчас, лёжа на животе, с чуть повернутой головой и прикрытыми тяжёлыми веками глазами, он чувствовал уверенность, что произойдёт нечто ужасное и жуткое. Кишки там, например, найдёт возле себя или же изнасилованный труп с открытыми глазницами — а, может быть, и вообще без глаз... И, к своему несчастью, он не ошибался, когда считал, что вскоре произойдёт что-то неприятное или даже страшное. Резкий, неожиданный удар чем-то тяжёлым в его грудь — и становится невыносимо больно дышать, из-за чего рот парня изначально раскрывается подобно хищному растению, что желает схватить добычу, как дьявольские силки. Он начал скулить и хрипеть, но боль продолжалась, словно кто-то желал убить его в это одночасье. Было страшно, даже очень; опасность приближалась на стройных, гибких ногах, как танцовщица к своей мечте — стать балериной. Эдгар боялся лишь представить то, что будет находится надо мной, перед моим лицом в момент, когда сможет открыть глаза. Что же он увидит? Вдруг это будет его последняя возможность вдохнуть воздуха и увидеть голубое небо пред собственной смертью. Деваться ему было некуда и он приоткрыл, сквозь боль и слёзы, глаза, дабы увидеть причину столь болезненных ощущений и животного страха. На удивление, мучителем — а, точнее мучительницей — оказалась прекрасная девушка, смотрящая, кажется, сквозь него, будто её интересовали тараканы в земле, а не он, лежащий и плачущий от боли. Бледная, практически прозрачная, ангельская кожа, под которой видны голубые венки, тонкие, изящные черты лица и хрупкие ручки, что сжимали длинными пальцами — как у талантливой пианистки из знаменитого театра! — тяжёлую сумку. Золотистые волосы были собраны в конский хвост, что трепетал на слабом, утреннем ветру. Но — не смотря на очевидную красоту — Эдгара покоробил и, одновременно с тем, привлёк её надменный взгляд аквамариновых глаз, которые были словно синева неба, будто вода из рекламы, они выглядели глазами зрелой женщины, такие манящие и пугающие в одно мгновение. Они были столь печальные и, вместе с тем, высокомерные, к тому же, дали понять, что пред её ногами он абсолютно никто; жалкая букашка или использованный рулон туалетной бумаги. Ему пришлось пару минут пялиться на незнакомку, пока эхом в голове не раздался тихий голос, что привёл парня в чувство. Говорила она: — Вставай. Здесь опасно оставаться... Иначе они найдут след, — После настало лёгкое облегчение, так как та убрала с него свою изящную, но до безобразия тяжёлую ногу. Жёсткие, однако, у неё сапоги. Эдгар медленно встал с травы, но страх в его теле никак не пропадал, продолжая предвещать беду от этого прелестного создания. Её слова превратились в ком и стали у него поперёк горла, словно она каждого мужчину видит возможной опасностью. Сама девушка была в весьма неподходящей одежде для этого места. Видимо, её, как и его, не готовили к поездке. Колготки телесного цвета были порваны, а на обнаженных местах виднелись красные, даже немного багровые полосы, что были точно оставлены тонкими прутьями — но откуда здесь взяться последним? Значит, исходя из этого, можно сделать вывод, что это место весьма опасно для не подготовленных людей. Сам образ девушки выглядел так: аккуратное, голубое платьице с белыми кружевами и чёрные сапоги, что никак не подходили к такой одежде, но зато были уместны для леса. Хоть в чем-то ей повезло, в отличии от Эдгара, чья одежда свисала жалкими клочьями. — Как тебя зовут? — Хрипло интересуется он. Девушка улыбается, на её щеках появляются нежные ямочки, которые хочется поцеловать. — Пайпер. А ты... — Она посмотрела на его имя, которое было вышито на воротнике рубашки. — Эдгар. Так вот, Эдгар: теперь ты под моей защитой. Так они и познакомились.***
Леонард прибыл гораздо раньше, чем планировал ранее, но это было даже хорошо, как высказала свою радость Колетт прежде, чем представить гостя родителям, точнее матери, ибо отец был занят какими-то делами со своим безумным, как выразилась его дочь, семейством: на ужин он не придёт, посему Леону предстоит быть в компании лишь из женщины и детей этого дома. Два влюблённых подростка за руки и, крепко вцепившись ногтями в кожу друг друга, — у каждого были свои причины: страх и некое предвкушение, скрытый ужас и всепоглощающий восторг. Стоило ему войти в просторное помещение с однотонными шторами, что более-менее сочетались со скромным убранством: всё было весьма уютным даже для того, кто был вполне обеспечен всю жизнь, всё казалось таким домашним, из-за чего он изначально не заметил хозяйку дома, что так элегантно скрылась от янтарных глаз пришедшего. Колетт лишь хихикнула на удивлённый и, вместе с тем, восторженный вздох Леона, который вызвала её мать. Возле неё стояло второе чадо, брат подруги Леона, с белоснежными волосами и заостренными ушами — однако, косплеером он не являлся, ибо был гибридом, от отца ему достались лишь уши, кошачьи глаза и быстро растущие ногти, которые он скрывал в перчатках, а остальное, — слава богу — было материнским. — Колетт, что за шалости? Лучше бы представила нашего гостя, — негромко заметила миссис и подала рядом стоящему сыну руку. Паренёк неохотно принял материнскую длань. Пальцы дамы напоминали сучья дерева зимой – такие же белые и иссушенные. «Что так выпило ее? Время? Или брак?» — размышлял Леонард, слишком заметно пялясь на женскую «клешню». Потом он стал пристально разглядывать Эвелин, мать Колетт. Она имела, подобно ангелам из сказок его отца, белые волосы, которые были собраны в косы. Глаза были блекло-голубого цвета, что ещё раз заставило Леона сравнивать её с божественным существом, хотя выглядели они, мягко говоря, безжизненными: такие глаза подошли бы свежему покойнику, как можно было подумать. Кожа светло-серого цвета вызывала ощущение, что женщину однажды просто очень сильно напугали, поэтому у неё и локоны какие-то белоснежные, и кровь отошла, из-за чего вместо румянца появилась мертвенная бледность. Одета она была в длинное, закрытое, чёрное платье с высоким воротником и продолговатыми рукавами. Леонард невольно сравнил её с самым настоящим призраком их страны, с виду холодное, ледяное, но стоит разозлить — и увидишь пожар всех народов. — Ты очень вежливый для того, кто идёт из высшего класса, — Ревностно заметил брат Колетт. — А какие нежные руки! Колетт взмахнула волосами и вперила в брата недовольный взгляд. — Замолчи, урод! — Колетт, Дэвид, — Голос Эвелин полнился строгостью, затаённой угрозой, из-за чего детям пришлось притихнуть. Но улыбка расцветает на её губах, когда она смотрит на Леонарда. — Не волнуйся, моё сердечко. Мы просто не привыкли к... Гостям. За все годы отношений с Колетт, Леон убедился в этом не единожды.***
Леон чувствовал себя крайне неловко, ощущая взгляд недавно пришедшего робота. Его одиночный, жёлтый глаз, казалось, желает уничтожить парня, окончательно вывести его из себя таким внимательным наблюдением... Синяя жилетка смотрелась на роботе удивительно неряшливо, побуждая губы Леона скривиться в лёгкой усмешке. Он-то считал, что роботы — ходячая идеальность. — Не волнуйтесь. Это небольшая формальность, ежемесячный опрос каждой квартиры по кругу, — Ну да, конечно. — Вы не видели светловолосую девушку по имени Пайпер Де Ла Прим? Голограмма девушки, лежащей в его квартире, не удивила. Ни капли. — Я... — В голове был рой мыслей. Соври для меня. Пожалуйста. Защити Ниту. Мы верим тебе. Если ты чувствуешь любовь или ненависть , то ты жив, Леон. Тяжёлый вздох спорхнул с губ Леона. Голова пульсировала от неожиданной боли. — Нет. Я её не видел.