ПРОДАТЬ ДУШУ ДЬЯВОЛУ

Сколько боли может выдержать человек? Сколько боли есть на свете, чтобы пополнять свои запасы и не контролируемо распадаться по венам, словно внедряться в жизнь и быть самым непосильным антидепрессантом. Я обнаружила, что боли нет предела, она просто в какой-то момент начинает быть нашим смыслом жизни. Жить с нами, и поглощать наши реалии. Мы засыпаем и просыпаемся с ней, показываем ей наш распорядок, и полностью преподносим контроль над ситуацией. Мне казалось, что всё моё тело рушилось… изнутри, извергалось, дрожало, взрывалось и распадалось… Я не отдавала отчёт своим мыслям и действиям, просто паника, которая была посеяна разумом, она находилась в моём подсознании, и казалось, что это происходило со мной на повторе. Когда вы ползаете по полу, жадно хватаете воздух губами, желая просто отпустить всю ситуацию, закрыть глаза и просто обрести покой от терзаний, которые ни на минуту не оставляют ни тело, ни душу. Боже, я так грешна перед тобой. Я так грешна, что выбрала этот дьяволский удел. Мне казалось, что это кататонический синдром. Я не могла и слова произнести, я терялась. В этом истощении просто хотелось отключиться от агонии, найти в себе силы признаться, в первую очередь самой себе, зачем я иду на этот шаг. Но каждый раз, когда я задавала этот вопрос, перед глазами был он, и ни одного ответа. А может и это был мой ответ. Я не знала. Ты просто думаешь все эти секунды погружения в себя, что больше ничего не сможешь выдержать. Ты должна сломаться. Вот сейчас. Закрыть глаза и сломаться. А затем жить заново. Это невыносимо. А потом дикая боль со спазмом, хоть ты и ничего не должна чувствовать. Сново и сново. Уже все слёзы высохли. А боль продолжается, твои глаза закрыты, ты погружена в длительный сон, твоего беспрекословного подчинения. Боль. Ещё боль. Это бесчеловечно. У тебя нет силы это исправить, тебя на эти секунды даже нет. Пустой свет. Палата. Голоса сквозь приторный вкус на сухих губах. Ты не хочешь включаться, а тебя уже включили. Травма после травмы. Душевная боль после физической, сново физическая. И ты всё ещё жива. Но чувство, что не хочешь ею быть. Твой разум не может выносить эту боль, а тело выносит, тело всё выносит, словно тебя обновили в прошивке. Ты доступна к новой жизни, о которой не просила. Боль. Сожаление. Горячие слёзы без эмоций. Я плакала внутри, когда этого не было видно снаружи. Я сломлена и остаюсь неподвижной, пока весь мир движется дальше. Чернила в моей коже, все эти трубки, напоминают мне о том, что у меня отобрали. Прости меня, что я не стала твоей мамой. Прости, если сможешь. *** Я не знаю сколько дней прошло. Какой сегодня день недели, число и год. Честно, мне и не хочется это знать. Помню только его объятия, как он нёс меня на руках, и молчал со мной, потом вытирал слёзы толстовкой, которые я уже даже не чувствовала. Это была просто вода. Даже не море, не соленое море, а ручьи воды, которые уплыли далеко от берега. Иногда мне казалось, что он плачет вместе со мной. Но молча. Помню перед глазами магистраль, и как все запахи пропали с орбит моих вкусовых рецепторов. Я не слышала чем пахнет завтра, и проезжающие мимо машины. Мне ничем не пахло. Только отрешением от себя и своего выбора. Я спала часами, и пыталась что-то говорить, как вроде бы ничего не случилось. Но это случилось. И мне кажется, что я слишком легко с этим справилась. Поэтому мысли, как старая кинопленка, проходят между строк, и ржавеющим гвоздём натягивают все мои ткани. Он не говорил со мной. Просто знал, что я не потяну этот разговор, и не смогу быть, как вроде бы ничего не случилось. Я не умерла, хоть внутри казалось именно так, поэтому мне придётся дальше жить… В какой-то из дней на букву С: среда, суббота или сегодня, я просто открыла глаза, и почувствовала. Впервые за эти все дни, недели, минуты, я ощутила запах. Так пахло сандаловое дерево, в перемешку с табаком, так пахли все его ферамоны. В комнате было темно, и я только услышала скрип кровати, и как одеяла стало предательски мало. Я ожила. В тот момент, я поняла, что я жива. — Включи свет. — произношу в темноту, где даже занавески скрывают лучи уличных фонарей. — Нет. — Пожалуйста. — пытаюсь подняться с кровати, но сильная рука вмиг приковывает меня к себе, и я чувствую запах его тела, в перемешку со всеми своими вкусовыми рецепторами. Медленно поворачиваюсь на бок, и прижимаюсь к его груди, скручиваясь на тёплых простынях. Мои ладони проходят по его ключицам, поглаживая каждый сантиметр кожи, доходят до шеи, ощущая лимфоузлы. — Пожалуйста. Я хочу тебя видеть. — Нет. Легко притрагиваюсь к его тела щекой, и начинаю вдыхать до боли знакомый мне запах, мне становится не по себе, всё вокруг такое ватное и дикое, что просто кружится голова, я будто бы забыла, как он выглядит, будто бы я не я. — Ты сново ничего не поела. Ты же понимаешь, чем это чревато. Так не может продолжаться дальше. Ладонью касаюсь его торса, и молча провожу по бархатной кожи, не слыша больше ничего. В секунду всё что было до, вся боль, и дикий спазм растворяется, я будто бы окунаюсь в дьявольскую западню, и больше себе не принадлежу. — Мне холодно. — чувствую, как тело покрывается мурашками, и провожу ногой по его голени, ощущая растительность. Егор сразу же подхватывает плед и укрывает меня прям по шею, резко обнимая в охапку, будто бы скипятили чай, все мои ощущения внутри. — Давай ещё включу теплее кондиционер. — пытается подняться с моих объятий блондин. — Не нужно. Пожалуйста. Побудь со мной. — Я с тобой. — возвращается доминант в мои тёплые руки. — Давай сюда. И я ещё сильнее охватываю его ладонями в замочек, чувствуя себя впервые нормально. Нет не хорошо, до этого состояния пару земных светил нужно пройти. Но нормально в моём случае, это уже прогресс. — Завтра приедет врач. А послезавтра я отправлю тебя на отдых к морю. — Что? — выдаю свою неподдельную эмоцию. — Я потом приеду и заберу тебя. — Нет. — Саб, это не обсуждается. — Я поеду только с тобой. Или не поеду никуда вообще. — Ты готова меня видеть? — произносит он, не совсем уверенным тембром, что даже не импонирует его отрешенности. — Я тебя чувствовала всё это время рядом, разве когда не хотят, чувствуют? Его руки крепко сжали мои, и я ощущала, как мои слова вернули ему те ощущения, которые он ждал от меня. Он ждал. Ждал, пока я захочу включиться, хоть и сам меня включил. Мне показалось, что мне стёрли память, на самом деле я сама это сделала. Мне хотелось его видеть прямо сейчас. Все эти дни в потёмках, дни в тревожности осознания, что дальше нужно взять синюю или красную таблетку, или просто жить. Я выбрала этот путь. Я есть этот путь… — Егор… — провожу узоры по его груди, крепко прижимаясь и ощущая, как сильно забилось его сердце, словно опять эта тревога. Кажется я контролирую его ощущения, словно всё переигралось. — Мм? — Я хочу сырники. Я очень хочу эти сырники.