Солнечные Братья

      Глава 9              — Двадцать два долгих года длилась эта война. Мои сердца скорбят, когда я вспоминаю почивших воинов. Да будет их Путь за Гранью радостен и светел!       Балар Солар, примарх Второго легиона, стоял на главной палубе «Стальной воли» и проводил печальный, но вместе с тем и величественный обряд Прощания с Героями. Перед ним находились сотни тел воинов, павших в последнем, невероятно напряженном, штурме Таксалы, столичной планеты Рангды. Его голос звучал устало, а полные печали слова казались тяжелыми, как свинец.       Погибли лучшие из лучших. И первый среди них — Мстивой Акх, легат и лидер Солнечных Братьев. Смерть его стала тяжелым ударом для всего легиона. Подобное не должно случаться, фигура легата являлась слишком заметной, выступая не просто человеком, но и статусом всех Солнечных Братьев. И теперь, наряду со скорбью, Второй легион получил удар и по гордости.       Участь Мстивоя разделили капитан Пятой Великой Когорты Лорат Рангур Эфелеб и Сократус Обол, капитан Идущих на Смерть. Судьбы не избежал и Фирминор, ставший Верховным Солнечным Жрецом после гибели Нестора. Простых братьев и вовсе, погибло без счета.       Штурм Таксалы дорого им всем дался. И хотя в нем участвовал сам Император, и прибывший пять лет назад и принявший командование Хорус, лишних жертв можно было избежать.       Миллионы миллионов рабов было освобождено. С них сняли невральные ошейники, кошмарное изобретение Рангды. Но они так привыкли к презренному статусу, что большая часть разучились и говорить, и мыслить, умея лишь выполнять команды. Их разобрали по легионам и на планеты в качестве слуг — на что-то более серьезное они просто не годились.       Рангданцев и слогтов погибло много, но куда меньше, чем хотелось бы. Тем более, части из них удалось спастись. На своих уродливых кораблях они спрятались на дальних окраинах Галактики, в тех местах, куда карающая длань Империи дотянуться пока не могла.       Семнадцать лет Феб руководил компанией против Рангды. Он действовал продуманно и осторожно, пытаясь нивелировать жертвы. Время работало на людей, и спокойная планомерная стратегия в конечном итоге приносила больше выгоды.       Но с братьями оказалось непросто. Мортарион не желал медлить и щадить Гвардию Смерти. К тому же их отношения осложнились. И если поначалу примарх закрывал глаза на псайкерские способности Феба, и вел себя дружелюбно, то со временем между ними наметился холодок. Колдуны не нравились владыке Четырнадцатого легиона, он им не доверял.       Схожим образом, хотя и иначе, дела обстояли с Львом Эль'Джонсоном. Повелитель Темных Ангелов ревновал, что не его назначали командовать компанией, и подчинялся с великой неохотой. Он не раз, и не два критиковал Балара за излишнюю на его взгляд медлительность.       Гвардия Смерти и Темные Ангелы понесли наиболее существенные потери из всех участвующих Астартес. За время компании пало множество титанов, да и Имперские Дома положили на алтарь победы великие жертвы. Армия потеряла около ста миллионов солдат, а Астартес — свыше 300 тысяч воинов. Двадцать звездных систем оказались выжжены дотла. Пораженная скверной варпа Таксала превратилась в дымящийся и наполненный пеплом ад, где от дворцов и проспектов рангданцев остались одни лишь уродливые развалины. Под конец, совсем недавно, Император выпустил декрет о запрете экспедиций дальше изоляционных постов на Эндирисе и Мороксе.       В войне, кроме Солнечных Братьев, Гвардии Смерти и Темных Ангелов участвовало еще семь легионов: Лунные Волки Хоруса, Белые Шрамы Хана, Железные Воины Пертурабо, Гвардия Ворона, Псы Войны, Альфа легион и Одиннадцатый легион Неприкасаемых. Последний заслуживал отдельного упоминания — в его рядах находилось множество антипсайкеров, тех, кто поглощал силы варпа. Их называли париями и пустотами. Находиться рядом с ними представляло собой истинную муку. Тем более, воинам сильно не повезло. До Феба доходили слухи о мутациях, происходящих с Тысячами Сынов Магнуса, но среди Неприкасаемых подобное проявилось еще более заметно. Их геносемя пострадало наиболее сильно. Неудивительно, что легион ожидала трагическая судьба. И название подходило к ним, как нельзя лучше — прочие Астартес не горели ни малейшим желанием воевать с ними плечом к плечу. Они действительно стали братством отверженных. И вряд ли примарх, которого им суждено обрести, сможет что-то изменить.       Сначала три, а после прибытия Хоруса четыре примарха и Император вели войну. Обретенные Хан и Пертурабо не присоединились к ним, хотя их воины показали себя достойно. В прочих легионах место примарха пока пустовало, но и они приложили все силы для достижения победы. Но даже в таком составе война принесла ужасающие невзгоды.       — Смерть героев подобна закату солнца! Тела мы придаем чистому огню звезд, а их души, освобожденные от уз плоти, отправятся по Радужному Мосту! — голос Феба звучал размеренно. Но взгляд все время возвращался к Мстивою и Сократусу — они были верными сынами, обладающие впечатляющими способностями. Их смерть причинила ему горе. Интересно, думает ли схожим образом Император о них, о примархах? — Настал их смертный час. Пройдя Долиной Тени и плача, они не убоятся, я знаю. Их верность слову и делу прошла сквозь горнила тяжелых испытаний. Нет большей славы, чем принадлежать к Солнечным Братьям.       Суровые воины, прошедшие сотни битв, закаленные в огне сражений, не раз глядевшие смерти в глаза, надели лучшие доспехи и оружие, и, сняв шлемы, почтительно склонили головы, внимая скорбным словам.       Штандарты возвышались над Астартес, вселяя в сердца гордость. Великое знамя, как и всегда, держал Вергилий Урс. После гибели Сократуса Феб предложил ему занять место капитана телохранителей. Он оказал ему великую честь, но Урс отказался, посчитав еще большей честью нести в бою знамя. В его поступке присутствовала логика и верность, но совмещать две должности не просто, и новым капитаном Идущих на Смерть стал Олег Захрий.       Дредноуты полукругом возвышались за плечами повелителя. Девять из них погибли в отгремевших сражениях. Их места в строю заняли другие. Самым славным считался Рут, некогда первый знаменосец легиона. Перед Древними места заняли высшие офицеры во главе с новым легатом — Олоферном Угхартом.       — Прощайте, сыны! — примарх поднял десницу. Свет Ока Мудрости заливал палубу. От камня поднималась, и тут же испарялась в воздухе тонкая струйка голубовато-белого дыма.       — Прощайте, братья! — наиболее прославленные воины дружно взялись за деревянные рамы, на которых возлежали павшие, и синхронно толкнули их вперед, по направляющим рельсам. Медленно, словно неохотно, они скользнули через силовое поле и очутились в космосе. Солнечные Жрецы подхватили их с помощью телекинеза, и некоторое время ложи сохраняли строгий порядок. Но по мере отдаления от линкора их строй начал разрушаться. И когда даже великолепное зрение Астартес практически потеряло их из виду, они начали вспыхивать, как свечи.       — Мертвым — слава, живым — жизнь! — Феб закончил обряд традиционными словами. — Я желаю, чтобы имена Героев были выбиты на Скрижалях Памяти Реклюзиама!                     Триумф на Таксале прошел в атмосфере торжественного и величественного праздника. Но не достаточно величественно, по мнению Балара. Империум Человечества добыл победу после величайшего напряжения сил и великих жертв. Фактически, цивилизация людей столкнулась с самым опасным противником за все время. Исход войны мог оказаться иным. И подобное заслуживало большего уважения. Но слова Императора определили будущее.       — Наш Империум оказался на краю пропасти. Выжили мы лишь чудом. Находящаяся выше понимания простых смертных злоба врагов едва не уничтожила нас. Я повелеваю, чтобы войну эту предали забвению. Несмотря на все наши жертвы и горести, вопреки проявленному героизму, мы должны забыть о ней, ибо это сделает нас сильнее. Здесь мудрость, и так правильно! — голос Повелителя Человечества звучал над стоящими в едином строем Астартес, Армии и Титанах. Им всем оставалось лишь принять волю отца и владыки.       Балар не хотел спорить, хотя ему не понравился финал настолько масштабной драмы. К тому же, руководя кампанией самые первые и тяжелейшие годы, он немало сделал для наступления данного дня. Но финал у него забрали. Император и Хорус прибыли, и приняли командование. И его заслуги словно умалились.       Феб воспринял подобное, как очередное испытание судьбы. Так захотел Император. Его не обрадовало случившиеся, но он знал, что не имеет права давать волю чувствам. В первой жизни ничем хорошим подобное для него не закончилось. Что ж, он примет всё, как должное.       Но и некоторых привилегий Балар все же добился. Высочайшим эдиктом Император позволил вывести Второй легион из бесконечных войн и взять передышку на пятнадцать лет. За это время Солнечные Братья должны отдохнуть и восполнить потери.       — Летим на Асербус! — приказал Солар, попрощавшись с Императором и братьями-примархами. И сотни кораблей Солнечных Братьев ушли в варп, отправившись в долгий перелет к родному дому.                     

* * *

      — Клянусь Оком Феба, нас ждет славное зрелище, — облаченный в доспехи и специальный псайкерский плащ с капюшоном, Хортур Благомир смотрелся величественно и гордо. Правой рукой он придерживал искрящийся посох, верный атрибут каждого псайкера, а левую положил на позолоченный череп на поясе — еще один могучий артефакт. — Мы достроили Дельфус и проведем Игры — это ли не повод гордиться?       — Ты прав, брат мой, — откликнулся Авалон Благословенный. Одевался он так же, как и его старый друг, как и любой другой псайкер из числа Астартес, но его рука сжимала одну из святынь Легиона — невероятный по мощи посох-копье Пифон, удивительный дар самого примарха и знак его расположения.       Авалон продолжал служить в манипуле Хищники Асербуса. Но теперь, после смерти Нестора и Фирминора, он возвысился, став вторым, после Уриила, псайкером легиона. Он входил в высший совет, и многие братья смотрели на него, как на будущего Верховного Жреца.       Авалон прекрасно осознавал свою силу, но о будущем особо не волновался, зная, что Феб о нем помнит. А большего и не требовалось. Тем юношам с Терры, которыми они когда-то были с Хортуром, жизнь предоставила удивительные возможности. И они ими воспользовались.       Числясь в разных манипулах и сражаясь на разбросанных по Галактике планетах, друзья зачастую по нескольку лет не видели друг друга. И вот, жизнь подарила им очередную радостную встречу.       После великолепного Триумфа на Таксале Солнечные Братья в полном составе вернулись на Асербус, свою родную планету, колыбель их мощи и силы. В полете и позже, в Протуберанце, многие замечали, что Феб странно задумчив и отстранен. Казалось, его одолевают сомнения или тяготы. Но мыслями с сынами он не делился, а желающих спросить его не нашлось — подобное считалось дерзостью. Долгие годы приучили Астартес, что их отец знает, что делает, и им нет нужды лезть ему в душу. Он сам скажет, если ему потребуется помощь или совет. Тем более, достаточно быстро Балар Солар вновь стал самим собой — энергичным, всезнающим, мудрым и внимательным. Возможно, так на него повлиял Асербус — планета, на которую упала его капсула, а скорее всего, просто время хандры прошло. Тем более, после постройки Дельфуса Протуберанец наконец-то обрел истинное величие.       Дельфус стал их главным храмом. Местом единения и мощи всего Второго легиона. Его заложили и построили внутри Протуберанца, глубоко внизу, так, что даже орбитальная бомбардировка была ему нипочем. При строительстве использовался удивительный мрамор с благословенной Терры, тонны золота, серебра и драгоценных камней, прозрачнейший хрусталь с Энлики и множество других материалов со всех уголков Галактики. Дуб и лавр, два дерева, почитаемых в легионе, украсили стены, залы и окна.       Над Дельфусом находился Колизей — внушительная и просторная арена. Сейчас она стала местом схваток прославленных бойцов. Ибо Феб повелел провести Игры, дабы почтить память павших братьев и определить нового Чемпиона.       Трибуны Колизея оказались заполнены под завязку. Воины облачились в лучшие доспехи и оружие. Сверкали награды. У многих братьев на лбу и черепах поблескивали золотые штифты, показывающие выслугу и статус. Крылатые солнца, молнии, древние руны, малые триумфальные венки и прочие знаки отличия виднелись на доспехах и оружии.       Торжественная, немного мрачная атмосфера, довлела над Астартес и теми счастливчиками из числа простых смертных, которых сюда допустили. Главным образом они представляли капитанов кораблей и барж, а также навигаторов, астропатов и прочих друзей легиона.       Свет исходил из мощных ламп и прожекторов, а также десятка тысяч толстых свеч, которые стояли на различных возвышениях и полках. Над ареной висела чаша с ревущим огнем. Ее держали толстые цепи, уходящие в тень за колонны. Со стен и потолка свисали гобелены и длинные полосы ткани, прославляющие деяния всего Человечества и Второго легиона, а некоторые несли несокрушимые слова литаний и защиты. Лакированные панели из дуба и лавра, так же привезенных с Терры, чередовались со статуями Императора и обретенных примархов. Часть постаментов пока пустовала. Скульптуры героев словно защищали и поддерживали их. Каменные скамьи и сидения, богато украшенные резьбой, ступенчато поднимались вверх, под потолок. Узкие окна, набранные из разноцветной мозаики и изображающие различные сюжеты, конечно, никуда не вели, но их сделали так искусно, и так умело подсветили, что казалось, за ними простирается космос с миллиардами звезд.       Балар Солар расположился на каменном возвышении с перилами и ведущий к нему широкой лестницей. Там стоял трон, осененный балдахином с вышитой золотом надписью на высоком готике — «Мы — Свет». По сторонам разместились кресла легата, трибуна, консула и прочих капитанов Великих Когорт, Верховного Жреца, Магистра Апотекариев и Магистра Кузни. Последнюю должность примарх основал совсем недавно. Первым Магистром стал вернувшийся с Марса после прохождения длительного обучения Трокар Многорукий. Мастер кузни и технодесантник, он стал отвечать за всю технику легиона. За его спиной поднимались две механодендрические руки-манипуляторы, давшие повод для прозвища Магистра.       Примарх облачился в пурпурную тогу и плетеные кожаные сандалии. В специальной стойке рядом с ним находились два меча — Утешитель и тот клинок, что предназначался будущему Чемпиону. Сверху на Феба падал солнечный луч, который проходил через многокилометровые укрепления благодаря специальной шахте и сложной системы зеркал.       Авалон Благословенный и Хортур Благомир сидели недалеко от возлюбленного примарха, на несколько ступеней ниже. Их места считались весьма почетными. Они прекрасно видели всех присутствующих.       — Курт Бар Кровавый из манипулы Презирающих Боль и Раймунд Коль из Длани Феба! — на специальный помост, отделанный камнем и деревом, вышел Глас Легиона, Глашатай Друз Инок. Его слова, усиленные динамиками, прокатились по Колизею. Сервочерепа летали и над ним, и над примархом, и над трибунами, фиксируя событие для истории. — Да сойдутся они в благородном бою!       Долгие дни на Колизеи и тренировочных площадках проходили бои, заново выявляющие чемпионов малых рот и манипул. Их оказалось свыше сотни, и бойцам дали неделю, дабы восстановить здоровье и залечить раны. И теперь настало время самого интересного: победители начали сходиться друг с другом, выявляя Чемпиона всего легиона.       Авалон помнил Коля. Он был тем сержантом, что вместе с ними поднялся на борт безымянного линкора, впоследствии ставшего «Стальной Волей» и отправившихся на встречу с примархом. За минувшие годы Коль хорошо продвинулся. Его уже нельзя было назвать новичком. Он, может, и не стал ветераном, но сумел пробиться и занять почетное место среди братьев Шестой Великой Когорты Видящих.       — Кровавый одолеет! — негромко заметил Хортур в то время, как два бойца вышли на середину арены. Песок, что ее устилал, так же привезли с Терры, и по слухам, с побережья вблизи города, в котором родился сам Император.       Облаченные в сверкающую сталь доспехов оба бойца походили друг на друга, но Бар выглядел внушительней. Коль смотрелся более изящным — если к Астартес вообще позволено применять подобный термин. Вооружился он щитом и силовым мечом. А соперник с оглушительным грохотом ударил друг о друга парными топорами. Курт выдвинулся во время компании на Рангде, проявив себя не только бесстрашным, но и склонным к насилию и неоправданной жестокости воином. Многие сторонились бешенного характера Курта и вспышек его ярости. Недаром братья говорили, что у него есть друзья среди Псов Войны. Но и тех, кто уважал Кровавого, хватало.       — И я думаю, что победа будет за Куртом, — согласился Авалон. — Ты же видишь, как его аура буквально лопается от переполняющей мощи?       — Да. Я помню его в бою на Тахроникомераторе. Он был таким же.       — Эту планету было проще завоевать, чем выговорить, брат, — тонкие губы Авалона тронула мимолетная улыбка. Хортур негромко хохотнул.       Два бойца, разделенные двадцатью метрами свободного пространства, приблизились к трону примарха, синхронно подняли головы и поклонились. Поклон у них вышел уважительным, полным достоинства. Так кланяются воины, чуждые слабости и лести.       — Начинайте, — провозгласил Феб.       Астартес разошлись. Секунд пять они стояли неподвижно, изучая друг друга. Курт проявил инициативу первым. С громким криком он устремился вперед, взрывая ногами песок, и почти сразу же активировал топоры. Устрашающие зубцы завертелись, прорезав воздух протяжным стоном — наверняка именно такого эффекта и добивался их хозяин.       Коль бросился навстречу. С оглушительным лязгом, высекая искры, он принял топор на щит, а мечом перехватил выпад Курта. Бойцы завертелись, обмениваясь стремительными ударами. Почти сразу же стало ясно, кто из них сильнее. Кровавый не стал тянуть время и, прыгнув вперед, двумя ногами ударил в щит Раймунда. Астартес отбросило назад, и он покатился по песку.       Курт взревел, и в длинном, стелящемся выпаде врезался в противника, пластая его топорами. Во все стороны полетели куски доспехов, показалась кровь. Коль пытался отбиваться, отмахиваясь мечом и отступая, надеясь разорвать дистанцию. Но Кровавый оказался слишком хорош. Он не позволил изменить ход боя, а его топоры продолжали визжать, высекая искры и разрывая тело Астартес.       Песок окрасился кровью. Коль припал на одно колено и Бар добил его — одним ударом в шею, а вторым в бедро. На взгляд Авалона, действовал тот слишком жестоко. Перед ним находился не ксенос, и не враг, а брат, чье плечо являлось надежной опорой в боях. Но космодесантник не церемонился и Коль, обливаясь кровью, упал. К нему сразу же выдвинулись апотекарии, облаченные в броню молочного цвета. Солнечные Братья называли их Асклепиарными Жрецами. На их левом плече виднелся священный знак Прайм Хеликс, Изначальная Спираль. Было видно, что брат выживет, но некоторое время ему придется провести в апотекарионе.       — Победил Курт Бар Кровавый из манипулы Презирающих Боль! — объявил Глашатай. Сотни глоток радостно заревели, одобряя бой.       — Победу свою я посвящаю Фебу! — Кровавый снял шлем, явив мужественное, покрытое шрамами лицо.       — Я услышал тебя, воин, — невозмутимо кивнул примарх с высоты трона. Его лицо казалось вырезано из камня, а Око сияло стальным светом.       Схватки шли одна за другой. Некоторые заканчивались за две-три минуты, но иные затягивались и до получаса стандартного времени. Годфрид Готт одолел Юлия Скалу. Кронос Максим оказался сильнее Ронгвала Титана, хотя перед боем большая часть братьев отдавала предпочтение последнему. Касс из Крылатых Шлемов победил Еремию из Стражей Престола. Валар Северный Ветер буквально ошеломил Эфелеба. Локхэ Добрый из Благословляющих Сталью не дал ни единого шанса Алину Дубовому Кулаку.       Авалон заинтересовался, когда Чемпион его собственной манипулы Тур Крушитель вышел против Мстислава Несокрушимого. Сочетание прозвищ рождало забавные ассоциации. Бой выдался яростным, но Крушитель не смог одолеть соперника. Победил Мстислав. Вскинув вверх парные мечи, он добился одобрительного кивка примарха и похвалы братьев.       Первый круг закончился великолепным боем, в котором сошлись Вергилий Урс Медведь и заставший Первое основание и умиротворение Луны Николас Кастилус, воин из манипулы Огнем и Мечом.       Обоих братьев в легионе знали и уважали. Урса — за то, что тот неизменно нес и оберегал в бою их величайшую святыню, а Николас являлся ветераном и отличался благородным характером.       Примарх выкинул руку вперед, давая знак к началу схватки. Бой начался. Вергилий, один из самых высоких и мощных бойцов легиона, поражал своими пропорциями. Длинный двуручный меч в его руках казался легкой, изящно порхающей игрушкой. Для боя он не стал надевать терминаторский доспех, предпочтя стандартный Мк. III, выказывая таким образом уважение к сопернику.       Николас выглядел и меньше, и более медлительным. Авалон невольно прикинул, сколько же лет воину? Выходило, что не менее ста. Недостаток скорости тот компенсировал удивительным опытом и хладнокровием горного ледника. Но все же он проигрывал.       Медведь давил мощно и непреодолимо. Николасу оставалось лишь отступать, блестяще фехтуя клинком, отражая выпады и ожидая шанса. Но шанса Медведь ему не дал. Он провел ошеломляющую связку из резких колющих и рубящих ударов, поверг противника на землю и, обозначив добивающий удар, приставил острие меча к горлу ветерана.       — Победителем объявляется Вергилий Урс из Идущих на Смерть, — объявил Глас Легиона. Медведь помог встать противнику. Синхронно они подняли головы к трону примарха.       — Славный вышел бой! — только и сказал тот. Феб вел себя невозмутимо, как и всегда, но Солнечные Братья прекрасно знали, что Вергилий числится среди его любимчиков.       Начался второй круг, а затем и третий. В конце концов на песке Колизея остались лишь четверо: Вергилий Урс, Годфрид Готт, Курт Бар Кровавый и Локхэ Добрый.       Четыре воина получили небольшую передышку. Авалон мысленно потянулся к ним и почувствовал настрой каждого. Любой из оставшихся Астартес поражал невероятным набором умений и выживаемости. О каждом из них можно слагать песни и прославлять, как величайших героев Галактики. Элита элит, непревзойденные и смертоносные, вот кем они являлись. Но имелись и различия.       Урс воспринимался как непоколебимый утес. Он действительно походил на Медведя — внешне спокойного, но от которого лучше держаться в стороне. Годфрид Готт казался натянутым стальным нервом, звонко звучащим и стремительным. Курт Бар нес эмоции гордости, безжалостности и некоторой доли высокомерия. А Локхэ Добрый воспринимался как готовый на все зверь, которого невозможно остановить или заставить отступить. Причем зверь хитрый, расчетливый, опытный. Даже удивительно, что братья его так прозвали. Авалон сомневался, что они не видели его истинную суть. Значит, прозвище дали с иронией.       — Я слышал о воззрениях Локхэ. Он считает, что мир наш полон страданий. Убивая, он дарует душам освобождение. И таким образом творит благие дела, — поделился Хортур, который словно подслушал его мысли. Авалон посмотрел на друга и промолчал.       — Тяните жребий, сыны, — приказал Феб.       Судьба распорядилась, что Годфрид должен сойтись с Локхэ, а Вергилий с Курт Баром. И три финальных схватки братья запомнили надолго. Многие годы в казармах и столовых, в личных каютах и на палубах кораблей они пересказывались раз за разом.       Бой Годфрида и Локхэ затянулся на сорок минут. Оба бойца стоили друг друга и обладали схожими параметрами — схожими ростом и силой, примерно одинаковой скоростью и выносливостью. И техника их выглядела похожей. Тем более и сражались они, используя мечи и щиты. Вот только на щите Доброго висели кости и череп какого-то ксеноса.       Под крики братьев бойцы то сходились, то расходились, обмениваясь великолепными каскадами выпадов и блоков. Но все же с какого-то времени Готт подстроился под стиль противника и начал медленно наращивать преимущество. После одного из ударов Локхэ потерял меч и оказался на песке. Годфрид надвинулся, намереваясь закончить схватку, но и у Доброго нашлось, чем удивить. Незаметным движением он выхватил длинный кинжал и вонзил его в бедро Годфрида на всю длину, попав в сочленение доспехов. Тот вскрикнул, вырвал клинок и вновь бросился в атаку. Кровь из его ноги ударила небольшим фонтанчиком и сразу же прекратилась — совершенная регенерация Астартес уже принялась за лечение.       Удар, еще удар… Лишенный меча и последнего шанса в виде кинжала, Локхэ оставалось лишь отмахиваться щитом. От выпадов Готта кости ксеноса на щите крошились и разлетались во все стороны. Силовой меч Годфрида ранил его в руку, пробил грудную пластину и поразил живот. Но Локхе все еще не сдавался. Он полз по песку, рычал, что-то кричал, но отказывался признать поражение. Готт не дал ему возможности добраться до меча, нанес еще несколько ран и замер в недоумении. Соперник отказывался сдаваться, предпочитая умереть. А добивать брата или наносить ему смертельную рану воину явно не хотелось. И тогда на помощь пришел Феб.       — Бой закончен! — прогремел его голос. — Локхэ Добрый, ты проиграл, смирись и признай свою временную неудачу! Я не желаю твоей смерти, ты нужен легиону.       Несколько секунд лежащий на песке воин хранил молчание. Окровавленный, в порубленных доспехах, он продолжал выглядеть величественно.       Наконец Локхэ медленно поднял руку и снял шлем. На его лице застыли крупные капли пота. Совершенно лысый, без усов и бороды, с широким носом, мощной челюстью и волевым подбородком, он медленно, с неохотой кивнул, принимая слова примарха. В следующий миг воин потерял сознание. Асклепиарные Жрецы унесли его с помощью сервиторов — сам он идти не мог. Прихрамывающий Готт, удостоившись похвалы и одобрения, отправился следом.       В следующей схватке бойцы разительно отличались друг от друга, избрав к тому же разную стратегию. Вергилий взял в руки чудовищный, искрящийся всполохами молний, силовой молот. А Курт Бар вновь предпочел излюбленные цепные топоры.       Астартес начали резко, без раскачки, с первых же секунд выкладываясь по полной. Зацепив носком стального сапога песок, Кровавый бросил его в лицо противника, и хотя шлем защищал глаза, обзор он ему все же уменьшил. Но Медведя подобное не смутило. Его ответный удар едва не поставил точку. Лишь в самый последний миг Курт успел развернуться, и молот задел его по касательной. Во все стороны полетели золотые украшения и насечки.       — Славный удар, — оценил Хортур. — Урс победит.       — Возможно, а возможно и нет, — после некоторого раздумья поделился Авалон.       Парные топоры Кровавого ревели, как живые. Он сумел нанести несколько неплохих ударов и повредил левую руку Медведя. Тот и внимания не обратил на подобную мелочь. Могучим ударом он выбил один из топоров Курта и тот отлетел далеко в сторону, сверкнув в полете.       Бар сунулся было вперед, но его выпад сдержал наплечник Медведя, а сам Урс, перехватив молот двумя руками, ударил рукоятью в шлем противника, погнув ему забрало и респиратор. Грохот от удара стали о сталь услышал весь Колизей. Что в этот момент творилось внутри шлема и что происходило с лицом Кровавого, Авалон даже думать не хотел.       А в следующий миг молот взмыл вверх и опустился, дробя ступню Курт Бара. Практически упав, тот вцепился Медведю в шею. Топор взвизгнул и застрял в его наплечнике, а Вергилий отбросил бесполезный молот и обхватил Кровавого за поясницу. Кулаки Бара с силой поршней в двигатели танка молотили по шлему, сминая и плюща сталь. Телохранитель примарха заревел, поднял противника над головой и обрушил его вниз, спиною о песок, вздымая тучи пыли. И еще раз. И еще… Лишь после четвертого удара Курт Бар Кровавый потерял сознание и кулаки воина разжались.       Медведь бережно отпустил тела брата, и некоторое время стоял неподвижно, словно не веря в победу. Наконец он помотал головой, приходя в себя, и медленным движением снял шлем, выплюнув выбитый зуб. Его лицо оказалось в крови, вперемешку с потом. Нос был сломан, губы разбиты, а один глаз закрывал огромный кровоподтёк. Трибуны неистовствовали.       — Победа достается Вергилию Урсу из Идущих на Смерть! — возвысил голос Глашатай.       Двум победителям, Вергилию и Готту дали час, чтобы оба они смогли хоть немного восстановиться. Но наконец-то пауза закончилась и два потрепанных бойца вновь оказались на арене.       Не сговариваясь, Вергилий и Годфрид опустились, встав на колени и коснувшись песка Колизея. Оба погрузились в медитацию. По их губам было видно, как они читают литании, настраиваясь перед боем. Звенящая тишина повисла над Колизеем, и не нашлось ни одного святотатца, который посмел бы ее нарушить.       Первым встал Готт. Медведь присоединился к нему. Они посмотрели на примарха, тот дернул подбородком и бой начался.       Годфрид пошел по кругу, чертя по песку кончиком меча. Медведь крутанул молот, перехватил его и медленно поворачивался за противником, подмечая каждую деталь.       Рывок Готта походил на удар молнии. Вот он стоял в двадцати метрах, и вот он уже перед Урсом, вкладывая в колющий выпад всю энергию и скорость тренированного и тяжелого тела.       Урс успел среагировать. Разворот на пятках, легкое движение в бок и назад, и выпад Готта проваливается в пустоту. В последний миг он ударил под колено опорной ноги, и Медведь опрокинулся на спину, перекатившись через плечо. Взмахнув молотом, он отогнал Годфрида на прежнюю дистанцию и тот вновь принялся описывать окружность. Все вернулось к началу.       Несмотря на впечатляющие габариты, Медведь двигался легко, если не сказать изящно. И лишь раненая левая рука добавляла ему трудностей. Он отбил три атаки, прежде чем изменил тактику и начал медленно теснить Готта. Наверняка Урс понял, что если просто отдать инициативу чертовски быстрому оппоненту, тот рано или поздно своего добьется.       В какой-то момент бойцы вышли на максимум скорости и мастерства. Готт кружился, и от его поступи в воздух взлетал песок. Он еще не успевал опуститься, а выпады Астартес уже обрушивались на доспехи Медведя. Тот умело и невозмутимо орудовал молотом, то нанося неожиданные удары, то принимая их на рукоять.       Звон превосходной стали звучал музыкой войны. Астартес в восторге ревели. Своды Колизея дрожали от акустических волн. Астропаты, не в силах выдерживать шквал эмоций, давно покинули арену.       — Медведь! Медведь! — кричала половина зрителей.       — Готт! Готт! — слитным ревом отвечала другая половина. Молчание сохраняли единицы. Сам примарх, легат и капитаны Великих Когорт, которым по статусу требовалось показывать величие и невозмутимость. Всех прочих захватил азарт боя.       Один из ударов Медведя достиг цели, и богато украшенный наплечник Годфрида отлетел в сторону. Пролетев по внушительной дуге, он ударился о песок, подскочил и остановился.       Годфрид наверняка почувствовал боль, но безупречная дисциплина воина позволила ему не реагировать на подобное. Авалон не ощутил ничего похожего на потрясение или сомнение. Медведь так же не проявил эмоций, а его горящие белым светом прорези шлема продолжали наблюдать за противником.       Готт ринулся в очередную атаку. Казалось, что после потери наплечника его движения стали еще более быстрыми. Он словно обрел второе дыхание. Град ударов обрушился на Урса, и многие из них смогли миновать защиту. Один из выпадов пришелся в прорезь глазницы, и прочное бронированное стекло треснуло, мешая обзору.       Удар, еще удар, еще… Если и есть в Галактике бог Войны, то в тот момент его воплощением стал Годфрид. Воин поймал не только кураж, но и неуловимый смертоносный ритм. Каждое его движение поражало продуманной мощью, скупостью затраченных усилий и потрясающим результатом.       Вся Галактика знала, что сотня Астартес способна завоевать иную планету. Готт зримо подтвердил, что подобное — истинная правда. Весь легион любовался его мастерством и гордился братом. Он был вездесущ и точен. Медведь пропускал все больше и больше. К тому же поврежденная рука давала о себе знать. И хотя Годфрид проявлял благородство и не особо ее нагружал, было видно, что травма мешает Вергилию. С другой стороны, раненый в ногу в предыдущем бою он и сам не мог считаться полноценно здоровым.       Удар в грудь, в плечо, в голову, в бедро, в икру, в кисть… Меч Астартес казался живым подвижным языком, частью тела бойца, которую тот мог направлять куда угодно с ювелирной точностью, вымеряя движения до микрона.       Во время Второй Рангданской войны Авалон Благословенный видел, как сражаются примархи и сам Император. Нет, Годфрид не превзошел их. Конечно, нет, подобное в принципе невозможно. Но он приблизился к их мастерству, став ничем не хуже Кустодес. А может, и лучше.       Медведь продолжал невозмутимо держаться, готовый взорваться в одном-единственном порыве, ожидая шанса. На песок капала его кровь. Её было много. Несмотря на невероятную регенерацию, он терял силы.       Очередной удар Годфрида прорезал грудную пластину Урса. Тот отмахнулся молотом, но Готт пропустил его над головой, скользнул за спину и провел великолепную связку из нескольких ударов, а затем рубанул по ногам и заставил Медведя рухнуть.       В следующий миг зрители увидели поверженного Урса и стоящего над ним Годфрида. Молот телохранителя примарха зарылся в песок, и его было не достать. Все закончилось. Победитель определился.       Примарх медленно поднялся на ноги и величественно хлопнул в ладони. Все прочие в тот же миг последовали его примеру. Хлопки моментально переросли в оглушительные овации.       Апотекарии принялись осматривать Вергилия и помогли ему подняться. Хромающего победителя подвели к лику примарха.       — Я, Балар Солар, прозванный Фебом, сын Императора и Владыка Второго легиона объявляю Годфрида Готта Чемпионом Солнечных Братьев. Прими же заслуженную награду, воин!       Снявший шлем, бледный от гордости Готт преклонил колено. Примарх собственноручно возложил на его чело изумительной работы венок из золота, платины и серебра, изображающий листья священного лавра с Терры.       — Воздадим же славу нашему Чемпиону! — повелел Феб. Подавая пример, он медленно вытащил из ножен Утешитель и протянул его вверх, над головой Годфрида.       Тысячи мечей, топоров и копий вскинулись к каменным сводам Колизея. Авалон почувствовал очередную мощную волну, которая прокатилась и выплеснулась за стены Протуберанца. Братья славили нового Чемпиона, а Солнечные Жрецы подхватили и усилили их порыв.       — Отныне и до тех пор, пока стоит мир, Чемпион Второго легиона будет носить титул Героя. Истинный герой — тот, кто знает, что есть блага, которые дороже жизни. Он — муж, посвятивший свою жизнь Человечеству и Ойкумене, себя одного — служению многим. Он всегда делает то, что может и для чего рожден. Прочие не делают и этого.       Голос примарха отзвучал. Он протянул руку, и легат Олоферн вложил в нее смертоносной красоты клинок, а примарх протянул его новоиспеченному Чемпиону. Тот с благоговением принял его, ибо он был изготовлен самим Фебом, и с тихим шепотом литаний прижался к широкому лезвию лбом. Воины принялись скандировать «Готт, Готт, Готт», сложив священный жест аквиллы. Дождавшись, когда шум утихнет, Балар не глядя протянул руку назад и легат вложил в нее тяжелое украшение из платины в виде крылатого солнца и стилизованной под пергамент полоски, на которой красовалось одно единственное слово на высоком готике — «Heros». Примарх наклонился над воином, призвал псайкерскую силу и сплавил награду с броней над сердцем воина. После чего выпрямился, положил ладонь на наплечник Готта и обвел скамьи неторопливым взглядом. Те вновь откликнулись кличами и литаниями.       Но чествование братьев не закончилось. Примарх продолжал вручать оружие из личного арсенала.       — За невозмутимость! — с этими словами Вергилий Урс получил богато украшенный болтер 100-го калибра.       — За ярость! — Барт Курт Кровавый удостоился парных силовых когтей.       — За готовность сражаться до смерти! — Локхэ Добрый стал обладателем волкитного разрядника.       Два последних воина не могли самостоятельно стоять на ногах и их поддерживали братья из манипул. Астартес славили каждого, кто удостоился внимания примарха. Дары получил и ветеран Николас, и Тур Крушитель, и еще несколько космодесантников.       — Сегодня нас ждет славный пир. И Годфрид Готт будет сидеть по правую мою руку! — Феб разом улыбнулся тысячам устремленных на него лиц. — А затем девятнадцать кораблей отправятся в другие легионы. Император дал нам время. Пока оно продолжается, мы познакомимся с доктринами ведения войны, исповедуемых Астартес.       — Ты уже выбрал имена достойных, отец? — поинтересовался легат Олоферн. — И что будешь делать ты?       — В каждый легион отправится по манипуле. Их имена я назову во время пира. Сам же я полечу на Просперо к моему брату Магнусу Красному. С собой я возьму Идущих на Смерть и Солнечных Жрецов.