Дожить до рассвета

      Слечь с простудой.. С самой обыкновенной простудой.       Наверное, чтобы найти в нынешнем мире, где очередной выход на поверхность может запросто стать твоим последним, для недомогания причину более глупую, нужно ещё очень сильно постараться.       Только вот Джордж все равно не может ничего с собой поделать, когда, едва разлепив глаза следующим утром, понимает, что причина его пробуждения кроется вовсе не в ставшем ни с того ни с сего каким-то уж слишком жёстким матрасе, и даже не в неприятной колючести одеяла. Из сна его вырвал вновь объявший тело озноб, и брюнет, к сожалению, уверен, что в комнате-то совсем не холодно.       ".. Почему так несовершенен человек," – скулит про себя Джордж после предпринятой попытки пошевелиться, но спросонья выходит разве что перевернуть собственное, будто бы налитое свинцом, тело на бок. Парень ощущает, как суставы и шейные позвонки жалобно ноют от любого движения. Но не менее жалобно скрипит под его весом койка в момент, когда Джордж, спустя некоторое время, как в замедленной съёмке пытается, наконец, приподняться. И усмехается, представляя, как, наверное, жалко и нелепо сейчас выглядит. Только на самом-то деле вовсе не до веселья – по ощущениям, его черепная коробка готова вот-вот расколоться надвое..       .. Знаете, Джордж никогда не любил выпивку. Что-то действительно крепкое ему довелось попробовать лишь единожды. Это случилось на школьном выпускном, и Джордж готов поклясться – именно так же он чувствовал себя утром следующего дня после празднования. В тот день он и зарёкся, что к спиртному больше – ни-ни, и сегодняшнее утро лишь закрепляет его уверенность в этом решении, заботливо восстанавливая в памяти "счастливые" воспоминания о том, какой кровью обходится всего парочка часов безудержного веселья...       Брюнет с трудом выпутывается из-под тяжёлого слоя из одеял, нахмурившись. Да, вчера вечером было в разы лучше, чего уж спорить. Но Джордж не был бы Джорджем, если бы разрешил себе продолжить валяться в постели, изображая раненного лебедя – да, конечно, сейчас ему особо и нечем заняться, но ведь отупело сверлить взглядом потолок и не двигаться с места – план тоже не из лучших, не так ли..?       Только вот едва босые пятки парня касаются ледяной поверхности пола, как дверь в комнату неожиданно открывается.       Джордж действительно удивлен увидеть на пороге Дрима.       Несмотря на то, что брюнет понятия не имеет, сколько он вообще спал и сколько сейчас времени, парень догадывается, что не за полдень точно. Но ведь Дрим никогда не возвращается в убежище раньше часа или даже двух. (Это обстоятельство, кстати, не редко заставляет Джорджа задуматься –а есть ли вообще необходимость рисковать здоровьем или даже жизнью каждый день?.. Особенно после того, что произошло недавно.        Он не находит в себе уверенности, чтобы озвучить это.)       Впрочем, все это сейчас не так важно. Ведь это утро становится тем самым редким исключением из правил, да и вдобавок являет с собой что-то по-настоящему новенькое.. Потому что Дрим не просто дома: Джордж впервые видит парня в маске в таком виде.       На нем слишком домашняя одежда – растянутая футболка, смешные шорты с принтом из лягушек и высокие носки. Влажные, светлые волосы топорщатся во все стороны. Закинутое на плечо полотенце. Тапочки. Зеленые. Ну конечно.. откуда они у него вообще..?!       Всё это кажется таким неподходящим, чуждым Дриму, словно кусочек пазла из другого набора. Настойчиво вбитый во фрагменты мозаики, в остальном представляющей из себя образ прямо противоположный – образ парня доселе обычно серьезного, и какого-то даже.. сурового, что ли? От того непривычней вдвойне.       — Открываешь пляжный сезон..? – хрипло пытается пошутить Джордж, позволяя себе ухмылку и приподнятую вопросительно бровь. Не отрывает взгляда от светловолосого, пока тот шествует к окну с намерением сдвинуть широкий пласт металла, прикрывающий их комнату от настойчивых солнечных лучей. От яркого света боль в голове только усиливается.       Но вместе с лучами комнату заполняет атмосфера настоящей весны - весны теплой. Весны долгожданной, так неожиданно ясно нагрянувшей после совсем ещё недавнего шторма.       — Ха-хх, можно и так сказать.. – отвечают брюнету. – А что, пока погода позволяет. Только, кажется мне, ненадолго это всё.. – Дрим задумчиво смотрит в сторону оконной рамы, и белый пластик маски с истершейся на ней улыбкой – ярко освещен.       Светловолосый выдерживает паузу, а после, (Джордж просто уверен в этом!) он, зараза, дразнит его, как бы невзначай добавляя:       — Представляешь, в город вернулись даже птицы. Цветы проклюнулись. Зелень.. Похоже на то, как если бы всё действительно было в порядке. Тепло, апрель..       — Хей, ну я же хочу тоже посмотреть.. – не удерживается от замечания Джордж. Он надувает губы и скрещивает руки на груди, пытается состроить вид обиженный и возмущенный, и надеется, что получается хотя бы немножко правдоподобно.       Но с Дримом так легко не договориться.       — Исключено. – безразлично парирует тот.       — Ну и почему это? – Джордж хмурится, практически сердится. И запоздало осекается, когда понимает, что он совсем не в том положении, чтобы вообще спорить. Однако Дрим отвечает вопреки его ожиданиям:       — Как минимум потому, что сегодня ты не вылезаешь из постели. Наедаешься вдоволь таблеток и даже не думаешь разболеться окончательно. Знаешь ли, парень, я и без того заплатил за тебя слишком большую цену..!       Джордж дожидается того, что из-под маски доносится добродушная усмешка, и не может не издать сразу следом тихий, облегченный выдох; вместе с которым напряжение, ещё оставшееся в его душе после недавней ссоры, рассеивается практически окончательно. Конечно, конфликт не выкинуть из головы просто так, и не сделать вид, что ничего не произошло – но первые шаги друг навстречу другу проделаны, и Дрим, кажется, не собирается напоминать о нем.       Сегодня Дрим расслаблен, и Джордж позволяет расслабиться и себе тоже.       Понимание того, что все возвращается на круги своя приятно разливается в груди, и парень разрешает себе откинуться спиной на постель, от чего матрас под ним в очередной раз несчастно стонет.       Брюнет раскидывает руки в стороны, и, цепляясь за хорошее расположение духа обоих, решает попробовать продолжить гнуть свою линию, разве что теперь шутливо:       — Дрии-им, ты меня совсем не любишь.. – теперь голос Джорджа окончательно напоминает голос капризного ребенка, что сопровождается тяжёлым вздохом, преисполненным мучений.       А ещё, по секрету говоря, Джордж даже рад забраться обратно под одеяло, спрятать коленки под теплом ткани. Но говорить об этом вслух он точно не станет.       — Чего..? И вообще с какой это стати? – мягкий голос Дрима раздается со смешком, когда тот неторопливо отходит к стене и начинает рыться в аптечке.       — Ну вот посмотри. Посадил опять в комнате, как заключённого. Сам постоянно сбегает, а мне теперь даже с кровати сойти не даст! – брюнет ещё с секунду подыскивает слово.       — Надзиратель!       После чего в лицо совершенно не готового к такому повороту Джорджа летит полотенце.       Естественно, брюнет не успевает увернуться, и со стороны довольного попаданием Дрима тоже доносится мягкий смешок, пока Джордж, отсмеявшись и пригрозив тому, решает спросить уже другое:       — Так почему ты не на вылазке?..       Дрим медлит, как-то подозрительно долго, прежде чем ответить. Так что брюнет почти не удивлен услышать от сидящего к нему спиной собеседника что-то вроде:       — Конечно же, решил присмотреть за малышом Джорджи..       И вот полотенце уже летит обратно, находя преграду в виде светловолосой макушки.       — А если серьезно?.. – продолжает настаивать Джордж. Вместе с тем хмурится и клянётся, что, ну уж нет, он точно не может покраснеть от такой глупости! Хотя и мысленно благодарит Дрима за то, что тот сидит к нему спиной и не видит, в случае чего, выражения его лица.       — Я недостаточно серьёзен?       — Дри-им!!       — Да ну ла-адно тебе.. На самом деле, у нас сдох генератор. Держался, как мог, но, боюсь, что его дни сочтены.. Так что нам надо срочно что-то решать с этим..       Джордж с иронией смотрит на пробивающиеся через окно яркие лучи, которые пусть и дарят некоторые тепло, но теперь не способны снабдить их столь ценной энергией.       Ну до чего же не вовремя..

***

      Питаться одним печеньем с водой и консервами целый день оказывается странным. Но крупа сложена на полках и бесполезна, пока у них нет горячей воды, ровно как и излюбленная лапша быстрого приготовления. Джордж было предлагает пожевать её на сухую, но Дриму не нравится эта идея, да и едва ли от этого будет много пользы.       Как они только не додумались готовить наперед..? Наверное, дело в том, что они попросту никогда не испытывали недостатка в провизии. Да и хранить еду по-прежнему негде..       Остаток дня Джорджа мучает сухой кашель и ощущение холода во всем теле, вплоть до кончиков пальцев. Светловолосый читает какие-то инструкции, сует ему непонятные таблетки, а сам брюнет не расстается со спреем, в надежде, что жжение в горле поутихнет. У них просто нет действительно эффективных лекарств, так что приходится довольствоваться тем, что есть.       Дрим пресекает любые попытки Джорджа встать с постели; рычит и чуть ли не силой укладывает того обратно каждый раз, и Джордж сперва упирается, возмущается. Сопротивляется. Перепалка этих двоих выглядит, как драка двух детей в песочнице, пока, в конечном итоге приняв поражение, Джордж все-таки не успокаивается, ложась на свое место, насупившись. В объятиях двух слоев одеял уютно, бесспорно, но как же ужасно тратить день впустую..       Впервые за все время Джордж жалеет, что у них нет телевизора. Даже радио нет!.. Конечно, все это не работало бы сейчас, но все же..       Единственным занятием Джорджа становится наблюдение за работой светловолосого. Его койка расположена в удобной близости от стола, где Дрим все ещё спешно пытается разобраться с их "добычей" в виде аварийного генератора. Им позарез нужен источник электричества; брюнет ощущает, как тот торопится. От того, наверное, что-то периодически и падает на пол, и Джордж горделиво чувствует свое участие, дотягиваясь до выроненных, закатившихся куда-нибудь инструментов, чтобы подать их парню рядом.       Работа не проходит в тишине. Они разговаривают. Разговаривают много, о всяком, о чем угодно – кажется, попросту боясь, что между ними снова может повиснуть тягучая, давящая тишина, как в дни после ссоры. Боясь растерять начавшую восстанавливаться между ними нить. Шагнуть друг от друга снова.       Всё потому, что страшнее смерти в этом мире, пожалуй, может быть лишь одиночество.       Ближе к вечеру силы чтобы говорить остаются только у Дрима. Парень в маске увлеченно рассказывает про работу генератора, пытается объяснить её принципы простыми словами, но Джордж, которого опять потихоньку клонит ко сну, улавливает лишь что-то про ротор и статор, хотя на самом-то деле не слишком и слушает: все равно изобилие неизвестных ему терминов утомляет. Так что он просто смотрит.       Смотрит на сильные, умелые руки, движение которых не прекращается, кажется, ни на минуту даже несмотря на то, что Дрим работает весь день.       Смотрит на длинные пальцы, покрытые сеткой из маленьких царапин и ссадин на костяшках, уверенно сжимающие то одни, то другие инструменты, ставящие на место провода. На жилистые предплечья, не скрытые, как обычно, длинными рукавами толстовки.       Когда Джордж понимает, что залипает, кажется, уже слишком долго, то одергивает себя. Хотя не может не признать: руки Дрима выглядят действительно красиво..       Вспоминает, почему-то, ощущение тепла под подушечками собственных пальцев, когда Дрим позволил прикоснуться к себе тогда.. Той отвратительной ночью после их провалившегося похода в отель, когда ему приснился кошмар..       О чем он, черт возьми, думает?       Ладно. Это смущает. Наверное, ему просто нужно отдохнуть.       Но к позднему вечеру успехов не предвидится. Чертыхания исходят со стороны Дрима все чаще. Тот экспериментирует, потрошит бедную металлическую коробку, переворачивая в ней, кажется, вверх дном абсолютно всё и Джордж не понимает, что не так. Но боится спросить; да и вряд ли он тогда сможет хоть чем-нибудь помочь.       Дрим порой кладет инструменты на стол, опираясь локтями о деревянную поверхность и запускает пальцы обеих рук в волосы, оттягивает.       Джордж тревожно думает: не может же все оказаться напрасным? Неужели по итогу окажется, что от их похода не было никакого толку..?       Светловолосый изрядно нервничает. В очередной раз берется за детали, и брюнет вздыхает, решив вмешаться.       Усаживается на постели, осторожно кладя ладонь на чужое, напряжённое плечо. Призывая остановиться. День давно приблизился к своему завершению.       Дрим и правда останавливается – неохотно, но вздыхает, кивая. И сам понимает, что сегодня он слишком утомлен и бессилен. Так что он выдавливает из себя парочку сухих слов о том, что ему осталось ещё немного и он точно сможет закончить завтра.       Джорджу горестно думать о том, что ждёт их, если ничего не выйдет. Но он доверяет Дриму.       Чем больше отсчитывают электронные часы на промышленном фонаре, благо, работающем от батареек, тем ощутимее становятся последствия отсутствия генератора. И оказывается, что невкусная еда и простая вода вместо чая – меньшие из возможных бед. Становится холодно. Действительно холодно, по-настоящему, и едва солнце заходит за горизонт, температура начинает стремительно падать, а бетонные, не такие уж и толстые стены больницы не способны удержать внутри тепло. Подвальное расположение помещения тоже совсем не играет на руку, добавляя ко всему ещё и ощущение сырости. Джордж впервые понимает, насколько большую роль в их жизни играла маленькая батарея – вдоль стены, от старого генератора под стол тянется хвост шнура. Но сейчас ее металлическая поверхность абсолютно ледяная.       Даже Дрим к вечеру сменяет свой смешной наряд на чистую толстовку и штаны, забираясь в таком виде в кровать. И Джордж, сидящий на своей постели, оперевшись о стену позади себя спиной, не удерживается от того, чтобы отметить:       — Холодно, черт возьми..       — У тебя снова температура..? – голос Дрима звучит обеспокоенно, когда тот отрывается от написания чего-то в своей излюбленной тетрадке и поднимает на брюнета взгляд.       — Нет.. Просто холодно.. И сыро. – Джордж морщится, дотягивается до стола, стараясь не выбраться нечаянно из сооруженного кокона из одеял, пока берет кружку.       — Знаю, Джордж.. Но понятия не имею, что можно сделать. Такого раньше не случалось.. Завтра мы обязательно разберемся с проклятым генератором. – несмотря на то, что Джордж практически не принимал участия в процессе починки, ему приятно и немного смешно слышать "мы".       А ещё он не ожидает услышать продолжение, когда со стороны Дрима спустя некоторое время доносится:       — Если тебе холодно, то ты можешь перебраться ко мне в постель, Гоги..       Джордж давится разведённым в воде, приторным лимонным сиропом.       Задыхается словами, притом и не зная совершенно, что ответить, но не придумывает ничего лучше, кроме как вскинуть на Дрима изумленный взгляд, пока тот зачем-то прикрывает и без того закрытое маской лицо ладонью, предаваясь громкому смеху.

***

Джордж думает. Думает много. Думает даже во сне. Ведь ему действительно есть над чем пораскинуть мозгами.       Он чувствует, что все равно упускает что-то важное. Упускает не просто какую-то деталь – упускает непозволительно много.       Джордж не может перестать прокручивать в голове их ссору и короткий, почти пустой разговор после, и злится на себя неимоверно из-за того, что, сморенный температурой, просто не додумался тогда разузнать у Дрима ещё хоть что-нибудь, пока тот вообще заговорил о своем прошлом. Ведь сейчас возвращаться к тому моменту будет попросту бессмысленно и неуместно.       Все таки Дрим – большая загадка. Ящик Пандоры. Неизвестность под маской. Фальшивые карты. Старательно зарытое на глубину прошлое.       Дрим – незнакомец в маске с автоматом наперевес.       По-прежнему..? Или они стали ближе? Тогда насколько, если ответ "да"?..       Дрим, отвечая на вопросы, постоянно оставляет в осадке ещё парочку. И этот размен лишь продолжается, и Джордж не знает, где его конец.       Джордж думает о сыворотке. Он добился хоть какой-то информации, спасибо на том, только что она ему дала..?       Думает о Сапнапе – личности неизведанной, неизвестной, непонятной. В голове Джорджа тот рисуется на трёх ассоциациях – игрушечная сабля в руке. Живые, горящие детской радостью глаза с фотографии. Лаборатория.       Как он извлёк сыворотку?.. Как погиб? Погиб ведь..?       Кем был Дрим для Сапнапа?..

Дрим.

      Дрим, который не ложится раньше Джорджа, чтобы не снимать перед ним маску.       Дрим, который выбирается на поверхность через день даже без особой на то надобности.       Дрим, который обычно старательно переводит тему при любых допросах или даже намеках на его прошлое.       Дрим..       Дрим, который не единожды оказывался рядом, когда смерть дышала Джорджу в затылок.       Дрим, который проявляет неожиданную заботу о брюнете.       Дрим, который жертвует Джорджу единственный экземпляр лекарства.

Кто для Дрима Джордж?

И кто Дрим для Джорджа?

      И этот вопрос сам собой приходит в его голову все чаще.. Потому что парень ощущает, что они сближаются. Сближаются, но невидимая стена из стекла от того все равно не подпускает его дальше дозволенного расстояния.       Интуитивно, Джордж ощущает, что до ответов – рукой подать, и совсем скоро он добьется их.       Но сейчас – все равно не дотянуться. Не преодолеть стену.

Под утро Джорджу снятся одуванчики.

***

      Когда через пару дней мучений и пару вылазок Дрима на поверхность за очередными железками генератор оказывается починен, Джордж узнает об этом, будучи в ванной. И практически отбрасывает коньки от испуга, когда со стороны их комнаты раздается неистовый крик радости.       Он вылетает из ванной, швырнув зубную щётку в раковину, наспех умывшись, и застаёт Дрима склонившимся над механизмом, зашедшимся ровным жужжанием. Дрим не движется, будто боится, что проклятая коробка вот-вот возьмёт, да и заткнется, заглохнет, но ничего не меняется.       Генератор продолжает тихо урчать. Дрим, с грязными от смазки руками, растрепанный, продолжает остолбенело стоять над ним, слегка приподняв руки, по-прежнему сжимая в них какие-то из инструментов.       Губы Джорджа невольно растягиваются в широкой улыбке.       Он почти не верит их счастью, потому что мысль о том, что все тщетно не раз и не два навещала обоих, но разве им оставалось что-то ещё, кроме как продолжать пытаться?       Их труды окупаются.       Наверное, судьба все же действительно хочет, чтобы они жили.       Неровный вздох облегчения срывается с его губ – боже, лучше новости сейчас и быть не могло. Едва он подскакивает к Дриму, чтобы восхищенно похвалить того за отличную работу, как светловолосый сам, без лишних слов, лишь на чистых на эмоциях стискивает Джорджа в объятиях. Ребра брюнета трещат, но он рад уткнуться куда-то в чужую толстовку на уровне груди, крепко обнять в ответ.       Вновь отмечая, насколько же, все-таки, Дрим, зараза, высокий.       Свою одновременно такую маленькую, но такую значимую победу они празднуют сразу четырьмя коробками свежесваренной лапши и неизвестным количеством кружек горячего чая. И после двух дней голодовки нет ничего лучше ощущения тепла, разливающегося в желудке.       А ещё – ощущение покалывающего тепла, когда вечером прикладываешь окоченевшие руки к вновь заработавшей батарее.       И всё, кажется, наконец налаживается..?