Талант — это такая вещь, которую не спрячешь, как ни застёгивай. Джаред Лето
После кропотливой ночи и очередного рейда по трубам домов Города Ремесленников, Ульрих устало брел по городу. Ученый был весь вымазан в саже, став похожим на угольщика. Работенка трубочистом далась ученому нелегко, вымотав его до последнего. — Я никчемный трубочист! — тихо сокрушался он. — Да кого я обманываю? Самого себя! Я жалкий, беспомощный УПС, который ничего не может! Как же все плохо…и лучше уже не станет… Вдруг Ульрих замер, чувствуя, что его нога уперлась во что-то твердое и жесткое. Посмотрев впереди себя, ученый широко распахнул глаза. Прямо перед ним лежала приличная гора разного металлического добра — шестеренки, трубы, запчасти — всего и не перечислишь. Целая россыпь замечательных обрезков и деталей. Видимо, здесь была свалка артельщиков, жестянщиков и кузнецов, в которую ремесленники стали выкидывать ненужный хлам. Но для инженера Ульриха это была настоящая сокровищница. — Феноменально! Мигом приободрившись, Ульрих бросился к куче и принялся набирать из нее всякого добра, после чего поспешно понес домой столько, сколько мог унести. В голове ученого по старому доброму алгоритму выстроился чертеж нового изобретения…***
Пробудившееся ото сна Солнце начинало день над обширными лугами, покрытыми свежей травой и цветами. Через них широкой веренецией шла огромная отара овец в сопровождении Филауры. Девушка, одетая в простое платье, весело играла на флейте, время от времени прерываясь и подгоняя стадо к недалеко стоявшему домику-овчарне: — Вперед, вперед, мои хорошие! Пора домой! Кудрявые животные покорно шли вслед за ней, возвращаясь после долгой прогулки. У входа в домик стояла старая пастушка, работодательница Филауры. Приоткрыв дверь, она стала считать овец, пока те входили внутрь. — Девяносто семь…девяносто восемь…девяносто девять…Так! А где Облачко? Позади послышалось тонкое блеяние. Ягненок Облачко прибежал самым последним. — Вот ты где. — старушка подогнала малыша ко входу в овчарню. — Давай, заходи внутрь! Когда Облачко забежал, Филаура с пастушкой затворили дверь, и, облокотившись на нее спинами, облегченно вздохнули. — Фух, вроде всех завели. — пастушка вытерла пот со лба и покосилась на поднимающееся светило. — И ровно к полудню! Прекрасная работа! Филаура тоже посмотрела наверх и слегка зажмурила глаза от света. — Вы это по Солнцу поняли? — Нет. По насекомым. — ответила старая женщина и прихлопнула букашку, успевшую устроится на ее щеке. — В полдень они пробуждаются и начинают вредить овцам. Потому мы и выводим их так рано. Ладно, нам пора перекусить. Вскоре Филаура с пастушкой уже сидели возле овчарни на пеньках. Старая наставница раскрыла лежавший беред собой мешок, наполненный горячим хлебом в виде лепешек. После рядом с ними появился кувшин с кристально чистой водой и двумя чашками. Пастушка взяла первую лепешку и разломила ее на две части. Первую она оставила себе, а вторую протянула Филауре. — Вот, держи. — добавила она и с усмешкой посмотрела на девушку, потянувшуюся есть свою долю. — Что нужно сказать? Филаура прикрыла рот и посмотрела сперва на хлеб, а потом на старушку. — С-спасибо?… — осторожно спросила она и, получив удовлетворительный кивок, принялась за еду. Какое-то время обе сидели и наслаждались трапезой. В какой-то момент старая пастушка вдруг сказала: — И тебе спасибо. Филаура оторвалась от поедания хлеба и вытерла рот рукой. — За что? — не поняла она. — За то, что согласилась помогать мне. — ответила старуха, сделав глоток воды из глиняной чашки. — Без тебя я бы вряд ли управилась. Я уже старенькая, силы и нервы уже не те. Кому я теперь вообще нужна, кроме овец?… — Это неправда! — горячо возразила Филаура. — Вы вовсе не старая, а очень даже красивая! Пастушка усмехнулась, обнажив в улыбке зубы. — Хе-хе, спасибо на добром слове. — сказала она, оперев белые и жесткие руки на камень — Не знаю, как сейчас, но когда-то я и вправду была той еще красавицей. Тут приятное лицо старое женщины потеплело от приятного воспоминания. Филаура с интересом пригнулась чуть поближе. — Бывало, в прежние лета за мной столько парней ходило, батюшки мои! — пастушка неторопливо приподняла руку. — Кто только ко мне не сватался — всех не перечесть! Филаура смерила собеседницу с ног до головы. Несмотря на ее довольно преклонный возраст, ощущалась какая-то особенная, притягательная сила. Свежесть, статность, крепкость, гармонично сочетаемая с грациозностью — все было в ней. Неудивительно, что когда-то она могла привлечь внимание любого мужчины. — И их было так много, что проходу не было, а все мои подружки мне завидовали. — продолжала тем временем пастушка. — Но я всем им отказывала, всем! Я разбивала их сердца без капли сожаления. — Правда? — Филаура пораженно прикрыла рот рукой. — Не может быть! — Я была той еще гордячкой! — заявила старуха, ее соколиные очи без бровей сверкнули. — Неприступной, как сама столица, и своенравной, как дикая лошадь! — Но вы все-таки выбрали кого-нибудь? Пастушка на мгновенье замолчала, не сразу ответив на этот вопрос. — Я выбрала. — наконец произнесла она как-то по-особенному тихо. — Только одного из них. Он был ни богат, ни беден, не слишком умен и не слишком глуп. Но он…чем-то привлек меня, остудив мою гордость и непокорность одним словом, одним движением руки. Знаешь, это странно объяснить… Филаура терпеливо ждала, когда старуха подберет нужные слова. — Когда я впервые увидела его, то сразу поняла: это он. Тот, кто назначен мне судьбой. И я не ошиблась. — Как такое может быть? — Филаура непонимающе приподняла брови. — Разве можно полюбить человека с первого взгляда? — Можно, но очень редко у кого выходит. — ответила пастушка. — Это называется «родственные души» - когда судьбы двух людей предначертаны заранее, а их счастье будет только друг с другом. Красиво, как в какой-нибудь сказке. Филаура опустила глаза вниз. Девушка задумалась, пытаясь представить, как один человек встречает другого и навсегда остается вместе с ним до конца. Звучало поистине волшебно. — Ух ты. — вымолвила она, чуть погодя. — А как звали вашу «родственную душу»? Ее собеседница снова улыбнулась, но теперь ее улыбка была полна любви и нежности. — Его звали Фредерик Эдел. — проговорила она,чуть дыша, — Он был красивый, статный, вежливый и такой добрый! Он принял меня такой, какая я есть, а вместе с ним я позабыла про свою строптивость. И мы были так счастливы вместе, ты не представляешь, милая! В те моменты мне казалось, что нет никого на свете, кто был бы счастлив так же, как и я!.. Окончив свой монолог, пастушка смолкла, переводя дух от внезапно высказанных чувств. — А почему…казалось? — настороженно спросила Филаура. Старуха сжала рот в твердую линию и помрачнела взором. — Несколько лет назад, после загадочной гибели короля Филиппа и королевы Лауры, на трон взошел брат покойника, Бенциан Фагарларт, объявивший над Андерсонией свою тиранию. Начались репрессии, переросшие в народные восстания и массовое бегство дворян из столицы. — когда она заговорила, то ее голос стал хриплым и практически жестким. — Фредерик был одним из последователей старого режима, не захотевших подчиняться новым правилам. Ему пришлось оставить юг, ибо его могли просто убить. За такими как он началась настоящая охота со стороны прислужников Бенциана. А самым страшным и жестоким из них был сам Вытеснитель, верховный герцог. Филаура замерла, вспоминая, как Дурень Ганс уже упоминал это прозвище. — В-винзенс Гулд? — девушка испуганно посмотрела на собеседницу, как маленький ребенок, услышавший страшилку перед сном. — Он…охотился на людей? — Такие как он давно перестали быть людьми. Они все стремятся к богатству и власти. — досадливо добавила старуха. — Свою человечность они продали в обмен на деньги, положение и славу. Вот только слава их дурна, сердца черны, а руки по локоть в крови. — Н-но, зачем им это делать? — непонимающе воскликнула Филаура, — Почему им надо быть такими плохим? Пастушка горько усмехнулась и сокрушенно покачала головой. — Чтобы власти не лишиться. Для них это смысл жизни, причина существовать. И им всегда этого мало. — старуха мрачно отпила воду из кувшина. — А тех, кто посмеет встать на их пути, они просто убивают. Без зазрения совести. К сожалению, это наш мир, где добро вечно противостоит злу. Так было, есть и будет всегда. Вновь повисло молчание, но куда более гнетущее, чем до этого. — …И куда скрылся ваш Фредерик? — тихо поинтересовалась Филаура у старухи. — На Востоке. — ответила та. — Уж не знаю, как он там теперь без меня. Но я буду ждать его до последнего. — …Вы все еще любите его? Пастушка вздохнула, прежде чем твердо и решительно произнести: — Люблю. И буду любить. Я прекрасно понимала его выбор. И приняла его. Так было лучше для нас обоих. Тут она пододвинулась к Филауре и, положив ей на плечи обе свои руки, посмотрела ей прямо в глаза. Девушка не двигалась, так же глядя на старую женщину, к которой постепенно начала испытывать новое чувство — уважение. — Потому я и тебе хочу дать совет, милая. — пастушка заговорила с уверенностью в голосе. — Ты еще молода, в твоей жизни будет много дорог и путей. Выбирай только ту, которая ближе к твоему сердцу. Это будет твоей судьбой, твоим предназначением. А когда на пути ты столкнешься с бедой, то помни, что ты не одна. Что обязательно есть кто-то, кто готов пойти на что угодно ради тебя. Может быть даже на смерть. И пусть это поможет тебе подняться с колен и идти дальше. Филаура на секунду опустила глаза вниз. Затем вновь подняла их. — Хорошо. Я буду помнить. — сказала она.***
После разговора с пастушкой Филаура пребывала в задумчивости. Когда окончилась кропотливая работа за день, девушка получила очередной заработок в несколько медяшек и пару серебрянных. И теперь она молча сидела на городской лавочке, разглядывая лежавшие в ее ладони монеты. Филаура думала. Думала о том, как при помощи этих денег вершаться дела и людские судьбы. В чем их ценность? И насколько она высока? Эти вопросы витали в ее голове, не находя ответа. Будь она другим человеком, то, возможно бы, и смогла найти. Но Филаура была тем, кто она есть. А то, что могло бы ей дать ответы, отсутсвовало. Или не могло показать себя за пределами невидимой стены, огородившей сознание на туманное до и очевидное после. Будто бы…была еще какая-то жизнь, куда более глубокая тайна и ответ на вопрос, кем Филаура была. Но если это правда, то почему она никак не может вспомнить этого? И еще…почему ей кажется, будто монеты на ее ладони шепчут ей что-то на непонятном и чуждом языке? Как-будто…с ней уже происходило нечто подобное. В совсем недавнем прошлом, теперь навсегда отделенном от нее… Филаура неожиданно для самой себя тихо хихикнула. О чем она только думает? Это всего-лишь деньги, с чего бы им говорить и мыслить? Их предназначение — служить людям! А она — та, кто она есть, зачем же копаться в темном прошлом, если его уже нет. И где нельзя найти ответ на свое предназначение?… Предназначение… А какое у нее предназначение? — Здравствуй, дорогая. — вдруг послышался знакомый голос. — Я надеюсь, ты еще не забыла своего старого друга? Филаура подняла голову и , действительно, увидела перед собою своего друга, Ульриха. Мужчина был покрыт в некоторых местах сажей, а из-под шлема выглядывала светло серая челка его волос. — Ульрих! Как я могу тебя забыть? — радостно воскликнула девушка, — Ты же ведь единственный, с кем я знакома больше всех! — Ну да, это логично. — согласился тот и учтиво протянул подруге руку. — Ну что, давай пройдемся по городу? — Давай! Филаура взяла руку учёного и, привстав со своего места, направилась вместе с Ульрихом вдоль улицы. Выглянувшее из-за облаков солнышко приятно освещало и грело, без единой попытки ослепить или изжарить. Оно было в хорошем настроении, как и большая часть жителей Города Ремесленников. То тут, то там попадались оравы дворовых детишек, разбитные компании и галантные господа с чопорно одетыми дамами. По бокам улиц растянулись торговые лавочки, в которых ремесленных дел мастера, а также купцы-молодцы продавали свое добро и созывали покупателей, не щадя глоток: — Подходите-налетайте, за медь товары свежие покупайте! Яблоки моченые, пироги печеные! Сюда подходите, своим грошом наградите! Вай-хэй, кумкват дущи маэй, сирибра на мясцо ни позжалей! Матушка ты мая, сшалься нат сфаей утропой — сайти ко мне в аптека са патмогай! Господа, не проходите мимо и таки не спорьте с мозгами: приобретайте восточные благовония за один золотой! И не надо меня уговаривать, шо вы — я и так соглашусь! Ульрих свернул вместе с Филаурой с главной улицы и направился по извилистому переулку мимо таверн и трактиров, обрамленных виноградными лозами и сенью акаций. Дорога из каменной брусчатки шла немного вверх, и чем выше наша парочка поднималась, тем больше становились окружавшие их здания. — Итак, сколько ты заработала за эти дни? — ненароком поинтересовался Ульрих у подруги. — Вот! — девушка протянула учёному приличную горсть монет, буквально сияя от гордости. И не удивительно: она была твердо уверенна, что честно заработала их. — Неплохо. — тот кивнул головой. Затем он взглянул на Филауру с легкой опаской в глазах, — Не возражаешь, если я заберу все это себе? Филаура удивленно и недоверчиво отстранилась, спрятав деньги в согнутых ладонях и прижав руку к груди. Девушка стала похожа на ребенка, у которого пытались отобрать любимую игрушку. — Мне так будет проше их беречь.— добавил ученый. Филаура тут же проибодрилась, подозрительность на ее лице сменилась полным доверием. — Да, конечно. Бери хоть все! — радостно заявила она, вручая своему другу все свои сбережения. «Как же все-таки хорошо, что она все забыла и стала такой неопытной. — подумал Ульрих, забирая все деньги Филауры, — Лучше не давать ей подвергаться влиянию золота раньше времени. Для нее это будет полезно.» — А сколько заработал ты? — спросила бывшая королева. Учёный почесал затылок, нервно улыбаясь, а затем достал из-за пазухи увесистый мешочек. Монет в нем, судя по всему, было немало. — Ого! — восторженно воскликнула Филаура. — Как ты так много получил? — Ну, я взял на себя обязанности трубочиста, за пару ночей обошел почти все дома, и…мне заплатили, чтобы я больше не приходил. — рассмеялся Ульрих, но затем его смех перешел в грустный и протяжный вздох. Девушка подошла к нему спереди и утешающе приобняла учёного, чуть прижимая к себе. — Не расстаривайся. — нежно сказала она с теплой улыбкой на устах. — Они просто не догадались, кого потеряли. Не стоит огорчаться из-за того, что тебя не приняли с первого раза. Ульрих невольно замер на мгновение. Последние слова Филауры одновременно облегчили и напугали его одновременно. Ведь когда-то с ним произошло то же самое. Несколько лет назад. Его тоже не приняли и не поняли… Но учёный смог отогнать от себя неприятные воспоминания и успокоить бьющееся сердце. Сейчас прошлое не имело никакого значения. Его нет. И ничто не сможет вернуть его вновь. — Хех. Может быть. — чуть усмехнулся учёный. Внезапно в его ушах раздался странный звук, походивший на некое подобие мелодии. Хотя, ее даже мелодией можно было назвать с большой натяжкой — скорее, отчаянной попыткой превратить ее в нечто похожое на какофонию. Как только этот звук раздался, прохожие на улице замерли, кто-то поспешил удалиться прочь, а кто-то замотал головой, пытаясь найти его источник. Ульрих, за много лет изобретательской жизни привыкший к звукам разных тональностей и частот, не слишком сильно подвергся влиянию возникшей из ниоткуда «мелодии». А вот Филаура, как только услышала эти неподражаемые звуки, в ту же секунду застонала и, сгорбившись, зажала уши руками. — А-ай! — Милая, ты чего? — обеспокоенно склонился над ней Ульрих, кладя ей руку на спину. — Будто кота мучают! — с трудом проговорила та, прежде чем зажмурить глаза и стиснуть зубы от очередной, чересчур кривой ноты. Ученый осмотрелся по сторонам и заметил в ближайшем переулке группу из трех человек, в руках которых были музыкальные инструменты. Ульриху этого было достаточно, чтобы как-следует засучить перчатки и решительно зашагать в их сторону, сердито раздувая ноздри. — Господа, будте любезны поиметь совесть, если такова у вас имеется! — храбро воскликнул он им, залившись гневной краской. — Играйте в другом месте, а не мучайте простых людей! Близ стоявший скрипач перестал играть, чиркнув смычком по струнам так, что те издали звук, похожий на предсмертный стон. — Да?! Может тогда тебе попробовать самому «мучать людей»?! —раздраженно заорал музыкант учёному в ответ. — Тебе какое дело до того, как мы играем? — От вашей игры оглохнуть можно! — поднятая голова и расправленные плечи сделали прогневанного Ульриха похожим на древнегреческого бога. — Особенно тем, у кого есть слух! — Думаешь, так легко давать советы?! — скрипач перевернул свой инструмент и схватил его за шейку, будто бы это была дубина. — А ты попробуй сядь, да поиграй — чай, не сможешь! — Ну да: ты же сам плохо играешь. — хихикнул патлатый волынщик своему соседу, квадратноголовому барабанщику. Но скрипач услышал это замечание и пришел в ярость. — Заткнись! — рявкнул он, подойдя к своему коллеге почти вплотную. — Это ты виноват! Кто просил тебя играть так плохо? — Чего? Я?! — искренне удивился обладатель духового инструмента, тряхнув волосами. — Да, ты! Вместе со своей шайтан-волынкой! — негодующе добавил скрипач, отчаянно размахивая руками. — Ты почему играешь так, будто над ней издеваешься?! Играть надо, будто идешь с ней на смерть, на штурм крепости! — Ага. Может мне еще юбку надеть? — рассердился шарманщик и презрительно сплюнул. — Ты тоже хорош: от твоей прόклятой всеми Музами скрипке люди в обморок падают! Оторопевший от таких слов, скрипач стал судорожно вбирать воздух, пытаясь подобрать слова от сдерживаемого гнева. Его лицо стало пунцовым, глаза чуть ли не повылезали из орбит. — А…а…а от т-твоей игры люди с ума сходят! — наконец просипел он тоненьким и трясущимся голоском. — Посттравматический с-синдром зарабатывают! — Да я не удивлюшь, если узнаю, что от ваших игр птицы падают ш небеш, рыбы выбрашываются на сушу, а животные умирают прямо на меште! — вдруг шепеляво вставил барабанщик, до этого молча сидевший и смотревший, как его коллеги ссорились между собой. Те тут же обернулись, возмущенно и потрясенно глядя на него. — Что?! — крикнули они хором. — Вот што! — ответил он им и щедро заехал каждому барабанной палкой по лицу. Это послужило сигналом к началу боевых действий: все трое сцепились в драке, крича, брыкаясь и колотя друг друга куда ни попадя. Ульрих стоял и глядел на это, совершенно не понимая, как до этого дошло. Но кое-кому не хотелось видеть этой потасовки. И им оказалась Филаура. — Прекратите драться! — воскликнула она, пройдя мимо учёного и непостижимым образом разняв драку трех музыкантов. — А что у вас не получается? Может, инструменты попортились? — Ага, инструменты! Тут скорее наша дружба попортилась! — проворчал скрипач, махнув рукой в сторону своих коллег. — Сегодня же вечером — праздник, и мы должны там играть мелодии, песенки и танцы. А никто из нас договориться не может, каждый свою линию гнет и другого не слушает! Эх, разучились мы — быть хорошим трио! — И мы не будем указывать на того, кто тому причина. — ехидно вставил волынщик. — Да я тебя… Скрипач сжал кулаки и собрался было снова начать драку. Но восьмифутовая Филаура не дала ему это сделать. — Хватит вам! — повелительно заявила она, крепка держа каждого (разве что кроме барабанщика) за плечи. — Так вы никогда ничего не добьетесь, а лишь шишки друг другу набьете. Коли не можете дружно сыграть, то не переживайте: я вас научу! Возникла пауза. Затем окончательно переставший понимать, что происходит, Ульрих, схватил свою голову руками, а потом развел их в стороны: — Чего?! — Ты? — музыканты удивились не меньше учёного. Но девушка словно и не обратила внимания на внезапное «тыканье» в ее адрес. — Разумеется! Я могу вам помочь. Если вы, конечно, хотите, чтобы у вас все получилось. — сказала она, серьезно нахмурив брови. После этого, Филаура достала из-за пазухи флейту, прокрутив ее в руке пару раз. Волынщик, барабанщик и скрипач молча глядели на нее с отвисшими челюстами. — Итак, слушайте меня внимательно! — девушка тыкнула флейтой в каждого музыканта, будто строгая учительница указкой. — Ты (тонкий конец инструмента посмотрел на скрипача) - играешь первым, берешь один леймотив и только по моему сигналу меняешь тональность! Ты (Филаура обратилась к барабанщику) - безостановочно бьешь один и тот же ритм, но прерываясь в необходимые моменты, а ты (она указала на шарманщика) - встреваешь после небольшого проигрыша и берешь только высокие звуки. А я (Филаура указала на себя) - буду играть и время от времени говорить вам, что делать. Так мы сможем вместе подготовиться к сегодняшнему празднику! Музыканты молча переглянулись между собой — а затем послушно взялись за свои инструменты, собираясь репетировать. — Мы готовы! — сказали они одновременно. — Превосходно! — улыбнулась Филаура, готовясь подать сигнал. — Итак, по моей команде. Три…четыре!..***
Музыканты грянули новую мелодию, еще бодрее и веселее, чем предыдущие. Юноши и девушки, мужчины и женщины — все с радостными криками и смехом бросились в новый, дружный танец. Городской праздник, проводимой в одной из таверн, был в самом разгаре. Люди всех возрастов собрались и веселились, как могли. Возле стойки пребывали и наши знакомые — дурень Ганс и портной Генрих — пьяные в такие дрова, что не дай Бог кому-нибудь постигнуть их участи. Ганс, одетый в зеленый пиджак Ульриха, безудержно вгонял в себя очередную порцию свежего хмеля, а красный Генрих, поддерживая за талию такую же пьяную, как и он, деваху, лишь махал свободной рукой и кричал: — Живей играйте, музыканты! Не жалей пива простому люду! И хозяин таверны, с большущей, как топор, бородой, щедро мерял без счету каждому пристававшему по огромнейшей кружке. Дощатый пол глухо гулел во всю округу, и в воздухе отдавались польки и чечетки, выбиваемые подковами сапогов, ботинками и туфельками. А музыканты играли живо и бойко, не думая даже прекращать. Скрипач, волынщик и барабанщик не жалели рук своих, ведь рядом с ними стояла Филаура, которая поддерживала их мелодию тонким журчанием своей флейты. Недалеко от Филауры, практически возле стены, стоял Ульрих и не сводил с Филауры глаз. Внимательная сосредоточенность была в его взгляде. Ученый не особо любил такие праздники. Ему невольно хотелось забиться в угол и молча ждать, пока все закончится. Но Филаура настояла на том, что они должны на нем присутствовать. И теперь Ульрих, послушавшись свою подругу, молча наблюдал за ней. При этом в его голове вериелся лишь один вопрос: как так все получилось? Окончилась очередная мелодия, и танцующие остановились. Филаура перестала играть на флейте и подошла к ученому. — Ульрих, ты чего такой хмурый? — удивилась она. — Сегодня же праздник, все радуются! Никто не должен быть грустным! Ученый отвел глаза. Легкое замечание подруги пристыдило его. — Я не хмурый, милая. — возразил он. — Это мое ежедневное состояние. Филаура хмыкнула и вернулась обратно к своей труппе. Среди толпы послышались выкрики в сторону музыкантов, о желании продолжения. Квартет заиграл по-новой. Но сама Филаура играла недолго. Через минуту после того, как была начата мелодия, она прекратила свое исполнение и замерла, смотря на танцующих впереди себя людей. Один из музыкантов заметил это и, прервавшись, подошел к девушке. — Что случилось? — спросил он. — Все в порядке, миледи? Филаура ответила не сразу. В эти секунды где-то глубоко внутри себя девушка ощущала нечто новое. Будто бы в ее душе зажегся горячий огонь, взорвался яркиими искрами фейрверк. Кровь забурлила в жилах, сердце застучало быстрее. Филауре захотелось…присоединиться к танцующим. Какой-то незнакомый и в то же время приятный импульс нетерпеливо и упорно тянул ее вперед, к ним. — Не знаю. — наконец ответила она. — Со мной…что-то происходит… Скрипач взоволновано посмотрел на Филауру. — Вам плохо? — Нет. Мне хорошо. Очень хорошо. — ответила та, медленно положив руку на грудь. — Мне…мне почему-то очень хочется танцевать, мое тело чувствует странную легкость, а сердце бьется все чаще при мысли об этом! — Ну так идите и танцуйте! Дайте волю своим чувствам, не сдерживайте их! — усмехнулся скрипач. — Не переживайте, мы управимся. Филаура посмотрела на флейту в своих руках, потом опять на танцующих — и затем, быстро вручив свой инструмент скрипачу, с радостной спешкой выбежала в центр таверны и вскинула вверх руки. И затем она затанцевала. Так, будто умела это всю свою жизнь. Быстро подпрыгнув и начав прицокивать каблуками в ритм мелодии, она вдруг завертелась волчком, потом, взмахнув опять руками скрипке в такт, опустила их вниз, развела в разные стороны, чуть наклоняясь телом направо и налево. Затем, расправив плечи, девушка стремительно поплыла по доскам таверны, сделала прыжок, свила-развила стан и вновь поскакала по залу. При этом ее длинные ноги неустанно отбивали пол, платье реяло, черные волосы развевались, а движенья выражали чистую грациозность. И чем быстрее становилась мелодия, тем красивее и грациознее они становились. Казалось, будто девушка сама стала воплощение своего танца, поглотившего ее, как стихия. Все присутствующие в таверне с немым благоговением следили за прыгающей, как лань, Филаурой. Вскоре они принялись издавать радостные выкрики и хлопать ладошами в такт музыке. Ульрих, совершенно потеряв дар речи от увиденного, лишь приоткрыл рот от удивления. Еще никогда в жизни он не видел свою подругу такой порывистой, вовлеченной во что-то. Это было…непохоже на нее. За столько лет жизни в замке он не привык видеть ее такой. От прежней холодности и статности ничего не осталось — перед Ульрихом был совершенно другой человек, другая сторона Филауры, которая не могла найти себе воплощения за стеной проклятия. В какой-то момент быстрая и задорная мелодия прекратилась. Танцующая Филаура топнула ногой в последний раз и ровно встала, величаво держа руки над собой. Раздались радостные возгласы, кто-то зааплодировал. Филаура учтиво поклонилась, а затем быстро взглянула на Ульриха. В ее глазах заблестел шаловливый огонек. И ученому он не понравился. Этот взгляд не предвещал для него ничего хорошего. Ульрих внутренне напрягся, готовясь к худшему. — Ульрих! — радостно крикнула ему Филаура. — Иди сюда, давай потанцуем! Ученый распахнул глаза, удивленно глядя на внезапно разгоряченную девушку. Мало того, что его смутило ее желание с ним потанцевать, так еще и позади послышались возгласы людей, предвкушающих нечто необычное. — Я?! Что ты! — Ульрих смутился и занервничал, отступая назад. — Д-да я ни разу в жизни н-не танцевал! — А теперь - станцуешь! - Филаура засмеялась и протянула ученому ладонь — Иди же ко мне! — Не, я лучше здесь постою… - Ульрих попытался было огородиться, продолжая делать шаги назад. Пока на уперся спиной в группу людей позади себя. — Ступай же, говорят тебе! — закричали те, дружно подталкивая сопротивляющегося Ульриха вперед. — Не пяться же, олух! Принимай честь быть с дамой, когда тебе дают ее! Ульрих кое-как упирался, но был со всей силы вытолкнут к Филауре. Опьяненная задором девушка тут же схватила ученого за руку и притянула к себе, слегка наклонившись к нему с полуприкрытыми веками. — Не бойся: не укушу. — сказала она, хихикая. — М-милая, ты чего это? - промямлил Ульрих, осознавая, что заикается и краснеет. — Я н-не могу танцевать, я н-не умею… Филаура подала сигнал музыкантам, а затем склонилась к Ульриху еще ближе и обняла его за талию. После чего, томно прошептала: — Просто помни: не отпускай моих рук и не наступай мне на ноги. Громко-резко заиграла скрипка. Как только грянули первые ноты, Филаура неожиданно закружила ученого вокруг своей оси, а затем, резко остановив, притянула его к себе вплотную так, что их носы практически столкнулись. — Держись. — томный шепот не на шутку разошедшейся девушки ударил по ушам ученого. Но ответить Ульрих не успел — в тот же миг Филаура опять его закружила, затянула вперед и назад, и налево и направо, быстро и ловко, ускоряясь все больше и быстрее! — Уоу! Уоа-а! — Ульрих мог лишь прерывисто издавать нечленораздельные звуки после каждого движения и поворота. Вместе с этим ученый был встревожен. Поведение его подруги обеспокоило его, а разум, несмотря на тряску и кружение, пытался понять, что происходит. Что случилось с Филаурой? Почему она так себя ведет? Что он пропустил за эти дни, какое событие или процесс так повлиял на нее?…И что ему делать теперь?… Но Ульриху пришлось отвлечься от своих мыслей и отключить рациональную часть мозга, поскольку в какой-то момент Филаура, пребывая в порыве танцевальной страсти, угрожающе запрокинулась назад всем телом и напоследок посмотрела на ученого так, будто хотела сказать: «Лови». Охнув, Ульрих вовремя кинулся и поймал женщину, прежде чем та успела упасть. Бедный ученый напряг руки, изо всех сил стараясь удержать подругу и озабеченно смотря на нее в упор. В ответ Филаура снова улыбнулась, и высоко задрав ногу, снова привстала, распрямляясь. И, вновь схватив Ульриха, оттянула от себя, не размыкая рук, чтобы снова притянуть. Несколько раз повторив это движение, она начала попутно двигаться вместе с ученым приставным шагом. В то же время ее ноги неуклонно наступали взад-вперед и величаво опирались на носочки кожаных туфель. Наконец Филаура неожиданной подсечкой опустила Ульриха на колено и задорно обежала вокруг него по часовой стрелке несколько раз. Бедный Ульрих, содрогаясь и боясь вдруг ошибиться, едва поспевал за Филаурой, стараясь попадать в такт и не наступать девушке на ноги. Он ловил на себе ее взгляды — восхищённые, даже страстные — и не знал, куда ему деться. Он боялся и обожал ее глаза одновременно. С раннего детства они запомнились ему. При виде ее глаз Ульриху было хорошо и не по себе. Хотелось смотреть на них и отворачиваться. Запечатлевать в памяти и забыть навсегда. Эта антитеза, загадочный и страшный оксюморон, воплощенный во взгляде бывшей королевы. Эти мысли закружились в Ульрихе, слившись в одно целое, когда Филаура обхватила его за шею и замерла вместе с ним. Ученый на мгновение забылся, видя перед собой лицо своей королевы, ее черные волосы, прекрасные глаза. И не чувствуя ничего, кроме жара ее горячего дыхания. Музыка прекратилась так же быстро, как и началась, восторженные крики посетителей и хлопки их ладоней заглушили все остальные звуки. — Эх, хороша девка! — скрипач переглянулся с друзьями и уважительно закачал головой. — Не только хорошо играет, но и танцует! Филаура отпустила Ульриха и поклонилась зрителям. Затем, достав из-за пояса платок, вытерла свое раскрасневшееся лицо. — У-ух! - весело выдохнула она, лучезарно улыбаясь. — Хорошо мы потанцевали! Не так ли, Ульрих? Ульрих не ответил. В тот момент, когда Филаура отпустила его, организм ученого почувствовал дикую усталость: перед глазами все помутнело, ноги сделались необычайно ватными. Ульрих покачнулся и чуть было не свалился на пол, если бы Филаура вовремя не подхватила его за подмышки и не посадила на ближайший стул. — На, держи - девушка заботливо протянула ученому чашку с водой. Тот сумел прийти в себя, после чего выхватил чашку трясущейся рукой и жадно принялся пить. За три секунды все ее содержимое было выпито до остатка. — Спасибо. — с трудом сказал Ульрих и вытер рот рукой.***
Где-то через час Ульрих и Филаура возвращались обратно на постоялый двор. Над городом уже блестели серебристо-голубые точки звезд, прохладный ветерок чуть обдувал парочку, успевшую перегреться во время праздника. После недавно произошедших событий Ульрих чувствовал дикую усталость. А Филаура — полностью овладевшее ею чувство вины и смущенности. Девушка нервно косилась на ковыляющего рядом с ней ученого и не знала, как с ним заговорить. — Ульрих, ты…прости меня, пожалуйста, — наконец сказала она робко. — Я тебя…очень напугала. Ульрих обернулся к Филауре. — Ой, милая, ради Света, не бери в голову! — она небрежно махнул рукой. — Ты не сделала ничего плохого, я просто не ожидал, что ты окажешься способной на…такое, хе-хе. — Наверное, я немного перестаралась? — девушка соединила руки вместе, виновато потупившись. — Нет, что ты! Наоборот, ты даже не показала своего истинного потенциала, иначе бы от меня вообще ничего не осталось! — заявил он и рассмеялся. Филаура засмеялась в ответ, пока ее смех не затих, а проблеск веселости сменился выражением страха. — Это странно. Ульрих остановился. — Что? — переспросил он. — Это странно. Очень, очень странно. — повторила девушка, побледнев. — Я мало о себе знаю, почти ничего не помню. Я еще не до конца понимаю, кто я и кем должна быть. А тут у меня неожиданно получается хорошо играть на флейте незнакомые мелодии и танцевать, будто я умела это всю жизнь. Остановившись, женщина посмотрела на свои руки и медленно сжала их в кулаки. Ученый молчал и смотрел на Филауру, а та продолжила говорить, причем ее голос постепенно возвышался, пока не перешел в отчаянный возглас: — Но почему? Почему у меня получается? У меня не должно это получаться - в чем же причина?! Отчего?! Зачем?! Ради чего?! Я не знаю!!! Это неожиданно, непонятно и…страшно! Филаура стиснула зубы и обхватила себя трясущимися руками, как будто ей стало холодно. Ульрих обеспокоенно повернулся к ней, пытаясь посмотреть ей в глаза. Он не любил, когда его подруга по той или иной причине плакала. Его сердце болезненно сжималось при виде ее печали и горя. — Милая… Простояв почти две минуты, женщина опустила голову, черные волосы закрыли часть лица. Его голос был едва слышимым: — Я боюсь. Боюсь всего этого. Первая капля слезы упала на сухой песок, оставив пятно. Ульрих осторожно положил на плечо Филауры руку. Та слабо посмотрела на него влажными от слез глазами. — Ну-у-у…может быть, это то, что тебе на самом деле нравится? — Ученый улыбнулся и повел женщину дальше, придерживая за плечо. — Это своего рода природная расположенность. Она называется «талант»: то, что человек может делать лучше всего. У каждого из нас свой талант, а у тебя, Филя, это склонность к музыке и танцам! Женщина вновь посмотрела на свои руки, но теперь страх и неуверенность в ее глазах практически исчезли. — Талант? И мне не нужно этого бояться? — Конечно нет! Наоборот: талант позволяет быть самим собой, понять, кто ты есть! — Вот как… Филаура посмотрела на Ульриха, измеривая его с ног до головы. — А какой у тебя талант? - спросила она. Ульрих остановился в смущении, не зная, как ответить на этот, казалось бы, простой вопрос. С одной стороны, он знал ответ. Но, с другой — был ли он уверен в его правильности? — Ну…я…механик. Самоучка-механик. Или просто: изобретатель. — наконец ответил он. — Я люблю изобретать различные вещи, которые помогают другим людям жить лучше! Филаура недопонимающе приподняла бровь. Стрекотание цикад и сверчков в траве усилилось. Ульрих удрученно вздохнул и, взяв женщину за руку, повел к их дому. — Давай я лучше покажу тебе. Когда Ульрих и Филаура переступили порог их комнаты на постоялом дворе, ученый тут же бросился внутрь и принялся рыться в своих вещах и полках шкафов. Наконец, он нашел то, что искал и подошел обратно к женщине. В его руках был предмет необычайной формы: внешне он походил на некое слияние патефона и кофемешалки, по его бокам торчали продолговатые подобия солнечных батарей, а в центре - самодельный металлический шар со множеством дырок. — Вот! Это - УПС-43: Универсальная Проектирующая Система, последняя разработка! - Ульрих нежно провел рукой по боку механизма. Филаура озадаченно посмотрела на него и осторожно коснулась пальцем. — А для чего он? Как он помогает другим? — Он позволяет увидеть вблизи то, что нельзя видеть вдали! Сейчас!.. Ульрих полез в сумку и достал из нее колбу, доверху наполненную желтоватой цветочной пыльцой, а после еще несколько склянок с различными веществами. Высыпав их все во встроенную воронку, поднес аппарат к подоконнику, на который падал голубовато-тусклый свет Луны. Затем он поставил машину в центр стола и, подойдя к Филауре, взял за руку. — Закрой глаза. И не открывай, пока я не скажу. Филаура послушно закрыла глаза, а Ульрих повернул в готовом механизме маленький рычажок. Пять секунд ничего не происходило. Повисла тягучая пауза ожидания. А затем машина ожила. Зашипев, она издала скрип, батареи вошли внутрь, а шарик в центре поднялся на тонкой железке с кольцами, ярко засветился, принялся быстро вращаться - и неожиданно со звуком, подобным звону колокола, вспыхнул! Филаура замерла, зажмурившись. Вдруг она почувствовала, что Ульрих коснулся до нее рукой — Все хорошо. Открой глаза. Филаура медленно, с превеликой осторожностью приоткрыла глаза - да так и замерла. Вся комната оказалась до краев заполнена желтоватым туманом и сиящими сферами золотисто-белого цвета, похожими на звезды. В самом центре ярким сгустком левитировал самый большой шар с волнистыми лучами, похожий на Солнце, а под ним из стороны в сторону раскачивался голубоватый, двурогий лик месяца. Словно целая Вселенная, усеянный звездами и туманностями космос развернулся в маленькой комнатке, заполнив ее всю. Филаура, лишенная от потрясения слов, с непомерным страхом и восхищением смотрела на то, что окружало ее. — Как красиво… - женщина осторожно коснулась ближайшей «звезды», от которой пальцы заволокло приятным теплом. — это…волшебство… — Это наука. — сказал Ульрих, довольный результатом. — Она помогает мне творить чудеса и делать все ради дорогого человека. Это мой стимул. На какое-то время он замолчал, но словно собирался что-то сказать. — Знаешь, жизнь - вещь необычная, я бы даже сказал, непредсказуемая. — наконец начал он, его голос был тихим и глубоким. — Во многом это ее особенность и недостаток одновременно. В ней есть много плохого, фальшивого, неправильного. Это реальность, с этим приходиться смиряться. Однако…важно помнить, что помимо плохого в жизни были, есть и будут еще и…хорошие вещи. Просто надо уметь их отличать среди грязи и жестокости мира. Тогда можно и будет понять, кто ты есть и каково твое предназначение в мире. Ульрих поднял правую руку и разжал кулак. — на пальцах ученого появился светло-зеленый огонек, похожий на маленькую звездочку. Зашевелившись, он плавно взмыл вверх, медленно полетел в пространстве волшебных звезд-светил, закружился перед взором Филауры и затем присел на ее раскрытую ладонь. Вглядевшись, женщина увидела, что это был светлячок. Он был маленьким, однако исходивший от него бледно-зеленый свет был ярким, почти ослепительным. Филаура глядела на него и не могла наглядеться: какой он зеленый, словно в сказке, и как он хоть и близко, на ладони, а светит, словно издалека… Наконец девушка слегка подбросила вверх руку со светлячком. Тот повис в воздухе и через секунду устремился куда-то вперед, сверкая брюшком. Ульрих посмотрел вслед летающей букашке подсемейства “Lampyrinae”, а затем почувствовал, как что-то мягкое и теплое коснулось его левой щеки. Посмотрев в бок, он замер, увидев, что Филаура склонилась к нему и слегка поцеловала губами. Покрасневший ученый с трепетом, страхом и волнением стоял, не двигаясь. — Спасибо Ульрих. Мне очень понравилось. — прошептала Филаура и, будто неожиданно смутившись своих действий, поспешно ушла в к себе комнату. Ульрих продолжал стоять, не зная, что испытывать. Вскоре его рука медленно прислонилась к тому месту, где был запечатлен поцелуй, а на лице расплылась улыбка. — Всегда пожалуйста.