The mistake

О, этот вихрь вокруг Жана. Он с Эреном? Невозможно! С Эреном? Волнение стихает, и вечер становится достаточно все лучше и лучше. Все эти люди всегда были важны Жану, и ему приятно с ними общаться. Алкоголь, вероятно, помогает, улучшает обстановку, и Жан пьет, пьет много. К тому времени, когда они, спотыкаясь, возвращаются в отель, он пьян и перевозбужден, даже сильнее, чем нужно. — Ты правда собираешься спать на полу? Ну же, чего ты боишься? Неужели потерять девственность? — ухмыляется Эрен. — Я не девственник, придурок, — рычит Жан, его действия так пьяно-неуклюжи, и он теряет равновесие, спотыкаясь и с криком падая лицом в кровать. Не в силах подняться, он перекатывается на спину и просто смотрит в потолок. Голова все кружится, даже когда он закрывает глаза. Жан решает, что вставать и переодеваться не стоит, но пытается хотя бы скинуть с себя ботинки. Весьма неудачно, кстати говоря. Он чувствует, как Эрен снимает их с него, аккуратно развязывая шнурки и снимая ботинки по одному. — Спасибо, — бормочет, не открывая глаз. Издалека слышится звук льющейся воды, шорох одежды, а затем глухой шум, когда Эрен падает рядом с ним на кровать. Даже будучи пьяным, Жану неудобно быть так близко к Эрену. Он осторожно отодвигается так далеко, насколько может позволить кровать, чтобы не упасть с нее. Эрен, который, похоже, более трезвый, чем Жан, не может не заметить этого. — У меня нет вшей, — ворчит он. — Не приближайся, — говорит Жан, протягивая руку, словно останавливая. Останавливая что? Удар? Невольное прикосновение? Случайное объятие? Он бьет по голой коже. Черт возьми! Эрен голый? Жан тут же отпрянул, покачиваясь на краю кровати и озираясь. Отвратительно. Эрен, по крайней мере, носит боксеры. Жан вынужден зажмурить глаза от одного только вида этой кремовой, слегка загорелой кожи. Он знает, что должен встать, убраться нахер с этой кровати, из этой комнаты, из этого чертового города. Но комната продолжает кружиться, и его конечности больше похожи на холодец, и кровать действительно очень удобная, даже с Эреном, лежащим на ней. Не успев пошевелиться, он погружается в приятную дрему, больше похожую на бессознательное состояние. Следующее, что помнит Жан, это то, что он снова проснулся, в комнате темно, и только уличные фонари пробиваются сквозь щель в занавесках. У него раскалывается голова, а во рту словно проехались наждачкой. Жан с трудом пробирается в ванную. Он выпивает чуть ли не галлон воды, снимает жесткую, неудобную одежду и залезает под обжигающе горячий душ. Когда он выходит и надевает чистую пижаму, мятная зубная паста заменяет вкус пепла во рту, и он чувствует себя лучше. Он откидывается на кровать и зарывается головой в подушку. Он думает, что Эрен все еще спит, но тишину нарушает голос. — Жан? Жан подумывает притвориться спящим, но почти сразу отбрасывает эту мысль. Эрен, очевидно, слышал, как он вернулся в постель. — Да? — Все думают, что мы правда вместе. — Ага. — То есть пара, — добавляет Эрен, как словно Жан не понял, что тот имеет в виду. Жан не отвечает. Через мгновение Эрен продолжает:  — А еще они все, кажется, думают, что мы были влюблены друг в друга много лет. — Да. Я заметил. — Почему? — Не знаю, Эрен. Это одна из главных тайн жизни, я полагаю. — Жан гордится этим, идеальный ответный удар, верно? Остроумно, и ничего не выдавая. К сожалению, Эрен не остановился, хотя его язык уже начинает заплетаться от усталости. — А у тебя? Жан замирает. Эрен, снова подумав, что Жан не понял вопроса, уточняет: — У тебя когда-нибудь были такие чувства ко мне? Вот оно. Эрен сам преподносит ему возможность на блюде с голубой каемочкой. Было бы так легко признаться в этом в легкой, уклончивой манере. Сказать: «Я привык» , или «У тебя есть хорошие качества» , или даже «Может быть». Люди постоянно признаются в своих чувствах. Жан уже делал это в прошлом, с Марко. Он не помнит, чтобы это было трудно. Почти так же легко, как сделать первый шаг, пригласить кого-то на свидание. Это никогда не было особенно сложно для него, он довел до совершенства легкую, манящую улыбку, случайные шутки, которые успешно заводят человека. Но мысль о том, чтобы сказать Эрену правду, даже здесь, в темноте, все еще немного пьяному, полусонному Йегеру, заставляет сердце Жана колотиться, а на лбу выступает пот. Он отлично представляет себе насмешливый ответ Эрена. Но еще хуже будет его жалость. Это невыносимо, и Жан скорее сгорит заживо, чем столкнется с этим. Поэтому вместо того, чтобы сказать правду, он говорит насмешливым тоном: — Чувства к тебе? Ты с ума сошел? Наступает пауза. Когда Эрен снова заговорил, облегчение в его голосе словно пронзило грудь Жана. — Так я и думал. Я не знаю, в какой параллельной реальности они все живут. Что за кучка идиотов, да? Жан на мгновение останавливается, чтобы осознать все. Единственное, за что он может цепляться сейчас, так это за то, что он ни в чем не признался, что его тайна все еще в безопасности. Это как тонкий, холодный бальзам на душу, и проходит некоторое время, прежде чем Жан снова засыпает. Утром Жан боится, что между ними появится неловкость. Ее нет. Эрен совершенно беззаботен, вероятно, испытывая облегчение от подтверждения того, что вокруг него нет никаких чувств. Жан, в свою очередь, настолько привык к тому, чтобы держать свои собственные в тайне, что это стало привычным делом. Кроме того, между ними есть то естественное товарищество, что-то общее из-за того, что они жили в одном общежитии (одной и той же комнате) достаточно долго для того, чтобы легко спать вместе. Он привык видеть Эрена полуголым на кровати в их общей комнате, привык к тому, что вещи Эрена разбросаны по общей ванной, и Жан знает, когда Эрен выходит из душа, потому что узнает запах того же самого, раздражающе фруктового шампуня, которым Эрен всегда пользовался. Ни у кого не было никаких планов на этот день, поэтому парни решили начать с совместного завтрака. Жан заказывает яйца и сосиски, Эрен — блины. Когда Жан не смотрит, Эрен крадет сосиску с его тарелки. Он победно ухмыляется, бросая кусок блина с вилки на лоб Жану. — В яблочко! — кричит он. Жан пристально смотрит на него, сироп неприятно липнет ко лбу, а блин безжизненно падает на стол. Кирштайн напоминает себе, что теперь он взрослый, и поэтому мстит не сразу, запихивая яичницу под рубашку Эрену. Вместо этого он выпивает свежевыжатый апельсиновый сок Эрена одним глотком. Он тут же сожалеет об этом, потому что его желудок явно против принять такое количество сока сразу. Но оно того стоит, когда он наклоняется, чтобы выпустить едкую отрыжку прямо в лицо Эрену в тот самый момент, когда он откусывает кусочек своего блина. — Фу! — прикрикивает Эрен, отчаянно отмахиваясь, в то время как Жан откидывается на спинку стула, чтобы позлорадствовать. Через несколько минут Эрен говорит: — О, там Хистория? — пока Жан поворачивается, чтобы посмотреть, Эрен крадет оставшиеся сосиски и съедает их так быстро, как только может. — Какой же ты осел. — говорит Жан. Хоть ему и не особо весело, однако улыбка покалывает уголки его губ. Он и забыл, каким забавным может быть Эрен. Пока Эрен не бросает еще один блин, на этот раз попав ему в нос, и Жан не собирается уходить.