***
Наверное, это было более, чем ожидаемо, но вылазки для Джорджа заканчиваются. Буквально со следующего же утра. Когда, проснувшись от упавших на лицо солнечных лучей и приподнявшись с постели на локтях, Джордж обнаруживает койку напротив пустой, то уже практически забытое им чувство одиночества и тоски снова дёргает за невидимые струны внутри него. Однако брюнет вздыхает, отмахивается от него. Да, такой расклад, наверное, был предсказуем, но Джордж не думал, что это произойдет настолько.. внезапно. Парень предпринимает попытку позавтракать в одиночестве, однако чувствует, что кусок в горло не идёт, и крепкий, дешёвый чай на пустой желудок без преувеличения кажется одной из самых тошнотворных вещей в этом мире. А ещё Джордж старается убедить себя, что не волнуется, когда Дрим не возвращается через час. Не приходит и через два. Когда дверь в комнату не открывается даже к полудню, то брюнет, в попытках расслабиться, хватается разве что за мысль, что у него есть достаточно времени в отсутствие Дрима, чтобы обдумать и построить в голове хотя бы примерный план дальнейших действий. Получается ли у него? Конечно же, нет. Вообще. Вместо этого Джордж ловит себя на том, что в который раз за последние полчаса выходит в коридор и с надеждой глядит в сторону главного выхода. Но ещё, за время отсутствия парня в маске, Джордж обнаруживает кое-что действительно плохое: единственная вещь, которую по́том и кровью им удалось добыть из того ада, которым им посчастливилось сполна насладиться вчера, – а именно обшитый красным металлом генератор, – оказывается в довольно плачевном состоянии. Механизм, возложенный на стол, красуется вмятиной на одной из сторон, и тут и дураку понятно, что косметическим ремонтом дело не обойдется. Джордж вспоминает, как уронил металлическую коробку, кажется, в тот момент, как два упыря накинулись на него. Даже чувствует лёгкий укол вины. Но был ли шанс избежать этого? Да и раз уж Дрим, судя по разбросанным по столу инструментам, уже пытался разобраться со злосчастным генератором, а эта груда металла и проводов ещё не валяется где-нибудь на помойке, значит, не всё потеряно..? К тому же, новый день решает, видимо, в качестве извинений за кошмарную вчерашнюю погоду расщедриться на солнечные лучи и ясность небосвода. Так что они пока ещё могут воспользоваться батареями наверху.. Дрим, наконец-таки, возвращается. ...солнце, правда, обделяет теплом отношения между этими двумя.***
..Они мало разговаривают. Практически не́ разговаривают, совсем. Ничего не меняется и на следующий день тоже. Обмениваться фразами, несомненно, приходится, только вот выходят те донельзя сухими и пустыми. И, несмотря на то, что их короткие и бессмысленные диалоги лишены колкости и совсем не преисполнены обидой, Джордж отчетливо чувствует, что все идёт совсем не так, как должно. Дрим продолжает пропадать по утрам; уходит на вылазки в одиночку, и Джордж не возражает. Только вот задерживается на них светловолосый дольше, чем прежде, и не сложно догадаться, что причина тому – в поиске деталей для генератора. Ведь в их убежище появляются все новые подшипники и провода, и пусть Дрим и пытался научить Джорджа разбираться во всем этом, брюнет все равно каждый раз с недоумением смотрит, как тот чертыхается, отбрасывая очередные, неподошедшие гайки, чипы или диоды в сторону. В один момент Джордж, набравшись смелости, переступает через свою нерешительность и пытается начать, наконец, разговор. Вернуться к произошедшему, обсудить, и, возможно даже, (если очень повезёт,) извиниться. Только вот Дрим пресекает его попытки на корню – поднятая ладонь в знак того, что он не хочет говорить на эту тему, каким-то абсолютно магическим способом, и правда раз за разом заставляет его замолчать. Но Джордж просто не может позволить себе надавить, настоять на своем. И пусть даже все, сказанное им тогда – лишь плод неконтролируемого, смертельного испуга и непонимания, но брюнет все равно ощущает, что виноват. Что переступил черту и допустил какую-то весомую ошибку. Эта неразрешенность между ними двумя злит его, не оставляет в покое, и вскоре становится ясно, что решить что-то – просто необходимо. Только к Дриму придется постараться найти иной подход.. И Джордж пока не придумал, какой. Потому что было кое-что ещё. Вопрос, наверное, более важный, неразрешенный. О котором нельзя просто взять и забыть. И мысли об этом предмете, настойчиво-противные, регулярно появляются в его голове. Он и старается отгонять их от себя прочь, правда, но они имеют за дурную привычку каждый раз возвращаться, раз за разом, настигая его все чаще. Чертова сыворотка. Тот шприц с тонкой иголкой, входящей под его кожу – то, что заставляет его просыпаться по ночам в холодном поту. Он готов отдать практически все, лишь бы избавиться от роя сдерживаемых вопросов, которые не покидают его сознание, заставляют мучиться от головной боли. Разве можно заставить себя просто взять, и перестать боязливо коситься сперва на перемотанное предплечье, а после - на свое отражение в зеркале в ванной комнате..? Джордж часто думает о том, что обязан был погибнуть тогда. Ведь он не побоится признаться – так ему было бы значительно..легче.
Потому что так было бы значительно проще, чем пытаться теперь разобраться, что ещё прячется за маской единственного, – близкого..? – ему сейчас человека. Сколько ещё он не знает? Потому что, если в самом начале Дрим считал его таким же, как и он – просто потерянным и обречённым человеком, то чем дольше они вместе, тем больше Джордж понимает, что не знает о нем на самом деле вообще н и ч е г о. И найти ответы на только продолжающие прибывать вопросы в одиночку, не имея под руками никаких зацепок, просто невозможно. Это абсолютно бестолковое занятие. Все равно, что складывать пазл, когда половина деталей потеряна. Собирать кубик Рубика, будучи дальтоником. Джордж сперва пытается убедить себя, в который чертов раз, что ему нужно просто выждать время. Нужно наладить отношения с Дримом сперва, и тогда, тогда-то он, наконец, сам все расскажет. Ведь все зашло слишком далеко, а шкаф с его скелетами трещит по швам. Разве расклад может быть другим..? Только вот он слишком, до одури устал просто ждать и бездействовать, продолжать оставаться в полном неведении. Именно поэтому Джордж может признать, что целиком и полностью осознает, насколько неправильно и даже грязно поступает. Когда пытается отыскать ответы на вопросы в отсутствие Дрима подобным образом.. В их маленькой комнатке не так много мест, куда можно что-то спрятать или положить. Но Джордж надеется найти хоть что-нибудь, и его пальцы подрагивают, он чувствует горячий стыд, когда неохотно обыскивает чужие вещи. Но ни во внутренних карманах, ни в закрытых обычно полках и тумбах не находится ничего полезного. Так что надежда остаётся на последнюю, единственную зацепку, уже однажды побывавшую в его руках, – маленькую тетрадку в клетку. Она обнаруживается под чужой подушкой. Дрожь в его пальцах практически смехотворна, когда Джордж листает мятые, волнистые в некоторых местах от высохшей влаги страницы. Уверенные и размашистые буквы, сокращённые слова. Первый десяток страниц вырван, и после текста с краткой информацией, которую Дриму удалось структурировать из всех полученных о мертвецах знаниях, следует.. конспектирование событий. Даты. Сухие факты. Распорядок дня и пересчет провизии.. И абсолютно ничего больше. Разве что взгляд Джорджа цепляется за то, что в редких упоминаниях о самом себе брюнет фигурирует в записях Дрима под именем "Гоги", от чего он чувствует странную смесь эмоций. Но, в остальном, в Джордже тяжестью оседает разочарование. Он осматривает корочку с двух сторон. Пролистывает тетрадь снова, с первой страницы, будто в надежде, что что-то стоящее само собой появится внутри. Но, по-прежнему ничего. Крупный почерк, мягкий наклон, синяя ручка.. ... надпись карандашом над одной из строчек на первой странице. Джордж неожиданно вспоминает – ведь он обращал на это внимание раньше. И долгожданный огонек воодушевления разгорается, наконец, внутри."А ещё за исключением невосприимчивости к боли ввиду редукции рефлексов".
Она сделана чужой рукой. Сейчас, при более внимательном рассмотрении, Джордж точно в этом уверен. У того, кто оставил ее в тетради Дрима, буквы совсем другие – стройные, небольшие и аккуратные. Джордж мысленно делает заметку. Больше от тетрадки ему не удается получить ничего. Потому он кладет ее обратно, под подушку. Раздумывает, где ещё можно хранить что-то важное, помимо собственной головы..? И ощущает себя самым настоящим воришкой, когда заглядывает под койку, откуда Дрим некоторое время назад достал для него необычный подарок. И это, в конечном счёте, оказывается наилучшим решением. Он достает из-под койки одну единственную, большую коробку. В ней находится не так уж и много вещей: канцелярские принадлежности, связка ключей, телефон.. Только Джордж цепляется за совсем другое, непримечательное, но гораздо более важное.. Он бережно вынимает в свет маленькую кипу личных документов. Чувствует трепет и предвкушение, раздумывая, какой из листов из всей кипы отобрать, как вдруг из складок что-то выпадает. Квадрат из плотного картона планирует, плавно опускаясь на паркет. Джордж замирает в недоумении. Тянет руку и поддевает уголок, приподнимая и переворачивая, чтобы понять – это фотография. В ее центре – двое мальчишек, лет девяти. Солнечно улыбаясь, сжимая в маленьких руках пластиковые сабли, они стоят в тени дерева и обнимают друг друга за плечи, смотря в камеру. У одного из них, более рослого – темные волосы. Смешная бандана на голове, наподобие пиратской и грязные от песка коленки. Другой же из мальчиков, с пластырем на щеке – растрепан и взъерошен, с копной светлых волос. Сердце Джорджа пропускает удар, потому что он, кажется, узнает их. Парень даже перестает дышать, когда рассматривает россыпь веснушек на щеках светловолосого. Потому что смотреть на Дрима, пусть даже из прошлого, почему-то кажется чем-то неправильным. Фотография затертая. От того, как часто ее, кажется, брали в руки, выглядит она невероятно старой, а некогда плотная бумага под подушечками пальцев совсем мягкая. Джордж переворачивает ее, читая надпись, сделанную в мятом уголке: "Сапнап и Клэй, Флорида, 200–.." Как вдруг слышит, как где-то вдалеке хлопает дверь. Испуганно, Джордж закидывает кипу бумаг и фотографию обратно в коробку, второпях стараясь уложить предметы на их первоначальное место; спешно заталкивает коробку обратно в тень под кроватью. И чувствует, как улыбка расцветает на его губах, ознаменовав радость от первой, маленькой, пусть и несколько подлой победы.***
Мокрая одежда, холод и сидение перед открытым окном – то, чего организм Джорджа просто не мог простить ему. Поэтому, спустя три дня после инцидента в гипермаркете, проснувшись утром и тут же почувствовав, как в горле першит, тот практически не удивляется подобному положению вещей. Разве что настроение с самого утра изрядно портится. Потому что меньшее, чего он хочет – так это скинуть на Дрима горстку новых проблем в виде его простуды, которая приходится ох как не кстати. Поэтому он просто не может позволить себе оставаться в постели. Превозмогая покалывающий в конечностях холод и головную боль, он поднимается. Вообще, у Джорджа было совсем не много способов, чем занять себя в отсутствие Дрима. Он слишком плох в технике и механике, чтобы помочь тому с починкой генератора, а цели более важной для них сейчас просто не было. Так что он занимает себя простыми и маленькими вещами. Например, такая простая вещь, как уборка всегда успокаивала его и приносила удовольствие. Пусть кому-то и покажется, что занятие для парня это довольно странное, но простое переставление вещей с места на место, их сортировка и раскладывание по правильным местам – это то, что помогало Джорджу навести порядок не только в комнате, но и в собственной голове. А в убежище Дрима беспорядка было, хоть отбавляй, потому что это было определенно меньшей из всех заботящих его вещей. Да и вообще, вряд ли в эпоху постапокалипсиса кто-то станет заботиться о внешнем виде места, в котором укрывается. Спасибо, если такое вообще есть. Но Джордж не может придумать для себя сейчас занятия лучше – и он аккуратно складывает их немногочисленную одежду, раскладывая по тумбам. Заправляет постели. Пытается отстирать свою старую рубашку от крови – выходит, правда, плохо, а от ледяной воды его самочувствие только ухудшается. Так что он бросает эту затею, смирившись с тем, что ему придется продолжать пользоваться вещами Дрима. Джордж собирает провода с полок массивного стеллажа у стены, сматывает их в аккуратные мотки. Проволоку и какие-то мелкие детали – в картонную коробку на одной полке, инструменты – в другую. И каждая гайка, шуруп и гвоздик, каждый подшипник и схема отправляются на свои новообретенные места, распределяясь и разделяясь. Джордж сдувает слой из пыли наверху, усаживая, наконец, зеленого, плюшевого попугая на свое прежнее место. И он не знает, какой будет реакция Дрима. Предполагает, что тот едва ли похвалит его за столь "бесполезное" занятие. Однако, вопреки его ожиданиям, происходит по-другому. Конечно, по возвращению Дрим застывает на пороге комнаты. Джордж по-прежнему не видит выражения его лица, но по тому, как голова светловолосого поворачивается то к одной стене, то к другой, брюнет догадывается – он порядком удивлен. А ещё Джордж не уверен, от чего его щеки краснеют – от температуры или смущения, когда светловолосый впервые за последние напряжённые дни, за которые между ними двумя разрослась настоящая пропасть, говорит что-то.. мягкое? То ли благодаря, то ли просто восхищаясь проделанной Джорджем работой и его терпением. И Джордж улыбается, совершенно искренне. Разве что чувствует между тем, насколько ему паршиво, когда осознает, что не знает, сколько провел времени за этим однообразным занятием. Потому что от уборки он не отвлекался вплоть до момента, пока парень в маске не вернулся, а сейчас фразы последнего доходят до него с какой-то задержкой, доносятся до его мозга, будто бы путаясь в паутине перед тем. И вторым удивлением за день становится то, как светловолосый чутко замечает его недомогание, практически сразу же. Джордж задерживает дыхание, когда тот приближается, и, брюнет абсолютно не ожидает этого – чужая, теплая ладонь аккуратно ложится на его лоб. На пару мгновений они замирают. После чего Дрим недовольно цыкает и отправляет его в постель, подтверждая значимость своих указаний словосочетанием "сейчас же". Позднее, неспешно кутаясь в одеяло, Джордж снова погружается в раздумья и ощущает, как его заполняет тепло. Потому что грубоватая забота Дрима, принесшего ему стакан прохладной воды и пару таблеток парацетамола из аптечки – это первые значимые шаги на пути к тому, чтобы разбить отстроенную ими всего за какие-то пару дней стену. Или тепло он чувствует только от поднявшейся температуры..? Джордж уверен, что это вряд ли. Остаток вечера Дрим копается в генераторе. И, лежа в кровати рядом со столом, Джордж пусть и ощущает себя абсолютно жалко, но просто не имеет ни малейших сил, чтобы хотя бы подняться с постели, придавленный к ней пока ещё слишком медленно спадающим жаром. Он лишь неотрывно следит за движениями чужих жилистых пальцев, сжимающих то отвертку, то плоскогубцы, ковыряющим что-то в нутре многострадального генератора и удивляется, как через такие маленькие щелки-глаза в маске Дрим может выполнять такую кропотливую работу. Наверное, вечер так и прошел бы в умиротворённой тишине, изредка прерываемой шорохом проводов и металла, и сморенный температурой Джордж даже не возразил бы. Но, совершенно внезапно, не отрываясь от работы, светловолосый начинает говорить сам: — Сыворотка, которую я тебе ввел.. – говорит тот так тихо, и это столь неожиданно, что Джордж сперва даже думает, что ему просто послышалось. Только вот его передергивает под одеялом явно неспроста, и уж точно не от холода. Дрим выжидает паузу, прежде чем ломко добавить: — На самом деле, я обязан ею одному своему другу. Джордж пытается понять, что это значит и что может ему вообще дать, но лишь тихо выдыхает в ткань одеяла, натянув ее повыше, почти по самый подбородок. Ох, от Дрима однозначных ответов не добиться, с этим стоит смириться. И светловолосый в нерешительности, снова медлит, не зная, как продолжить, но вот уже сам Джордж, боясь, что эта нить такого важного разговора порвётся, старается сам ухватиться за нее: — Расскажи о нем..? – голос звучит ужасно хрипло, и он давит в себе подобравшийся к горлу кашель, кое-как поднимаясь на постели, опираясь лопатками о жёсткую подушку. Дрим, сидя на стуле почти возле самой кровати Джорджа, не поворачивает головы, и тень падает на белый пластик маски, когда он тихо продолжает: — Он работал в той лаборатории.. – пауза. Джордж хмурится и неуверенно кивает, догадываясь, о которой именно речь. — Ты знаешь, она не так уж и далеко отсюда. Поэтому, конечно, он смыслил в природе вирусов намного больше, чем все остальные. Когда началось все это безумие, то он попытался придумать что-то. Изобрести.. лекарство..? – отвёртка, по-прежнему зажатая в руках Дрима, не находит себе места в его пальцах, и Джордж не может оторвать взгляда от чужих, напряжённых рук. — Ну или хотя бы подобие лекарства.. Вряд ли это возможно в одиночку. Но ему удалось получить один экземпляр сыворотки, из крови человека с антителами. Тогда он отдал ее мне, чтобы в случае чего.. Чтобы в худшем из исходов я смог сохранить себе жизнь. Джордж все ещё многого не понимает, но картинка в его голове начинает проясняться, складывается по пазлам. А потому он совершено интуитивно задаёт ещё один вопрос, который, пусть и кажется с одной стороны бессмысленным, но он ощущает, будет наиболее правильным сейчас: — Как его зовут..? – слетает с его пересохших губ. — Зачем тебе это..? – Дрим спрашивает это беззлобно, скорее недоуменно, склоняя голову на бок, и отвёртка в его руках останавливает свой ход. — Просто..? – Джордж прячет взгляд, а его рука тянется к стакану воды на столе. — В таком случае, Сапнап. И тогда Джордж понимает. Неровно вздыхает, потому что сознание услужливо подсказывает, где совсем недавно он видел это имя. От того, что картинка проясняется, ему становится значительно легче.. И тогда Джордж очень аккуратно спрашивает то, что просится само собой, стараясь произнести это как можно более мягко: — Он погиб..? Но Дрим лишь неопределенно ведёт плечами в ответ. И на этом их разговор заканчивается. Уже перед самым сном светловолосый снова навещает его. Подходит к кровати, и Джордж, закутанный под слоями сразу двух одеял, сам не заметивший, как уже практически полностью отдался объятиям Морфея, сквозь сон и температуру чувствует касание подушечек пальцев на своем лбу. Это ощущается почти обжигающе, но в контраст тому лёгкая морозь, пробегается по всему телу. А после чужая рука опускается на его макушку, слегка взъерошивая волосы, и Джордж млеет под этим странным, таким неожиданным касанием, и глаза открывать совершенно не хочется. Но он все равно, через силу, заставляет себя выглянуть из своего кокона, вернуться в сознание. Щурится от яркого света фонаря, наблюдая за тем, как Дрим берет что-то с тумбы и направляется к выходу из комнаты, чтобы, вероятно, принять душ перед сном. В этот момент Джордж пусть и с трудом, но слегка приподнимается и на выдохе выдает: — Дрим.. – кусает губу, понимая, как слабо звучит его голос.— Прости, что тебе пришлось потратить ее на меня. Сыворотку.. – Джордж берет паузу, чтобы набраться смелости, прежде чем произнести: — Это была моя вина.. И тогда, у самого выхода, Дрим замирает с полотенцем, зажатым в руках. Поворачивается в сторону его постели и усмехается. — Я не жалею об этом, Джордж. Отдыхай.