17
Такси остановилось в одном из недорогих спальных районов на окраине города. Весь район представлял из себя гетто, где собирались приезжие разных мастей и расцветок — беженцы или искатели лучшей жизни. Такие места были в каждом городе нашей державы, и мы ими не гордились, но так сложилось, что теперь поделаешь. Логически вытекающие из этого последствия — повышенный уровень преступности, натянутые отношения жителей с администрацией — беспокоили многих законопослушных граждан, так что белые в подобных гетто старались не проживать. Но меня не волновал этнический состав. Я явилась сюда по важному делу, и, как нетрудно догадаться, далеко не самому законному. Требуемый дом найти оказалось непросто, все они — как один — девятиэтажные продолговатые коробки из бетона и стекла, разрисованные граффити до высоты третьего этажа. Нужное мне строение выглядело откровенно мрачно, впрочем, органично вписываясь в окружающую действительность. Третий подъезд от юго-восточного угла, на домофоне набрать код четыре «шестерки». При всей обшарпанности я заметила новенькую скрытую — только не от меня — камеру наблюдения. Парень — действительно умник, хотя такая камера могла принадлежать кому угодно из здешних незаконных предпринимателей. Замок с тихим писком отворился, я вошла в подъезд. Первое впечатление от дома полностью подтвердилось, стоило ступить в полутёмное помещение с затхлым воздухом, в котором мешались в ужасающую смесь запахи какой-то тухлятины, псины, табака и бензина. Я поморщилась, но и так было понятно, что сюда просто так люди не приходят, а те, кому нужно встретиться со спецом, ради дела могут и потерпеть. Я терпела. И отлично сознавала, что отправилась бы и в более неприглядное место, лишь бы получить то, что мне теперь стало жизненно необходимо. Новую личность. Решение это зрело постепенно, но неотвратимо. Шагнув навстречу страху один раз, я добилась радикальных сдвигов в своём состоянии. И ощутила это. Значит, следовало шагать дальше. Навстречу. Наперекор. И следовало поквитаться. Я очень хорошо представляла себе тех, с кого следовало бы спросить за всё. Кто мог бы хоть немного облегчить мою душевную боль. Подойдя к лифту, я сообразила, что ехать на нём небезопасно, да и нажимать замызганную кнопку вызова откровенно противно. Я отправилась по лестнице, облицованной битым кафелем, тоже изрядно запачканной и захламленной, на встречу с человеком, кто мог помочь мне с осуществлением давно и трепетно вынашиваемого плана. Шестой этаж. Скрипучая дверь на лестничную клетку поддалась слишком тяжело для рассохшейся деревяшки — тугая пружина. Чтобы не беспокоили беспризорники? Узкий длинный коридор, в который выходили двери апартаментов… Слово-то какое. Тут клоповник, какие ещё апартаменты? Меня интересует… квартира 184В. Но тут все двери без опознавательных знаков и номеров. Какие-то изрисованы, на одной я даже обнаружила несколько дырок от пуль. В голове непроизвольно всплыло сообщение от дельца: «Там сине-зелёные разводы». Я выбрала дверь, которая едва ли выделялась на фоне огромной сине-зелёной морды Шрека, плода фантазии очередного уличного художника-вандала. Постучала пять раз, потом ещё три. Всё, как указывал Тобби — именно этим именем назвался торговец несуществующими людьми. Конечно, отступать было уже некуда. Я приехала, пришла в этот дом, поднялась и постучала в конуру нелегала… Что я делаю? Разве можно нарушать закон? Я ведь всегда была на его стороне, а теперь вдруг оказалась по другую. Словно преступница. Ради чего? Ради цели. Точка. Эта страна выдавила меня за рамки закона, уничтожив Дэнни, вероломно предав меня и выкинув на улицу. В просвете крошечного, блестящего линзой глазка зашевелилась тень, и дверь отворилась внутрь. Интересно тут с пожарной безопасностью. Тобби, худощавый и невысокий темнокожий парень, жестом пригласил меня войти. На вид ему можно было дать и двадцать пять, и за тридцать. Неприметная внешность, длинные чёрные волосы, собранные в неаккуратные дреды. Половину лица закрывали солнцезащитные очки. Здесь не слишком ярко светит солнце, тем более поздним вечером, так что или он обнаркоченные зрачки скрывает, или просто беспокоится об изменении облика. Впрочем, этот вопрос волновал меня в последнюю очередь. Плевать, что имя ненастоящее, «офис» странный, а лицо скрыто. Самое главное, он знает, как сделать чистый, правильный, проходящий любую проверку паспорт. А в том, что проверка будет, и серьезная, я не сомневалась. Пересечь границу враждующих стран, особенно в то время, когда война гремит над материком, — задача не из лёгких. Каждый, кто запросит разрешение на въезд, автоматически будет рассматриваться как враг или агент врага. Впрочем — тут они будут недалеки от истины. Кем-кем, а другом материковым свиньям я точно не была. Война делала любую попытку въехать в страну под собственным именем невозможной. Имя — это прошлое. И не то, которое случилось в бункере. О нём как раз мало кто знает. Скорее всего… Дело в службе. Даже без погружения в подробности биографии, которые доступны будут далеко не каждому, но для консульства, пожалуй, всё же сделают исключение. Сам факт службы в вооружённых силах вешал на меня бирку «угроза». И потому следовало стать кем-то другим. Не Дженой Мейс. Не бывшим капитаном с отличным послужным списком — не считая последнего провала. Кем-то мирным и безопасным. Кем — Тобби, вероятно, знает лучше. — Мне нужен чистый паспорт. В комплекте — страховка и права. Мне сказали, ты устроишь. — Воу-воу, тише, крошка. — Осадил делец. — Руки в стороны разведи. Он по-свойски наклонился и начал хлопать меня по ногам, поднимаясь выше. Я знала, что он станет меня обыскивать на предмет оружия, и приготовилась. Но всё равно ощущение неприятное. Дождавшись, когда он убедится, что при мне нет пистолета, я окинула его скучающим взглядом. — Дальше что? В гляделки играть будем? Фраза получилась нервознее, чем я хотела, но Тобби оживился. — Сначала деньги покажешь. Ты хотела встретиться, — встретилась, а заказ ещё обсудить надо. — Он махнул рукой прямо по коридору. — Проходи, потолкуем, как цивилизованные люди. Цивилизованные люди. Да разве в этих трущобах можно хоть что-то говорить о цивилизации? Я бегло оценила обстановку — прямой, недлинный, узкий коридор, в конце которого не то жилая комната, не то кухня. Три двери по правой стене — заперты. Этаж — шестой. Выход только один через входную дверь, которая открывается внутрь, и которую Тобби предусмотрительно закрыл на все замки и даже цепочку. Без оружия справиться будет непросто, но я не драться пришла, а ради дела. — Договоримся, увидишь деньги. — Буркнула я и с демонстративной неторопливой уверенностью отправилась, куда он показал. Таким нельзя показывать слабость. Он точно при оружии, иначе быть не может. Чтобы он меня тут не порешил, вести себя надо, как наглый разборчивый заказчик, а не как дрожащий осиновый лист. Коридор привёл меня в самом деле в кухню. Грязную и обшарпанную. Надеюсь, он тут не живёт, а только заказы принимает. Хотя… плевать. — Я постою. — Проговорила я, обернувшись, чтобы видеть, как Тобби следом заходит в кухню. — Итак, мне нужен паспорт, страховка и права. Мне тебя порекомендовали как лучшего. Насколько быстро можешь сделать? — Зависит от того, кем ты хочешь стать и где будешь светить новой личностью. — Задумчиво протянул делец и уселся верхом на обёрнутый ко мне спинкой стул. — Зачем тебе документы, крошка? — Лишние вопросы вредят делу. — Я скрестила руки на груди, но прислоняться к стене побоялась — она казалась липкой от жира, копоти, грязи, пыли и бог знает чего ещё. — Я не спрашиваю, зачем ты носишь эти уродские очки. Мне нет до этого дела. А тебе нет дела до моих планов. С меня деньги — с тебя документы. — Сбавь обороты, — хмыкнул Тобби, качнувшись на стуле. В его тоне звучала едва ощутимая насмешка, но враждебности он не проявлял. — Знать это необходимо, чтобы оценить, как будут проверять, скрытная ты наша. Он ухмыльнулся, окидывая меня внимательным взглядом. Но направляясь сюда, я специально оделась попроще, так что в чёрной свободной толстовке моя фигура едва ли выглядела привлекательно. — Я просто хочу попасть на материк. — Конкретнее можно? Какая страна? Везде разные проверки. — Тобби начал проявлять нетерпение. — Тебе это не понравится… — мрачно проговорила я. — В идеале паспорт одного из тех небольших плевков, что граничат с нашими главными врагами. Делец свистнул и задумался. И теперь уже я испытала нетерпеливое раздражение. — Не всё ли равно? Разве по документам можно понять, кто их изготовил? Мне тебя сдавать неинтересно. — Тебе повезло, что у меня есть знакомый там, куда тебе нужно. Это будет небыстро и недешево. — Тобби говорил медленно, то и дело недоверчиво хмурясь. — Недели через три сможешь забрать, не раньше. И половину суммы, восемь кусков, вперёд. — Без проблем. — Я уже была готова достать деньги, но решила напомнить ему о его же безопасности. — Но ты меня не кинешь. Иначе тот, кто меня направил, тебя из-под земли достанет. Тобби посмотрел на меня снисходительно, как смотрят на детишек с игрушечными пистолетами. — А тебе лучше забыть моё имя и адрес, когда закончим. Если сдашь меня, он и тебя найдет, где бы ты ни пряталась. Он у нас человек педантичный, защищает обе стороны сделки. Ну, вот обмен любезностями и закончился. Интересно, догадывается ли Тобби, что мне, кроме собственной ничего не стоящей жизни, терять нечего и некого? Я вытянула из-под толстовки бумажный пакет и достала восемь тысяч пачками по тысяче в мелких купюрах. У меня было время подготовиться. Делец остался доволен, проверив, что пачки полные. Конечно, пересчитывать на его месте было бы глупо, но убедиться, что внутри нет газетной бумаги, никогда не бывает лишним. — Три недели. — Строго напомнила я. — Я напишу, как будет готово. С тебя ещё восемь кусков, куколка. Не забывай об этом. — Сделаешь — получишь, — внутренне покривившись от слова «куколка», проговорила я. Оставаться здесь дольше смысла не имело. Впрочем, место угнетало, а Тобби раздражал своими манерами. Но дело есть дело. Ради цели можно потерпеть. Потому что эта цель окупит всё. Она даст душевное спокойствие. Она вернёт мне… меня. Я стану собой. Как раньше. Сильной, цельной, бесстрашной. Хотя бояться мне и так нечего — я исчерпала лимит страха, отведённого на эту жизнь. Тобби поднялся со стула. — Покажу тебе дорогу. — Ладно. Иди, я за тобой. Оставлять этого типа за спиной совсем не хотелось. Ему меня, судя по всему, тоже, и потому он шёл вдоль самой стены, почти вполоборота, стараясь контролировать дистанцию между нами. Забавно. Что он разглядел в моих глазах, что начал опасаться? Или это просто привычка профессионала? Когда щёлкнул язычок последнего замка и дверь распахнулась, я, в свою очередь, вышла, не выпуская дельца из поля зрения. Повода нападать я ему не давала, но лучше оставаться начеку. Мы мерялись взглядами до тех пор, пока не закрылась обшарпанная дверь. Вот и всё — можно домой.18
По дороге домой из того неприятного райончика я ощутила себя… шпионкой? Той, кем по сути и являлась. Почему-то появилась лёгкая паранойя по поводу преследования или слежки, так что я сменила два такси, пока добралась до своего адреса. Время позднее, на Норфолк-авеню оказалось даже безлюднее, чем обычно. И вроде, уже февраль на дворе, но погода, видимо, набаловав в январе, обрушилась на город сильными морозами. Толстовка и джинсы, в которых я ездила к Тобби, меня нисколько не грели, так что двинулась к дому я быстро. Но это не особо помогало — пока дошла по узкой мощёной, засыпанной снегом тропинке и открыла дверь, успела продрогнуть до костей. Давно такого не было. Я старалась не замерзать, потому что озноб будил неприятные воспоминания. А поскольку мёрзла я редко, навык блокировать этот конкретный триггер ещё не приобрелся. Быстро сбросив кроссовки, я сразу направилась в ванную. Хотелось как можно быстрее встать под горячий душ и снова почувствовать себя в безопасности, в тепле, в комфорте. О том, чтобы смыть неприятное ощущение затхлости, оставленное загаженным протухшим гетто, я даже будто забыла. Вода полилась юркими ручейками по телу, огибая неровности шрамов и постепенно собираясь на полу душевой. Приятное тепло окутывало пальцы ног и я с удовольствием отдавалась этому ощущению. Вода — это волшебство во всех смыслах. Утоляет жажду, согревает, успокаивает… Даёт ясность мышлению. Когда же для меня стало ясно то, к чему я теперь столь упорно стремилась, рыская по трущобам и оглядываясь на слежку? Когда я осознала, чего именно хочу? Я закрыла глаза, подставляя под душ голову. Волосы быстро прилипли к спине, но не холодили. Мысли скользили дальше в глубь воспоминаний, неторопливо, как сбегающая по затылку и шее вода. Пожалуй, мне всё стало ясно в тот самый вечер, когда я снова вдохнула запах крови. Чужой крови. Именно тогда я осознала, что в этой крови моя сила. Исцеление моей застарелой душевной боли. Искупление. Восстановление равновесия. Тогда кровь попала на мои руки, волосы, затекла под перчатки, пропитала рукава куртки. Но она не вызывала брезгливости, даже когда, вернувшись домой, я застирывала мылом пятна и вот так же стояла под душем, смывая кровавые брызги, пыль и запах одеколона, который, казалось, успел въесться в моё тело за те мгновения, что меня касался тот мерзавец. Глядя под ноги, как вода закручивается на керамической плитке и образует небольшой водоворот у слива, я вспоминала, какой она выглядела тогда. Не прозрачной, а… местами мутновато-красной, местами едва окрашенной розовым. И окрашивала её кровь негодяя, который определённо получил по заслугам, и смывала я её в канализацию, уничтожая его последние следы, стирая их, точно так же, как стёрла до этого его никчёмную жизнь. Я детально помню тот вечер до сих пор. Он врезался в память сильнее, кажется, даже оскала Кристофа и холодного безразличия Ландо. Это произошло спустя примерно месяц с тех пор, как армия отказалась принимать меня в свои ряды и я узнала о смерти Дэнни. Я регулярно ходила в «Последнюю каплю», но больше не безобразничала. Хотя, скорее, просто не представлялось случая, будто персонал запомнил меня и подавал предостерегающие знаки любому, кто собирался разбавить моё одиночество непрошенным общением. В тот день я пошла в кино. Ничто человеческое, как оказалось, мне не чуждо, и я с удовольствием посмотрела остросюжетный детектив, а на обратном пути решила зайти в бар неподалёку от кинотеатра. Новый — уютный, как и «Последняя капля», но мне абсолютно незнакомый. Цепь случайных совпадений привела меня именно в то место, в ту ночь, в тот час и столкнула лицом к лицу с настоящим подонком. Я и помыслить не могла, что случится всё именно так, но, кажется, так было угодно моей судьбе. Впрочем, я была права и всё сделала правильно. Сомнений не было тогда, нет и сейчас. К тому моменту я довела умение избегать ненужного общения до совершенства, научилась вести себя так, чтобы конфликт можно было исчерпать словами, даже места выбирала малозаметные, не в пример моему первому визиту в «Последнюю каплю». Но тот парень слишком старательно искал приключений, и закономерно нашёл их, на свою голову. Началось всё банально. Я сидела в углу за стойкой и цедила на этот раз простой, но вполне приличный виски. Шаги за спиной уже не заставляли вздрагивать. Я отвыкла их бояться, поскольку последнее время никто не пытался навязать мне своё общество. Но на этот раз шаги целенаправленно приближались — с музыкой в этом баре весь вечер не клеилось, и потому я отлично слышала каждый звук. А потом на соседний табурет нарочито аккуратно уселся неброско одетый тип с холёными усиками и уложенными волосами. Присмотревшись внимательнее, я поняла, что и одежда у него проста только на первый взгляд. Приглушённые цвета, дорогая ткань, очень качественные швы. Шарф, вроде того, что небрежно наброшен на его шею, я недавно видела за кругленькую сумму в витрине фешенебельного бутика. Судя по всему, парень хорошо зарабатывает и очень любит ухаживать за собой. В душе я брезгливо передёрнула плечами. Во всём должна быть мера. Мужчина, у которого под ногтями машинное масло, смотрится неприятно, хотя и естественно. Но даже более неприятным мне показался мужчина, который эти самые ногти полирует и лакирует. А тот, что сел рядом, явно из таких. Помешанных на своей внешности и статусе. Всё в его облике кричало о нахальстве и привычке к вседозволенности. Мне захотелось просто уйти. Я быстро допила виски и уже намеревалась встать, как… из-за спины раздался его голос: — Куда же вы торопитесь, прекрасная незнакомка? — Дела. — Сурово буркнула я, не глядя на него, без какого-либо намёка на желание продолжать беседу. Я старалась выглядеть спокойной, ничем не выдать своей неприязни, потому аккуратно сняла со спинки стула куртку, накинула на плечи и направилась к выходу. Казалось, он не стал меня преследовать. Я вышла на по-февральски морозную улицу и перевела дух, решив, что моя напускная грубость таки сбила ему настрой флиртовать. Пора было ехать домой, я достала телефон, чтобы вызвать такси, активировала… как назло то ли телефон завис, то ли сигнал пропал. А может, мне только показалось, но приложение вызова машины не реагировало, пришлось отправить телефон в перезагрузку. В ожидании, когда же экран покажет мне, наконец, рабочий стол, прошло несколько томительных минут. Чёрт, и почему я не купила новый смартфон? Этот уже определённо не тянул! Когда я смогла запустить приложение, чтобы вызвать машину, за спиной хлопнула дверь, и я услышала тот же неприятный голос. — Я ведь дал тебе фору, а ты всё ещё здесь? — под приближающийся звук шагов я отчётливо различила в его тоне усмешку. — Значит, сама этого хочешь. Я резко обернулась. Светящаяся вывеска бара отбрасывала разноцветные блики на его лицо. В таком освещении ухмылка больше смахивала на злобный оскал. — Ступайте своей дорогой! — прошипела я, глядя ему в глаза. Телефон пришлось положить в карман. — Моя дорога привела меня к тебе, красотка. Ну же, прокатимся? Тут недалеко. Справа пикнула автосигнализация. Он надвигался всё ближе, я отступала. Его поведение мне не нравилось, но я испытывала странные сомнения — бежать сломя голову казалось проявлением слабости, а нападать в открытую будто не было повода. Я застыла, не зная, что предпринять. Этот напыщенный франт внезапно ускорил шаг, схватил меня за локоть и оттеснил от света вывески. Его лицо стало похоже на маску из теней. Неприятную, мерзкую, похотливую маску. Всё происходило слишком быстро, и я растерялась. Уже пришло время сопротивляться, но я все еще не могла… решиться. — Любишь пожёстче? — Его голос вновь зазвучал в ушах и в голове. — Будет тебе пожёстче. Я знаю здесь рядом гостиницу… Он дёрнул меня к себе, одной рукой обхватил за талию, второй придерживая локоть, и потащил дальше от бара, очевидно, к своей машине. И в этот момент я будто очнулась. Осознание, что просить его перестать бесполезно, нагрянуло внезапно и сокрушительно. А ещё прибавилось жуткое омерзение от его прикосновений. Коктейль эмоций, который просто не мог не найти своего выхода. Во мне вспыхнула дикая ярость. Я высвободилась в один рывок и со всей силы толкнула его обеими руками в грудь. Он, наверное, опешил, а я рванулась прочь. Не зная, куда бежать, не имея понятия, как спастись. Это было инстинктом, иначе поступить я просто не могла. На улице, плохо освещённой фонарями, как назло прохожих не оказалось. Звать на помощь, очевидно, бессмысленно. Да и понимала я, что там, где он может догнать меня на автомобиле, спастись не удастся. Мой разум заполнялся паникой. Снова ощущение жертвы, снова страх и жгучее желание как можно скорее убежать. Спрятаться. Как угодно. Куда угодно. В тот момент от адреналина я мало что соображала, инстинкты делали всю работу за меня. Завидев чернеющий в стороне проход между домами, я бросилась туда, в переулок, по которому машина точно не проедет. Это был почти коридор, обрамлённый глухими стенами, шириной не более пяти футов, и освещенный фонарями только в самом начале. Мне было плевать, я мчалась дальше. В бессмысленной надежде, что эта темная дорога выведет меня на параллельную улицу. Я даже не оглядывалась, пока не увидела преграду на пути — стена. Высокая. Без окон. Тупик! И как я только сразу не сообразила, что переулки выглядят иначе? Да некогда было соображать… Я рванулась назад, но фигура моего преследователя, чётко очерченная слабым светом фонарей, уже двигалась мне навстречу. Ступал он спокойно и не торопясь, похоже, понимая, что я никуда не денусь и помощи мне ждать неоткуда. Загнанный в ловушку зверь — самый опасный зверь, которого можно встретить. Да, я ощущала себя именно зверем, негодяй не оставил мне выбора, кроме как дать бой. Здесь и сейчас. Пошарив глазами по земле, в полумраке я не без труда обнаружила литровую бутылку из-под какого-то пойла. Тяжёлое толстое зелёное стекло и длинное горлышко. Импровизированное оружие удобно устроилось в моей ладони. Что же, подходи, сукин сын, если здоровья не жалко! И он подходил. Неотвратимо приближался. Как в кошмарах Кристоф с ненавистными пассатижами. Даже пальто расстегнул, и наверное, улыбался. Против света лица было не разглядеть. — А ты любишь прелюдии, как я погляжу! — слух, перекрывая нарастающий гул крови, резанул его голос. — Значит, тут всё и произойдёт. Прямо как с уличной шлюхой! Я слабо соотносила его слова с собой и с тем, что происходило, но оскорбление, так просто сорвавшееся с его губ, взорвало во мне ядерную бомбу. Красивых пафосных слов для сего момента у меня не нашлось, я сделала пару быстрых шагов и, припав на колено, впечатала кулак ему в живот. Хороший приём для нападения, противник попытается встретить ударом в голову, но он не ждёт, что оппонент внезапно окажется в два раза ниже. И мой преследователь не ожидал. Ещё опускаясь, я видела, как над головой пролетает его кулак. Да уж, джентльменского в нём ни на йоту. Моя атака закономерно заставила его задохнуться, согнуться, закашляться, и это дало мне несколько мгновений форы, за которые я перехватила бутылку и с размаху опустила ему на затылок. Стекло лопнуло, брызнули блестящими каплями осколки, в руке само собой оказалось самое страшное бытовое оружие — «розочка». Он выпрямился, шатаясь и прижимая руку к, должно быть, окровавленной голове. — Ах ты стерва… — его голос звучал хрипло, но он всё ещё был больше зол, чем напуган. Он всё ещё не понимал, что я могу… Шаг в сторону. Розочка удобно зажата в кулаке. Этот подонок меня лапал. Этот подонок собирался меня… Он не знал, что я умею убивать. Я слышала его неровное дыхание. Мерзкое похотливое животное, всколыхнувшее в моей душе то, что нельзя, что было закрыто, заперто, взято под контроль. Он выпустил на волю мою ярость, всепоглощающую, уничтожающую на своем пути всё, подобно цунами. Логика мыслей ещё присутствовала, но скорее уже для проформы. А если он не ко мне первой подъехал подобным образом? Скольких девушек он вот так изнасиловал в переулке, или в машине, или в гостинице? Неважно. Даже если ни одной — если жертвой могла стать только я, всё равно он ублюдок. И не достоин… жизни. Никто не смеет делать меня жертвой. Я больше никому этого не позволю. Это неслось в мозгу красной бегущей строкой под рев сирены. Я не принадлежала себе. Моя рука самопроизвольно занесла розочку для удара. Изломанный скол бутылки множеством острых граней вонзился ему в шею слева. Кровь брызнула во все стороны, попадая на меня, на мусорный бак рядом, на грязный асфальт, на его дорогущий шарф. Крови внезапно оказалось очень много, и тонкой струёй она стекала прямо сквозь горлышко, как вода из крана. Его крик оказался на удивление тихим, сдавленным, одна его рука потянулась к ране, а вторая вцепилась мне в шею. Инстинктивно он пытался сопротивляться, но я была в более выигрышном положении. По-прежнему держа в плотно сжатой ладони осколок бутылки, я вдавила его глубже и повернула. Чуть-чуть, но поток крови усилился, и под очередной сдавленный хрип хватка негодяя начала ослабевать. Силы покидали его стремительно и неотвратимо. Я вырвала своё оружие из раны и отбросила в сторону. Кровь заструилась по его дорогому пальто бурным чёрно-бордовым потоком. Внезапно осветившееся с улицы лицо выглядело бледным, усталым, а в глазах уже не было недоброго похотливого огня. Он осел на землю и непроизвольно пытался зажать шею руками — тщетно. Ему уже назначена скорая встреча с создателем. — Не дёргайся. — Тихо констатировала я. — Ты умрёшь через пять — семь минут. Лучше прочти молитву. Я зашагала прочь, вон из этого переулка, подальше от истекающего кровью мерзавца, а он пытался что-то булькать мне вслед, но едва ли я могла и хотела услышать… В душе воцарилось спокойствие. Кристально чистое, как звездное небо. Тихое, как водная гладь. Как будто я разом познала весь дзэн мира. Я выключила воду, оканчивая тем самым сеанс внезапных воспоминаний. Вышла на коврик, насухо вытерлась полотенцем и подошла к зеркалу. Я перестала стесняться своего тела — россыпи ожогов по коже груди, живота, спины и бёдер, шрама на животе, изуродованной скулы. Даже перчатки я уже носила не для себя, а, скорее, берегла покой окружающих. Я внимательно посмотрела на себя. За время усердных тренировок мои мышцы пришли в тонус, подтянутая фигура, ровная осанка, совсем незначительный жирок на животе — куда уж без. Я, всё же, очень неплохо питаюсь. Я начала себе нравиться. Не шрамы, конечно, но теперь они — часть меня. Да, я не могу добраться до тех, кто мне их оставил, но мне за это ответят другие. Просушив гриву феном, я нанесла на лицо крем, накинула халат и отправилась на кухню. Пакетированный чай оказался ничуть не хуже листового, да и о Поле вспоминать не приходится. С этого момента у меня три недели, как сказал Тобби, чтобы подготовиться к своей личной вендетте. Срок казался невыносимо долгим, но, в то же самое время, это всего двадцать один день, за который придётся успеть переделать кучу дел, принять массу важных решений. Начиная с того, что делать с домом, и заканчивая тем, какую профессию выбрать, чтобы указать в графе анкеты на визу. Много-много мелких деталей, от которых зависел успех моего предприятия, и все они одинаково важны. Ароматный зелёный чай после душа — что может быть приятнее? Я невольно оглянулась назад — с момента моего освобождения прошло немногим больше полугода. За это время я потеряла Пола, заочно похоронила брата, командир выбросил меня на улицу, как мусор… Но я не рассыпалась по частям, не свихнулась, а напротив — возродилась, как феникс из пепла. Я снова цела и целостна. Я жива. Но, кажется, сейчас я жива… жаждой мести? Нет, жаждой крови…19
По утрам я начала вычёркивать дни на календаре, настолько сильным стало моё нетерпение. Прошло две недели в непонятных хлопотах. Я так и не придумала, как поступлю с домом. И плевать, что буду платить налоги. Сдавать не хочу, а продавать… Продавать вдруг стало страшно. Осталась неделя до примерного срока готовности документов. Настала пора прошвырнуться по магазинам. Я пришла к выводу, что под личиной журналистки подобраться к материковым свиньям будет проще всего, и поэтому собиралась закупить необходимое оборудование. Пусть и для вида, но он должен соответствовать заявленным фактам. В фотоаппаратах я была небольшим специалистом, и потому пришлось надеяться на магазинных консультантов. Именно поэтому в итоге я приехала в большой супермаркет электроники, где продавали всё, от телефонов до огромных, в полстены плазменных телевизоров. Как раз стена таких экранов на самом видном месте, прямо перед входом и кассами, синхронно показывала то виды природы, то роскошные интерьеры музеев, то модные дефиле. Глядя на это, я не уставала поражаться, как люди умудряются сохранять привычный жизненный уклад даже в период ведения боевых действий, когда на фронте каждый день сражаются и умирают хорошие молодые ребята. А в тылу… в тылу люди по-прежнему проводят выходные в кафе и кино, праздно шатаются по торговым центрам, выбирая новый наряд или высматривая очередную распродажу. Раньше меня бы это возмутило. Теперь я воспринимала это как данность. Как неизбежный факт. Да, многие живут так же, как и до войны. И это их дело, меня не касающееся. Впрочем, в этой связи я сама удивлялась собственному спокойствию. Кажется, целеустремлённое выполнение плана принесло свои плоды — мой беспокойный разум сосредоточился на важном, отсекая все лишнее за бесполезностью. Я миновала демонстрационные экраны и направилась к молодому парню в жилетке с логотипом магазина. Он стоял, посматривая по сторонам, но стоило мне подойти, появилась дежурная улыбка в тридцать два зуба и прозвучал коронный вопрос: — Чем я могу вам помочь? — Эрик? — я пригляделась к бэйджу. — Мне нужен профессиональный бюджетный фотоаппарат и объектив для репортажной съёмки со среднего расстояния. — Конечно, мисс. Такие у нас есть. — Приветливо ответил консультант. — Пойдёмте, я покажу интересующие вас варианты. Мы прошлись к небольшому открытому стеллажу, в котором на специальных держателях, подключёнными к сигнализации витыми шнурами, располагались зеркальные фотоаппараты. Без объективов, как водится, только «тушки». Признаться, выслушивать о плюсах и минусах той или иной модели мне оказалось вовсе неинтересно, и, пропустив мимо ушей пространные россказни Эрика, я выбрала тот, что подешевле. Объектив молодой человек предложил на выбор всего из двух моделей, я тоже взяла недорогой. — Кофр? Жидкость для протирки линз? — Эрик как следует отрабатывал свою заработную плату. — Кофр. — Деловито ответила я. Хороший футляр мне в любом случае пригодится. — И потом ещё хороший, долгоиграющий диктофон. Консультант кивнул и повёл меня к фотосумкам. Когда всё было выбрано, я поблагодарила услужливого Эрика и отправилась с товарами на кассу. Звонкое пищание зуммера портативного сканера штрихкодов ласкало слух — сделан очередной важный шаг. Я приложила банковскую карту к терминалу, ввела пин-код… Ещё чуть-чуть, и можно будет паковать вещи. В этот момент краем глаза я заметила неявную беготню между рядами. Один из коллег Эрика метнулся к стене плазм и схватился за пульт. Я невольно присмотрелась — с экранов смотрел наш премьер-министр. Он был в каждом экране, большом и маленьком. Строгий костюм, флаг на стене кабинета, привычно строгий взгляд и невозмутимое выражение лица. Посетители и даже свободные консультанты потянулись к экранам, я поддалась общему порыву, хотя мелькнула мысль, что выслушивать очередной призыв собраться с силами для решительной победы над злобным врагом с материка, совершенно не хочется. Но прямо сейчас уходить придётся через толпу внимательных слушателей. Косые взгляды наверняка окажутся неприятны, портя прекрасное настроение. Так что ожидая, пока всё же пройдёт оплата, я невольно вслушалась в речь премьера. — Сограждане! — начал политик спокойным поставленным голосом. — Наша страна наконец закончила кровопролитную войну, которая обескровила нас и забрала сотни жизней. Сегодня войне пришел конец. Больше не будет жертв. Не будет вдов и сирот. Наша страна подписывает долгожданный мир. Пусть никого не смущает слово «капитуляция»… Что? Что, чёрт подери?! Ка-пи-ту-ля-ци-я?! Спина мгновенно вздыбилась мурашками, рубашка прилипла к позвоночнику. Они капитулировали после всего, что сотворили, после всех жертв, которые принесли в угоду политическим интригам! Они… Невыносимо душно. Нужно на воздух. Я слабо контролировала, в руке ли пакет с покупками, практически рванув в сторону выхода из магазина. К моему везению, это был первый этаж, и раздвижные двери, отделяющие меня от свободы, располагались совсем близко. Я выбежала из торгового центра почти в слезах, растрёпанная, едва восстанавливая дыхание от внезапного приступа удушья. Как они могли? Как они могли вот так закончить эту войну?! Я прислонилась к отделанной керамогранитом стене, опершись руками о колени. Дыхание восстанавливалось с трудом, ком, застрявший где-то посреди пищевода, никак не мог рассосаться и пропустить воздух внутрь. Спохватившись, я поняла, что покупок в руках нет. Чёрт. Сильно же меня прихватило… Не успела я подумать, что скорее всего, забыла всё на кассе, и придётся возвращаться в магазин, как из торгового центра выбежал Эрик. Завидев меня, он улыбнулся: — Мисс, хорошо, что я вас догнал. Вы забыли на кассе свой фотоаппарат. Я судорожно кивнула и протянула руку забрать принесённые вещи. Эрик выглядел смущённо, но, выполнив свой долг, не стал задерживаться, развернулся и потрусил обратно. Дыхание вскоре восстановилось, и я медленно побрела вдоль оживлённой улицы. Как будто ничего и не произошло, чёрт возьми. Как будто эти напыщенные индюки в костюмах не продали только что меня, Дэнни и весь наш народ… Я остановилась. Сделать пару глубоких вдохов и успокоиться. За сколько поганых серебряников они продались? Но идти было нужно, хотя голова кружилась, а на душе стало пусто-пусто. Ничьи слова, ничья победа, ничьё поражение не заставят меня изменить своё решение. В некотором роде капитуляция даже облегчила мою задачу. Пробраться на вражескую территорию станет проще, да и материковые города теперь заполонят военные, опьянённые победой. Незаслуженной победой. Нечестной победой! Умом я всё это понимала, а вот сердце верить отказывалось. Всё же я смогла себя заставить вызвать такси и доехать до дома. Всю дорогу я молчала, хотя пару раз таксист настойчиво пробовал завести разговор о том, что только что услышал по радио, о капитуляции в войне. Он был рад! Он пытался поделиться со мной своим восторгом, что правительство, наконец, прекратило воевать. Я не могла ответить словами, мне хотелось выволочь его из машины и как следует начистить ему лицо. Я испытывала омерзение, негодование, ненависть — как будто теперь мои соотечественники, которые спокойно, даже радостно воспринимают весть о капитуляции, — такие же предатели, такие же негодяи, как те, кто затеял войну, как те, кто так её закончил. Я зашла в дом, заперла дверь и, поставив на тумбочку пакет с техникой, села прямо на пол. Слёзы потекли как раньше, не желая уняться, не давая вздохнуть. Всё в одночасье оказалось напрасно. Моя боль, мои шрамы, моя жертва, мой брат… Интересно, какими интригами была спровоцирована эта война? Кому понадобилось нападать с острова на материковое государство, чтобы потом вот так бесславно расписаться в своём поражении? Наша страна до этого момента не проигрывала ни одной войны… Здесь точно кроется какой-то тайный умысел, который никогда не будет раскрыт народу. Большие люди наверху договорились, поделили сферы влияния, заработали свои деньги, а расплатились за это сотни хороших солдат — патриотов, которые выполняли свой долг, как и я, как и Дэнни. ПрОклятая война, прОклятая страна, прОклятый мир…20
К моменту, когда Тобби достал мне новую личность — как и обещал, день в день — у меня были собраны все необходимые для «предприятия» вещи. Небольшой чемодан с одеждой на первое время, кофр с фотоаппаратом, ноутбук, телефон — всё, как у всех. Только цель визита совсем другая, но я ее никому не скажу. Я отправилась в аэропорт сразу, как только получила документы. Не откладывая, не выжидая, не тратя ни минуты. Вот и началось моё последнее путешествие — скорее всего, в один конец, но мне плевать. В нашей благородной островной державе меня больше ничто не держало. Самолёт приземлился спустя полтора часа на территории нейтрального государства, не принимавшего участия в бесславно завершённой нами войне. Судя по всему, отношения нашего врага и этих утончённых любителей багетов не ухудшились только благодаря их нейтралитету. Ставку на эту страну я сделала совершенно верно. Здесь мне предстояло провести какое-то время, пока оформляется виза, чтобы, перевоплотившись, пересечь закрытую пока для меня границу. Волокита заняла сутки. Всего сутки! Везде и всем руководят деньги. Найти сговорчивого посредника с нужными связями оказалось даже проще, чем я полагала. Его ни капли не смутил мой акцент. Взял тройную таксу и какими-то обходными путями сделал мне въездную рабочую визу. На территорию врага. Следующим утром бюджетный регулярный рейс уже перенёс меня через границу. Едва ступив на трап, я с удивлением обнаружила, что воздух пахнет точно так же, как и у нас, как и в предыдущем моём транзитном пункте. Такой же аэропорт, такие же люди, такие же полицейские, разве что форма чуть иная. Остальное точь-в-точь, как везде. Но при всей похожести было одно маленькое, почти незаметное отличие. Незаметное никому, кроме меня. Это был стан врага. Моего личного врага. Здесь всё пропитано духом строгости, порядка и вездесущей пропаганды. Я испытывала странный коктейль чувств, слушая объявления на борту самолёта и в аэропорту. Они делались на том же языке, на котором переговаривались между собой Карл, Кристоф и вражеские солдаты в последний день моего плена. Никому не понять, какие эмоции у меня вызывает каркающая речь, зазвучавшая вокруг сразу после попадания в симметричное, чистое и строгое здание аэровокзала. Впрочем, никому это понимать и не надо. А я уже научилась владеть собой в достаточной степени, чтобы не вздрагивать при этих звуках. Очередь к пограничному пропускному пункту была выстроена в идеальном порядке, направленная узкой лентой. Вокруг стояло много людей в военной форме. Боевые действия закончились совсем недавно, а безопасность эти ублюдки всегда блюли на славу. Я оставалась спокойна, медленно продвигалась к будке, в которой за пуленепробиваемым стеклом сидел человек в гладко отутюженной форме и бесстрастным взглядом просматривал подаваемые ему документы, задавая дежурные вопросы, сверяя лица с фотографиями и решая, можно ли допустить того или иного приезжего на свою территорию. Очередь двигалась довольно бодро, но всё же не так быстро, как это происходит в мирное время. Понятно, что война отгремела, но ни одно государство не вернется к довоенным порядкам за столь короткий срок. Через какое-то время я переступила черту на полу и шагнула к будке. Это была не просто черта на каменных плитах пола, это была черта, за которой возврат невозможен. Несколько шагов — и стойка, над которой на расстоянии нескольких дюймов начиналось толстое стекло. Я просунула паспорт и визу в щель, тот флегматичный офицер дежурным движением принял их у меня из рук. Спокойна ли я была в тот момент? Нет, о настоящем спокойствии не могло быть и речи. Я всё ещё не знала, насколько качественно сделаны мои новые документы, но даже не пыталась думать о том, что произойдет, если подлог раскроют и я снова попаду к ним в руки. Не военнопленной, но арестованной по подозрению… неважно. Эти мысли я отгоняла слишком старательно, чтобы моё волнение проявилось внешне. Сдержанно улыбнувшись офицеру, я ждала, когда он закончит все проверки. Я никогда не была суеверной, но сейчас хотелось скрестить пальцы, плюнуть через плечо, постучать по дереву… что там ещё делают, чтобы всё сбылось? Слегка косясь на действия таможенника, я заметила, что он закрыл мой паспорт и взял в руки визу. — Фрау Демю, какова цель вашего визита? Я услышала его вопрос, но не сразу поняла, что он обращается ко мне. Замешательство на несколько мгновений, которое вполне можно было списать на то, что я задумалась, погрузилась в свои мысли. К счастью, я опомнилась достаточно быстро, чтобы не вызвать подозрений. — Journalisme*. — Я ответила походя, а потом усмехнулась, будто поняла свою ошибку, перешла на язык, понятный офицеру. — Я журналистка. Понятно, что на своём «родном» языке мадемуазель Демю говорила тоже с акцентом, но здесь уловить его было некому. Впрочем, акцент в здешнем произношении тоже легко объяснялся моим по факту иностранным происхождением. Здесь всё чисто. Офицер не то удивлённо, не то с нотками недоверия посмотрел на меня, потом нарочито медленно вложил мою визу в паспорт и передал мне. — Добро пожаловать, фрау Демю. От души отлегло. Подумать только, едва не засыпалась! Но расслабляться рано. Взяв себя в руки, я приняла документы обратно и без лишней торопливости миновала проход между будками. Паспорт, казалось, обжигал руку. Словно горел огнём. Так же горел огнём другой. Старый. Моя старая жизнь. Моя старая личность. Вчера днём, миновав границу и уже организовав выправление визы, я сняла номер в небольшой гостинице у самого аэропорта. Там, вечером, глядя в окно на время от времени взлетающие самолёты, я откупорила бутылку неплохого вина. Хотелось расслабиться и отдохнуть. Попрощаться. Я достала свой паспорт и развернула на первой странице. Джена Мэйс. На фотографии я смотрела строго и спокойно, без улыбки, как и положено на официальных документах. Но в глазах был огонь жизни, а волосы — гладко зачёсаны назад, открывая лоб, скулы, щёки… Джена Мэйс. Одну за другой я вырвала из обложки страницы, скомкала их и ссыпала на металлический поднос для стаканов и чайника. Там же лежал спичечный коробок с логотипом отеля. Пожалуй, прихвачу его с собой — огонь всегда пригодится. Да уж, зажигалку в руки я никогда, наверное, уже не возьму. Спичка пронзительно громко чиркнула о матовую тёмную грань и вспыхнула. Я поднесла этот крохотный язычок пламени к странице со своим именем и стала наблюдать, как медленно и неохотно корежится от разрастающегося пламени ламинированная гербовая бумага. Не знаю, что я в тот момент испытывала. Едва ли сожаление. И уж точно не страх. Скорее, предвкушение воскрешения. Начала новой жизни. Воскрешения. И неважно, сколько я проживу в этой новой жизни. Иллюзий не было. Вряд ли я смогу долгое время делать то, что задумала, и не попасть во внимание властей. Но мне будет дорог каждый день. И я проживу оставшееся мне время так же ярко, как сейчас горело моё прошлое. Джена Мэйс умерла. Окончательно. То, чего не довели до конца костоломы Ландо и патриоты из управления контрразведки, я довершила своими руками. Своей волей. Паспорт догорел. Я дождалась, пока поднос остынет, стряхнула пепел в унитаз и спустила воду. Никаких следов. Наутро из отеля вышла Жюли Демю. И именно Жюли Демю сейчас шагала по столичному аэровокзалу, цокая каблуками. Я направлялась к выходу, гордо подняв стриженную под аккуратное каре голову. Тёмные идеально уложенные волосы симметрично сужали овал лица, скрывая щедро покрытую тональным кремом скулу. Новая личина стоила мне определённых усилий и времени, и хотя я понимала, что это лишь внешнее, пока я была в этом образе, я ощущала себя совсем иначе. Изменившейся до неузнаваемости. Обновлённой. Возродившейся.