ПРОДАТЬ ДУШУ ДЬЯВОЛУ

— Саб, просыпайся. — будят меня самые вкусные руки в этом мире. Пытаюсь поворочаться ещё пол минуты, но чувствую, как его голос не усыпан всеми видами нежности и мне точно это будет не простительно. Открываю глаза и вижу его: одетого в чёрные джинсы и пепельную рубашку с открытыми пуговицами на груди, серебряная цепь с диаметром больше, чем окружность пальца, сверкает софитами, ему безусловно идёт этот аутфит, с учётом того, что я давно не видела Егора в таком пафосе, как сейчас. Немного потягиваюсь и поднимаюсь, облокачиваясь руками на подушку. — Как ты себя чувствуешь? — Уже лучше, спасибо. Блондин садится на край белоснежной постели, и протягивает свою руку к моему вчерашнему ранению из-за капельницы. — Дай посмотрю, что там. Я молчу. Мне интересно наблюдать за каждым его движением. Шершавые пальцы легко укладываются по моему запястью, проходя прям к забинтованному месту. Егор легко снимает бинт, и отправляет его на пол, затем снимает закровавленную вату, и мне открывается зажившая рана, которая уже не сочиться. — Да на тебе всё заживает, как на собаке. — улыбается блондин. — Эй! Не слишком удачное сравнение. — Ну иди сюда. — открывает свои объятия Булаткин, и я улыбаясь направляюсь прямо к его груди. — Жаль, что разбитое сердце, так не заживёт. — Кто его уже спел разбить? Ночью вроде бы склеили. — отшучивается голубоглазый. И я ловлю себя на его манере общения, чувствуя, что вчерашний день был точно не с нами. Не дышу, ощущая как его плечи сжимают моё хрупкое тело, и как от этого вмиг становиться тепло и хорошо. Он будто бы окунает меня в свою пропасть, которую я так хотела залечить собой. Чувствую его запах, этот одеколон похож на Шанель Блю, такой же резкий и упомрачительный. Мы как-то даже не прилично дышим друг на друга в тишине, и мои губы пробираются дорожкой по его шеи, улавливая самый подходящий момент нежности. Легко начинаю его облизывать, чувствуя прилив тестостерона в его груди, и как дыхание поспешно становиться тяжелым. Мои действия легкие, как пёрышко, окутывая его в неподдельное влечение ко мне. Руки блондина проходят по моей талии, сжимая прелести и давая понять, что он испытывает ко мне тоже самое. Дикий омут желания овладевает мной и я поднимаю глаза к его, прикасаясь к этим ядовитым губам. Резко поднимаюсь над ним и сажусь прямо на его штаны, ощущая, как руки зажимают мои спинку к себе, и наши губы сплетаются в одно целое. Мы целуемся будто бы не виделись два года и ждали этой встречи. Так и есть. Мы не виделись всю жизнь. Его язык проделывает неописуемое блаженство по моему нёбу, сплетаясь с горячим воздухом страсти, давая понять, что мы одно, одно целое. Сильные руки проходят под футболкой, касаясь к моему позвоночнику, обветривая всю мою плоть, и зажимая в тиски наслаждение быть его. Я чувствую, как наш пульс бьется в унисон, но его сильнее, будто бы отдаётся звоночками по моей шеи и всем внутренним желаниям. Я хочу его! Мать его, как я сильно его хочу! Подкрадываюсь ручками к его торсу, пытаясь расстегнуть рубашку и снять все наши обязательства, наполняя это утро любовью. Солнечные лучи так тепло спадают по его телу, заражая меня своей отдачей. Наши поцелуи перерастают во что то дикое, будто бы самая горячая прелюдия. И я совершенно легко проваливаюсь в него всеми своими флюидами. Кусаю его губу, оттягивая наслаждение и его желание на всю свою видимую инстинктами свободу, которую он мне казалось бы подарил. Но как только нежные пальцы хотят освободить больше пространства для желания, срывая пуговицы, блондин тут же меня стопает, тяжело дыша. — Остановись. Пока я ещё могу остановиться. — Зачем? Тебе ведь хорошо. — Очень. — хватает сильными руками мою голову Булаткин и прикасается своим носом к моей щеке. — Мне с тобой очень хорошо. — произношу на горячем выдохе и сново целую его в нос. — Нам пора. — убирает свою заботу голубоглазый и отставляет моё тело на простынь рядом. — Ты уходишь? — смотрю на то, как он поднимается и поправляет ворот рубашки. — Мы уходим. Я хочу тебе кое-что показать. — Что? — инстинктивно кусаю губу смотря на него снизу вверх. — Увидишь, — касается моего подбородка Егор и поглаживает его как послушной сучки. *** Мы направляемся в неизведанном направлении, вокруг лес и совсем не эстрада Москвы. Это будто бы Подмосковье, только местность всеми забытая и холодная. На мне кожаные брюки и белый топ с длинным рукавом, сверху курточка, но я по прежнему обнимаю себя с двух сторон, пытаясь нагреться. Егор весь в рабочих делах, его телефон не перестаёт вибрировать и нарушать наше молчание, пока мы добираемся на точку Х. — Алло. Да. Решайте вопрос без меня. Я подъеду немного позже. — отвечает холоднокровно Булаткин. Смена картинки за окном меняется с каждым разом сильнее. И я ощущаю неведомую мрачность внутри, когда черный майбах подвозит нас к стальным вратам холода. Мой взор сразу же привлекла табличка с описанием места. Это было такое чуждое состояние тревоги внутри, я просто не понимала, почему Егор привез нас сюда. Вокруг ни души, и от этого было ещё страшней. Я не верю ни в какую мистику, но все же приехать на кладбище было чрезвычайно странным для меня явлением. Неизвестно, что таилось за решением Егора и что нас здесь ждало, я ещё не вышла с тачки, а мне уже хотелось уехать. — Пойдем. — резко выходит с авто блондин. И я стремлюсь за ним, видя, как водитель хватает розы с переднего сидения, которые я только сейчас заметила краем глаза и выходит следом. — Зачем мы здесь? — прижмуриваю взгляд озадачено. — Сейчас увидишь. Блондин хватает меня за руку, а я будто бы приросла к асфальту, и еле тащусь за ним. Водитель с букетом алых роз следует за нами, и я ощущаю полную отрешенность этого места, здесь даже высокие деревья мрачные и будто бы не живые. Меня окутывает холод, дикая и немыслимая прострация страха и неизведанные мне ещё ощущения. Зачем мы здесь? Почему он меня привел сюда? Что это значит? Вопросы, которые пролетели в моей голове беспощадно и без ответов. Булаткин сильнее сжимал мою руку и шел так же уверенно, и легко. Не знаю сколько времени прошло, и сколько могил было позади, но в один момент он просто остановился, и мы оказались вокруг памятника какой-то девушки. На фото она была совершенно молода, а дата рождения обрывалась на смерти в прошлом году. В уме я сосчитала её возраст, и он был такой же как у меня. На надгробной плите было выписано имя — Алиса Долгомотова. И я не понимала, что оно значит для Егора. Громила охранник передал своему хозяину цветы, и в этот момент наша связь ладонями оборвалась. Булаткин подошел ближе к могиле и наклоняясь, оставил там цветы в знак памяти. Он долго смотрел на портрет девушки, и я не понимала, и даже не рисовала в голове кто это, и самое главное, что этот человек значит для него. Меня почему-то штормило со стороны в сторону, и я терялась в орбите всех несуразных чувств. Один шаг к нему изменил всё моё представление и горечи внутри стало явно больше. Его посыл внутри был сдержанным и холоднокровным. Впрочем как всегда. Я видела, как он был весь во внимании, как пристально смотрел будто бы запоминал внешность девушки. Было не по себе. Охранник сделал пару шагов назад, отходя и оставляя нас наедине в месте, где было сложно думать и ощущать себя свободным. Мне было страшно от неизведанной тишины на кладбище. — Это моя саб. Алиса. Её дневник ты нашла. — совершенно уверенно произнёс Булаткин. И меня словно парализовало на одну долю минуты, я не могла и слова произнести, не вопрос задать, не пошевелить губами и телом. — Она была со мной год. Потом пол года в психиатрическом отделении, так как ей было сложно справиться сначала с потерей ребёнка, затем с потерей меня. Я слушала его, не пытаясь внести хоть часть своих вопросов, я понимала, что сейчас он хочет повествовать мне эту удачную историю. И слова с её дневника, будто бы фидбэками пронеслись перед моими глазами. — У нас закончился контракт, и она не смогла это вынести. Я заботился о ней, но она уже не была со мной. И раз, когда она притворилась уже здоровой, обхитрила как-то врачей, систему проверки в психиатрии, попросила меня забрать её и дать шанс на новую жизнь. Я подарил ей эту новую жизнь, дал жилье, средства на существование, машину. И… — Егор сделал некую паузу, будто бы вспоминая это дословно. — Она перерезала себе вены в ванной. Всё внутри будто бы отрешено оборвалось от услышанной истории, я не понимала, как реагировать, ведь я сама читала её переписанную историю жизни в дневнике, и видела её там абсолютно разной, но по одинаково влюбленной, даже маниакально влюбленной, можно было так сказать… но никак не могла подумать, что всё вот так закончится. — А перед этим мы встретились в её квартире, она была нарядной, весёлой, в самом хорошем настроении, я её такой видел только, когда она была моей саб. И вот она благодарит меня за то, что я был в её жизни. Она прощает меня за всё, делится планами, пьет шампанское и смеётся. А на утро её находят в ванной крови мёртвой. И записка на умывальнике: «Я его простила, я себя не простила, что больше не его.» — Боже… — подхожу к нему ближе, не зная как реагировать на всё это. — Какой ужас… — Вот такая история, Саб. — поворачивается ко мне блондин. — Пойдем. И он хватает меня за руку, уводя в обратном направлении, не давая даже переварить всё услышанное, от чего у меня просто пульс во все стороны шатает, и артериальное давление повышается в голове, крутя перед мной не состоявшиеся силуэты увиденного. Я, как будто бы в омуте сознания, не иду, а ведомая им. Не понимаю как, но мы уже оказываемся у машины, Егор садит меня сзади и я обнимаю коленки руками, пребывая в остолбенение всех своих эмоций и чувств. Рычаг авто заводится и всё за окном стирается, будто бы ластиком, словно этого разговора не было. Я не решаюсь даже посмотреть в сторону Булаткина, на мне столько несказанных слов, в голове вся история на тех заплаканных листьях. — Ты себя винишь в этом? — с дрожью в голосе собираюсь и всё-таки произношу свой вопрос. — Я тебя привез сюда, не чтобы раскаиваться. — А зачем? — Чтобы ты поняла, что меня нельзя любить. Что все кто меня любит, заканчивают плохо. И этот ребёнок тебе не нужен, он вырастит и будет таким же, как я, потому что гены никуда не денутся. — яростно произносил свою речь Егор. — Ко мне что-то испытывать опасно. — А что будет с теми, кого любишь ты?