Вам письмо / Signed and Sealed

      Это не имело смысла. Он попросил её о встрече. Он еë инициировал. Её рука сжимала букет перьев в элегантной упаковке, который она нашла выброшенным на тротуар возле кафе. Их дюжина. Все свежие и острые для начала нового учебного года, как и хотела Гермиона, написав об этом в своём письме на прошлой неделе. Её хватка усилилась. Он был здесь.       Ярость и замешательство боролись за первенство в её мозгу, пока она шла по Лютному переулку. Свет в книжном магазине был выключен, она вздохнула с облегчением. Пенелопа уже заперла его на ночь. Гермиона вставила ключ в замок и вошла внутрь. Даже запах книг не смог успокоить её чувства. Как только дверь закрылась, Гермиона наложила заклинание Муффлиато по периметру и испустила крик. Девушка не знала, о чём именно она кричала. О чём-нибудь. Обо всём. О том, что её друг по переписке ушёл. Что вместо этого ей пришлось столкнуться с Малфоем. Что её наполненное свинцом сердце застряло в желудке, отягощённое неразрешимым разочарованием.       Она надеялась на свидание. Согласилась бы на десерт с другом. Вместо этого у неё ничего не было. Гермиона прижала ладони к глазам. Темнота не давала отвлечься, позволяя ей сосредоточиться на том, как она заметила входящего в кафе Малфоя. Эти усилия не остановили пламя раздражения, которое продолжало гореть. Она изо всех сил пыталась сдержать пожар. Должно было быть логическое объяснение. Оно должно было быть.       Неужели он узнал её и был слишком напуган, чтобы общаться со знаменитой Гермионой Грейнджер? Ей было легче общаться с ним в письмах ещё и потому, что он не обращался к ней с таким же благоговением, как многие другие, просто из-за того, что она сделала шесть лет назад. Может быть, шок и удивление поглотили его. А что, если он прибыл в те неприятные моменты, когда она была вынуждена взаимодействовать с Малфоем? Он мог увидеть, как она разговаривает с другим, и у него сложилось неправильное впечатление, и поэтому он ушёл.       Гермиона фыркнула. Как будто её список причин, чтобы злиться на Малфоя, был недостаточно длинным. Она отбросила эти мысли, так как пришла в книжный магазин не просто так.       Пробираясь в офис, Гермиона цеплялась за одну из последних нитей надежды. Это длилось недолго. Она не обнаружила ни малейшего признака ожидавшего за окном пергаментного самолёта. Пройдя через камин, она не нашла письма и в квартире. Никаких заметок. Никаких объяснений. Никаких извинений.       Гермиона бросила перья на кухонный стол и с разочарованным стоном упала на диван. Подушечка на её лице заглушила вторую серию криков. Чувства, которые она испытывала три с половиной года назад — давно миновавшие, но так и не разрешённые полностью — всплыли на поверхность. Если он планировал снова внезапно исчезнуть из её жизни, она никогда ему этого не простит. В первый раз это вызвало у неё слишком много проблем.       На её живот лёг какой-то груз, и Гермиона отложила подушку, чтобы рассмотреть рыжий мех и жёлтые глаза своего любимого кота. Живоглот мяукнул, затем прижался своим мягким розовым носом к её руке. Она несколько раз погладила его седеющий мех, но, несмотря на попытки, он мало утешил её.       Вернув Живоглота на пол, Гермиона поднялась и зашагала на кухню. Она не была уверена, что сможет подавить нарастающую внутри неё бурю, но всё же наполнила чайник и наложила на него Согревающее заклинание. Её мать всегда заваривала чай, когда была в отчаянии, и, хотя это никогда полностью не помогало, Гермионе стоило попробовать, если он сможет, хотя бы временно, успокоить её мысли.       Теории и предположения тревожили её разум, в то время как глаза непрерывно смотрели в окно в унылой надежде заметить самолёт из пергамента. Когда всё, что она увидела, был полумесяц, скрытый облаками, Гермиона закрыла глаза и прислушалась к слабому свисту пара.       Их ночь должна была пройти не так.       Гермиона достала кружку из шкафа, затем поместила ситечко, наполненное чайными листьями «Эрл Грей» в чашку. Завитки пара поднялись вверх от горячей воды. Затем она ждала.       Ждала. Точно так же, как она делала это в течение сорока пяти минут, прежде чем, наконец, признала, что он не придёт.       В её мыслях мелькнула вспышка белых волос, и Гермиона нахмурилась. Она не хотела представлять, над чем будет глумиться Малфой, если когда-нибудь узнает, что её свидание — или, как она предполагала, не свидание — не состоялось. Малфой мог легко войти в кафе и не подходить к её столику. Очевидно, он сделал это только для того, чтобы спровоцировать её. Цивилизованный разговор, чтоб его! У него был мотив. У Драко Малфоя всегда был мотив.       Прошло достаточно времени, и Гермиона вынула ситечко из кружки. Тепло чая просачивалось сквозь керамику, согревая руки, пока она держала кружку, не сделав ни одного глотка. Какова дерзость у этого волшебника! Она велела ему уйти. Тем не менее, он остался, вздрогнул, а затем почему-то счёл уместным спросить, считает ли она его способным к переменам. Она бы рассмеялась над абсурдностью вопроса, если бы он не выглядел так серьёзно, задавая его. И по какой-то причине в тот момент она почувствовала укол сочувствия.       Он слишком далеко зашёл? Нет. Способен ли он измениться? Может быть. Это должен был решать он, а не она. Как она отчетливо вспомнила, как однажды писала своему другу по переписке, она не думала, что кто бы то ни было не способен измениться. Им просто нужно…       Кружка выскользнула из пальцев Гермионы и разбилась о кухонную плитку. Не прошло и пяти минут, как по ковру рассыпались сотни писем, собранные в стопки, связанные бечёвкой и упорядоченные по месяцам. Гермиона выбрала стопку за январь 1999 года. То письмо находилось в одной из этих стопок. Одно за другим Гермиона начала перечитывать каждую записку, каждое письмо, которое он написал ей во втором семестре последнего года обучения в Хогвартсе. Из-за стресса, связанного с подготовкой к Ж.А.Б.А., она стала менее отзывчивой ко всем другим своим друзьям по переписке, но ни разу не пропустила больше дня, не написав ему. Его ответы были столь же быстрыми. Он был её маяком здравомыслия, когда бесконечная цветовая маркировка классных заметок или постоянный взгляд на знаменитую Гермиону Грейнджер становились невыносимы. Пока он продолжал заставлять факторы стресса исчезать, казалось, не имело значения, кем он был.       Теперь это имело большое значение.       Упоминания о том, что он был единственным ребёнком, вырос вдали от маггловского Лондона. Об удовлетворении, которое он получал от приготовления особо хитрого зелья. О свободе, которую он чувствовал во время полётов. Как она могла быть такой слепой?       А потом она нашла то письмо. Среди писем от марта того же года было одно, тронувшее её сердце больше, чем все предыдущие. Она нашла нужные абзацы и была немедленно перенесена в Большой зал, где прочитала их впервые.       «Есть кусочки моего прошлого, которые иногда не дают мне уснуть по ночам, сожаления и ошибки, которые мучают каждую бессонную мысль, пока я смотрю в пустое пространство своего потолка. Я надеюсь, ради твоего блага, ты никогда не испытывала этой агонии. Боль от мысли, что то, что ты сделал — непоправимо. Увидят ли во мне нечто иное люди, которым однажды я причинил вред? Стану ли я человеком, достойным большего, чем чистое презрение? Я знаю, что мы обычно не пишем о таких вещах, но мне нужно было выразить эти чувства сегодня. Просто поделившись ими с кем-то, с тобой, я почувствовал себя немного лучше. Но я знаю, что это временно. Сегодня вечером я снова смотрю в потолок, в сотый раз спрашивая себя, способен ли я измениться».       Пергамент затрясся, когда Гермиона снова его прочитала. И снова. Она посмотрела на дату, написанную в углу.       26 марта 1999 г.       Он написал это на следующий день после годовщины их поимки. О смерти Добби. О её пытках.       Гермиона содрогнулась, и весь мир, казалось, остановился. Она никогда не считала это возможным. Программа приятеля по переписке рекламировалась только в британских изданиях. Но это не означало, что британские волшебные семьи, проживающие в других странах, не поддерживали свои подписки. И в какой-то момент совпадения перестали быть совпадениями.       «Каковы шансы, что из всех жителей волшебного Лондона мы столкнёмся друг с другом в третий раз за две недели?»       Гермионе не нужно было делать математические вычисления, чтобы сделать вывод, что шансы были невероятно низкими, если только их сегодняшняя встреча не была запланирована.       Многократные удары по окну вырвали Гермиону из её безумных мыслей. На другой стороне её ждал пергаментный самолётик. Ледяная дрожь охватила каждый дюйм тела. Единственным движением было дикое биение сердца, угрожающего выпрыгнуть из груди. Только когда Живоглот прыгнул на подоконник и начал царапать стекло, Гермиона заставила себя встать и забрать письмо.       Приветствия не последовало.       «Я думал, что готов к нашей встрече, но когда настал момент, понял: это было неправильное время. Если бы ты знала мои рассуждения, я не сомневаюсь, ты бы поняла. Тебе просто нужно поверить в моё решение. Я боролся с этим часами, но мне нужно это сказать: я всё ещё хочу, чтобы ты была в моей жизни. Спустя столько времени я не могу представить её без тебя. Но пока я думаю, что нам лучше остаться друзьями по переписке».       Гермиона рухнула на диван, не сводя глаз с пергамента. Он явно с силой надавливал на лист при письме. Сколько скомканных черновиков было в его мусорном ведре? Конечно, этот вариант был далеко не первым. И это… это! — было тем, что он решил ей отправить.       Он всё ещё хотел, чтобы она была в его жизни.       Эта мысль закружилась в голове Гермионы. Идея дружбы с ним казалась нереальной.       С Ним.       Не с «ним», еë приятелем по переписке, а с Ним.       Драко Малфоем.       Она сильно сжала пергамент, по краям появились складки. Спустя шесть лет было больно видеть почерк, к которому она испытывала столько доверия и чувств, говоривший, что он хочет остаться другом по переписке. Потому что, несмотря на всё, что она только что узнала, именно это больше всего ранило.       Она не злилась на Драко Малфоя; она злилась на своего друга по переписке. Но невозможно было разделить эти противоречивые эмоции, когда они были направлены на одного человека.       Гермиона встала с дивана и бросила письмо на кухонный стол рядом с перьями, прежде чем собрать все письма и направиться в свою спальню. Сегодня у неё не было больше слов для него.

~ * ~ * ~

      Посетители рассыпались по книжному магазину, но Гермиона не могла сосредоточиться ни на одном из них. Её внимание было приковано к сцене, разворачивающейся на улице напротив витрины.       До сих пор утро было медленным. Хуже всего было из-за беспрерывных озабоченных взглядов Пенелопы. Они не прекращались с того момента, как Гермиона рассказала, что прождала своего друга полвечера, даже если это исключало одну важную деталь. А теперь, не более чем в двадцати футах от входа в магазин, стоял тот самый волшебник, старающийся не быть втянутым в её магазин своим сыном.       Часть Гермионы молилась, чтобы они не входили. Другая часть необъяснимо, иррационально надеялась на это. Её дыхание остановилось, когда они начали двигаться, входная дверь распахнулась.       Скорпиус победил. Его маленькие ножки неслись через вход, а яркая сияющая улыбка соответствовала его возбуждению. Гермиона ожидала, что он направится прямо к книгам, но вместо этого вскоре обнаружила ребёнка прямо у своих ног.       — Привет, книжная леди, — сказал он, запрокидывая голову назад, чтобы взглянуть на Гермиону своими сияющими голубыми глазами.       — Доброе утро, Скорпиус, — вежливо ответила Гермиона. Она ласково ему улыбнулась, затем посмотрела назад, туда, где стоял, застыв, его отец.       — Малфой, — она кивнула.       — Грейнджер, — отстранëнно ответил он.       В его тоне не было ни малейшего признака сердечности. Хотя с чего бы ей появиться? Он был Драко Малфоем, а она — Гермионой Грейнджер. Они никогда не ладили.       За исключением того, что они давно уже ладили.       Очень хорошо.       Очень — очень хорошо.       У неё болело сердце, когда она смотрела на волшебника, который столько лет относился к ней с пренебрежением, и в то же время, хоть и не осознанно, помог ей залечить эти раны. И он знал, что это она. Ведьма, стоящая перед ним, была тем же человеком, которому он так много доверил через тысячи писем. Ни один из них не сказал друг другу ни слова.       — Пойдём, Скорпиус, — сказал он, наконец нарушив молчание. Малфой направил сына в противоположном от Гермионы направлении. — Пойдём посмотрим книги.       Гермиона наблюдала как они присоединились к другим покупателям. Не прошло и минуты, как Малфой оглянулся через плечо, и их взгляды на мгновение встретились. Во рту пересохло, и Гермиона с трудом сглотнула. Комок в горле отказывался двигаться с места.       — Не могу поверить, что он снова здесь.       Гермиона моргнула. Пенелопа стояла рядом, скрестив руки на груди, и смотрела в сторону Малфоя.       — Его сын любит книги, — процедила сквозь зубы Гермиона, пытаясь не слишком сильно думать о том, сколько ещё она знала о Скорпиусе из прошлых писем Малфоя.       Пенелопа фыркнула, и её лицо помрачнело.       — Он легко может делать покупки во «Флориш и Блотс».       Желудок Гермионы сжался, когда она повернулась к Пенелопе. Она была настолько поглощена своими собственными эмоциями по отношению к Малфою, что совершенно забыла о других магглорождëнных, которые относились к нему с предубеждением.       — Это означает, что он принял сознательное решение вернуться в магазин, который, как он знает, принадлежит мне, — заявила Гермиона, внимательно наблюдая за реакцией Пенелопы. — Это должно означать какие-то изменения в нём, верно?       Пенелопа замерла, на мгновение задумавшись, и резко выдохнула.       — Это начало.       Покупатель подошёл к прилавку и Пенелопа ушла, чтобы оформить его покупки. Гермиона собрала в стопку оставленные книги и начала возвращать их на свои места, не сводя глаз с Малфоя и Скорпиуса.       Пенелопа была права, скептически относясь к тому, что Драко Малфой может искренне пересмотреть свои предубеждения. День назад Гермиона чувствовала то же самое. Он радовался, когда магглорождённые боялись Василиска. Это было нелегко забыть, если учесть, что окаменевшие Гермиона с Пенелопой провели в лазарете три недели.       С тех пор прошло больше десяти лет. Никто из них не вышел из войны тем же человеком, которым был раньше, включая Малфоя. Доказательством этого был тот факт, что он даже подписался на программу друга по переписке. Но анонимная переписка, в которой выражается его раскаяние в своих прошлых ошибках, не то же самое, что усвоение изменения в мышлении. Это требовало работы. Усилий. Мотивации.       И Гермиона почти не сомневалась, что смотрела на Драко Малфоя и его мотивацию.       Девушка совершенно забыла, что надо переставлять книги, продолжая издалека наблюдать за отцом и сыном. С тех пор, как они встретились несколько недель назад, её горькое негодование подпитывалось воспоминаниями об их многочисленных стычках из детства. Но тот жестокий молодой волшебник вырос и стал мужчиной. Её приятель по переписке. Волшебник, которого она так хорошо знала. Умный. Внимательный. Очаровательный. Три вещи, которыми она восхищалась в нём.       Три вещи, которые, как она считала, очень точно характеризовали её друга по переписке. Три вещи, которыми, как она считала, не обладал Драко Малфой.       Но чем больше она наблюдала за ним, тем больше Гермиона признавала свою предвзятость. Шесть лет могут изменить человека. Они действительно изменили его. Она была единственной, кто не изменился.       Собрав волю в кулак и проглотив десятилетнюю враждебность, Гермиона отложила оставшиеся книги и подошла к Малфоям. Если они с Драко смогли поладить на бумаге, необходимо узнать смогут ли они общаться вживую. Она остановилась в пяти футах от них.       — Могу я вам чем-нибудь помочь?       — У нас всё в порядке, — последовал быстрый, слегка приглушённый, ответ Малфоя. Он повернулся к ней только вполоборота, прежде чем снова переключить внимание на сына.       Но Скорпиус не смотрел на отца. Его яркие глаза остановились на Гермионе.       — У вас есть ещё звёздные книги?       — Да, конечно, — ответила Гермиона с улыбкой, понимая, что Малфой внимательно следит за их общением. — Хочешь посмотреть мои любимые?       Скорпиус быстро кивнул головой, и Гермиона вытащила свою палочку. Она взмахнула ею и четыре книги слетели с книжных полок и поплыли к ним. Мальчик хихикнул, увидев тонкий след золотых искр, падающий с дорожки по которой летела книга, когда он, вскочив, попытался поймать её. Небольшая доработка известного заклинания всегда развлекала юных читателей.       Когда все искры погасли, Гермиона села на пол, скрестив ноги, и разложила книги, чтобы Скорпиус рассмотрел их.       — В этой книге подробно рассказывается о созвездиях, — сказала она, указывая на ту, что лежала справа от неё. — Здесь говорится о других звёздах, не тех, о которых у тебя уже есть книга. Так что, думаю, тебе понравится. Я подумала, может ты захочешь изучить что-то новое. Вот это книга о планетах. Ты что-нибудь знаешь о них?       Скорпиус покачал головой, но, судя по широко раскрытым глазам, ему не терпелось услышать больше. Гермиона представила ещё несколько книг на разные космические темы, и мальчик, не теряя времени, открыл их и начал исследовать. Сначала он обратился к книге о планетах и лёг на живот, листая страницы. Было удивительно видеть, как быстро Скорпиус мог погрузиться в книгу, будучи в таком юном возрасте. Судя по рассказам её родителей, Гермиона была такой же. Интересно, ребëнок пошёл этим в отца или мать?       Покашливание привлекло внимание Гермионы к упомянутому волшебнику. Суровое выражение лица Малфоя оставалось неизменным, равно как и его холодное отстранённое поведение.       — Мы их возьмем, — спокойно произнёс Малфой. — И маггловскую книгу о драконах, если есть.       Он направился к стойке прежде, чем Гермиона успела отреагировать. Наверное, это было хорошо. В противном случае он бы заметил, как Гермиона изогнула губы в улыбке. Её разум был захвачен бесконечной борьбой, пытаясь примирить Малфоя, которого она знала с детства, с Малфоем, которого она знала по письмам.       Это был уже второй раз, когда он покупал для сына маггловскую литературу.       Скорпиус оставался погружённым в чтение. Гермиона принесла ему маггловскую книгу по мифологии драконов, а также сказку «Принцесса Бумажный пакет». Когда она положила эти книги на прилавок, Малфой взял «Принцессу Бумажный пакет», пролистал страницы, приподнял бровь не менее трёх раз, а затем закрыл книгу.       — Скорпиусу понравится.       Губы Гермионы снова изогнулись, но на этот раз Малфой заметил.       — Я рада.       Между ними воцарилась тишина, не такая напряжённая, к какой она привыкла. Это было приятное изменение, сменившее жёсткое напряжение, с которым они обычно общались, по крайней мере, лично.       Гермиона подсчитала общую сумму и Малфой положил на прилавок соответствующее количество монет. Книги были в сумке, сделка была завершена.       На этом всё могло закончиться. С лёгкостью. Они с Малфоем сумели провести весь разговор без враждебности. По их меркам, это было даже вежливо. Это то, чего хотел Малфой, верно? Цивилизованный разговор?       Независимо от того, подтвердили ли они что-либо внешне, Малфой знал. И она знала, что он знал, даже если он не знал, что она знает, или что она знала, что он знал.       Тем не менее, это не помешало любопытству Гермионы взять над ней верх. Впервые в жизни она могла спросить своего друга по переписке о чём угодно, и пергаменты не смогли бы помешать его ответу.       Гермиона ухватилась за ручку пакета, когда Малфой почти забрал его, и потянула его на себя.       — Могу я спросить у тебя кое-что?       Глаза Малфоя потемнели, но он промолчал.       Гермиона перекинула волосы через плечо, посмотрела на прилавок и, наконец, встретившись с ним взглядом, задала вопрос, который волновал её больше года.       — Что случилось с матерью Скорпиуса?       Драко определенно не ожидал подобного вопроса. И явно был шокирован. Его губы слегка приоткрылись, казалось, он не мог вернуться к привычному спокойствию. С одной стороны, Гермионе было его жаль и она хотела сказать ему, что ничего страшного, если он не хочет говорить ей, но с другой — она слишком отчаянно хотела знать ответ. Точнее, она хотела, чтобы он доверил ей этот ответ. Если не как Гермионе Грейнджер, то хотя бы как своей приятельнице по переписке.       Драко прервал их зрительный контакт, обратив своё внимание на Скорпиуса, листающего книги.       — Её звали Астория, — сказал он низким и напряжённым голосом. — Астория Гринграсс.       Гермиона почувствовала, как всё её тело онемело.       — Родственница Дафны?       — Её младшая сестра.       Казалось, слова причиняли ему боль.       — Мы были женаты.       Боль в груди оказалась сильнее, чем она ожидала. Она не удержалась и взглянула на его левую руку, где когда-то было обручальное кольцо.       Взгляд Малфоя скользнул со Скорпиуса, но пока не остановился на Гермионе.       — Она скончалась через несколько месяцев после рождения сына. Семейное проклятие крови, о котором мы не знали, ослабило её после родов.       Гермиона ахнула. Проклятия крови были редкими и часто неизлечимыми. Если оставить в стороне все чувства к Малфою, она могла только представить, как же трудно им было.       Её слова были тихим шёпотом.       — Мне очень жаль. Я не знала.       Только тогда Малфой встретился с ней взглядом.       — Как я и сказал вчера вечером, ты бы обнаружила много нового, если бы действительно узнала меня. Во мне есть гораздо больше, чем ты думаешь.       Гермиона затаила дыхание.       — Я знаю, что есть.       Она снова протянула пакет. Их пальцы соприкоснулись и даже такое незначительное прикосновение к его коже вызвало жар на щеках Гермионы. Она убрала руку прежде, чем её смущение стало заметным.       — Насчёт вчерашнего вечера, — начала Гермиона, её сердце колотилось в груди, когда Малфой кивнул и снова взглянул на неё. Она закусила губу. — Я думаю, ты изменился. По крайней мере, в некоторой степени. — Она сделала вдох и посмотрела на Малфоя, как она надеялась, с сожалением. — То, что я сказала на прошлой неделе о тебе и твоём сыне, было опрометчивым и несправедливым. Я просто… Ты отлично справляешься с воспитанием Скорпиуса.       Он моргал, глядя на неё несколько секунд, пока его холод не отступил, как и окружающее их напряжение.       — Спасибо.       Они продолжали смотреть друг на друга, позволяя отсутствию оскорблений говорить вместо слов. Малфой развернулся, не попрощавшись, но ей пока было достаточно его благодарности.       Он пошёл обратно к сыну, но остановился всего через несколько шагов. Затем оглянулся через плечо.       — Астория и я… Это было соглашение между нашими семьями. Я никогда… — слова ускользнули, когда его веки закрылись. Когда он снова открыл их, его взгляд был наполнен такой мягкостью, которую Гермиона никогда раньше не замечала. — Если это имеет значение.       Гермиона стояла ошеломлëнная, наблюдая, как Малфой и Скорпиус выходят из книжного магазина.

~ * ~ * ~

      После их ухода Гермионе стало ещё труднее сосредоточиться на покупателях. К трём часам она попросила Пенелопу взять на себя управление магазином до конца дня. Пенелопа не спрашивала о причине. Если Гермиона уходила раньше, Пенелопа знала, что это важно. И это было важно. Как только Гермионе Грейнджер необходимо было что-то исследовать, это сразу становилось жизненно необходимым.       Библиотека Косого переулка была ничем по сравнению с библиотекой Хогвартса. Их коллекция справочников была вдвое меньше, из-за отсутствия бесконечных рядов волшебных фолиантов атмосфера казалась унылой и скучной. Но здесь было то, что нужно Гермионе: полный архив «Ежедневного Пророка», датируемый шестью веками.       В ноябрьском выпуске четырехлетней давности она нашла то, что искала.       Вернувшись в свою квартиру, Гермиона снова перебрала сотни писем, разбросанных по ковру в гостиной. Живоглот начал приближаться к ней, и она наложила заклинание ограждения, чтобы удержать его на кухне. Она не могла позволить, чтобы одно из писем было испорчено.       Один за другим кусочки головоломки становились на свои места. Сначала были даты, которые она уже знала:       17 октября 1998 г. — их первое письмо.       26 марта 1999 г. — выражает сожаление.       14 апреля 2000 г. — его последнее письмо перед исчезновением.       5 июня 2003 г. — письма возобновляются.       Найдя эти письма в море пергамента, Гермиона наложила на каждое из них временные заклинания-липучки и прикрепила их на стену для наглядности, оставляя между ними значительные промежутки. Так долго этот трёхлетний перерыв представлял собой пробел в их отношениях. О том времени он мало что рассказывал. Гермиона не допытывалась. Но теперь ей нужно было добавить несколько новых сведений:       5 ноября 2000 г. — Драко Малфой женится на Астории Гринграсс.       15 сентября 2001 г. — родился Скорпиус Малфой.       Начало 2002 г. — скончалась Астория Гринграсс.       Постепенно дыры на шкале времени начали заполняться. Было больно думать, как мало Драко и Астория были женаты. И он пока ещё не рассказал о том, что происходило в те полтора года между смертью Астории и возобновлением их переписки. Но было одно событие, которое она не успела добавить к временной шкале, наиболее значимое, чем любое другое.       Небольшая приписка к статье в воскресном номере «Пророка», в которой говорилось о браке Малфоя и Гринграсс. Для любого другого читателя это была бы незначительная деталь. Но для Гермионы это был ответ, которого она ждала четыре года.       «Пара, изображённая выше, поженилась вчера в частном поместье Малфоев в Бордо после семимесячной помолвки».       Она добавила последнюю дату в свою хронологию:       Апрель 2000 г. — Драко Малфой и Астория Гринграсс обручились.       В том же месяце прекратились письма.       Гермиона сняла со стены письмо от 14 апреля. Невозможно сосчитать, сколько раз она его читала. Только за первый месяц она прочитала его по крайней мере пятьдесят раз. Она разбирала его, надеясь найти намёк, который она как-то упустила, более твёрдое объяснение того, почему он исчез. Теперь оно наконец обрело смысл.       «Я на распутье. Я чувствую, что должен сделать кое-что важное в моей жизни, хотя это не приносит мне счастья. На самом деле, я боюсь, что это совершенно противоречит моему счастью. Однако, это необходимо моей семье, поэтому я все равно вынужден это сделать. Я не в первый раз жертвую ради них, и я уверен, что не в последний».       Гермиона отлично помнила свой ответ. Она сказала ему, что понимает его больше, чем он может себе представить. Что она тоже пошла на значительные жертвы ради своей семьи, даже когда это решение было эмоционально тяжёлым. И что она приняла бы это решение снова, если бы была такая необходимость.       Это последнее письмо оставалось в руке Гермионы, когда она поднялась с пола и села на диван. Один взмах её палочки, и все пергаменты на полу снова собрались в соответствующие стопки. Затем она удалила чары ограждения, чтобы Живоглот мог сесть рядом с ней.       Она прочитала письмо как минимум в сотый раз, от чего только усилилось чувство тяжести в животе. Последняя строчка ранила больнее всего.       «Наша переписка значит для меня больше, чем ты можешь себе представить».       Гермиона откинула голову на подушку и глубоко вдохнула. Логика сейчас казалась недоступной. Эмоции путали её мысли. Она позволила им овладеть её разумом и дала волю слезам.       Кое-что стало окончательно ясно: Драко Малфой не хотел прерывать переписку. Драко Малфой хотел продолжать писать ей. И она, Гермиона Грейнджер, хотела продолжать писать Драко Малфою.       Она смахнула слезу, которая текла по щеке и взяла пергамент, чтобы написать свой ответ.       «Мой давний друг,       Хотя ты можешь не говорить о своих причинах, мне нужно, чтобы ты знал, как сильно мне было больно, когда ты не появился вчера вечером. Это не первый раз, когда ты оставляешь меня в ожидании, чтобы позже я встретила разочаровывающее молчание с твоей стороны. Я верю твоим суждениям и верю тебе. Но мне также нужно знать, что ты не исчезнешь снова, как три года назад, чтобы снова появиться, когда это станет удобно тебе. Мне нужно знать, что я больше не потеряю тебя, даже если сейчас мы просто друзья по переписке».       Её сердце бешено колотилось в ожидании ответа, который пришëл через час.       «Я никогда не хотел причинять тебе боль. Ни вчера вечером, ни три года назад. Я был молод и не знал, как правильно справляться c тем, что я чувствую. Оглядываясь назад, я понимаю как много есть вещей, которые мне хотелось бы изменить. Много. Не только это. Но я могу только двигаться вперёд, что и пытаюсь делать сейчас. Я не уверен, что ждёт нас в будущем, но после сегодняшнего дня я с осторожным оптимизмом надеюсь, что всё не так мрачно, как я думал. Однажды я надеюсь всё тебе рассказать. А пока я никуда не уйду. Пока что я есть у тебя».       Гермиона сложила его ответ и положила в верхний ящик тумбочки. Она тоже не знала, что ждёт их в будущем. Пока что она продолжала осознавать его личность. Учитывая то, как она обошлась с ним в кафе, Гермиона не стала бы винить Малфоя, оборви он общение. Но она подозревала, что он чувствовал то же самое, что и она: связь, которую они установили за шесть лет, была слишком глубокой, чтобы её можно было легко оборвать. Их чувства друг к другу были настоящими. Эта часть не изменилась. Сделать переход в реальную жизнь будет не так просто, как они надеялись.