Каждый шаг к эндшпилю усиливает короля. Арон Нимцович
17 июня, 1938 г пятница
От чего-то не получалось заснуть. Раздражённо вздохнув, я уже в сотый раз перевернулся на другой бок. Казалось, что часы, висящие в коридоре за дверью, находились прямо над ухом и монотонно тикали. Пнул одеяло ногой, и уже в следующее мгновение услышал его глухой удар об пол, почувствовав, как приятная прохлада прошла по всему телу. Зажмурился. Вот теперь точно усну! Воинственно вдохнул. Кого я обманываю?.. Сна ни в одном глазу. Обреченный выдох. Метания моего тела по кровати, точно по полю боя, и мыслей нарушил тихий стук в дверь. Это точно не няньки, ведь вечерний обход был ещё полтора часа назад, и не ребята, ведь каждый из них держался от меня подальше. Неужели ты такая смелая и совсем не боишься ночной мглы сиротских коридоров? Слез с кровати. Как бы тихо я не старался ступать на пол, казалось, что шлепанье босых ног слышно в Букингемском дворце. Почему я не умею летать? Подойдя к двери, я задал банальный вопрос, кто это. — Это я, Том, — уверенный, уже знакомый тоненький девичий голосок. Предсказуемо. — Что тебе надо, Айрин? — в голосе прозвучали нотки высокомерия. На самом же деле моё сознание кружило над одной-единственный мыслью: интересно, она наступила на тот самый квадратик кафеля, и уже весь приют слышал, что кто-то ходит по второму этажу после отбоя? — Ничего. — Одно слово, а прозвучало с таким вызовом, будто саму королеву Англии только что обидели. — Раз ничего, то зачем тогда ты пришла? — Моего лица невольно коснулась еле заметная тень издевательской улыбки. Не наступила. Я бы слышал этот грохот. — Впусти меня. — Нет. Я тут пытаюсь уснуть, вообще-то! — я изобразил раздражение, чтоб не думала обо мне, как о какой-то жалкой дворовой псине, виляющей хвостом от радости при виде знакомого человека. Что же сделает дальше? — Если не пустишь, я закричу, тогда придет миссис Коул. Я скажу, что это ты виноват, и в итоге мы, конечно, оба получим, но ты получишь тоже. Моё лицо окончательно и бесповоротно расплылось в улыбке. Видимо стирка белых носочков уже пошла ей на пользу, и теперь-то Айрин знала, что наказания и проступки — это не весело. До чего же… хороша! Глубокий вдох. Молча открыл дверь, встретив её маской равнодушия. Лисьи глаза тут же заговорщически подмигнули, и Айрин уверенно зашла в комнату, направившись к кровати. Она остановилась у одеяла, одиноко лежавшего на полу, немного помедлив, подняла его и закинула на кровать, устланную белыми простынями, а затем по-хозяйски уселась на край. В щуплых ручонках что-то было: не то книга, не то какая-то квадратная деревяшка. — Это не твоя кровать, так что слезь с неё. Айрин издала какой-то невнятный звук и уже в следующее мгновение была у стола, освещённого отголоском летней ночи. — Я не могла уснуть, — наконец-то, заговорила она, — и кое-что принесла, Том. Любопытство взяло верх. Что же на этот раз выкинет эта девчонка? Я нерасторопно подошёл к столу, хотя искренне хотелось ускорить шаг. Айрин торжествующе водрузила деревянную коробку вверх и точно таким же тоном провозгласила: — Шахматы. Я смотрел на неё равнодушным взглядом, который на самом деле был лжив. Сердце набирало разгон, как и эмоции, которые забушевали где-то внутри, словно волны, бьющиеся о берег. — Ты украла шахматы. — Одолжила. — Ночью, после отбоя. — Зато они точно никому не понадобятся. — И ты притащила это сюда. — В твою комнату, да. — Чтобы я с тобой поиграл. — Чтобы мы вместе поиграли. Я замолчал. Гордость и пылкость, наполняющие хрупкую фигуру напротив, начали медленно угасать под моим натиском равнодушия и констатации фактов. Айрин отчаянно вглядывалась в мои глаза, в попытке увидеть хоть нотку согласия. Пауза затянулась. — Дурацкая была идея. — Она опустила коробку вниз и тихо прошептала: — Прости. Я не могла уснуть, и глупо было думать, что ты тоже. Айрин неуверенно засеменила к двери, разминая затекшую руку. Нет, нет, нет. Кто же знал, что я перегнул палку со своим наигранным равнодушием и строгостью! Я стремглав ринулся следом. Не уйдешь так просто! Я хочу поиграть. В порыве я заключил хрупкую фигуру в крепкие объятия со спины, не позволяя покинуть бедную комнатку серого приюта. Я оказался непривычно близко, и вдруг терпкий аромат волос ударил в нос, от чего на мгновение закружилась голова и стало дурно. — Ты проиграешь, — выдохнул я в смольную макушку. Я не видел лица Айрин, но почувствовал, как она заулыбалась. — Что ж... — Она закопошилась и высвободилась из цепких объятий, через мгновение вновь оказавшись у стола, словно и не уходила оттуда. — ...Возможно, но сначала помоги расставить фигуры. Шахматные фигуры были красивыми, вырезанными из дерева, такими детальными! Сам процесс игры оказался неожиданно увлекательным, ведь приходилось много думать и планировать наперёд, а это безумно затягивало и ничуть не надоедало. Я и не заметил, как в комнате стало совсем темно. Это сподвигло меня, наконец-то, показать кое-что. Я был несомненно лучше всех в этом приюте, и всем своим существом желал, чтобы она убедилась в этом, стала свидетельницей маленького таинства и моего превосходства. — Смотри! — Я медленно поднял руку вверх и вывел плавный жест — в воздухе вспыхнул маленький огненный шар, который ярко осветил шахматную доску. Айрин замерла в восхищении. Огонёк танцевал отражением в её глазах, запутавшись в пушистых ресницах. — Ты научишь меня? — прошептала она завороженно, с благоговейным трепетом взглянув в мои глаза. — Обязательно! — Самодовольная улыбка нагло располосовала моё лицо, но я тут же её подавил, холодно озвучив: — Шах. — Ты так сжёг мою тетрадь? — нахмурилась Айрин. Кивнул, вглядываясь в бледное лицо напротив. Тетрадь меня совсем не волновала, а вот желание понять, откуда же всё-таки взялась новая жительница приюта, никак не угасало. Досада от осознания, что я не мог влезать в чужую голову, заставила задать вопрос вслух, а иначе бы я, конечно, бесцеремонно воспользовался бы таким даром, имей я его: — Как ты тут оказалась, Айрин? — Я не знаю. — Но ты же пришла сюда. — Помню только, как сильно болели ноги из-за того, что я бесконечно долго бежала... В какой-то момент, я остановилась и спросила себя «от кого я бегу?». А ответа на этот вопрос не было... Я очень сильно устала в ту ночь, сильно хотелось пить и спать. Я думала, что просто рухну без сил на землю прямо на улице, там и усну… Честно, было даже плевать в какой-то момент... Сильно закружилась голова, и я ухватилась за что-то... Это были железные ворота. Подняв голову, я прочитала название «Приют Вула»... Так я здесь и оказалась, Том. — У тебя есть родители? — Я не помню, — Айрин замолчала. Глаза заблестели то ли от мерцания огонька, то ли предательских слез, которые были готовы вот-вот появиться. Более же на этом точно помертвелом лице не отражалось никаких эмоций. — Моя мама умерла. Она ничего не ответила. Зачем я это сказал? Чтобы она почувствовала себя легче? Но она ведь не заплакала, а это, пожалуй, хорошо, ведь слёзы меня почему-то всегда раздражали. Я вот никогда не ревел. Да и не понимаю до сих пор, когда ревут другие ребята. — Ты понимаешь змей, — я решил сменить тему. — Да, как и ты, — вдруг выдала Айрин, а я чуть сдержался, чтоб не выпучить гневно глаза. От негодования захотелось стукнуть её так сильно, чтобы больше не смела знать обо мне что-то без моего ведома. Это я могу узнавать её секреты, а не она мои! Я пристально посмотрел на Айрин, ожидая разъяснения, но она не кинула даже беглого взгляда в ответ, а всё так же всматривалась в фигурки на доске, монотонно продолжив свою речь: — Когда мы были на площадке, и со мной впервые познакомилась Белла… Мы с ней пошли в её комнату, чтобы порисовать. Только я потеряла красивый камушек, который нашла у скамейки. Я решила вернуться за ним… — В следующее мгновение из кармана платья на поверхность стола был выложен небольшой белый камень. — Но там был ты. — Так вот почему ты безмолвно наблюдала за мной с того дня? Айрин кивнула. Я, конечно, видел, что она наблюдала, но совсем не догадывался, что она узнала мой секрет в тот же день, что и я её. Чертовка! В конце концов, даже голова начала побаливать, потому что партия затянулась на целых два с половиной часа из-за разговоров и молчаливых переглядываний, к которым я совсем не привык. Айрин была сосредоточена. Во тьме её бледное лицо, освещённое маленьким полыхающим огоньком, было очень хорошо видно, и я позволял себе нагло рассматривать её черты, каждый жест и равнодушно воспринимал её попытки делать это же самое. Графичные черные брови нахмурились, и тоненькие пальцы ухватились за последнего коня, совершив ход. Я глубоко вздохнул. — Глупышка. — Я срубил ферзя, от чего моя противница разочарованно взвыла. — Просто уже два часа ночи и я плохо соображаю, — простонала она. — Нет, просто я думаю лучше тебя. — Ход слоном. Девочка-кнопка с жалостливой мордашкой посмотрела прямо в глаза, но увы, меня таким не пронять. За внешней маской моего равнодушия рождалась искренняя улыбка от предвкушения победы. А я ведь предупреждал! Айрин посмотрела на доску, а затем ещё раз на меня. В следующее мгновение уныние, как краска с холста, медленно стекло с её лица, на котором проступил хищный взгляд. — Ничья, — хладнокровно выплюнула она. Рождающееся предвкушение победы с силой рухнуло о бетонный пол, размозжив всё своё фантомное существование. Я судорожно оглядел все оставшиеся фигуры на доске и убедился: ходов больше не было. — Чёрт возьми... — Я умело изобразил грусть, а пальцы тут же потянулись к чужой вещи. — Тогда это я оставлю себе... Компенсация! — Камень со стола перекочевал на подоконник. Обычно я, конечно, отбирал или умудрялся выкрасть у приютских ребят ценные для них вещи. Но у этой мелочи, очевидно, ничего кроме бесполезного камня не было. — Это было потрясающе, — последний слог съел сонный зевок. — Я пойду, Том… — устало проговорила Айрин, а я немного даже опешил от её равнодушия. Вот так легко она отдала мне свою вещь? Толика разочарования посетила меня, ведь я ждал иной реакции, а если быть откровенным — хотел. Я молчаливо кивнул и начал собирать фигуры в коробку. — Ты хороша, Айрин. Я впервые встретил того, с кем так долго играл, — вдруг честно признался я. — Просто до меня никто особо и не горел желанием играть с тобой, — съязвила она. Я посмотрел на неё строгим взглядом и ни за что в жизни не признался бы, что играл впервые. Она добавила: — Но если честно, то я тоже, Том. — Бледные тонкие пальцы Айрин ухватились за фигурку чёрного короля. — Смотри… Это ты. Однажды, ты будешь великим… Как этот король. Ты особенный и сильный, — искренне защебетала Айрин (видимо огонёк всё-таки произвёл на неё впечатление, как и то, что я спас её от Криса и его дружков). Мне обычно всё равно, но её слова словно врезали ножом куда-то в область груди. Наверное, потому что впервые кто-то признавал, что я феноменален, не считал меня ненормальным, которого нужно запереть в психушке. — А ещё, тебя обязательно будут называть каким-то особенным титулом! — улыбнулась Айрин. — Ты будешь кем-то более могущественным, чем какой-то король. Она бросила фигурку в коробку, которая ударилась об пешки. В моей руке был чёрный ферзь. — И у него будет достойная партия! — Я вложил его в маленькие ладони, ссадины на которых уже зарубцевались, накрыв своими. Глаза в глаза. Айрин молчала. Тишина не была давящей, она была наполнена самым что ни на есть настоящим пониманием и глубоким ощущением момента. — Я пойду, Том, мне пора, — озвучила Айрин и бросила ферзя следом за королём. Босые ноги торопливо прошлёпали к выходу, и она скрылась в темноте мрачных приютских коридоров. Как только дверь захлопнулась, мне показалось, что я уже начал ждать утро, где мы снова будем вместе. Одно «но», которое червём разъедало яблоко моего сознания: однажды кто-то придёт и заберёт её, и тогда я снова останусь один в этой грёбаной дыре, кишащей жестокими, грубыми, отвратительными людьми, а эта хрупкая идея, рождённая в безмолвной ночи, но наполненная величием, разобьётся вдребезги.