***
Время идёт, и вычерченные границы между ними двумя потихоньку стираются, а так часто смущающая неловкость и острые углы – сглаживаются окончательно. С момента их первой встречи проходит ровно месяц – Дрим отмечает эту дату как на маленьком календаре на полке возле попугая фломастером, так и в личной клетчатой тетрадке – это их первый, преодоленный рубеж и маленький праздник. И сейчас Джордж почти уверенно может сказать, что они показывают друг другу, наконец, себя настоящих. Джордж – живой и активный, более не зашуганный и почти не обижающийся на то, что Дрим и впрямь перестал брать его с собой на вылазки. Дрим же, в свою очередь, – всё такой же рассудительный и уравновешенный, но значительно более мягкий и открытый, чем прежде. Живой, вселяющий уверенность и дарящий чувство безопасности. А ещё – делающий все больше шагов навстречу Джорджу в доверии. Они проводят друг с другом почти всё время, когда Дрим не на вылазке (а иначе и никак, когда живёте в одной маленькой комнате): такие совершенно непохожие, они учатся не просто уживаться – ищут правильный подход друг ко другу, и от того сближаясь невольно все больше. И разговоры вяжутся значительно проще, шутки и смех разрезают воздух чаще, и Джорджу даже больше не мешает маска на лице собеседника – он просто чувствует, когда Дрим улыбается. А ещё практически смиряется с этим предметом, так неразрывно связанным со светловолосым. Однажды они стирают одежду вместе. В приглушенном свете фонаря окружающие предметы видны плохо, лишь кафельная плитка, ловя в своем отражении его лучи, отливает зеленоватой бирюзой. Зато наиболее отчётливо различимы две вещи – ледяная вода из-под крана, от которой практически сразу же перестаешь чувствовать кончики пальцев, и сердитое пыхтение где-то справа от очень увлеченного процессом Дрима, согнувшегося в три погибели над слишком низко для него установленной раковиной. И тогда, пока они оба все равно заняты работой скучной и однообразной, Джордж решает спросить о его вылазках. Ведь Дрим давно перестал приносить в портфеле действительно ценные вещи, просто потому что они и не нуждаются пока практически ни в чем, но просыпаться в одиночестве для Джорджа – уже давно совсем не ново. И Дрим признается честно, кажется, впервые отвечая на подобный вопрос без заминки, от чего внутри Джорджа что-то отзывается тихой радостью и благодарностью вместе с тем. — Знаешь, я думал.. – Дрим шумно выдыхает, отряхивая руку от влаги и убирая отросшие, светлые пряди волос назад, которые загораживают прорези в маске, мешая смотреть. — Вдруг в городе окажутся ещё выжившие.. Джордж, полоскающий футболку под струями воды из-под крана, несколько озадачен. Он хмурится с минуту, не зная, что и ответить. Но когда решается заговорить снова, то произносит именно то, что считает в действительности, понимая, что пытаться присыпать правду сахарной пудрой сейчас будет не лучшей идеей: — Мне так не кажется.. Не кажется, что за все это время кто-нибудь бы уцелел. Как думаешь, сколько прошло времени с момента катастрофы..? — Три месяца и семнадцать дней. – без особого замедления хмыкают в ответ. — ..Ты считал..? – Джордж удивлено поворачивается, кидая взгляд в сторону и видит, как Дрим безразлично пожимает плечами. — Ох, ладно, в общем.. Мне кажется, мы бы уже знали о них.. Дрим молчит, после чего в ответ бормочет в маску что-то неопределённое. Брюнет не переспрашивает, нахмурившись. И Джордж снова принимается за тяжёлую от влаги ткань, пытаясь удержать в окоченевшей ладони кусок мыла, однако уже не обращает такого внимания на то, что руки уже практически не слушаются его: ведь голова теперь наполнена мыслями о совершенно другом. И не без сожаления, но он вынужден продолжить: — Боюсь, что ты был прав. Если у тебя нет оружия, то здесь просто не выжить.. так долго. Мне кажется, что невозможно.. И ещё спустя некоторое время, приглушенное из-за шума воды, брызжущей из крана, до Джорджа доносится: — Или иммунитета. – тихо добавляет Дрим. И тогда Джорджа будто прошивает током. Иммунитет. Джордж, который лежит на асфальте спиной, приподнимаясь на ослабевших руках, и не может отвести взгляд от направленной в его сторону темноты дула автомата. По телу бежит табун крупных мурашек, и холод омерзительно ползет по пояснице. Джордж опускает руки, откладывая в сторону скользкий кусок мыла. Медленно поворачивает правое предплечье внутренней стороной наверх в тусклом свете фонаря. Где на ровной коже, больше не скрытой бинтами, отчётливо виднеются в некоторых местах уже зажившие, а где-то, в особенно глубоких, ещё покрытые сухой корочкой следы. Джордж сжимает кисть в кулак, шумно выдыхая через нос. — Дрим..? – само по себе вырывается у него. Парень замирает, чувствуя, что просто обязан услышать ответ сейчас. — Ты бы правда пристрелил меня тогда..? Движения рук Дрима останавливаются. Светловолосый столбенеет на действительно долгое время, в полумраке уставившись на ткань мокрой зелёной толстовки, ещё зажатую в пальцах. И Джордж не может отвести глаз от него, от его понурых плеч, даже осознавая, что Дриму наверняка не слишком комфортно ощущать на себе столь пристальный взгляд. От воспоминаний о том безумном, судном дне у брюнета сосет под ложечкой. Дрим – в тот день угроза пострашнее восставшего мертвеца. Но сейчас – единственный близкий ему человек на Земле. Дрим отвечает спустя долгий промежуток времени. Отвечает честно, снова, стискивая в руках только что отстиранную толстовку, по иронии ту самую, в которой был тогда; наверное, просто понимает, что во лжи нет и не будет никакого смысла, ведь от нее сейчас все равно легче не станет ровным счетом никому. — Не знаю, Джордж.. Наверное, я все таки не смог бы..? И Джордж, по правде говоря не совсем удовлетворённый ответом, не позволяет разговору закончиться, твердо уверенный в своем желании получить больше ответов: — Ты убивал кого-нибудь, Дрим? – и ему вовсе не нужно уточнять, что он имеет в виду вовсе не безмозглых упырей. Когда Дрим отворачивает лицо в сторону, Джордж вздрагивает – но светловолосый, кажется, даже сейчас не намерен прервать разговор – лишь тянется за очередной футболкой, отвечая вместе с тем, ещё более тихо, чем прежде: — Единожды. Но ему было все равно уже не помочь. Джордж напрягается. Но собирает всю свою волю в кулак, чтобы правда поверить. Повисшая между ними пауза ощущается неловкостью и давит, и Джордж спрашивает ещё, даже не всерьез, на пробу нечто совершенно спонтанное, простое и отстраненное, лишь бы разбавить атмосферу: — Как тебя на самом деле зовут..? И Дрим, кажется, все ещё погруженный в свои мысли и не готовый к такой быстрой смене темы, отвечает скорее машинально, даже не задумываясь: — Клэй.. Глаза Джорджа широко распахиваются. Губы сами по себе растягиваются в хитрой улыбке – вообще-то он даже не планировал получить ответ! Так что Джордж старательно пытается сделать вид, что ничего особенного не происходит, что он очень увлечен стиркой. Но на самого Дрима, уже с опозданием, накатывает осознание, когда тот вскидывает изумлённо голову: — Эй!!! – светловолосый кричит, и в его голосе звучит смех, когда, разъяренно бросив намокшую одежду и обмылок в раковину, тот восклицает: — Так не честно, я ведь отвлекся..!! — Ничего не знаю, я не заставлял тебя отвечать! – подхватывает смех Джордж, и радость от того, что ему удалось случайно выведать у Дрима так старательно запрятанную частичку правды, частичку себя, не приглушается даже тем, что Джордж и так уже знал его имя; пусть и добился этого не совсем честным путем. — Знаешь что, маленький подлец, ты за это поплатишься.. – слегка хриплый хохот доносится из-под маски. — Пфф-ф, и как же..? – фыркает Джордж, довольный собою несказанно. Стоя к Дриму полубоком, скорее даже спиной, он полоскает свою футболку в раковине, упиваясь чувством (абсолютно справедливой!) победы, и, конечно, не видит, как к нему уже осторожно подкрадываются со спины. Не успевает заподозрить абсолютно ничего, как не успевает и что-то предпринять.. Джордж истошно визжит, когда чужие, влажные и холодные от студёной воды ладони забираются под его футболку и неожиданно касаются оголенных боков.***
Сам оставшийся день проходит сумбурно, странно, но в целом хорошо, и ситуация, произошедшая в душевой поднимает настроение обоим, которое держится вплоть до самого вечера, пусть даже Джордж и затаил на Дрима обиду и уже вынашивает в себе желание отомстить – осталось придумать, как бы достойно отплатить наглецу.. Он бы надавил на жалость, напомнил о расшатанном здоровье, вот только лекарства Джордж перестал пить с пару дней назад, потому что выздоровление просто не могло обойти его стороной под чутким надзором Дрима, подсовывающего лекарства чуть ли не по три раза на дню. День оказывается на удивление щедрым на яркие и хорошие эмоции, а сюрпризы не заканчиваются. Ведь к вечеру светловолосый ни с того ни с сего заявляет – он приготовил для Джорджа маленький подарок. Можно считать, что в честь того, что с их первой встречи минует уже добрый месяц. Пока Дрим вспоминает, куда положил его, Джордж на кушетке смеётся; шутит что-то про годовщину, а ещё про то, что ему хотелось бы, чтобы сюрприз не походил на прошлое преподнесение Дрима, когда тот вверяет ему заряженный, черт возьми, травматический пистолет. Но парень в маске успокаивает его с усмешкой, говоря о том, что едва ли Джордж сможет кому-то навредить этим. Брюнет только парирует тем, что светловолому стоит быть аккуратнее с такими заявлениями – как тот уже возвращается от шкафа. На стол опускается маленький, квадратный предмет. Сперва Джордж совершенно не понимает, что это. Меньше ладони, кислотно-синее нечто с белыми.. что это. Кнопками? Джордж, от любопытства забыв о подтрунивании, под внимательным взором берет это странное приспособление в руки. Вертит, рассматривая со всех сторон. Глядит на изображения на кнопках в виде повернутых в разные стороны треугольников, и переводит взгляд на одну особенно крупную из клавиш, с почти стершейся надписью "Play". Внезапно Джордж догадывается. — Где ты его достал?! – с детским восторгом восклицает брюнет, воззрившись на Дрима с какой-то небывалой радостью в глазах. Плеер. Это чертов плеер. Он может поклясться, что в жизни таких никогда не видел – тяжёлый и пластиковый, с крупными клавишами и маленьким, несенсорным дисплеем, этот старик, наверное, является выходцем не позднее, чем девяностых. Будь их жизнь другой, его можно было бы, наверное, даже попробовать толкнуть как раритет!.. Дрим самодовольно улыбается под маской, усаживаясь на койку напротив: — Заметил совершенно случайно в одной из сумок тогда, в гостинице.. Понятия не имею, кто мог им пользоваться, но он все ещё работает.. Но Джордж, кажется, его почти не слышит. Он слишком заворожен и увлечен разглядыванием этого ветерана электроники: крутит его со всех сторон так осторожно, будто это и впрямь музейный экспонат. И тогда Дрим мягко, терпеливо намекает ещё раз: — Ты можешь включить его, Джордж. Брюнет, опешив и, наконец, осознав, поднимает на Дрима недоверчивый взгляд. Но, получив утвердительный кивок, неуверенно кладет палец на единственную, крупную кнопку. Нажимая. В следующую секунду экран загорается. Крупные пиксели выстраиваются в надпись "ELO – So Serious". Джордж прикидывает в голове, видел ли он, или может быть слышал что-то подобное ранее, но, не найдя в голове ничего и близко похожего, нетерпеливо жмёт на кнопку проигрывания. Плеер молчит с несколько секунд, после чего заходится хрипом, который постепенно выравнивается, и тогда, внезапно, раздается мелодия. Именно внезапно. Потому что слышать музыку – до безумия непривычно, как-то даже странно. Маленькая коробочка исторгает из себя мелодию оживленную, светлую, слишком жизнерадостную, а мужской голос солиста звучит почти беспрерывно, мелодично и плавно."Night after night I try to make it all fit together. Night after night.."
— ELO? – спрашивает Джордж между тем, уставившись в маленький, прямоугольный экран, держа плеер так бережно, как будто это самая дорогая ему вещь, со всей возможной трепетностью. — Electric Light Orchestra. Ты что, не знаешь про эту группу..? Они были очень популярны в семидесятые.. Ритмичные мотивы льются неумолимым потоком, а качество звука пусть и изрядно хромает, но брюнет отчетливо различает барабаны и басс-гитару. — ..Бо-оже, Дрим, боюсь даже спрашивать, сколько тебе лет.. – хмыкает Джордж, поднимая на парня хитрый взгляд карих глаз. — Брось, отличная же песня!.. – но тот не купился. Дрим поднимается со своей койки, чтобы включить на столе фонарь, ведь света в комнате из-за скатившегося за горизонт солнца уже не хватает. — Если тебе нравится такое, то ты динозавр.. – Джордж смеётся и качает головой."... To be all broken up and delirious. I guess we've really been out of touch, But can it really be so serious?.."
Однако вскоре понимает, что ему действительно нравится музыка. Или это просто потому, что это первая песня, которую он услышал за три гребанных месяца..? Или мотив слишком въедливый, слишком лёгкий и запоминающийся..? Но мелодия течет так размеренно, так плавно, а песня – ритмично звенит в воздухе, что настроение поднимается само по себе. В груди Джорджа патокой разливается тепло и удовольствие. Он не чувствовал чего-то подобного очень давно. Слишком давно. Это что-то вроде чувства.. сложно подобрать нужное слово. Что-то вроде ощущения ностальгии. Ностальгии по беззаботности и простому счастью. Джордж ощущает, будто чувствовать себя настолько расслабленным, каким он ощущает себя сейчас – это нечто запрещённое сегодня, неправильное, но такое яркое и солнечное, безграничное, что поглощает, накрывает тебя с головой. Как какая-то песня способна сотворить с тобой нечто такое..?"Day after day I know it's not the way that you want it.."
Дрим, кажется, тоже захваченный этой атмосферой по-летнему теплой расслабленности и веселья, оживлённо звучащего из динамиков, вдруг поднимается с постели и подходит. С преувеличенным, наигранным почтением тянет Джорджу руку. — А что насчёт танца..? Джордж вперивается взглядом в белый пластик маски и прыскает от смеха, ощущая, что это полнейший абсурд. Но, чувствуя душевный подъем и улыбку на своем лице, даже толком не смущается: — Ты идиот, Дрим. – Джордж не знает, почему, но сам послушно протягивает тому руку."... Day after day I try to find the key, but it don't fit. Can it really be so serious? To be all broken up and delirious. I guess we've really been out of touch.."
Они танцуют под теплое журчание песни, вместе, и их движения хаотичные, нелепые. Джордж вспоминает, что, в общем-то, совершенно не умеет танцевать, но на фоне Дрима, двигающегося, кажется, ещё хуже, совсем не чувствует себя неловко. Но все вообще, абсолютно не важно, если просто отпустить себя – позволить телу самому двигаться в такт под звучащие ритмы, позволить голове хотя бы на две минуты и сорок секунд побыть абсолютно пустой. Они не чувствуют неуверенности, стыда или скованности – ведь наплевать, как они выглядят со стороны. Потому что со стороны попросту не существует. — Эта песня ужасна.. – улыбается Джордж."... Day after day.."
— Но тебе же нравится. – Дрим шагает несколько ближе, и Джордж снова, буквально чувствует улыбку в его голосе. Их плечи соприкасаются. Джордж не уверен, ощущает он жар от того, что несмотря на теплую погоду за окном они не отключили батарею, или это от ощущения чужого тела совсем рядом."... But you know how it is."
— Ее слушают старпёры. – Джордж забавно оправдывается, и они пересекаются, обходят друг друга, чтобы двигаться немного свободнее. В маленьком пространстве так неудобно, приходится тесниться, постоянно натыкаться на края и углы, и совсем не развернуться – от того они постоянно сталкиваются друг с другом, нечаянно соприкасаются разными частями тела."... Night after night.."
— Но почему тогда ты танцуешь под нее? – после выдержанной паузы спрашивает светловолосый, и Джордж не находит, что ответить. Вдобавок – именно в этот момент он крайне невовремя оступается, споткнувшись, кажется, как раз таки о чужую ногу.. И Дрим неловко пытается удержать Джорджа от возможного падения, но почему-то выходит так, что он хватает того за запястья, нечаянно притягивая ещё ближе. И Джордж несказанно рад, что не теряется в тот момент: пользуется моментом, подпуская Дрима ближе к себе. Слишком близко. Опасно близко. А в следующую секунду, пользуясь чужим замешательством, повисшим внезапно молчанием – изворачивается, чтобы в самый удачный из моментов сделать рывок кистями вперёд, к чужим бокам, касаясь пальцами под ребрами, и..".. No matter what I did.."
В тот день Джордж выясняет, что Дрим до ужаса боится щекотки. Парень в маске вперемешку со звонким хохотом, обрушившись на постель спиной, отчаянно вымаливает его прощения, пока песня крутится на репите в третий раз подряд, единственная на плеере.. Душа Джорджа поет вместе с ним. Он понимает, что это все-таки не ностальгия по счастью. Боже, кажется, это оно и есть. А ещё Джордж боится признаться себе в том, что чувствовал что-то большее в те моменты, когда Дрим подступался к нему в этом глупом танце особенно близко, и они соприкасались кожа к коже..***
Все замечательно. Следующий день выдаётся таким же солнечным и приветливым. В груди Джорджа теплятся ещё не развеявшиеся даже за целую ночь, приятные эмоции. Поэтому утром, полный решимости и едва встав с кровати, парень не удерживается от того, чтобы таки выбраться на улицу сегодня – хотя бы в тот же двор больницы, пока Дрим в очередной раз пропадает на вылазке. И, выйдя в ослепительный солнечный свет, пересекая порог, он понимает, о чем именно тогда говорил Дрим: природа действительно живёт. Но живёт и Джордж. Одуванчики яркими всполохами мелькают тут и там, пуская кругом себя пучки зелёных листьев. Воздух чист и безмятежен, и Джордж осторожно прогуливается вокруг здания больницы. Усаживается на окончании своего пути прямо на землю на заднем дворе, даже не боясь перепачкать джинсы. Он знает, что ему тут ничто не угрожает – территория обнесена чугунными прутьями забора, да и он слишком далеко от ограждения, чтобы его вообще кто-либо смог заметить снаружи. Но травматический пистолет все равно при нем, на всякий случай – висит на поясе, тая в себе всего лишь две оставшиеся пули. Срывая жёлтые, яркие цветы из своего сна, Джордж ощущает, будто держит в руках солнце – подушечки его пальцев окрашиваются лёгкой пыльцой, и кажется даже, что ладони ощущают тепло. Он собирает их в маленький пучок, подобие букетика, какие делают дети. И улыбка не спадает с его лица, а мотивы вчерашней песни все ещё безостановочно крутятся в голове, жужжа роем пушистых шмелей. Совсем скоро лето. Джордж прислушивается к себе: прокручивает в голове события вчерашнего вечера и улыбается. Бесспорно, это было.. странно. Но так до безумия спонтанно, легко и непринужденно, что в этом мгновении хочется раствориться навсегда. Брюнет закрывает глаза, чувствуя лёгкий трепет, когда возвращается в мыслях во вчерашний день вновь и ощущает трепещущих бабочек в животе, понимая: ему и правда, жутко сильно хочется пережить это снова. Интересно, чувствует ли Дрим то же самое? Но что вообще чувствует сам Джордж?.. И был ли этот день для Дрима таким же значимым..? Дрим. И все-таки.. Кто для Джорджа Клэй..? Джордж не уверен, сколько просиживает вот так, на заднем дворе. Но погода благоволит, а солнце восходит – стоит уже высоко над землёй, зависнув раскаленным диском над Флоридой, даже припекая плечи – тогда Джордж догадывается, что ему пора идти обратно, чтобы быть дома до возвращения Дрима и не заставить его волноваться. Джорджу хочется остаться в этом безмятежном, солнечном дне навсегда: когда на душе так до невозможности легко, и кажется, будто так было всегда. Проделывая путь назад, он по-прежнему отдается размышлениям о событиях последних дней – о том, какими стремительными шагами они идут по пути сближения друг с другом, о том, что Дрим – не просто позволяет этому быть, а шагает к нему навстречу. И в особенности – старается осознать то необычное, так стремительно назревающее в его груди чувство, которое даёт ему знать о себе каждый раз при мыслях о светловолосом парне. А ещё думает над тем, куда ему поставить одуванчики.. Но, едва перешагнув за порог здания, Джордж мгновенно замирает. И цветы выпадают из его в миг ослабевших рук. Мягко падают прямо на кафельный пол. Окропленный, грязный от крупных капель крови, идущих продолжительной дорожкой вдоль всего коридора.Жёлтый и багряно-красный.