***
Шли дни. На работе не происходило ничего примечательного, как обычно просто дел много было, а после Дагмара торопилась домой. И отнюдь не потому, что очень туда хотелось. Ей не нравилось находиться в обществе Харитона, но гораздо спокойнее, если держать его под наблюдением. Чтобы дров не наломал. Чтобы ещё и об этом не пришлось Калисту сознаваться. Ведь Харитон хорошо на поправку шёл, поэтому становился активнее, переставая облегчать жизнь тем, что большую часть дня спал. Дагмара понимала – Харитон точно из окна наблюдал за городом, своими глазами убеждаясь, что тот населён нечистью, и также понимала, что из-за этого тот всё больше в ней родственную – человеческую – душу видел, вследствие чего, а также по причине долгого пребывания дома в одиночестве, часто с разговорами лез. Общалась Дагмара чисто из вежливости. Личность Харитона ей была неинтересна, ведь чего такого расскажет ей этот простак? Он был из другой деревни, а потому о доме поведать ничего не мог, тогда как просто знать о жизни обычного деревенского парня… Дагмара поняла, что не настолько сильно для такого по людям скучала. К тому же, разговоры иногда предполагали и о себе рассказы, которых она избегала. Слишком много врать не хотелось, чтобы во лжи не запутаться, но и говорить правду желания не было. Впрочем, имелась вещь одна, которая больше всего раздражала: Харитон часто говорил о том, что хочет её спасти, и слушать не желая возражения. Дагмара пыталась объяснить, что её не силой удерживают, что она по своей воле следует договору, ведь болотник честно исполнил свою часть, раз за разом повторяла, что ей не настолько на болотах плохо, чтобы слово нарушать. Харитон отказывался прислушиваться, верить, словно был непоколебимо убеждён – Дагмара так говорила из страха быть наказанной. – Послушай же! – в который раз почти взмолила она. – Я не могу уйти, просто не могу. – Но почему?! – в недоумении воскликнул Харитон, заставляя устало вздохнуть. – Если мы улизнём тихо и быстро, если дойдём до людей, то тебя не смогут обидеть. – Нельзя. Мой договор был скреплён чарами. Мне не надо таиться, чтобы дорогу тебе показать, но если вздумаю сама к ним уйти – болотник сразу про это узнает. Меня тут же поймают и обратно приволокут. И ты этому никак помешать не сможешь. – А если не узнает? Если ты до последнего будешь скрывать намерение уйти? – Чтобы потом остаток дней провести в страхе? Ты ведь понимаешь, что лес – земли нечисти? И лес, и вода, и поля. А болотник нечистью правит. Он поймает меня, стоит только на его землю снова ступить. Если я буду постоянно трястись дома, так чем это лучше? Тут мне хотя бы целый лес открыт. – Но дома люди! А тут… Чудища… – тихо закончил Харитон, с опаской покосившись в сторону двери, будто там притаился самый жуткий людоед, только и жаждущий сожрать за одно неверное слово. «Большинство из этих чудищ были такими же людьми. И не от счастливого конца на болотах оказались», – с грустью подумала Дагмара. Ведь чем больше она нечисть узнавала, тем лучше понимала, что истории Майи и Дианы тут обычное дело, а её так и вовсе, что называется, отделалась легко. Нечисть, появившаяся из людей, это несчастные души с сожалениями и неисполненными желаниями, часто встретившие насильственную смерть. – Эти, как ты сказал, чудища до сих пор ничего со мной не сделали. Так что всё не столь плохо. Не надо меня спасать из-за мнимого беспокойства и чувства долга. Да, я тебя спасла, но если хочешь за это отплатить – просто тихо доберись до людей. – Ты просто трусиха. Ты бы могла освободиться, если бы не боялась решительных действий, – сердито заявил Харитон. Дагмара посмотрела на его перевязки, которые выглядывали из-под рубахи, перевела взгляд на свои ладони, где всё ещё иногда мерещились жуткие ожоги, почти обнажившие кости. Вспомнила, как больно получить стрелу в сердце. Она боялась решительных действий?.. Да, конечно, и не решилась бы на подобное, если бы не уверенность в своём «бессмертии». Она-то не герой, для неё жизнь важнее славы. – Да, трусиха. И что с того? Чего в этом плохого? – спокойно спросила она. – Хотя ты, видимо, ни на мгновение не задумался, сколько храбрости нужно, чтобы предложить свою жизнь вместо чужой, сколько нужно силы воли, чтобы оставаться в месте, которое пугает до чёртиков. Харитон немного стушевался, услышав это, а взгляд его растерянно забегал. Сжав руку в кулак, он на Дагмару с сожалением и жалостью посмотрел. Такой простой, такой предсказуемый. Дагмара допускала, что в иной ситуации могла бы даже с ним подружиться. Ей всегда нравились понятные люди с ясными глазами, эмоциональные, открытые для общения. Иронично, что её любовь поначалу производила полностью противоположное впечатление. – Если бы я был тобой, я бы нашёл способ спастись вместе, никому не пришлось бы оставаться, – он наконец нашёлся, что ответить. Как же утомительно. Дагмара отчасти понимала Харитона, понимала, что он так говорил не столько из-за пустого упрямства, сколько из-за твёрдой веры, из-за уверенности в том, чему с детства учили. Он был по-своему прав. И будь она простым человеком, будь это месяца так два назад, она бы согласилась. Была бы рада готовому помочь герою. – Если бы я была тобой, то перестала бы действовать на нервы человеку, у которого живу. Уважай моё решение, думай больше о своей судьбе. – Но Дагмара! – Харитон подался вперёд и почти схватил её за запястье, если бы не вовремя убранная рука. – Я ведь это говорю из беспокойства о тебе! Ты молодая и красивая девушка, у тебя впереди жизнь, свадьба, семья. Я просто не хочу, чтобы ты себя загубила, оставаясь здесь. Среди мертвецов ты же, считай, заживо себя хоронишь. Хотелось ответить: «Да я уже мертвец, так что здесь мне и место». Но вместо этого Дагмара вздохнула только и с бледной улыбкой покачала головой. – Прости. Меня очень трогает, что тебя так волнует моя участь, но согласиться с тобой я не могу. И мне пора доставать ужин. Я позову, как накрою.***
После этого она на кухню ушла, а Харитон остался сидеть на кровати. Нервно сжимая и разжимая кулаки, он с большим трудом подавил желание по чему-нибудь ударить. Он не понимал, почему Дагмара так цеплялась за это добровольно-принудительное заточение среди мерзкой и отвратительной нечисти, однако понимал, что жить в таких условиях более чем ненормально. Здесь скорее с ума сойдёшь, чем привыкнешь – у него самого внутри холодело, когда днём, глядя в окно, наблюдал множество беззаботно шастающих тварей. В другом вопросе Харитон и рад бы не быть столь настойчивым, упрямым. Только не когда видел девушку, которая становилась бледной тенью человека. Ведь Дагмара в прямом смысле очень бледной выглядела – разве же не от постоянной жизни в страхе? И руки у неё даже в тёплом доме оставались прохладными – так ведь и бывает у сильно напуганных, нервничающих. Их не отогреешь, как ни пытайся. Казалось, она была столь запугана, что не могла себе позволить даже помыслить о побеге. «Чем же тебе таким болотник угрожал?» – задавался вопросом Харитон, но только мысленно. Ему и без того неловко, совестно стало, когда невольно воспоминания о сестре пробудил. Не хотелось и в этот раз до слёз довести, вынудив, пусть даже мысленно, снова пережить те ужасы, о которых умалчивала Дагмара. И так бессовестно добротой пользовался, не в силах ничем помочь, отплатить. Харитон понимал справедливость наказа не ходить в город – он тут же там внимание привлечёт. Да, Дагмара тоже выделялась, но ведь она принадлежала болотнику, к ней уже привыкли. Ясное дело, что не трогали её. Харитон же мог повстречать ту самую участь, которая обычно постигала заявившихся к нечисти людей. У него ведь даже оберегов при себе не было. И хотя бы это стоило исправить. Первые дни он большую часть времени спал из-за сильной слабости. Потом коротал время за чтением да в окно смотрел. Но вот уже неделя прошла, совсем скучно от безделья стало. Поэтому в отсутствии Дагмары Харитон начал обереги делать, в качестве материала используя одно стянутое полено. Он сам до конца не понимал, почему тщательно деятельность свою скрывал. То ли беспокоился, что ворчать будут, мол, ещё недостаточно здоров для такого. То ли думал, что Дагмара снова сопротивляться, отговаривать начнёт. Ведь чтобы от нечисти тихо уйти оберегов много не надо, а вот чтобы попытаться отобрать у болотника ему принадлежащее, надо быть во всеоружии. У Харитона был план гораздо лучше и надёжнее, чем постараться уйти, как можно дольше скрывая намерение сбежать. Надёжнее, но рискованнее. Впрочем, ему ли бояться рисковать? Он ведь намерено искал, где нечисть живёт, чтобы… Хоть как-то выделиться. Харитон слишком хорошо понимал, что был как все. Даже в своей семье он являлся средним сыном. Не выделялся ни внешностью, ни талантами. А хотелось. Хотелось получать внимание и похвалу. Хотелось сделать то, чем можно будет гордиться, о чём можно будет рассказывать, ловля удивлённые, восхищённые взгляды. Поэтому он решил заглянуть к нечисти и вернуться с каким-нибудь доказательством успешности такого похода. Харитон и не думал замахиваться на убийство самого болотника, для такого ведь особое оружие необходимо, да даже на убийство обычной нечисти не надеялся. Только не по плану пошло всё. Харитон случившееся помнил смутно. Вот он просто по лесу шёл, а вот внезапно всякие ориентиры потерял, потом упал куда-то, головой ударился сильно… И дальше в воспоминаниях сплошной туман, даже не помнил, как с Дагмарой столкнулся, хотя она утверждала, что он тогда ещё ходить мог, в сознании оставался. Сомневаться в словах не приходилось – такая девушка его б не дотащила сама, а нечисть бы ей не помогла. И вот, возвращаясь к плану, среди людей молва ходила, что хранился у болотника перстень, который и давал ему власть над всей, а не только болотной нечистью. Значит, если перстень украсть, болотник вынужден будет Дагмару отпустить. Где обитал хозяин болот Харитон догадывался, ведь хоромы из окна разглядеть труда не представляло. Также он заметил, что нечисть по ночам по домам расходилась, город засыпал. Значит, ночью вполне возможно незаметно выскользнуть. Оставалось только побольше оберегов сделать, ведь чем их больше, тем проще отбиться, если заметят. Только вот время не на его стороне было. Харитон понимал, что Дагмара выпроводит его, стоит лишь достаточно окрепнуть. Поэтому он старался вести себя так, будто хуже чувствовал себя, чем то на самом деле было. Однако бесконечно так продолжаться не могло. – Как ты себя чувствуешь? – привычно спросила Дагмара, как только домой вернулась и в комнату прошла. Харитон уже был готов ответить не менее привычное: «Неплохо, но ещё скверновато». Однако слова в горле застряли, когда он заметил рассечённую бровь и кровавую корку на губе. Он подорвался с кровати и бросился к Дагмаре. Только сейчас осознал, что ныне она казалась более измождённой, чем в день знакомства. Харитон протянул руку, но Дагмара отшатнулась, будто испугалась удара или грубого захвата. – Что случилось? – обеспокоенно спросил Харитон дрогнувшим голосом. – Ничего такого, просто несчастный случай, – отмахнулась Дагмара, но она даже звучала устало, измученно. – Что они с тобой сделали? Почему? – не унимался Харитон. Он был согласен не взбаламучивать болезненные воспоминания, однако не мог закрыть глаза на то, что кто-то явно поднял на Дагмару руку. Она говорила, что на болотах неплохо, но какое тут неплохо?! – Ничего. – Это как-то связанно с тем, что ты меня укрываешь?.. – А если и так? Если я скажу, что это из-за тебя, это поможет быстрее выздороветь? Ты скорее уйдёшь от меня? – вопросом на вопрос ответила с таким видом, будто находилась в шаге от отчаяния. – Я… – Харитон замялся, он совершенно не знал, что тут сказать. Если Дагмара страдала из-за него, он больше не мог тихо отсиживаться, пытаясь заготовить как можно больше оберегов. Нужно действовать, как можно скорее что-то предпринять. А вдруг, если он затянет ещё хоть немного, Дагмару до смерти изобьют? – Забудь. – Она махнула рукой. – Как я и сказала, никто мне ничего не делал. Но тебе правда лучше поскорее вернуться к людям. Дагмара скрылась на кухне, а Харитон так и стоял с протянутой рукой, которой схватить удалось воздух только. «Сегодня или никогда». Он и сам подивился тому, насколько твёрд был в своём решении. Не осталось ни тени сомнений, даже если где-то внутри всё ещё сидел страх. Потому как любому человеку будет страшно сунуться напрямую в обитель болотника. Но ведь Харитон не любой. У него есть цель. И делал он это не ради себя, а чтобы защитить чахнущую на болоте девушку. Чтобы равноценно отплатить за спасение жизни. Харитон дождался наступления ночи, внимательно прислушиваясь, пока Дагмара за стенкой затихнет, перестанет ворочаться. Ей нужен отдых, так что незачем о плане рассказывать. Пусть лучше проснётся уже свободной. Из-под кровати он достал заготовленные обереги, проверил, хорошо ли прикреплены шнуры. Полная луна, не скрытая облаками, давала достаточно света, заглядывая в окно. Один оберег Харитон повесил на шею, другой – связку из трёх с самым длинным шнуром – привязал к поясу, а последний обмотал вокруг запястья и сжал в руке. Медленно и тихо, стараясь ни одной половицей не скрипнуть, он пробрался к двери и выскользнул на улицу. Порыв ветра тут же напомнил о том, что сейчас уже слишком холодно одной рубахой обходиться, особенно ночью. Только не было у Харитона возможности тёплые вещи раздобыть, так что оставалось лишь как можно скорее до хором добраться. Чёрт знает, тепло ли в доме у нечисти, но там хотя бы не было ветра. Харитон боялся, что его заметят, что кому-то интересно станет, кто в такой час по улице бежит. Что город лишь притворялся спящим, а на самом деле всё это было ловушкой. Ведь поверить нечисти мог только смертник. Однако никто не спешил выскакивать из дому и набрасываться, даже свет нигде не зажегся. Лишь болотные огни по улицам летали, словно намекали: хозяин-то местный всё видит, всё знает. Когда один огонёк подлетел слишком близко, Харитон нервно отмахнулся от него рукой, в которой сжимал оберег. Он и не задумывался о том, что будет делать, окажись на входе в хоромы охрана. Однако той не было. То ли порядки у нечисти совсем далеки от людских, то ли хозяин болот слишком уверен в себе. Не столь важно, какова причина, главное воспользоваться следствием и незаметно прошмыгнуть внутрь. А вот как быть дальше? Харитон понятия не имел, где искать перстень. Он же даже о внутреннем устройстве хором ничего не знал, но ведь заранее подготовиться всё равно не смог бы. Тогда нужно просто тихо, без лишней суеты обследовать все комнаты. Дом был тих, молчалив и пустынен, будто все спали, а охраны не водилось вовсе – не только на входе, но и внутри. Как и снаружи, здесь летали редкие огоньки, давая тусклый свет там, куда не подсмотреть луне. А ещё здесь было до странного обычно. Харитон не знал, каковы внутри дома нечисти, но ожидал чего-нибудь жуткого: человеческих и животных останков, украшений из костей, толстенную паутину с огромными пауками, кубков из черепов, узловатых корней вместо пола, летучих мышей под потолком… Воображение щедро подкидывало варианты один лучше другого, да только на деле не оправдался ни один. Это был просто большой дом. Даже не холодный. До ушей Харитона донёсся шаркающий звук. Шагая ещё осторожнее, он прокрался к приоткрытой двери, за которой точно кто-то находился, медленно заглянул в комнату, где растрёпанная длинноносая лопоухая пигалица подметала пол. И больше никого. Кикимора даже пискнуть не успела, как Харитон прижал её к стене и зажал рот рукой. Она застыла, мелко дрожа, когда почувствовала возле шеи оберег. Пигалица испуганно посмотрела на Харитона своими серыми глазищами. – Либо ты тихо проведёшь меня туда, где болотник хранит перстень, либо я этот оберег тебе в глотку затолкаю, – угрожающе прошептал Харитон. Кикимора тяжело сглотнула. Он не мог быть уверен, что первая встречная мелочь знала о расположении перстня, но быстрый согласный кивок позволил торжествующе улыбнуться. Харитон вцепился Кикиморе в плечо, а оберег продолжал держать возле шеи. Пусть даже вели его молча, совсем не пытаясь вырваться, только смертник поверит нечисти. – Д-дальше мне н-нельзя… – заикаясь пролепетала кикимора, остановившись перед массивной дверью. – Врёшь. В ловушку завести решила? – процедил Харитон, ещё сильнее сжав худое плечо. Кикимора тихо пискнула и отчаянно замотала головой. Даже прижатый к коже оберег не заставил её сделать ещё хоть шаг вперёд, либо признаться в обмане. Харитон нахмурился и ударил кикимору оберегом в висок – худое тельце отлетело в сторону и больше не шевелилось. Ладно уж, пройдёт один, ведь ничего другого не оставалось.