Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяноста девяти в пустыне и не пойдёт за пропавшей, пока не найдёт её? А нашедши, возьмёт её на плечи свои с радостью и, пришедши домой, созовёт друзей и соседей и скажет им: порадуйтесь со мною: я нашёл мою пропавшую овцу. Евангелие от Луки 15:3-7
У жителей Андерсонии есть довольно странная традиция: в домах, где есть печь или камин, трубы должны быть большими и широкими Общеизвестный факт
Через полчаса Ганс вывел наших путников из леса к городу. Тот оказался довольно большим и многолюдным. Широкие улицы были уставлены похожими друг на друга домами — кирпично-белыми, с темно-бурыми крышами. Отличить эти дома можно было только по висевшим вывескам, на которых изображались сапоги, хлеб, платья, наковальни, кожи, бриллианты, жбаны и много чего еще. Было очевидно, что в этом городе господствовали люди определенных ремесел. — Добро пожаловать в Город Ремесленников! — радостно воскликнул Ганс, когда все трое путников оказались на главной площади. Ульрих и Филаура завороженно созерцали все вокруг себя. — Это у нас главная площадь! — рыжий дурень принялся указывать руками в разные стороны. — Вон так — пекарня, слева от нас — кузня, швейная, а прямо позади нас — трактир и постоялый двор! Вдруг Филаура поспешно пошла куда-то в сторону и остановилась напротив высокого, архитектурного сооружения, от которого во все стороны лилась вода. Девушка смотрела на постройку с детским удивлением. — Что это? — тихо спросила она. — Как что? Это ж фонтан! — ответил Ганс, подойдя к ней. — Что, никогда фонтанов не видела? — Нет… — Филаура отрицательно замотала головой. — А для чего он? Что он делает? — Он ничего не делает: он просто так стоит. Для красоты. Чтобы собой украшать город и поднимать настроение людям! Филаура внезапно опустила голову и наморщила лоб. Ульрих подошел к ней и обеспокоенно коснулся рукой ее плеча. — Агата, что с тобой? — Странно. — взволнованно прошептала девушка. — У меня такое чувство, будто я где-то уже видела этот…фонтан. Но никак не могу вспомнить, где. Почти такой же…и тоже в городе. Ульрих снова посмотрел на подругу, но теперь в его глазах была не обеспокоенность. А испуг. Самый настоящий испуг. «Она что…вспоминает?» — пронеслось в его голове, и ученый тут же пришел в ужас от этой мысли. Бешено заработавший мозг выдал первое попавшееся решение: не дать ей ничего вспомнить о прошлой жизни. — Ничего удивительного! Такое часто бывает! — поспешно затараторил он, натянув на лицо улыбку. — Это называется «дежа вю»! Тебе кажется, что ты видела или переживала нечто подобное в прошлом, но это совсем не так! Ганс покосился на Ульриха и прищурил глаза. Затем переглянулся со своей Розочкой. — Часто, но не всегда! — вставил он, прислонив палец ко лбу Филауры. — Возможно, ты не зря вспомнила об этом: этот фонтан может оказаться важным в будущем! Не волнуйся, ты все вспомнишь! Филаура перестала морщить лоб и, подойдя к фонтану, прислонила руку к вытекающей струе. — Ладно. — сказала она, постепенно намочив и вторую руку. Ульрих подошел к Гансу, стиснув трясущиеся от ярости кулаки. — Ты что творишь, дурень?! — прошипел он, испепеляя паренька взглядом. Тот, казалось, ничуть не переменился в лице. Лишь чуть нахмурил брови. — Ты не сможешь скрывать от нее всего вечно. — спокойно произнес он. — Рано или поздно придется признаться. Или за тебя это сделает кто-то другой. Ученый отшатнулся от Ганса. — О ч-чем ты? — испуганно спросил он. Ганс медленно развернулся и пошел от него прочь. — Одна правда лучше сотни лжи. Не забывай об этом. — кинул он напоследок. Розочка заковыляла рядом с ним. Ульрих стоял и смотрел им обоим вслед.***
Поднявшись на второй этаж гостиницы, Ульрих при помощи ключа открыл выкрашенную коричневой краской дверь с довольно символичным номером «12». Перед ним и Филаурой открылась довольно просторная комната с двумя кроватями, столом и большим окном с видом на город. (Хозяин постоялого двора оказался довольно радушным и предпринимательным человеком. Приняв красный кристалл Ульриха в качестве оплаты, он обрадовался и смерил его цену на два месяца вперед. Было похоже на то, что в Городе Ремесленников, в отличие от Города Мастеров, самоцветы были большой редкостью и ценились очень высоко.) — Вот и наш новый «дом», милая. До поры до времени. — Ульрих обвел рукой всю комнату, а затем устало проковылял в сторону левой кровати. На ходу он снял шлем, обнажая свою шевелюру. Филаура прошла внутрь и огляделась. Прислонив руку к столу, плавно провела ей по гладкому дереву, словно знакомясь с ним. Подойдя к окну, отодвинула шторы и посмотрела на город, крыши и торчавшие шпили. — Дом… — прошептала Филаура, а затем побежала смотреть вторую комнату, которая оказалась ванной. В центре нее стояла большая деревянная кадка, а вокруг нее расположены различные принадлежности, описать которые равносильно самоубийству. — Ули, а что это за вторая комната?.. — спросила она, зайдя обратно в спальню. Ульрих не ответил. Он уже спал. Пока Филаура осматривала номер, уставший за день инженер успел повалится на левую кровать и заснуть, как убитый. Филаура улыбнулась, глядя на спящего друга. Вытащив из правой постели одеяло, женщина осторожно накрыла им Ульриха. Тот перевернулся на другой бок и засопел. Неожиданно с улицы послышался громкий всплеск, а затем чей-то недовольный голос воскликнул: — Эй, дурень! Ты пошто в фонтану полез?! Девушка выглянула на улицу. Прямо под окнами был виден фонтан, в водах которого лежал уже знакомый читателю Ганс, выставив наружу голову и колени. Паренек выглядел сконфуженным и довольным одновременно. Рядом с ним, напротив фонтана, стоял сухонький старичок в пенсне и с седой эспаньолкой на морщинистом лице. Он был одет в зеленую, слегка поношенную форму квартального. — Я не полез! Я упал! — удрученно оправдывался ему Ганс. Старичок хмыкнул и скрестил руки на груди. — А почем ты не вылазишь из фонтаны-то, коль упал? — Не хочется. На дворе — лето, а тут — водичка прохладная, расслабляет, да нервы успокаивает! Сказав это, рыжий паренек опустился на пол головы в воду, оставив на поверхности только нос, глаза и уши. Затем он забулькал, пуская пузыри. При этом его руки шарили под водой, собирая лежавшие на дне монетки. — Ага. Щас. Я те дам «прохладная», олух! — рассердился квартальный, топнув ногой. — Я не олух. Я дурень! — поправил его Ганс, вынырнув из воды. Старик указал ему рукой в сторону. — А ну вылазь из фонтаны! — Не-а. — дурень спокойно замотал головой. — Зачем мне вылазить? — Потомушто не положено средь бела дня в фонтани купаться! — А почему не положено? Что это за законы такие? Где это написано?! — Ганс искренне возмутился и, закинув одну ногу на другую, решительно облокотился на бортик. — Напридумывают, блин, законов, а ты с ними разбирайся! От такой наглости старичок потерял терпение и достал с пояса ясеневую дубинку, угрожающе постукивая ее концом по свободной ладони. — Ежли ты из фонтаны добровольно не вылазишь, то я тя сам вытащу! Ганс прищурился и коварно улыбнулся, ничуть не успугавшись. — А ты сперва поймай меня. Если сможешь! — произнес он — и, нырнув с головой, принялся бешено гонять круги в фонтане, разбрызгивая воду руками. Оторопевший старичок сперва с полминуты стоял окаменевши, а потом бросился ловить плавающего дурня. — А ну стой! Сто-ой, кому сказал! А ну вылазь! — кричал он, размахивая дубинкой и пытаясь задеть Ганса, который как бы ненароком выныривал, а затем тут же нырял обратно, не давая по себе попасть. Филаура прикрыла рот рукой и хихикнула, наблюдая за этой сценой…***
Покинув постоялый двор, Филаура принялась гулять по городу, осматривая дома, улицы и попадавшихся прохожих. Висевшие вывески так и привлекали внимание, исключительно двухэтажные здание, несмотря на свою однообразность, подчеркивали строгость, композиционную правильность и симметричность общего вида. Но особенно Филауру невольно интересовали люди: ей встречались озорные мальчишки и скромные девочки, задорные юноши и красивые, румяноликие девушки, серьезные мужчины с не менее серьезными глазами и хозяйственные дамы, суровые старики и добродушные старушки. Каждый занимался своим делом, работал, валял дурака или просто наслаждался жизнью. Но самым удивительным было то, что со всеми этими людьми Филаура чувствовала какую-то странную, неразрывную связь. Будто бы она…что-то должна для них значить. Словно она…должна быть для них чем-то важным…***
Через полтора часа после прогулки Филаура сама того не заметила, как вышла на другой конец города и оказалась посреди больших лугов, огороженных дощатыми заборами. Уже вечерело, а полуденное солнце медленно опускалочь вниз, меняя ослепительно белый окрас на умеренно золотой. Филаура стояла на небольшом холмике и смотрела на открывшийся ей пейзаж. Тихий ветерок приятно обдувал лицо и развевал волосы. Прикрыв глаза, бывшая королева медленно вдохнула пряный запах травы, скошенного сена и сладковатого дыма. После чего не менее медленно выдохнула его обратно… …Прежде чем услышать жалобное блеяние. Открыв глаза и посмотрев вбок, Филаура увидела маленького, белоснежного ягненка. Бедное животное цацепилось копытцем за перекошенную изгородь и никак не могло выбраться. — Ой, бедненький! Сейчас, сейчас… — воскликнула Филаура и, подбежав к забору, отодвинула перекосившуюся доску. Освободившись, ягненок подбежал к женщине и с любовью прижался к ее платью. — Какой хорошенький! — умиленно проговорила та, поглаживая агнца по курчавой головке. — Ты небось потерялся? Где твои родители? Ягненок снова заблеял и кивнул головой в сторону. Вглядевшись, куда он показывал, Филаура увидела невдалеке обширное пастбище, по которому белыми пятнами мелькали десятки овец. Оказавшись на пастбище спустя десять минут хотьбы, Филаура и идущий позади нее ягненок вблизи увидели множество овец, которые бесцельно бродили, щипали траву и явно скучали. Тут бывшая королева заметила еще одну фигуру — она принадлежала упитанной, старой женщине-пастушке, одетой в простое платье и чепец. Она стояла вблизи от овец и тщетно пыталась подозвать их при помощи дудочки. Когда Филаура подошла, женщина яросто бросила инструмент на землю и прокричала: — Гр-р-рх! Чтоб черт побрал этих непослушных овец! Филаура вздрогнула и остановилась. — Добрый день! — осторожно сказала она. Женщина не обернулась и не ответила на приветствие. По крайней мере не так, как ожидалось. — Кому как. — проворчала она, уперев руки в бока. — Кому-то может и добрый, а кому-то и нет! Мне вот, например, не везет с самого утра! Филаура заволновалась. Слова старухи напугали ее, и теперь она замолчала, не зная, как с ней заговорить так, чтобы не разозлить еще больше. Неловкое молчание затянулось. — Тебе что-то нужно или ты просто поглазеть пришла? — наконец сердито спросила пастушка. Филаура вздрогнула, но решила не отступать. — Эм, я вашего ягненка нашла. — Филаура отодвинула край платья, за которым показалась белоснежная голова агнца. — В-вот. Пастушка тут же обернулась и, увидев ягненка, подскочила и подняла его на руки. — Облачко! Вот ты где! Куда же ты убег, окаянный?! — воскликнула она, прижимая его к себе. — Ты меня напугал, я тебя везде обыскалась! В ответ Облачко виновато заблеял. Старуха вновь обняла его, а после опустила на землю. — Большое тебе спасибо. — обратилась она к Филауре, доверчиво улыбаясь. — Облачко — мой любимчик, он послушненький! Не то что эти овцы и бараны! — А что у вас случилось? — Филаура посмотрела на гуляющих невдалеке животных, а после наклонилась к земле и подобрала инструмент, разглядывая его со всех сторон. Пастушка тоже взглянула на них и опять рассердилась. — «Случилось»?! Кавардак, вот что! — закричала она, грозно потрясая кулаками. — Я уже двадцать лет пасу это стадо, и ни одна овца не смела не послушаться звукам моей дудочки! А сегодня вдруг — бац! — мятеж, революция! Мне всю эту отару собрать надо, а они не слушаются! На прерывистом выдохе старуха замолчала и угрюмо присела на большой камень. Облачко подошел и утешающе прижался к ее платью всем телом. — Либо нынешние овцы совсем пастухов уважать перестали, либо я на дудке играть разучилась! — сказала она, глядя на свободно разгуливающих овец. Филаура перевела взгляд с них на продолговатую дудочку, тепло лежавшую в ее ладонях. — А можно я попробую? Старуха подняла голову. Непонимающе посмотрела на Филауру, а потом на инструмент в ее руках. — Чего? — Давайте я попробую сыграть. — повторила Филаура и повернула дудку в вертикальное положение. — Может, у меня получиться? Пастушка смерила Филауру взглядом, а затем удивление в ее глазах сменилось возмущением. Она приняла эти слова как вызов. — Ха-ха! — рассмеялась она и привстав с камня, гордо приосанилась и презрительно посмотрела на Филауру — Ты?! Ты смеешь ставить под сомнение мои способности? — Я ничего такого не сказала. — спокойно ответила Филаура. Пастушка смутилась, а затем вздохнула и равнодушно махнула рукой. — Ладно, делай что хочешь. — Правда? — Филаура обрадовалась и посмотрела на дудку в своих руках. — Спасибо! — Да, да, конечно. — хмыкнула старуха, глядя куда-то в сторону. — Но у тебя все равно не получиться. В теперешние времена уже мало кто умеет играть… Переливчатое журчание дудочки прервало её и заставило пораженно замереть. Прямо у нее на глазах происходило невероятное: незнакомая ей до этого девушка уверенно и спокойно играла на инструменте радостно-задорную мелодию, под которую так и хотелось пуститься в пляс. — …на дудке. С каждой секундой мелодия становилась все веселее и громче. Филаура прикрыла глаза, но ее пальцы продолжали закрывать и открывать отверстия на дудке, ничуть не сбиваясь с ритма. Свободно бродившие невдалеке овцы тоже услышали эту мелодию. И все они, как по команде, тут же подняли головы — а затем сбежались к Филауре, окружив ее со всех сторон. Удивленная пастушка смотрела на все это и не знала, что делать. Когда Филаура доиграла на высокой ноте и опустила дудочку, то все стадо не расходилось, а продолжало стоять на одном месте, все еще обвороженное ее игрой. — О, они собрались! — сказала Филаура, осмотрев столпившихся вокруг нее овец, а затем повернулась к старухе. —Неожиданно, правда? Та посмотрела на всю отару, посчитала каждую овцу пальцами. Медленно взглянула на девушку с дудкой. — Как ты это сделала? — спросила она. Филаура озадачено посмотрела на нее. — Простите, о чем это вы? — Не смей уходить от ответа! — сердито рявкнула пастушка, взяв Филауру за плечо и смотря ей прямо в глаза. — Где ты научилась так играть на дудке? Филаура пожала плечами. — Не знаю. — произнесла она и обеспокоенно обратилась к старухе: — Если я сделала что-то не так, я могу вернуть вам… — Нет, нет, нет, постой! Не возвращай. — та остановила Филауру, уже было протянувшую ей инструмент и вновь измерила девушку взглядом, но теперь не с презрением, а скорее, с любопытством. — Я не припоминаю тебя в городе. Ты нездешняя? Филаура отрицательно замотала головой. — Нет. Мы с Ульрихом только недавно сюда пришли. Пастушка хмыкнула. — Как звать тебя? — А…Агатой. — Дай-ка взглянуть на твои руки, Агата. Филаура осторожно протянула ей свои белоснежные ладони. Та взяла их и принялась разглядывать. — Ого. — удрученно произнесла она, осторожно проводя пальцами по внутренней стороне ее кистей. — Нежные, как у королевы. Но ничего, мы это исправим. — Исправим? О чем вы? Пастушка подняла глаза на Филауру и улыбнулась уголком рта. Ей в голову явно пришла какая-то идея. — У меня есть к тебе предложение. Но тебе придется работать. — Работать? — Да. Мне нужен помощник по ухаживанию за стадом. А то я сама не управляюсь. — старуха стала загибать пальцы. — Выгул, кормежка, стрижка. И разумеется за денежную оплату. Что скажешь? Филаура ответила не сразу. Она опустила глаза, размышляя над предложением старой пастушки. — Я согласна. — сказала она наконец. — Вот и отлично. Женщина полезла за пазуху и достала мешочек, зазвеневший от монет. Протянула его Филауре. — Вот тебе первая награда за помощь. Я буду ждать тебя на этом же месте в пять утра. И да: не забудь поменять одежду. — сказал она, весело глядя на наряд девушки. — А то в таком платье только на балы ходить, а не овец выгуливать, хе-хе! — Л-ладно.***
Ульрих проспал больше суток. Но умудрился проснуться довольно рано утром. А открыв глаза, его потрясло странное зрелище: его подруга проснулась и переодевалась. Она сменила длинное красное платье с наплечниками на простую, уличную одежду. Когда инженер проснулся, Филаура тихонько пыталась завязать на себе передник. — Агата? Та обернулась. — Доброе утро, Ульрих. — тихо сказала она с улыбкой на бледном лице. — Извини, что разбудила. Ульрих глядел на подругу удивленными спросонья глазами. — Ты…ты куда это? — На работу. — На работу? — ученый приподнялся с кровати. — Какую работу? — Ты не поверишь! — Филаура нацепила на голову чепец и подсела к Ульриху с оживленным выражением лица. — Я вчера помогла одной женщине, а она предложила мне поработать у нее за деньги! Мне теперь надо будет вставать пораньше, так что не удивляйся! Я не смогла сказать тебе, потому что ты спал, а я не хотела тебя будить! Пока она говорила, Ульрих потрясенно слушал ее. В его голове возникли два вопроса: когда она успела? И…что ему теперь делать? Тем временем девушка встала и, подойдя к стоявшему напротив окна столу, указала на него рукой. — Если что: завтрак и немного монет на столе. Пока! Филаура помахала на прощанье рукой и вышла из комнаты, тихо закрыв дверь. — П…пока… Ульрих встал и осторожно прошел босыми ногами ко столу. На нем, действительно, лежал раскрытый мешочек с монетами, а рядом — миска с кашей, стакан горячим чаем и сдобная ватрушка.***
Прошло много лет с тех пор, как Ульрих в последний раз так хорошо завтракал. За все те долгие годы жизни в замке у ученого просто не было на это времени. Его распорядок дня был коротким: встать, обеспечить завтраком Королеву и сразу идти заниматься изобретениями. Ульрих всегда был голодным, но он питался внутренне, своими местами о новых «системах». Конечно, иногда удавалось захватить пару яблок из города, но этого было недостаточно. Доев кашу, довольный Ульрих принялся за чай, попутно погрузившись в свои мысли. «Что это было? Пока я спал, Филечка умудрилась найти себе работу! И еще обзавестись новыми знакомствами! Ну она дает. Может, мне стоит проследить за ней…чтобы…не волноваться?.. Нет, пока не стоит… Если ей нравится такая работа, то зачем мне ей мешать?.. Ульрих вцепился зубами в ватрушку, с аппетитом оторвав от нее приличный кусок. «А что если…и мне попробовать найти себе работу? Так хоть можно будет и жилье оплачивать…и Филю прокормить…» Ульрих еще больше задумался. В принципе, у него были вполне работящие руки, смекалка и тому подобное. Но одна беда — все нужные устройства и атрибуты остались в замке далеко отсюда. Развернуться с изобретениями не получится… И тут ученый кое-что вспомнил. Вспомнил, как когда он был еще совсем мальчишкой, ему приходилось помогать одному старому трубочисту. Ульрих вместе с ним лазил по крышам, подавал нужные щетки и держал лестницу. С тех пор прошло уже много лет… — А что если попробовать? — проговорил вслух инженер, задумчиво почесывая затылок. После его взгляд упал на монеты, блестевшие в оставленном мешочке…***
Для пожилой вдовы столичного дворянина — одной из особо уважаемых жителей Города Ремесленников — это была самая незабываемая ночь в жизни. В тот вечер для нее ничто не предвещало никаких бед: спокойно отужинав и почитав пару книжек, хозяйка пораньше легла в постель и через два часа уже умиротворенно спала сном праведника. Как вдруг посреди ночи ее разбудил неожиданный грохот, доносившийся из гостиной. Встав с кровати и взяв в руки заженный подсвечник, хозяйка осторожно покинула свою комнату. К ней редко забирались грабители, однако из чувства предостороженности, пожилая женщина захватила трость для самозащиты. Войдя в гостиную, хозяйка огляделась — все было на месте, ничто не исчезло и никого не было. Женщина уже собиралась было уйти обратно в спальню, как вдруг опять послышался грохот. Он доносился из камина, а точнее — из дымохода. Вдова замерла и задрожала от страха. На ее глазах происходила страшная картина. Сперва в трубе раздался жуткий стон. Потом — хриплое рычание, от которого густое облако сажи и пепла вылетело наружу, в гостинную. А затем появилась рука — черная, костлявая, как у прогнившего мертвеца. До смерти перепуганная хозяйка побледнела и стояла, не двигаясь. Она не могла даже закричать и просто смотрела на то, как перед нею из домохода выкарабкивается и встает в полный рост страшное, вымазанное сажей чудовище — гладкая голова, большие глаза, хищный оскал, а в левой руке — непонятный предмет, похожий на булаву. — А-а-а!!! Чудовище!!! — хозяйка наконец нашла в себе сил закричать. Появившееся перед нею существо встало в полный рост, а после громко и отчетливо чихнуло. — Доброй ночи. — учтиво ответило чудовище, вытирая нос рукой и продолжая чихать. — Апчхи!.. Прошу простить меня за столь внезапный визит. Но ваша… Апхчи!.. труба — это нечто. Ой, я весь запачкался! Женщина не ответила, а лишь потрясенно глядела на то, как чудовище сняло с себя большие глаза, открывая под ними другие — человеческие, не покрытые сажей и пеплом. — Ах да! Меня зовут Ульрих. Персиваль Судорежец. — представилось чудовище и полезло в карманы штанов. Достав оттуда бумажку, вложило ее в руки остолбеневшей женщины. — Я новый трубочист, вот моя визитка. Быстро и чисто! После этого оно снова чихнуло и, закинув на плечо продолговатую щетку, пошло прочь к выходу. — Если что, зовите! Я круглосуточный! Доброй ночи! Дверь захлопнулась. Вглядевшись в оставленную для нее бумажку, хозяйка прочла: «Универсальный Прочистительный Сервис. Трубочист Ульрих всегда к вашим дымоходам!»***
Дурень Ганс бежал вдоль по улице, передвигая длинными ногами и шляпая мокрыми пятками по каменной брусчатке. Зеленый пиджачок Ульриха на нем был промокшим до нитки, а карманы были доверху набиты различными монетами, добытыми из фонтана. — Стой, окаянный! Дохоню — зашибу! Следом за Гансом бежал сухонький квартальный, размахивая дубинкой. Однако силы старика, преследовавшего дурня, уже были на исходе. Когда Ганс скрылся за поворотом, квартальный остановился, сбивчиво дыша и потирая хрустевшую спину. — Вот, хад, а! — прошепелявил он. — Убег! Дождавшись, пока старичок-квартальный разверернется и пойдет прочь, Ганс похлопал по карманам, доверху набитыми мокрыми монетками, и решил пойти наведаться к знакомому портному, Генриху, который жил недалеко от центральной улицы и владел собственной лавочкой. Он был давним знакомым Ганса и, несмотря на немного кривой глаз и трясущиеся руки, умел изготавливать и вышивать одежду любого типа — разумеется, когда бывал в трезвом состоянии и не злоупотреблял спиртным. Генрих был очень необычным субъектом и во многом считался изгоем в кругу прочих ремесленников. Он очень принципиально относился к своей профессии и нередко слишком высоко оценивал готовый товар. Кроме того, портной любил, когда к нему обращались по имени (что всегда потакало его гордости), и всегда выходил из себя, когда кто-нибудь смел называть его навязанным уличными мальчишками прозвищем «Сниппер». Генрих вообще был очень вспылчивым и обидчивым человеком, особенно если долго не попивал мертвой и не славил Зеленого Змия. Но Ганс умудрялся быть его лучшим другом и верным советчиком во многих ситуациях. Вот и сейчас, когда Ганс пришел к Генриху, тот сидел и тщательнейшим образом пытался просунуть красную нить в ушко иголки. Судя по тому, как дрожали его руки и каким красным было его рябое лицо, у него никак не получалось это сделать, и он был очень зол. Ганс мысленно отругал себя за то, что пришел в столь неподходящий момент и потому решил молча постоять и дождаться, пока портной доделает начатое. Но у Генриха никак не получалось продеть несчастную нитку, тем более, что его дергающийся глаз время от времени смотрел то на нитку, то на вошедшего. Наконец Генрих потерял терпение. Он вскрикнул и, сжав кулаки, со всей силы ударил ими по столику. — Ганс, чего тебе?! — взревел он. — Привет, Генрих! — дурень помахал ему рукой. — Извини, что невовремя, но у меня к тебе дело есть. — Дело? Какое дело? — спросил Генрих, сузив воспаленные глаза. Подойдя к нему, Ганс покрутился, показывая сидевший на нем пиджак Ульриха. — Вот, смотри. Мне нужно, чтобы ты сделал еще один такой пиджак. Точно такой же, из такого же материала. Один в один. А этот старый надо подлатать и пару заплаток сделать. Ганс снял пиджак и высыпал из него все монеты на стол перед Генрихом. — Справишься? Портной молча забрал все деньги, высыпав их в близ стоящий сундучок, а затем, отложив в сторону нитку с иголкой, взял пиджак, изучая его. — Ну… — задумчиво промычал он. — Можно конечно попробовать… Внезапно он резко замолчал и широко раскрыл глаза. Поднеся пиджак почти вплотную к глазам, еще раз осмотрел его, а затем положил на стол. Брови на рябом лице портного болезненно приподнялись. — О Господи. Какой ужас. — удрученно произнес он. Ганс насторожился. — Что такое? Не получится? — Да все получится! — Генрих прискорбно обхватил свою голову руками. — Не в этом дело. Я просто в бешенстве! — В бешенстве? — Ганс посмотрел на зеленый пиджак с удивлением. — От чего? Генрих вскочил со своего места и принялся расхаживать по комнате, громко топая ногами и сыпясь проклятьями. Он был в праведном гневе. — От того, из какой ткани сделана эта одежа! Это же наиредчайшее, «изумрудное» сукно! — воскликнул он, трагически запрокинув голову и руки к потолку. — Из него шьют мундиры для генералов или верховных главнокомандующих! А здесь такой драгоценный материал пошел на простой, неотесанный пиджак! Генрих снова взял одежду, бережно проводя пальцами по ткани. — Возмутительно! Какое хорошее сукно…на такую гадость!.. — простонал Генрих. — Кто только осмелился на такое святотатсво?! Наверняка какой-нибудь портной-самоучка из Города Мастеров! Посмотрим… Он стал осматривать пиджак со всех сторон, пока не нашел то, что искал — маленькую бирочку во внутренней стороне одежды с двумя буквами: «Г» и «М». — Вот! Я никогда не ошибаюсь! — Генрих ликующе постучал себя по лбу и указал Гансу на буквы. — Гляди! Только эти мастера-мошенники могли быть способны на такое! — А что у тебя за зуб на жителей Города Мастеров? — спросил Ганс, рассматривая вензеля. Портной, будто возмутившись такого вопроса, снова принялся шагать туда-сюда. — Как не быть зубу-то?! — закричал он, разведя руками. — Ты хоть знаешь, что эти проходимцы творят? Гробят дорогие материалы на простой хлам, а после продают его за гроши!!! И все равно у них откуда-то берутся деньги! Подойдя к Гансу, портной уперся руками на стол, глядя на друга исподлобья. Он закипел и не находил в себе сил сдерживать недовольство. — Вот, например: несколько дней назад приехал ко мне один из ихних «мастеров»! На вид — черновласый, угрюмный, неухоженный — совершеннейший бедняк, глиномес. А с собой — мешок золота! Откуда спрашивается?! И самое главное — полнейший наглец! Как вошел, так давай распоряжаться! Генрих встал в вальяжную позу и заговорил, пародируя высокомерную интонацию: — «Эй ты, портняжка, ступай да принеси мне рубашек дорогих, наряду парадного, да платьев наилучших! И поживее, а то я тороплюсь!» Тьфу! Хамло последнее! Я ему назло рубашек хлопковых дал! Чтоб ему в них закоченеть совсем! Дослушав монолог Генриха, Ганс положил ему руку на плечо, пытаясь успокоить. — Что-то ты совсем сердитый стал. — соболезнующе сказал он. — Так и язву желудка заработать можно. Ты бы так не поносил того «глиномеса», может быть, он сам не ведал, что творил? — Угу, конечно. — буркнул Генрих, сгорбив плечи, скрестив руки и надувшись так, что стал похож на сердитого ежа. Ганс вздохнул и полез в карман за еще одной монетой. — Ладно, вот тебе еще пятак на водку. — заявил он, положив деньгу на стол перед Генрихом. Затем взял иголку с ниткой и продел ее в ушко, после чего завязал узелком. — Ты сходи в таверну, выпей, протрезвей, а потом со свежими силами за работенку принимайся! Не век же тебе ворчать да бубнить. Бывай! С этими словами Ганс вышел из лавки. Генрих молча посмотрел на закрытую дверь, на иголку с продетой ниткой, а потом на лежавший перед ним пятак. — Спасибо. — только и сказал он.