ПРОДАТЬ ДУШУ ДЬЯВОЛУ

— В третьих? Его дыхание проходит по моей ушной раковине, раня меня жаром, который исходит по его лимфоузлам. Становится тесно в его худи, в этом платье и вообще на этих метрах. Я задерживаю дыхание и просто сладко закусываю губу, пока его сильная ладонь не зажимает мне воздух, и он дико всасывается в шею до внемоготы. — Ах. — В третьих, у тебя есть фора, — шипит он на ухо, и я краснею, как десятиклассница перед доской. — Фора? — прорывается мой тоненький голосок. — Да. Три раза в месяц ты можешь отказаться от игры со мной здесь. — уверенно произносит слова брюнет, и меня реально отпускает, вроде бы это так и работает. — Три раза. — повторяет, — Но тогда я воспользуюсь услугами Саб по вызову, и ты будешь смотреть за тем, как я её порю, а потом злостно имею. Дикие эмоции напряжения по моему телу прошлись прямо до рёбер. Будто бы внутри сгорела дюжина слепых надежд, и я сново почувствовала дикую ревность по ключицам. В момент его рука немного ослабла, но меня уже было не остановить, я хотела такой же физической боли, как я его слова, которые ударили меня будто бы розгами. Сильно прикусывая губу, я чувствовала как острые зубы прорывают нежную ткань, и цепляются за все спектры моих мыслей. Но я молчала. Абсолютно не подавая ввиду, что хочу истечь кровью от боли, только чтобы не слышать его «в-третьих». Не чувствовать эту дикую привязанность по рёбрам, что здесь может быть другая. Да, чёрт возьми, здесь были другие. Были. Они здесь на стенке, висят воспоминаниями с тонких кружев, показывая совершенно не главные стороны этого мужчины. Я ведь знаю, что у него они намного ярче, просто почему-то ему хочется это «законспектировать» таким образом. Отпускаю зажим губы, чувствуя металический вкус, Егор немного отталкивается от меня, и будто бы хочет разглядеть во мне страх. Но внутри меня абсолютно другие эмоции. Нет, это не разочарование, не злость, не приступы неконтролируемых эмоций. Это что-то дикое и странное для наших взаимоотношений, когда человек не твой, но с тобой, рядом, когда ты при этом его, и здесь нет поправок. Я не чувствую вот этой отдаленности между нашими позициями в жизни. Кто я такая, чтобы его судить и говорить о том, что правильно или не правильно. Я сама пару месяцев назад была не в лучшем положении, встречаясь с человеком, который возможно имел ещё больше странных особенностей, которые я называла его сильными сторонами. А сейчас я стою здесь. И почему-то не бегу от него прочь. Что со мной? — Здесь много сабов было? — Конечно. — Я о постоянных, если ты заговорил о тех, кто приезжает по вызову. — произношу совершенно уверенно, при этом не боясь его полученных ответов. — Из постоянных у меня было только две. Ты третья. — Прошлая саб здесь тоже была? — вспоминаю дневник, который я нашла в книжном шкафу. — Да. — И спала она здесь? — уверено подхожу к кровати, видя как не ровно постелено бельё. — Нет. Здесь никто не остаётся спать. — А домработниц ты сюда пускаешь? — Нет. В эту комнату никто не сможет попасть без назначения. — Ладно, — пытаюсь абстрагироваться и сделать то, что возможно приведёт его в шок. И сразу же снимаю объёмное худи с плеч, резво выкидывая его себе под ноги, затем провожу ладонями по талии, чувствуя, как мне стало жарко, и снимая его с себя через голову, оставаясь в одном кружевном белье. Сразу же кидаю взгляд на Егора, смотря за его реакцией, и показывая некое пренебрежение к действиям: не раздеваясь сексуально, как в фильмах с постельными сценами. Моя задача была вывести его с этого дипломатично-доминантного состояния, и немного расслабить таким неожиданным действием. Ведь он вряд ли ожидал, что я поступлю следующим образом. — Что ты делаешь? — вырвалось с его губ. Легко открывая одеяло, и ныряя под него, я попыталась укрыться до плеч и подмять подушку для удобства осмотра его эмоций. — Зачем ты улеглась здесь? — Давай по пунктам… — взяла я игру в свои руки, пока Егор глушил внутри свои порывы сдержаться. — Первое, вряд ли на этих простынях кто-то лежал, а если их не заправлял твой персонал, значит это был ты, судя по вывернутым наизнанку швам пододеяльника, — легко попыталась прокрутить ткань между пальцев, но без насмешки. — Во вторых, ты сам сказал, что здесь никто не остаётся. Поэтому можно спокойно лечь и отдохнуть. А в-третьих, об этой комнате можно говорить только здесь, а мне хочется обсудить все моменты. — Что блять? — сморщил брови Булаткин, подходя к изголовью кровати ближе. — В-четвёртых не будет. — играю словами, удивляясь со своего боевого настроя. Да я сама дипломатичность! Наверно. Кусаю губу и поднимаю взгляд в океаны. — Мне кажется или ты не слишком правильное место выбрала для этих игр. — Кажется. — его голос легко прошёлся мурашками по коже, когда расстояния стало между нами меньше. — Ты провоцируешь меня сейчас же наказать тебя. — Второе правило — ты не можешь играть здесь в алкогольном опьянении. — Я эти правила строю, сука. — резко и с дикостью его сильные пальцы обхватывают мой хвост, и со всей силы так громко наматывают на кулак, что я просто открываю рот от удивления, и становлюсь слишком близка к его торсу, дыша прямо в худи. — Да. Ты. — Вот так то лучше. — немного ослабевает хватку голубоглазый. — Но согласись… — пытаюсь не глотать слова. — С чем? С тем, что ты ахуевшая? — Нет. Согласись, что у тебя ещё не было интимнее этого момента, когда здесь можно просто уснуть, и обнимать кого-то… — произношу на полном выдохе от зажатости затылка. Волосяные луковицы вмиг становятся облегченными, когда Егор убирает свою хватку, и распутывает волосы с кулака. Я вмиг становлюсь свободна на последних секундах его безумства, которое могло быть началом этих игр. Но… я просто затаиваю дыхание и смотрю, как он уходит в сторону двери. Секунда, и ярко-огненный свет становится мраком, а затем полной темнотой на этих квадратных метрах. Словно по зову сердца, всё внутри становится таким далёким, и странным, будто бы я не чувствую страха, а только интерес, а что же будет дальше. Егор пропадает с моей визуализации, и теперь мой слух и обоняние ещё больше обостряются, жажда его увидеть. Но я слышу только скрип ключа в два оборота, и то как он машинально закрывает эту дверь. Всё внутри напрягается до максимального теснения, и я пытаюсь уловить каждый его шаг, который идёт ко мне. Это сложно сделать, так как в комнате нет окон. Круто же он всё придумал здесь. И эта ситуация меня не на шутку заводит. Я словно не понимаю, что будет дальше: кнут или пряник, и мои трусики просто промокли от дикости чувств рецепторов. Но ситуация меняется, когда я слышу, как одежда Егора падает на пол, прям до мурашек проходят эти звуки, правда его обнаженный силуэт ещё не вырисовывается перед мной. Пока звук скрипа кровати, не цепляется в мои ушные раковины, и я чувствую, как это тело, громоздко падает возле меня, укрываясь одним одеялом. Немного захватываю воздух губами, и ныряю, прямо с ним, путаясь в простынях, и чувствуя, как его руки находят сначала мою талию, а потом я ощущаю губы на груди, дорожкой по шеи, и траекторией к губам. Мне вмиг становится жарко и мокро, от этой обезбашенной игры. Мы целуемся как подростки, сбежавшие со школы на чердак, и от этого током пробирает по спине. — Ах, — шепчу, когда его губа закусывает свежую рану моего укуса. — Дикая. — сжимает пальцами мой рот Булаткин и целует с некой отдачей, вроде бы никогда так по-юношески не целовался. — Эй, почему мы под одеялом, когда снаружи все равно ничего не видно? — смеюсь ему прямо в разгоряченный рот. — Хочу представить, что мы спрятались от всего мира. А нас никто не ищет. — Ммм. — смеюсь, как интригующе звучит его предложение. — Зачем нас искать, если мы уже нашлись? — Сучка. — властно хватает меня за подбородок брюнет, пробираясь наощупь. — Ах. Что ты чувствуешь сейчас? — произношу с придыханием, и закидываю на него ножку. — Какая ты мокрая. — резко проходит свободной рукой по моим трусикам Булаткин. — Да мммх. Его сильное тело вмиг накрывает моё девичье, и мы парируем в этой страстной эйфории чувств. Кусая друг друга, не подавляя человеческие инстинкты быть дикими, и отрешёнными своей судьбе. Я чувствую его так желанно, что не могу остановиться думать о том, как он входит в меня беззаботно и резко. От этих мыслей сводит ножки, и хочется прелюдий. Но у Егора другие планы, и он сильнее раздвигает мои ноги, умещаясь прямо посреди нагретой простыни, и чувствуя, как я обхватываю его голенями. По телу ток, мне кажется я просто кипяток. Под ним. — Знаешь, это действительно новые ощущения, когда вокруг столько игрушек, приспособлений для твоего обездвижения, и прочего дерьма, которое создано для таких плохих девочек… — Но, зачем всё это, если есть ты и твои правила? Мне кажется они больше сковывают все мои движения, чем те наручники у стойки. — перебиваю его изречения, и обхватываю руками сильные плечи. — Сейчас я не хочу абсолютно никаких правил. Мне хорошо. — перебирает пряди большими пальцами на моём лице брюнет. — И мне. — смотрю в него, словно мои глаза стали чувствами, и для этого не нужно видеть друг друга. Можно просто чувствовать. Так открыто и до глубины души, его сердцебиение сквозь эту бездну эмоций, его дыхание по моей гусиной коже, и эти терпкие руки на лице. — Мне кажется я сново пьян, этим ебанутым состоянием. Чёрт. — легко задевает прядь волоса за мое ухо Булаткин и вольно целует в губы. Так нежно, что у меня сдрагивает всё тело, и подкашиваются ноги. Я даже не сразу разбираю, что он говорит. Блин да что он говорит? Почему его слова меня то в декабрь, то в июнь? Прямо до глубины прожигают своим красноречием чувств. Я впервые слышу его таким. Даже не вижу. Чувствую. Егор кусает мою губу рвано, останавливается, словно вдыхает в мой рот свою значимость, которой и так с головой, медлит, будто бы впервые наслаждается каждым моментом. И я просто тону с этой эйфорией связанных чувств, теряюсь и дико мычу от его мягких подушечек пальцев по щекам, ощущая, как язык накрывает мои дёсна и нёбо. — Я тоже пьяна… тобой… — произношу в полтона ниже. — Я впервые… — делает паузу и сново закусывает мою губу брюнет, — Я впервые могу просто сейчас взять и трахнуть тебя, как хочу, просто как только могу представить, но я хочу насладиться каждым ощущением, словно я уже в тебе. — будоражат по коже его слова, будто бы стая мурашек. Мне блять просто нечего сказать. Вы слышали это? Слышали? Что это? Мать его, что он сейчас сказал. Ещё раз. Я не понимаю. Со мной это или нет. И я не могу ничего с собой поделать, у меня отнялся дар речи, я потеряла все очерченные заметки в словаре Даля. Я просто хотела чувствовать словами, а не говорить ими. Обнимая его крепче, и сплетаясь руками, как амфибиями, между пальцев его пальцев, зажимая до сладкой боли наше теснение ладошками, я сходила сума и целовала его. И тоже впервые чувствовала его таким. Мне казалось, что я смогла открыть его другого. В сотый раз казалось, что я смогла разгадать его хотя бы на половину. Пока наши губы соприкасались в терпких поцелуях, всё вокруг остановилось и его фразы прокручивались в голове, как касета аффирмаций, которые слушаешь по десять раз на дню. Только в этот раз веришь им. Я растворяюсь в этом человеке, и не хочу всё возвращать обратно. — Мне так нравится тебя целовать… — произношу с трепетом, и обнюхиваю его щеки, по-детски вдыхаю его нос, лоб и подбородок, облизываю шею и затем целую, как хочу, пока он это позволяет делать. — Спасибо тебе. — произносит Егор так отрешено в какой-то момент, что я будто бы просыпаюсь. — За что? — не перестаю целовать по щекам, и вдыхать этот вкусный запах. — Что подыграла моей семье, они и в правду в восторге от этого вечера. На тебя можно положиться, и это очень подкупает. Я ожидал, что мы проколемся на первом вопросе о том, где познакомились. Но я уже не слышала его. Будто бы в мыслях произошел жёсткий сброс всех эмоций, которым я забыла дать копию файла, и они не сохранились. Не сохранились, мать его. Стоп. Подождите. Он действительно думает, что я играла? — Мне даже на секунду показалось, что мы не играем. — произнёс Егор с неким дежавю нашего вечера, от которого мурашки до сих пор не дают волю моим изречениям.