Последние зимние драбблы

Разбойники не видели женщин — доступных или недоступных — уже много недель, поэтому та особа, что они нашли на необитаемом острове посреди океана, показалась им просто красавицей. Хотя, по сути, она была совершенно неказиста: в истрёпанной одежде, высокая, почти что плоская — не видно ни сисек, ни задницы, с близко посаженными светлыми глазами за толстыми стёклами очков. И она была не первой молодости. И не второй. Ей можно было бы дать лет пятьдесят даже с учётом того, что одинокая жизнь на необитаемом острове сделала бы дурнушкой и Памелу Андерсон. От Памелы Андерсон Бармалей бы не отказался, говея столько времени. Но и от этой сухой и длинной швабры он не собирался отказываться тоже. Хотя сперва она от них убегала, неуклюже пытаясь спрятаться в зарослях, и отчаянно колотила их по головам не чем-нибудь, а чёрным зонтиком. Зонтиком, надо же! Сейчас она стояла, гордо вскинув острый подбородок, скрестив руки на груди и глядя на ухмыляющихся и отпускающих скабрезности пиратов, как школьная учительница — пронзительно, высокомерно и снисходительно. Будто на неотёсанных полудурков, которых ей передали на воспитание. Бармалей даже почувствовал к ней невольное уважение. Но что за чёрт. Ведь это была просто баба. Следовало немедля схватить её за волосы, тщательно собранные в какую-то загогулину на затылке, повалить на землю, задрать подол чёрной юбки и хорошенько отыметь, только и всего. Бармалей протянул было руку, собираясь осуществить своё намерение, когда женщина заговорила, и голос её был строгим и сухим: — Вы главный среди этих разбойников? Бармалей опустил протянутую руку. Он почувствовал лёгкую робость (в детстве он несколько лет провёл в приюте, которым управляли монахини), но с вызовом ответил: — Да, я. Он чуть было не прибавил «мадам», но вовремя удержался. Галдевшие вокруг пираты замолчали, с живейшим интересом следя за диалогом. — Как ваше имя? — величаво продолжала женщина. — Бармалей, — снова кашлянув, ответил тот. — И вы действительно пират, грабитель и убийца? — не отставала она, и взгляд её стал совершенно пронизывающим. — М-м, — проворчал Бармалей в некотором затруднении, чувствуя, что краснеет (только этого не хватало!). — Мы… м-м… зарабатываем как можем. Но к чему такой допрос? — сердито возвысил он голос, решив наконец перехватить инициативу. — К тому, что я хочу, чтобы вы вывезли меня с этой груды камней, — безапелляционно отрезала женщина, не меняя позы — ни дать ни взять деревянная ростра на носу корабля, только без голой груди и развевающихся волос. — Хм, — Бармалей постарался ухмыльнуться понаглее. — А что нам за это будет? Женщина тряхнула головой: — Я покажу вам, как лучше пробраться к дому моего дурака-брата и захватить всё, что там находится. Это его дрессированный зверь, какой-то двухголовый мутант, сбросил меня со скалы в море, а пакостный дружок по фамилии Робинсон хоть и спас, но высадил здесь, в гнусных антисанитарных условиях, где я бессмысленно провела столько времени. Кроме того, — она чуть потупилась, — я подарю вам свою девственность. Персонально вам, — она снова в упор взглянула на Бармалея и чопорно поправила выбившиеся из пучка кудряшки. — А-а… э-э… — промямлил Бармалей, странно польщённый, в то время как другие пираты разочарованно загудели. — Хо-хорошо. А кто ваш брат? — Некто доктор Айболит, — пренебрежительно пожала узкими плечами женщина. — Ничего не смыслит в коммерции, но дома у него полно разных диковинок, которые он привозит из своих путешествий. Их можно выгодно продать. Кроме того, я думаю, что за двухголового зверя-мутанта тоже дадут кругленькую сумму в любом зоопарке. — По рукам, — немного помедлив для проформы, кивнул Бармалей и протянул женщине широкую ладонь. От её безыскусного признания в своей девственности он почувствовал напряжение в паху, ещё более усилившееся после того, как она доверчиво ухватилась за его руку тонкими пальцами. — Знаю я этого вашего братца, у меня с ним свои счёты. Как вас зовут? — запоздало спохватился он. — Варвара, — отозвалась женщина, и Бармалей неожиданно для самого себя церемонно поднёс её пальцы к губам. Ночь, проведённая в каюте с Варварой, стала для него полным потрясением. Остальным пиратам он приказал остаться на берегу, чтобы те не мешали их уединению своим топотом и грубым гоготом… впрочем, он пристрелил бы каждого, кто посмел бы гоготать, но и лишаться кого-то из своих людей ему не хотелось. Варвара прежде всего сняла очки и положила на маленький столик у изголовья кровати. А потом разделась так просто и быстро, словно давно была замужем за Бармалеем, хотя он заметил, что пальцы её слегка дрожат. Она невольно покраснела под его изучающим взором. Грудь у неё всё-таки была, пусть и маленькая, но с торчащими острыми сосками (раньше её надёжно скрывал жёсткий корсет). И длинные бёдра её плавно изгибались, подобно лире (в молодости Бармалей прочёл пару сонетов, намертво застрявших в его памяти). — Подобно лире, — хрипло вымолвил он, проводя ладонью по её ягодицам, и она покраснела ещё пуще. Сердце у него стучало от восторга. Юношеские запретные мечты о сексе с монахиней готовы были сбыться! «Только бы не опозориться», — подумал Бармалей, разом вспотев от этой ужасной мысли, и аккуратно уложил Варвару на свою кровать. Она вдруг протянула руку и с совершенно детским любопытством ухватила его за торчавшее достоинство. Бармалей едва не заорал, но изо всех сил стиснул зубы. Пора было думать о танцующем белом медведе, а не о тёплой влажной ладони Варвары, её налившихся сосках, длинных ногах, которыми она неловко обвила его бёдра. Бармалей зажмурился, протискиваясь в горячую тесноту её тела. Ему хотелось, чтобы треклятый медведь танцевал под его плотно сомкнутыми веками как можно дольше, но наконец услышанный им ликующий и блаженный стон Варвары Бармалея добил. Он лихорадочно дёрнул бёдрами ещё несколько раз, изливая в неё своё семя. Так хорошо ему отродясь не было. — Сплошная антисанитария, — прошептала Варвара, кладя голову ему на плечо и сонно водя узкой ладонью по его потной спине. — Отлично. Бармалей был с нею полностью согласен. В этом и во всём другом.