Дожить до рассвета

      Джордж осторожно слюнявит палец и открывает тонкую, простую тетрадку в клетку на первой странице, бережно придерживая корешок большим пальцем. Парочка из них вырвана, но на первой сохранившейся, после череды зачеркнутых строк выведено:       «Правило 1 — первые 50 метров от убежища должны быть самыми осторожными»       Они выбираются на поверхность в полдень следующего дня после того, как Дрим даёт добро на участие Джорджа в вылазке.       Тот очень старается скрыть свой энтузиазм. И, конечно, чувство страха за свою жизнь значительно притупляет воодушевление, а волнение лёгкими бабочками парит внизу живота, но пальцы уверенно сжимают почётно врученный Дримом рюкзак. Он знал, на что идёт.       Они движутся крайне тихо, переступая любой неровно лежащий предмет, способный издать ненужный шум. Джордж, как расстрепанный воробей, озирается по сторонам буквально через каждый шаг, ведомый слегка пригнувшимся к земле светловолосым парнем. Над мертвым городом повис диск унылого солнца.       «Эти твари не имеют почти не имеют ничего (касательно физических свойств), что могло бы дать им сильное превосходство над живым человеком за исключением дикого рвения к живой плоти»       А сразу над этим карандашом приписано «а ещё за исключением невосприимчивости к боли ввиду редукции рефлексов». И если почерк Дрима — ухабистый и округлый, то именно эта надпись сделана будто бы чужой рукой: буквы строятся угловато и тонко.       Джордж уже было поднимает взгляд, чтобы спросить об этом самого Дрима, но именно в этот момент тот горячо выругивается на вышедший из строя чайник; и парень решает не отвлекать его от работы, почти сразу же забывая об этой надписи.       Джордж замечает, что, когда Дрим поднимает руку тыльной стороной к нему, обозначая тем самым, что на их пути возникли упыри, то он никогда не хватается за оружие. «Отвёртка», — такое прозвище дал парень в зелёной толстовке своему верному, одолженному у военного АКС, — покоится на плече светловолосого даже когда они проходят мимо оживших трупов на опасно близком расстоянии. И, может, добрые 20 метров только Джорджу кажутся «опасно близким расстоянием», но брюнет все равно восхищается выдержкой своего спутника в маске: будь он на месте Дрима, то ни на секунду не выпустил бы пушку из вспотевших ладоней.       «Вирус распространяется через слюну. Другие пути — воздушно-капельный, через поражённую воду или продукты питания просто исключены, так как эта дрянь не существует вне организма.       Внедряясь в тело она, кажется, поражает нервную систему. Мыслительные процессы похере нарушены. И речь отсутствует. В попытках распространить болезнь пораженные люди ведут себя крайне жестоко и агрессивно,...»       Выходя из-за поворота на новую улицу, Джордж нечаянно поворачивает голову и цепляет взглядом что-то в темноте закоулка между двумя домами. На земле лежит тело женщины — вывернутая под неестественным углом рука, отсутствие половины волос, разорванное платье. Запекшаяся кровь и гниль вокруг. Джордж спешно отводит взгляд, жмурясь, мысленно радуясь, что она была повернута лицом в противоположную сторону, однако желудок все равно сводит в спазме.       «...а также полагаются на те же органы чувств, что и (пока ХАХА) живые: слух и зрение являются ключевыми. А ещё, помимо устойчивости к боли, у многих нарушены такие простые штуки, как безусловные рефлексы. Время наибольшей активности — утро или вечер. Ночью выходить опасно (светом фонаря можно себя обнаружить)»       Дрим останавливает его в один момент, указывая пальцем куда-то через улицу, в направлении магазина. Стеклянные, витринные окна на первом этаже выбиты, и это позволяет увидеть кучку мертвецов, столпившихся внутри. Они походят на отключенных от сети питания роботов, на манекенов: безвольно повисшие руки, пустой взгляд. Джордж кивает, понимая, что имеет ввиду Дрим — эти совсем плохи и скрываются от яркого солнечного света в тени.       «При виде жертвы они издают громкие звуки или вой. Это и является способом привлечения других особей и единственным способом коммуникации. По этой причине им просто нельзя́ попадаться на глаза, шуметь также не стоит.»       Они даже не разговаривают на всем долгом пути. Дрим общается с Джорджем простыми жестами; в арсенале Джорджа же — повернутый кверху большой палец в ответ на беспокойство Дрима о его состоянии. В такие моменты светловолосый парень просто касается его предплечья рукой, приподнимает вопросительно голову. Тогда Джорджу особенно хочется увидеть его настоящую улыбку, а не изогнутую зелёную дугу на поверхности белого пластика. Но и такого простого касания — уже вполне достаточно.       «Кажется, существа не нуждаются в пище или воде. Вирус изнашивает тело носителя, как свою «оболочку» или сосуд до победного конца, вызывает мутации (?), продливающие срок жизн существования организма. Разлагаются. Единственная цель — распространение заразы. Они невосприимчивы к большинству видов травм, целиться имеет смысл только в голову. Живут, кажется, не дольше пары или тройки недель."       Один раз они подбираются действительно близко, и Джордж задыхается при виде пока ещё повернутого к ним спиной урода. Он не может поверить, что это когда-то был живой человек. Ведь у существа отсутствует рука ниже локтя, мышцы и обломки кости лохмотьями свисают из-под рукава влажной футболки. Волос совершенно нет, а на голом затылке гноится ссадина. Когда упырь начинает поворачиваться, то глаза Джорджа стеклянеют в ужасе, как вдруг..       Чья-то ладонь ложится на его рот, сильная хватка за плечо затаскивает его обратно за угол строения.       И Джордж судорожно выдыхает, силой заставляет себя успокоиться. Только тогда Дрим отпускает его, правда, руки с плеча слегка подрагивающего парня все равно не убирает.       Джордж внезапно осознает, что впервые за все время, помимо пронизывающего все тело страха он почувствовал кое-что ещё по отношению к ожившей нечисти.       Жалость.

***

      Они совершают вылазки через день, добывая продукты и вещи из наиболее пустующих магазинов. Джордж чувствует настоящее счастье от того, что может быть правда полезен.       Этот странный человек в маске, — его единственный друг и товарищ, — кажется, постепенно становится ему ближе. Они уже гораздо проще находят общий язык, а от натянутости и подозрения друг ко другу, которые так досаждали этим двоим в первые дни их невероятного "знакомства", практически не остаётся и следа.       Дрим учит Джорджа разбираться в механизмах и схемах. Объясняет, как работает аккумулятор, как транспортировать энергию от одного источника к другому; Он показывает, как перезарядить автомат, как правильно прицелиться; Делится опытом, рассказывает и показывает обходные пути, тайные ветки города. Дрим, наконец, подпускает Джорджа ближе. Но, конечно же, всё ещё не вынимает всех скелетов из шкафа.       Например, Джордж однажды берет его поясную сумку, оставленную на столе. С любопытством принимается исследовать оную. С боку небрежной рукой, но крепкими стяжками вшит интересный, дополнительный карман — продолговатый, но небольшой и перевязанный красной лентой. Очевидно, наиболее важный. Но когда пальцы парня касаются пуговицы, то Дрим тихо произносит:       — Джордж, остановись.       Брюнет видит, как Дрим виновато, нервно сжимает в пальцах низ своей толстовки. Он всегда делает так, когда не может рассказать Джорджу чуточку больше.       И тогда Джордж подходит, кладет ладонь на его колено и просто, мягко улыбается, ощущая, как Дрим слегка вздрагивает под этим касанием. Ведь Джордж принимает этого странного человека в маске со всеми его недомолвками и загадками. Этого странного человека, сделавшего для него так много, необъяснимым образом объявившегося в его жизни в самый нужный момент. Парень просто верит, что когда-нибудь все обязательно изменится.       А ещё, в очередной раз, когда они возвращаются домой после вылазки, Джордж с заискивающей ухмылкой, не отрывая взгляда от Дрима, вытаскивает из портфеля что-то. И тогда Дрим протяжно вздыхает (Джордж прямо-таки нутром чувствует, как он закатывает глаза под маской прямо в этот момент), узнавая в прямоугольной коробке пазлы.       — А я-то думаю, чего у нас так быстро место свободное закончилось.       Но он соглашается на эту детскую авантюру. И целый вечер проходит за собиранием огромной картинки из тысячи кусочков-деталей, изображающей котят в корзинке. А после, перемотанная скотчем, она будет украшать стену над койкой Джорджа. И не будет, кажется, ни дня, чтобы Дрим не напомнил брюнету, насколько он похож на «вон того нелепого и смешного лохматыша справа от всех».       Когда Джордж притаскивает шахматы, то Дрим уже злится. Он упрекает парня за ветреность, а после ещё долго-долго бурчит. Но, в конечном итоге все же усаживается с Джорджем за партию. Фигур не хватает, они заменяют пару пешек крышечками от бутылок. И пусть Джордж и понимает, что Дрим откровенно поддается ему каждый раз, он все равно чувствует чистую, светлую радость, выигрывая третью партию подряд.       Когда в их доме появляется ещё и домино, то Дрим уже сам отодвигает в сторону со стола детали от несобранного радио.

***

      Однако в этом мире просто нет места излишней радости и спокойствию. Далеко не всегда все идёт хорошо.       Они были на очередной вылазке. Дрим предлагает исследовать одну из гостиниц неподалеку — едва ли там будет что-то полезное, правда, но кто знает..? Здание было расположено слишком заманчиво близко к их убежищу, чтобы обойти его стороной.       «Red Halls» выглядит чрезвычайно странно без посетителей. Мягкие портьеры, рыжие ковры и широкие коридоры. Здесь, на удивление, практически все остаётся на своих местах. Лишь парочка перевёрнутых стульев на полу свидетельствуют о в спешке уходящих людях.       Здание по форме напоминает букву «П» с лестницей в ее горизонтальной перекладине. И, чтобы исследовать сразу два продолжительных коридора, они разделяются — Джордж идёт по правой дуге, а Дрим — по левой.       Распахнуть дверь, прошагать в комнату, обыскать вещевой шкаф, тумбу и ванную — собрать лезвия от бритв, прихватить забытую кем-то баночку содовой. Может быть, даже взять себе новое, мягкое полотенце. А потом следующая комната.       И Джордж на удивление спокоен. Слишком спокоен. Он мягко скользит пальцами по шероховатым обоям, ступая медленно, неторопливо. Ничто вокруг не свидетельствует о наличии здесь упырей, а потому он и не беспокоится. И просто не ожидает увидеть

нечто гораздо хуже.

      Дверь под номером 13 располагается в конце коридора, и он толкает ее, насвистывая под нос мелодию.       И застывает на месте, будто током пораженный.       Из сведённых внезапной дрожью пальцев выпадает рюкзак, и банка содовой откатывается по пушистому ковру в сторону.       Джордж припадает к стене, закрывает рукой рот, чтобы не закричать — оседает, съеживается, сводит плечи и вжимается лбом в собственные колени. Он был просто не готов к увиденному. Абсолютно не готов. Совершенно. Кажется, именно сейчас его нервная система даёт сбой – он стискивает волосы, не в силах пошевелиться.       В этот момент ему действительно хочется исчезнуть.       Через некоторое время, Дрим окликает его, несколько раз. А после обеспокоенно ускоряет шаг, бежит по коридору, наконец, замечая сгорбленную, сломленную фигуру в самом углу.       Ему понадобится много времени, чтобы растормошить Джорджа. Руки касаются поджатых плеч, тормошат; Джордж не особо различает, о чем он говорит, но голос звучит так мягко и знакомо, что ему просто приходится заставить себя пошевелиться. В карих глазах Дрим видит абсолютную пустоту.       А потом бросает взгляд через плечо, в сторону открытой двери номера.       И пораженно чертыхается.

!***!

Джорджу снятся трое.       Он видит маленького мальчика на кровати номера «13». Бережно укрытое одеялом тело, закрытые глаза. Можно даже подумать, что он спит, если бы не посиневшее лицо, отливающие фиолетовым губы.       И черные, черные синяки на шее.       Он видит ещё двоих, в центре перевернутой с ног на голову комнаты. Веревки от портьер верхней своей частью закреплены на крючьях от снятой люстры. Две петли, практически взрезая тонкую, распухшую кожу, сжимают шеи пары – мужчины и женщины. За ними расположена тумба, с которой, вероятно, и был сделан роковой шаг. Джорджу не нужно пытаться сложить всё в единую картину. Ведь сознание само, услужливо показывает ему, как и что здесь произошло. Он старается просто не думать–       Их сломанные шеи распухли, веревки и воротники одежд окрашены бардовым, но страшнее всего не столько увечья.       Сколько их намертво сцепленные в замок пальцы.       — Джордж!       Он приходит в себя, словно выныривая с огромной глубины. Тяжело проглатывает воздух. В глотке и груди спирает, дыхание сбито ни к черту. Он задыхается, горло жжётся. Сердце бьётся о ребра, словно наровя пробить грудную клетку и вырваться на волю. Он чувствует стучащую в висках кровь, чувствует, как паника охватывает все его тело. Дёргается и принимается озверело метаться, ощущая, как что-то удерживает его на месте.       — Джордж, боже.. – хватка на плечах становится лишь крепче, вжимает в матрас. — Джордж, хватит, черт побери, все хорошо. Ты в порядке.       Ему безумно страшно, осознание реальности происходит мучительно долго. Джордж чувствует, как промокшая от ледяного пота футболка липнет к спине, но ему удушливо жарко. Словно через толщу воды до него доходят тихие слова, а потом и осознание – что он в убежище, на своей кровати.       Воздух со свистом покидает лёгкие, где-то под кадыком заходится неровным ритмом сердце. Ему требуется около минуты и теплые руки на своих плечах, чтобы перестать задыхаться, прийти в себя и хотя бы чуть-чуть успокоиться.       В кромешной тьме он не видит абсолютно ничего, (они закрывают окно на ночь железным пластом) и это мешает ему ровно продохнуть. Брюнет тянет свою сведенную неконтролируемой дрожью руку к столу, пытаясь нащупать фонарь. Внезапно ее перехватывают, не с первого раза, но берут за запястье, останавливая.        — Подожди. Не надо.       До Джорджа долго доходит, он не понимает, что тот имеет ввиду, снова дёргается по направлению к фонарю. Как вдруг кто-то поднимает его руку, тянет ладонь к себе, и тогда подушечки его пальцев прикасаются к чему-то теплому.       Он замирает.       —Д-дрим, боже мой..       Джордж не видит ничего, абсолютно, словно погруженный в черный вакуум, но ясно ощущает, как касается чьей-то мягкой.. щеки. И чужая ладонь все ещё накрывает его поверх.       Джордж не знает, что чувствует в тот момент. Правда. Но инстинктивно проводит подушечками пальцев выше, скользит по коже, задержав дыхание – касается чего-то твёрже, кажется, скулы. Дрим не отстраняется, даже не пытается отпрянуть или увернуться – кажется, прекрасно ощущает, насколько Джорджу сейчас необходимо почувствовать его присутствие. И от всего, нахлынувшего так внезапно и быстро, темноволосый парень чувствует, как его горло сжимает новый спазм, как будто его бьют под дых, когда..       — Шш-ш, хей, все в порядке.. Не волнуйся, я тут. Мы живы, Джордж, ты меня слышишь..?       Джордж не чувствует стыда, когда срывается на хриплый, шумный всхлип. Он отчаянно жмурится, кусает губу, скорее по привычке пытается заткнуть все внутренние щели, задавить возрастающее чувство, не пустить слабость наружу – но проигрывает эту борьбу почти без боя. И первые, крупные слезы уже щекочут ресницы, скатываются по щекам, а объятое мелкой дрожью тело будто само по себе льнет к чужому теплу. Джордж утыкается лбом во что-то твердое – кажется, в крепкое плечо, заходясь в неконтролируемом рыдании. Пальцы судорожно цепляются за ткань одежды на чужой спине, стискивают до побеления костяшек, удерживая Дрима рядом с собой.       Чуть позже, всего на долю секунды осознав происходящее, Джордж даже попытается отстраниться.       Но крепкие, теплые руки на пояснице не позволят ему сделать это. Дрим заключает брюнета в надёжные и мягкие объятия, позволяя дать волю слезам и отпустить всю накопившуюся горечь. Позволяет окончательно промочить собственную футболку. Гладит вдоль подрагивающей спины и выше, и поднимает ладонь, бережно, как можно аккуратнее кладя ее на чужой зытылок.       И весь этот болезненный мир сжимается до объема их спрятанной ото всех комнаты.       Даже меньше – до одной, маленькой кровати.