До третьей чёрной луны

Возвращение хозяина дома буквально потрясло. Дрожал пол, трясся стол, Мара потянулась, чтобы придержать дребезжащие чашки. По комнате начал расползаться чёрный зябкий туман, из которого вскоре медленно вышел высокий, бледно-сероватый, полностью седой, но всё ещё статный мужчина. Густая борода опускалась почти до груди, сильно выделяясь на фоне чёрной с серебром одежды, столь же чёрным было и очелье. А в тёмных-тёмных глазах словно мерцали огни мира за гранью. Дагмара сжалась, поёжилась. Её начал охватывать совершенно естественный человеческий страх, из-за которого она не знала, как быть: оставаться на месте, встать и поклониться или сразу к полу прижаться? Кощей неспешно подходил к столу, от чего желание спрятаться куда подальше только усиливалось. Руку, ранее протянутую к халве, Дагмара нервно прижала к груди, борясь с желанием вцепиться в дорогую ткань. Туман подползал к ногам, которые очень хотелось неприлично задрать повыше. Могильный холод обхватил щиколотки и тонкими струйками тянулся всё выше, будто стремясь заморозить, остановить самое сердце. – Вот из-за любви к таким представлениям тебя и не навещают, – заявила вдруг Мара, отпив чая. – Ты сейчас до второй смерти перепугаешь бедную девчонку, которая и так отдувается и за твои ошибки тоже. – А, так это она? – спросил Кощей, и весь мрак тут же за мгновение исчез. – И сам всё знаешь. Не делай вид, что бес попутал. Это представление ты устроил намеренно и с полным осознанием ситуации. Кощей развёл руками, хлопнул в ладоши и сел за стол, на котором появилась ещё одна чашка. Дагмара всё ещё держалась насторожённо, но хотя бы опустила руку и робко посмотрела на Мару, беззвучно моля о подсказке. – Расслабься. Считай, что у нас тут обычная семейная посиделка, а это – просто дед со своими причудами. Дагмара кивнула, однако же трудно считать просто дедом Чернобога, который к тому же тебя очень внимательно рассматривает, а из-за бороды сложнее понять с каким именно выражением. Зато вблизи удалось заметить, что глаза у него – один в один как у Мары, но как будто живее, смешливее. Та смотрела спокойно и строго, а у Кощея от уголков расходились морщинки-лучики, будто след от частых улыбок, хотя в целом лицо нельзя назвать морщинистым. Отпечатавшаяся на нём старость ещё сохраняла немало бодрости. – Здрава будь, красна девица. Я Кощей, дома этого хозяин, а тебя как величать? «А ещё хозяин царства мёртвых и всей-всей нечисти», – подумала Дагмара, садясь ровнее. – Здравствуйте, – ответила, пытаясь звучать ровно, но голос-предатель всё равно подрагивал. Руки и вовсе пришлось под стол спрятать – пальцы отказывались не трястись. – Меня зовут Дагмара. Я у внука вашего работаю. – Ну-ну, спокойнее будь, – по-доброму усмехнулся Кощей и подмигнул. – Я мёртвых не обижаю. А тебя и подавно не обижу. А то ж внук ко мне точно никогда более не заявится. – Да вы важность мою переоцениваете… Калист, может, опечалится от вести такой, но если и не будет являться, то по другой причине. Кощей закинул в чай целых три ложечки мёда и теперь весело позвякивал о стенки, перемешивая. Тихо фыркнув на слова Дагмары, он покачал головой. – Памятуя о сыне моём, думаю, что это ты недооцениваешь. Что тот, что этот привязываются к кому-то редко, но коли уж случилось, то вовек не простят, кто бы дорогое сердцу ни обидел. Они признают только те узы, которые выбрали сами. Меня они не выбирали. – Вы о прошлом болотнике? Он ведь тоже среди братьев очень… Выделялся? – Да. Из всех детей он был моей самой большой оплошностью. Хотя так говорить неправильно, ведь то была не его вина, а моя неопытность. Ты против воли увязла в наших делах, так что имеешь полное право знать правду. Может, есть у тебя какие вопросы, что покоя не дают? «Можно я закроюсь в какой-нибудь комнате и подожду Калиста там?» Но чтобы поддержать разговор, вслух сказать пришлось совсем другое: – Не то чтобы мне что-то покоя не давало, что нужно было бы узнавать у вас, но если о таком можно послушать… Говорят же, что появление их… В смысле, правителей нечисти было вашим замыслом. Что же это за замысел такой и почему именно болотник так отличался? И почему Калист, будучи на самом деле совсем не бездушным и не бессердечным, вырос таким отчуждённым? Просто… Раньше я бы подумала, что для нечисти такое в порядке вещей. Что вы, ну… Что между нами очень много различий. Что вы и должны быть пугающими, непонятными. Но за прошедшее время я поняла, что мы во многом очень похожи. Кощей удовлетворённо кивнул, словно таких вопросов ожидал, отпил чая и начал рассказ: «Полагаю, без лишних слов понятно, что у меня и без того хватает дел. Чем больше живых, тем больше и мёртвых, а потому следить за ними всё сложнее. И хотя нечисть тоже должна была под моим надзором быть… Как известно, кто пытается управиться со всем и сразу, тот хорошо не управится ни с чем. А я точно знал, что настанет время, когда уследить за всеми станет слишком сложно даже для меня. Поразмыслили с супругой-смертью и поняли, что пора бы помощью – детьми – обзавестись. Первым мы создали водяного, ведь воды очень много, а утекает она так ловко, что с ней в первую очередь помощник нужен, который не был бы к месту привязан, мог быстро то тут, то там очутиться. Потом лешего создали – на суше не только дел хватало, но и людей всё больше становилось, которых и без внимания оставлять нельзя было, и в то же время провоцировать не стоило, чтобы лишних столкновений избежать. Поначалу двух сыновей нам хватало. Каждый следил за вверенными землями, за нечистью. Они хорошо справлялись, но время шло, мир менялся, а вместе с ним менялась и нечисть. Та нечисть, которая из людей появилась, была искажённым отражением неисполненных желаний, сожалений. Они исполняли свой новый долг, находили успокоение и с чистой душой попадали наконец на мою сторону мира. Но людское общество становилось сложнее, усложнялись и желания. Стало понятно, что для упокоения душ нечисти придётся тоже пытаться жить по-людски. Строить города, заниматься ремёслами, создавать семьи… Только для такой жизни нужен был правитель. Он должен был взять под свою ответственность всю нечисть, но не только для того, чтобы управлять, порядок в обществе поддерживать. Он также должен был стать защитником для этого скрытого народа. Защитником от людей, которых ненависть к нечисти обязательно притянет туда, где нас много. Сначала я думал на это место назначить одного из сыновей, но водяной был слишком непоседлив, он бы не смог долго делами в одном месте заниматься, а правитель-путешественник – сомнительная идея. Да, правитель иногда должен земли объезжать, но обычно его должно быть легко найти. Леший же казался слишком мягкосердечным – он бы не только не смог судить по всей строгости закона, но и людей бы выпроваживал только тогда, когда они уже кому-то навредили. Не смог бы действовать на опережение, ведь воздавал лишь за содеянное. К тому же, следили они не только за нечистью, но и за природой. Поэтому мы решили создать третьего сына – болотника. Его земли были пересечением воды и суши. Как и обитающая в них нечисть, болота сами себя уберечь могли, за ними не требовалось следить особо. Но важнее было то, каким мы создали самого болотника. Тогда я думал лишь о том, как сделать идеального правителя. Того, кто не устанет на одном месте сидеть и делами заниматься. Того, кто будет лишён пристрастий, а потому будет поступать по закону, по разуму. У него не было души, точнее, той её части, которая выражалась бы в чувствах и эмоциях. Да, тогда мне это в самом деле казалось хорошим, правильным решением. Правитель не должен иметь желаний, чтобы его не испортили власть и жадность. Правитель не должен иметь предпочтений, чтобы его решения оставались беспристрастными. Правитель не должен быть слишком мягким, чтобы пресекать беду. А ещё правитель на первое место должен ставить народ и свои обязанности. Ему необязательно иметь в полной мере все те силы, которые бы подчиняли водную и земную нечисть, зато у него должны быть силы, которые смогут нечисть восстанавливать, а также помогут скрываться среди людей, притворяться ими. Можно перечислить ещё много всяких должен, только суть одна: идеальный правитель – это пустая оболочка, ведь никто живой и чувствующий не смог бы вынести груза этого образа. Только потом я убедился, что лучшее – враг хорошего. Я не могу судить сына, он был таким, каким я его создал, полностью не осознавая последствий. Не осознавая, что когда-нибудь его начнёт тяготить эта пустота. С нечистью болотник мог поступать только по правилам, поэтому отдушину нашёл в людях. Все те зверства, о которых ходит молва, он совершал, просто чтобы почувствовать себя живым. Заполнить пустоту, убедиться, что он больше, чем просто оболочка, служащая закону и благу народа. Ты не подумай, я не пытаюсь его оправдать. Он поступал слишком жестоко – этого не отнять. Но это из-за меня. Из-за того, что я не оставил ему других путей ощутить себя кем-то настоящим. Более простые – человеческие – вещи не могли всколыхнуть то, что спало на месте его души. Как бы я ни хотел, но ошибку исправить не мог. Разве что сына убить и нового создать. Но будет ли это справедливо? Даже если этот сын не хотел ни видеть меня, ни признавать. Я ведь сам лишил его пристрастий, так что и семья для него ничего особенного не значила. Пока я предавался сомнениям, как же быть, болотника нашла ведьма – мать Калиста. У каждой ведьмы есть своё обязательство, которое она должна исполнить. Плата за полученные силы. Эта ведьма должна была родить другую ведьму, но более сильную. Для такого не годился союз с человеком и… Я не знаю, как ей такое в голову пришло, но она решила расположить себе болотника. Она быстро поняла, что с ним ни добрым словом, ни силой, ни приворотом не сладить. А потому решила… Опоить своей кровью. Будучи ведьмой, она могла позволить себе пойти на шаг, от которого человек быстро бы умер. Я сам не думал, что такое возможно, но у неё получилось. Сильно добрее болотник не стал, но каким-то образом всё же хоть немного, но научился кем-то дорожить, кого-то ценить. В основном той ведьмой. Её он слушал, в её пользу он бы и не по закону решил. Ни к братьям, ни впоследствии к детям ничего такого он не проявлял. И всё же жестокости в нём немного поубавилось. Колдовская кровь – страшная сила… У тебя такой случаем нет? А, не напрягайся так! По тебе же видно, что ни разу не ведьма. Можно сказать, я был рад за сына. К тому же, появились и другие дети. Ведь людей становилось всё больше, а вместе с ними прибавлялось и полей. Вот и появился полевик. Ему пришлось дать способность особенно хорошо среди людей скрываться, так что часто он среди вас живёт. К тому же, на мёртвых меня одного тоже не хватало, так что обязанность забирать их из этого мира перешла к Маре. И хотя ей для работы тоже нельзя обзаводиться привязанностями, ведь однажды она и братьев своих через грань переведёт, я учёл прошлые ошибки. Так что доча у меня хотя и холодная, но даже ей «человеческое» не чуждо. Всё так завертелось, что я, как и все, слишком поздно вспомнил о внуке, о Калисте. Я его и не видел толком вживую, пусть даже есть у меня способы за детьми с расстояния понаблюдать. Болотник просто растил из Калиста второго себя. Насколько это возможно. Ему не было дела до того, что этот ребёнок родился с полноценной душой. Я уже говорил, что никто живой и чувствующий не вынес бы того образа правителя, который я в самом начале задал. Но когда я опомнился, когда задумался о том, что наследнику болотника нет нужды повторять судьбу отца… Калист уже замкнулся в себе. Не так, как оно обычно бывает, когда замкнутость проявляется в неуверенности, в отказе с кем-либо взаимодействовать, в избегании общества, в боязни решительных действий. Такое поведение было бы несовместимо с ролью хорошего правителя. Он спрятал настоящего себя и добровольно ограничил рамками невозможного образа. Но так нельзя жить всегда, ничего хорошего из этого не выйдет. Уже не выходило. Он с каждым годом словно всё больше выгорал, становился собственной тенью. Я понимаю, почему мои дети были так настойчивы в попытках растормошить его. Так упрямы, что даже нарушили закон жизни и смерти, подняв тебя. Это не назойливое желание вывести из равновесия, развести на чувства. В кои-то веки познакомиться с братом. Они просто хотели помочь Калисту, не дать выгореть окончательно, чтобы в самом деле стать пустой оболочкой». По ходу Кощеева рассказа Дагмара постепенно успокаивалась, поддаваясь влиянию низкого, глубокого голоса, в котором оттенки разных эмоций смешивались с чем-то таким мягким, слегка убаюкивающим. Уже и руки не дрожали, и спрятаться желания не было. Хотелось слушать и слушать, чтобы рассказ продолжался, даже если на душе от него ни разу легче не становилось. «И ведь сходится это с тем, о чём я вчера думала. Всё на свои места встаёт». – Вот оно как… Спасибо, что поведали, – откликнулась Дагмара, опустив взгляд к своей полупустой чашке. – Кое о чём я подозревала. Теперь яснее стало. Не сказать, что я этому рада… Но раз есть шанс на улучшение, наверное, уже не время печалиться. – Тебе о нашем былом точно печалиться не стоит, – согласился Кощей и переложил на блюдце Дагмары самый красивый рахат-лукум с красной спиралью внутри и орешком по центру. – Ой, с-спасибо, – смущённо ответила она. – Я ожидала, что вы окажетесь добрее, чем в людских представлениях, но как-то всё равно неожиданно очень. Почему же о вас молва такая тёмная ходит? Мара сказала, у вас даже отдельный дворец для образа есть. – Как бы сказать… – Кощей сделал глоток чая и почесал бороду, смотря куда-то в сторону. – Я просто решил оправдать ожидания людей. Послушал, каким для них представляется всё со смертью связанное, да и решил: почему бы и да. Сам по себе я вижу людей только когда вы умираете, но есть же среди вас те, кто хотят со смертью, со злом сразиться. Они для такого хоть на край света пойти готовы! Как вы их там называете? Герои? – уточнил и получил утвердительный кивок. – Жалко мне их что-то стало. Вот представь, они такие бравые и непоседливые семь морей пересекли, шесть гор обогнули, пять чудовищ победили, а я тут чай с карамельками пью. А потом за ними ещё погром в доме убирать! Эти ваши герои – самые ужасные гости! Обругают, оклевещут, насорят, булавками своими куда ни попадя потыкают, ещё и украдут что-нибудь. Супруга так однажды не досчиталась яйца для пирога и так опечалилась, что целую деревню уморила. С такими гостями лучше уж быть хозяином под стать. Так и у них ожидания оправдаются, и мне от игры забава, и дом в порядке. А молва меня мало волнует. Все они, молвящие, там будут. То есть тут. В моём царстве. Дагмара едва сдержала смех, в самом деле представив перекошенное от непонимания и удивления лицо героя, который после долгого пути вместо злодейского зла обнаружил деда-сладкоежку в расписной комнате. И не скажешь сразу, что больше разочаровало: пройдённый впустую путь или невозможность рассказать правдивую историю о величайшем подвиге, о котором уже с три короба всем наобещал. – Кстати, как я знаю, у Калиста хранится перстень. Говорят, что он ваш и даёт власть над нечистью. Мой опыт говорит, что это не так. Но что же он такое на самом деле? – О, перстень? Это просто символ, подтверждающий нашу с супругой связь. Моя часть этого символа. Она бы очень расстроилась, если бы я его потерял, поэтому я решил отдать его сыну. Кощеев перстень – звучит подходяще и для символа власти. Такую вещицу точно бы хорошо хранили. Так что, да, сам по себе он сил никаких не даёт. – А ещё это показатель твоей безответственности. Просто взял и снова дело на ребёнка свалил, – неожиданно отозвалась Мара. – Какая же ты у меня бука, доча. Зато единственная, чьих визитов годами ждать не приходится. – Я здесь живу только потому, что тоже с мёртвыми работаю. Кощей усмехнулся и покачал головой, а Мара бледно улыбнулась и подняла появившееся на столе чёрное перо. Гость воспользовался приглашением – время подать ещё одну чашку.

***

Диана, как и обещала, отправилась навестить Дагмару, искренне уверенная, что за такое короткое время ничего не успело случиться, но уверенность резко схлынула, стоило увидеть брошенные близ крыльца вёдра. Уже предчувствуя неладное, Диана вбежала в пустующий дом. Для верности позвала, вокруг дома обошла, до колодца дошла. Никаких следов беды, борьбы, бессмысленного поспешного бегства. Да и случись что средь бела дня, кто-нибудь в городе обязательно заметил бы, доложил. Не зная, что и думать, Диана подхватила обнаруженную возле вёдер ветку можжевельника и поспешила к Калисту. Что-то замирало в давно остывшем нутре от осознания необходимости стать гонцом дурной вести. Хозяин и так наверняка был не в духе после ночной выходки героя, а тут новая напасть! Но сильнее страха перед хозяином было беспокойство за подругу. Только бы мысли о худшем оказались лишь домыслами! – Х-хозяин! – Она влетела в комнату и едва не упала, резко затормозив. Дыхание и венок сбились, волосы липли ко лбу и лезли в рот. Калист оторвался от книг и выжидающе посмотрел на Диану. – Дагмара пропала! – выпалила и положила на стол ветвь с пером. Тревога отобразилась на обычно спокойном лице, а потом он нахмурился, лучше рассмотрев находку. Можжевельник и ворон – это символы Мары, значит, в очередную беду Дагмара не угодила. Зато угодила в гости к семье, которая решила, что для заманивания к себе все средства хороши. Внутри шевельнулось раздражение. Сколько ещё собираются родственники бесцеремонно вертеть судьбой Дагмары? – Считается ли это официальным визитом? – спросил сам себя Калист, вставая из-за стола. – Можешь идти, с ней всё в порядке. Просто у Кощея, – пояснил для Дианы и вышел из комнаты. Она проводила его непонимающим взглядом, не зная, как понимать сказанное. «У Кощея» – это правда просто у него или же на том свете? Но тут уж Диана в самом деле больше ничего поделать не могла. Калист взбежал наверх, пропуская по две-три ступени. Для начала стоило переодеться. С тяжким вздохом пришлось признать, что лучше бы по такому случаю обувь натянуть. Кощей в первую очередь царь, а уже потом дед, негоже заявляться к нему в неподобающем виде. Даже если хотелось отправиться поскорее, а за Дагмару всё равно неспокойно было, ей определённо угрожало только устать от разговоров и переесть сладкого. Калист сам не помнил, когда в последний раз Кощея видел (кажется, то был день, когда он перенимал обязанности отца), так что для него эта встреча была не лучше рабочих. Это даже с семейным ужином не сравнить, где все лица знакомые, пускай среди них и неуютно. Досадно. Он ещё никуда не отправился, а уже пятым колесом себя чувствовал. Одно только решение начать общаться с родственниками волшебным образом не изменило сложившуюся, устоявшуюся сущность. Это долгий путь работы над собой, перебарывания, перекраивания, принятия. И в самом начале этого преобразования отправиться к тому, кого ни разу близким не считаешь, но кто наверняка будет ждать семейного отношения… Верный путь дать слабину и пойти на попятную. Взгляд упал на заготовку для оберега, который позволит Дагмаре сохранить человеческие черты в момент перехода к полноценной нечисти. Для надёжности придётся попросить у Кощея помощи в закреплении чар. Чтобы точно не допустить смерти. «Дагмара хорошо держалась, оказавшись не только среди незнакомцев, но и среди чуждой для неё нечисти. И хотя бы ради неё я должен принять это приглашение». На удивление в этот момент даже мысли не промелькнуло о работе, которую раньше он посчитал бы достаточным поводом никуда не идти. Работу, являвшуюся смыслом жизни, в нужные моменты всё легче вытесняла с первого места непримечательная человеческая девушка. Калист забрал заготовку и спустился вниз. В узел, скреплявший перо и можжевельник, было вплетено заклинание перемещения, ведь иным путём до Кощея добираться сложно и долго даже потомкам его. Надо быть на диво упорным героем, чтобы добраться до дворца на самой границе с миром мёртвых, который Кощей почти не мог покидать после того, как обязанности детям раздал. Нервно проведя по волосам, Калист потянул за верёвку. Тёмный, густой, мерзкий словно изморось воздух окружил его, облепил, утягивая за грань. Через беспросветную мглу, через холодное дыхание мертвецов и песчаную зыбкость времени. Чтобы в конце развеяться в яркой комнате, где уже поджидали вешницы-сороки. Женщины поклонились, здороваясь, и сообщили, что хозяин дома ожидает и просил сразу к нему привести. Калист последовал за ними, почти не проявляя интереса к тому, что было вокруг. Всё казалось слишком пёстрым – до рези в глазах. Он не привык к подобному буйству красок, ведь болотный город почти с лесом сливался, дабы внимания не привлекать. А тут от всего веяло вычурностью, чрезмерностью. Зачем? Какой толк от ярких цветов, которые вернее головную боль вызовут? Неприятно. Уже. Сороки остановились перед дверьми и сказали, что их дальше не приглашали. Калист кивнул, коротко поблагодарил за сопровождение и зашёл в столовую. Точнее, он собирался спокойно зайти, но резко заскочил внутрь, услышав нервный вскрик. Его взору предстала застывшая в испуге Дагмара, вокруг которой обвилась трёхголовая змея. – Гоша, а ну слезь с неё! – грозно прикрикнул Кощей, дёрнув питомца за хвост. И только Мара продолжала с безразличным видом пить чай, одним взглядом красноречиво сообщая, что всё происходящее, к сожалению, в порядке вещей.