Библиотека судеб

      Дин обещал себе не спать. Он не мог пропустить момент, когда Сэм откроет глаза.       Его крик, когда Смерть возвращал ему душу и ставил барьер между ним и воспоминаниями об аде, всё ещё звучал в ушах, но предположить, что всё напрасно, Дин не имел права.       Сэм проснётся. Возможно, даже соврёт, что с ним всё в порядке. И Дин поверит. Просто потому, что когда они вместе, быть иначе не может.       Дин не сомкнул глаз. Он просто моргнул, ведь так?       Кольцо Смерти до сих пор тянуло ладонь, хотя вернулось к хозяину. Дин устал, слишком устал. Остался один с глубочайшим чувством вины.

***

      Он очутился в огромном зале, доверху наполненном книгами. Они точно перешептывались, шелестя страницами, и были аккуратно разложены по массивным полкам. Некоторые хранились за стеклом, украшенные драгоценными камнями.       Дин сделал несколько шагов, но, казалось, не сдвинулся с места и на метр. Нескончаемый зал буквально давил своим величием. Дину даже почудилась входная дверь игрушечной, когда он её нашёл.       Второе помещение выглядело ничуть не меньше. Здесь тоже покоились книги, правда, не так много. Изящная кожаная мебель, дорогой ковёр, шахматы из украшенного черного и белого стекла на дубовом столе.       Массивное полотно на стене заставило Дина замереть и задержать дыхание. Оно отзеркалило комнату с одним отличием: запечатлело хозяев особняка, в котором Дин их запомнил. Всадников.       Мор восседал на диване в знакомой позе неоспоримого победителя и пронзал острым взглядом, подчёркивающим ядовитую усмешку. На пальце поблескивало серебряное кольцо с двумя пожирающими друг друга змеями и изумрудом.       Война сложил руки на груди, подперев одной ладонью подбородок, и задумчиво смотрел в сторону разложенных шахмат. Белый король уже пал на доске.       Голод стоял возле камина. В чёрном фраке и с тростью. В черненом серебре кольца на правой ладони тускло поблёскивал вулканический камень. Голод смотрел на золотые весы, на которых качались небольшие гирьки.       Смерть прислонился к часам с маятником, его трость лежала в кресле.       Дин ухватился за хрупкую надежду: это всего лишь картина, не зеркало. За ним никто не наблюдает через неё. Но будто в насмешку щёлкнул замок за спиной. Дин обернулся на долю секунды, когда услышал знакомое:       — Здравствуй, Дин.       — Боюсь, это ненадолго, — вырвалось само собой.       Смерть стоял там же, где и на полотне. Опустился в кресло, придвинул второе, приглашая сесть.       — Я передумал, — изрёк, упиваясь замешательством гостя и тем, как он периодически косится на полотно на стене.       Всадника нельзя увидеть, нельзя найти, если он сам того не захочет. Дин прислушался к своему телу и понял, что чувствовал себя обыкновенно.       — Передумал? — нахмурился он. — Но ты…       — Я не о Сэме, а о тебе.       — Обо мне?       — Ты целые сутки заменял меня. Я вернул душу твоему брату. Эта договоренность закрыта, но то, через что ты прошёл, твои ошибки. Их нужно исправить. И ты сам этого хочешь.       — Ты никого не воскресишь, — усмехнулся Дин. — Я поддался эмоциям, пошел на принцип, и по моей вине умерла девушка, которая не должна была умирать.       — Нет. Не воскрешу. Но тебя мучает это, и ты не знаешь, как быть. Много задаешь молчаливых вопросов, но от этого они тише не становятся. Я простил тебе ошибку, потому что увидел твои глаза. Они другие.       Дин опустил взгляд. На столе чудесным образом оказались три книги с его именем на обложке.       — Что это? Моя судьба в трех томах?       — Нет, — покачал головой Смерть. — Ты написал их. За сутки, когда был мной. Можешь открыть и увидеть, чем всё закончилось.       Дин взял первую книгу и будто получил удар по голове. Книга заговорила с ним голосом грабителя, душу которого он забрал первой.       Так холодно. Почему так холодно? Где я?       Здесь кто-то есть. Точно кто-то есть. Он рычит. Он знает, где я. Господи, прости.       — Он заслужил это, — твердо заявил Дин, — угрожал пистолетом ребёнку и требовал выдать деньги из кассы.       — Знаю. Это было самым простым. На меня произвело впечатление, когда ты отсрочил его судьбу на минуту, лишь бы насладиться агонией.       Дин хотел возразить, но не смог. Вердикт Смерти звучал грубо, но, следовало признать, был верен.       Следом заговорила вторая книга. На желудке сделалось тяжело.       Как всего много. Вот бы всё попробовать!       — Многие из вас называют чревоугодие самым приятным, даже любимым из грехов. Я их почти понимаю.       — Этот человек в аду?       — Не могу сказать. Он считает, что находится в раю. Чревоугодие — племянник Голода. У него целые плантации еды, правда, насыщение от неё недолгосрочное. Круглосуточный шведский стол из холестерина, правда, умереть от него уже нельзя. Душам нравится, когда их кормят. Они страдают, не получая столько, сколько хотят.       У Дина внутри всё сжалось, словно душу снова вывернули наизнанку. Стало казаться, что Голод с полотна смотрит ему в глаза, а не на весы.       — Выдохни. Ты призываешь воспоминания, пробуждаешь страх. От этого боль сильнее, чем на самом деле.       Дин перевел взгляд на дверь. Внутрь вбежал большой чёрный кот с золотыми глазами. Он процокал по каменному полу, как дама каблучками, и прыгнул на кожаный диван, заняв его целиком.       — Откуда он здесь?       — Услышал тебя. Считай его зверушкой моего брата. Он принял облик известной тебе породы, его вид давно истреблён на вашей планете. Пока я здесь, тебя не съест. Аккуратнее с мыслями.       Дин старался не смотреть животному в глаза и сосредоточился на третьей книге. Она была намного объемнее остальных, и от неё пахло болью. Теперь Дин знал этот запах.       Бедная девочка. Всего двенадцать. Совсем не пожила, а сердечко глубокой старушки.       Третьи сутки её отец не покидает палату, листает альбом с фотографиями, угощает сладостями, читает любимую книгу.       Он верит, что она выживет после операции. Но анализы, прогнозы… мы не боги, хоть и знаем: чудеса случаются в практике. Мы сделаем всё. Всё, что в наших силах. Иначе я не вынесу смотреть в глаза этому сильному человеку.       Страшно. У него никого больше нет, кроме дочери.       Моя смена заканчивается. Хорошо. Здесь слишком холодно и тоскливо. Невыносимо. Надо выспаться. Иначе, как я завтра буду ассистировать?       Муж сказал, что мне пора в декретный отпуск. Знал бы он, насколько это «просто» для женщины. У моей подруги Синди нет ни одной свободной минуты в этом, с позволения сказать, отпуске.       Но, может быть, он и прав. Мне нужна смена обстановки. Я хочу ребенка. Очень хочу.       Далее текст оборвался, а по уже написанному пошли черные пятна. Дин перевернул страницу, потом ещё одну, и ещё. Он жадно листал книгу, ища хотя бы одну неперечеркнутую строчку, но ничего не находил, кроме кричащего: «Ты виноват!»       — Можно помочь? — Дин с мольбой посмотрел на всадника.       — Нет, Дин, — покачал тот. — Ты способен сам отвечать за свои поступки и, как автор разрушенной жизни, можешь сам принести извинения.       — Могу?       — Она услышит твои слова.       Дин опустил глаза в книгу. Не было необходимости вспоминать голос, образ.       Медсестра могла жить. Она должна была дожить до глубоких седин и умереть в кругу большой и счастливой семьи. Но Дин решил сохранить жизнь маленькой девочке. Дин решил рискнуть. И чуть не оборвал ещё одну жизнь, когда убитый горем муж медсестры едва не разбился в автокатастрофе.       Виноват! Виноват! Виноват!       Дин пытался вклиниться в сплошной поток обвинений, но его выбрасывало, швыряло, словно волны о скалы.       Виноват! Виноват! Виноват!       Я не вижу солнца, не вижу смысла! Здесь ничего нет! Здесь никого нет! Я не должна здесь быть!       Дин не знал, что говорить. Перед глазами сперва вспыхнуло её изуродованное тело, над которым колдовали её же коллеги. Затем он увидел, как автомобиль её мужа набирает скорость, а глаза застилают слёзы, которые никогда не выплакать до конца. Мужчина не слышал его голоса, мужчина не видел его, решив уйти вслед за любимой.       Такая цена? Такая цена должна быть за то, чтобы к Сэму вернулась изуродованная пытками душа? Должен быть способ. Другой способ. Снять. Снять кольцо. Снять!       Дин зажмурился, проглотив нахлынувшие эмоции. Он успел. Он рванул руль, не позволив случиться ещё одной смерти.       — Он новенький, — сказала Тесса.       Чудовищное оправдание.       Джолин, казалось, слушала его. Джолин. Да, так её звали. Дин пытался всмотреться в зачёркнутые строки, но они ускользали от него. Возможно, ему должно быть всё равно. Но он помнил каждую жизнь, которую оборвал и хотел сохранить эту. Увидеть, какой она могла бы быть. Дин не понимал, для чего. Не искать же теперь мужа Джолин по штату, чтобы посыпать соли на открытую рану?       Чёрт, да он просто хотел, чтобы маленькая девочка осталась жить!       — Всё кончено, Дин. Ты снял кольцо, и потом… девочка проскочила, — утешила Тесса.        — Никому нельзя проскочить, — осознал Дин.       Он мотнул головой, прогоняя новый приступ гнева.       — Папа справится?       — Понятия не имею, — печально усмехнулся Дин, не видя, как настоящий Смерть кивнул ему тогда.       — Но почему?       — Потому что… есть естественный порядок вещей.       Дин впервые нашёл, что ответить на этот бесконечный вопрос, но девочка припечатала:        — Дурацкий порядок.        — Тут я с тобой согласен.       Всего сутки. У него были целые сутки и власть сильнейшего существа в мире, но, как оказалось, даже это самое существо не в силах спасти одну жизнь, не забрав чужой.       Кто тебе диктует списки, Смерть? Скажи, и я избавлю тебя от них!       Тут на бумаге постепенно начали проступать буквы. Четкие и неровные, блёклые.       Девочка. Та девочка, Хилари. Она берёт меня за руку, мы идём смотреть рассвет. Она говорит, что хочет быть своему отцу ангелом. Я тоже хочу. Мой муж любит меня. Я слышу, как ему плохо.       — Я виноват, — обронил Дин.       Не виноват.       Дин глубоко вздохнул и посмотрел на Смерть. От него веяло спокойствием, а во взгляде читалось одобрение.       — Я мог не знать всего этого, — он сам не понял, как заговорил грубым тоном. — Я мог не надевать твое кольцо, мог вообще тебя не знать лично. Но ты приходишь. Всякий раз, когда я счастлив, ты приходишь. Ты, Азазель, прочие мелкие сошки, ангелы, не важно, кто. Я не верю в истинный порядок вещей, в котором должен постоянно терять Сэма и торговаться с тобой за его жизнь. Ты забрал у меня всё, даже сейчас мечтаешь забрать последнее и прикрываешься тем, что я ничего не понимаю. Я вынужден просить у тебя о справедливости, но никто из вас ничего не знает о честности!       — Долго сочинял? — нейтрально спросил Смерть, хотя желваки так и заходили ходуном.       Дин не предполагал, что его взгляд мог сделаться ещё чернее. Гостиную окутало холодом, кот на диване сжался в комок, не рискуя пошевелиться.       Дин не отвёл взгляд. Не в этот раз. Пусть хоть сцепит когти на горле. Его захлестывала злоба вперемешку с чувством необузданной свободы, с которой не знаешь, что делать, но, Боже, она так прекрасна! Ему почти перестало быть стыдно за последнее обвинение... ведь он тоже достаточно лгал всаднику в глаза. И почему-то до сих пор дышал.       Смерть читал его. Дин это чувствовал, на какой-то миг забыв, где находится, и о том, что, возможно, за ними наблюдают… Война, например.       Выдохнуть. Надо попробовать выдохнуть.       — Ты не один в мире, Дин, — снисходительно произнёс Смерть. — Есть судьбы гораздо несправедливей твоей, ты забываешь. И у них не было и не будет стольких шансов «уйти на покой», сколько было у тебя. Я вижу, что и кто тебя волнует. За чью смерть ты берешь на себя вину. Я могу показать, как сильно ты ошибаешься или нет в том, где они могут сейчас находиться.       — Покажи, — прошептал Дин.       На стол легла ещё одна увесистая книга. Дин не решался её открыть, но его не собирались торопить. Взгляд зацепился за выгравированную античным золотом надпись на обложке: Эллен и Джо Харвелл.       Так жарко… в странном сочетании с ознобом. Только что видела, как нескольких адских псов разорвало на части… вместе со мной и мамой. Эх, если бы один из этих тварей не ранил меня! Маме не пришлось бы рисковать…       За это только что получила по щеке. Заслуженно. Это же мама. В последний миг мне нереально хотелось чувствовать её рядом, как никогда. Я знала, что у меня не хватит сил нажать кнопку на взрывчатке. Но я же смелая и сильная, да? Я же — охотник. Я дочь охотников на нечисть.       Дин кивнул, печально улыбнувшись.       Сама судьба выбрала за нас. Главное, псы умрут с нами и уже не погонятся за Сэмом и Дином. Они важнее. Они должны сражаться. Мы тоже хотели жить, но, видимо, нам так написано — героически пасть в бою. Да, я настоящий охотник!       Забавно. Мы с Дином оказались настолько похожи. Защищаем своих родных, не слушая грозное топанье ножкой. Если бы у нас было побольше спокойного времени, то я бы поинтересовалась у него подробнее, какой он видит последнюю ночь на земле. Возможно, потом бы я под дулом ружья отправила его мыть посуду в нашем баре за похабные мыслишки. Он смотрел на меня, как на ребенка со взрослой игрушкой, а сам-то он кто, а? Досадно, что нам сломали наше взрослое детство.       Интересно, получилось бы у нас что-нибудь?       Странные мысли посещают, когда на тебя смотрит вожак адских псов. Или…?       В груди Дина похолодело. Горячий ком всё сильнее сдавливал горло.       Собака. Белая, мускулистая собака, испачканная в чужой крови. Длинные уши, кожаный нос, шипастый ошейник. Она обошла нас с мамой и преградила адскому псу дорогу. Он рычал на неё — такой огромный, чёрный и страшный — и вместе с тем кланялся ей. Потом сгинул в пламени. А белая обернулась и посмотрела в глаза маме. Глаза голубые, но огонь в них горел, с пеплом перемешанный. В этих глазах утонула сперва мама, а затем и я…       — Кто это был? — спросил Дин.       — Страж. Она забирает бойцов с поля боя. Не всех.       — И куда уводит?       — Не в ту сторону, куда увёл Война Муссолини в прошлом столетии, — усмехнулся Смерть.       — Она тоже что-то вроде жнеца, да? Как Тесса?       — Верно.       Дин снова увлёкся книгой. Больше всего на свете он боялся сейчас оказаться обманутым. Но это был почерк Джо! Это были её слова!       — Привет, Дин.       Он вздрогнул. Издевается. Смерть опять издевается и смеётся над слабостью. Тот ответил коротко:       — Когда душа говорит с тобой, следует отвечать.       — Как?       — Как говоришь со мной, — он поднял черный взгляд, — честно.       Дин неловко улыбнулся, глядя на приветствие.       — Привет, Джо.       В горле образовался новый ком. Фраза проступила на странице, начертанная или пером, или ручкой с черной пастой.       — Как обычно, в гуще опасности?       — Я не боюсь, — вырвалось само собой, на что Смерть тонко улыбнулся. — Джо… где ты?       — Здесь тепло, — быстро заговорили строчки, — красиво и очень свободно. Пахнет домом.       Дин украдкой снова взглянул на Смерть, но вопрос, который так и вертелся на языке, задать не решился. В его раскрытой ладони тоже лежала книга в переплете из бордовой кожи. Её пожелтевшие странницы то медленно, то быстро переворачивались сами собой, а иногда подолгу оставались неподвижными.       — Души не нуждаются в привычной для вас речи, Дин. С ними можно говорить молча, — поймав его взгляд, произнёс Смерть. — Впрочем, если тебе комфортнее вслух, то я не слушаю.       Дин едва удержался от того, чтобы не бросить мысленное сомнение. Тем временем, строчки в книге заговорили вновь:       — Передай Сэму, чтобы не маялся дурью. Я прекрасно слышу его мысли!       Дин просиял.       — Привет, Эллен.       — Если он думает, что я не могу отсюда до него дотянуться, то сильно ошибается! Никаких самопожертвований, чего и тебе советую!       — Нам вас не хватает.       — Мы тоже скучаем!       — О, здесь в меню черничный пирог! — поверх написанного Эллен «напечатала» Джо.       Дин едва не захлопнул книгу от обиды. Внутри заурчало.       — Убедил. Ужасная пытка, — с невозмутимым лицом сказал Смерть.       — Ты же не слушаешь.       — В данный момент, твоё негодование может выдержать только замок на Чистилище.       Дин кашлянул в кулак. Глаза блестели от слёз ни то тоски, ни то радости, ни то смеха.       — Прости, Джо. Я должен был тебя защитить. Я обещал Эллен, я обещал себе.       — Я запрещаю тебе расклеиваться, Винчестер!       Дин вдруг ясно услышал голос Джо у себя в голове. Почему-то заболело лицо в районе левой щеки… Да, удар у Джо всегда был крепким и оставался в памяти надолго. Ей не шло хмуриться, но она всегда так забавно обижалась или сердилась. Он привык к ней такой, и потому однажды расправившиеся черты лица, обрамленные молочными локонами, улыбка, такая внезапно открытая и чистая, прошлись коротким разрядом тока по телу.       — Мы ведь увидимся, правда?       — Безусловно. Обещаю не есть пирог.       — Тебе полагается не один, Джо. Спасибо. За всё.       — До встречи, Дин. Я за тобой слежу, помни об этом!       Последние буквы смазались, как у человека, который слишком долго писал в дневнике.       Внутри что-то посыпалось. Словно рушился привычный, но непосильный груз, освобождая незнакомую лёгкость.       — Ещё не хочешь взять свои слова назад? — с толикой угрозы поинтересовался Смерть.       — Я ведь не с тобой говорил? — вырвался шёпот.       — Ты мне кое-кого напоминаешь, Дин, — ответил он со вздохом. — Ему тоже все вечно врут, и все должны. Даже я, хотя слишком могущественен, чтобы у меня были причины это делать.       — Прости. Да. Беру свои слова назад.       — Спасибо. Премного благодарен, — кивнул Смерть, не скрывая сарказма.       — Правда, я…       — Выплескивать пар — абсолютно нормально. Полагаю, любой другой бы давно вздернулся, будь на твоём месте.       — Значит, — решился спросить Дин, — наши с Сэмом родители тоже где-то здесь? Можно…       — Нет, Дин. По крайней мере, не сейчас. Души способны сводить с ума. Тоской, любопытством, нежностью, чаще неосознанно. Если с ними долго говорить, сильно ослабеешь.       — А если я просто коснусь обложки?       Большая, в тугом переплете, история жизни и смерти Джона и Мэри Винчестеров материализовалась перед ним, едва он закончил говорить. Дин сжал её в ладонях, прикрыл глаза.       Перед ним пронеслись кадры объятий, невысказанная гордость, звук мотора, тоска ожиданий, вечная мука тревог.       Когда-нибудь их гонка закончится. Когда-нибудь, всё будет, как надо.       Дин готов был ждать.       А пока… он просто хотел, чтобы Сэм скорее проснулся.