Чувство ревности часто оказывается лишь стремлением к безграничной власти над действиями и поступками другого. Марсель Пруст
18 августа, 1938 г Пятница
Череда дождей неумолимо пела Лондону свою монотонную песню, которая отстукивала настойчивым ритмом по карнизу окна моей комнаты. Я аккуратно раскладывал конфискованные у Айрин камни на подоконник. Всё должно быть в идеальном порядке. Когда Айрин говорила, что будет коллекционировать никому ненужную гальку, я подумал, что камешки будут хотя бы разными. Оказалось всё до банальности просто: белоснежные, разной формы. На вопрос, пополнится ли эта коллекция, ответ был категоричным — нет. На вопрос почему, я услышал, что «даже Будда сидел под смоковницей, на которой покачивались семь плодов». Пришлось искать в энциклопедии, кто такой Будда. Откуда только в голове Айрин столько мифов и забавных историй про фантастических тварей в том числе? Однажды она убеждала меня, что боггарты — это никакая не выдумка, а исключительно правда. Единственный боггарт в моём окружении — это она. Однако я воздержался от произнесения этой мысли вслух. Ни одного доказательства, конечно же, в пользу своей правоты Айрин не смогла привести. Она и правда особенная. Такая же как я. Однако её сказки иногда звучали так, что услышь их миссис Коул хоть краем уха, то в приюте Вула оказалось бы уже два потенциальных клиента для дома больных разумом. Чёрно-белая фотография скалистого берега, окруженного бесконечными неспокойными водами, перекочевала за железную трубу, по которой зимой проходило отопление. Эту картинку я принёс с пляжа, где мы отдыхали с ребятами, хотя место, что было изображено на фото, я не видел. Наверное, где-то посреди моря оно и правда есть. – Том, – оживленный голос прозвучал одновременно со скрипом открывающейся двери. – Тебя не научили стучать? – Оборачиваться было некогда, так как фотография всё никак не хотела оставаться на уготованном для неё месте. – Прости, – машинально ответила Айрин, не чувствуя никакого раскаяния в содеянном. – Я хочу тебе кое-что показать! — Она старалась изо всех сил звучать спокойно, но её торжественное волнение было очень заметно. – Наконец-то, – проворчал я. Фотография надёжно засела между стеной и трубой. Окинув любовным взглядом мою маленькую композицию, я всё-таки решил обернуться. – Ты такое точно ещё не видел, – последняя фраза была подавлена из-за отсутствия воздуха, который Айрин успешно выдохнула на первых двух словах. Я одарил её самым скептическим взглядом, который только мог изобразить. Мотнув головой в сторону выхода, она скрылась в коридоре, оставив дверь открытой, приглашая последовать за ней. Ещё раз посмотрев на подоконник и трубу, я невольно улыбнулся. От фотографии стало тепло на душе. По карнизу монотонно стучали капли дождя, и серая кирпичная стена всё так же угнетала своим немым существованием. Плевать. Буду смотреть на эти черно-белые волны, бьющиеся о непреступные скалы. Однажды я там непременно побываю. Громкий лязг и грохот. Ворчание девичьего голоска. Ну, надо же! А я уже было подумал, что она никогда не запнётся об этот выбившийся квадратик кафеля. Выйдя в коридор, я заметил краем глаза, как Айрин уже повернула за угол и торопливо спускалась по лестнице, что было слышно на втором этаже. Медленно шествуя следом, ногой пододвинул плитку на место. Айрин определённо нужно перевоспитывать. То платье испачкано, то сандалии в пыли, то пол ломает и не соизволит всё поправить. Ведёт себя так, словно… Ей всё можно? И когда она так осмелела? Размышляя о том, что нахождение рядом со мной дало ей ощущение уверенности, я медленно спускался на первый этаж. Две тёмные косы мелькнули в парадной двери приюта. "Только не на улицу. Там же дождь!" — подумал я и уверенно толкнул дверь. Айрин стояла под козырьком крыши и терпеливо ожидала моего появления. – Бегать босиком по лужам я больше не буду. Один раз попробовал, мне не понравилось. Спасибо. Айрин громко цокнула и ринулась за угол здания. Я нахмурился, сильнее закутавшись в пиджак. Что бы то ни было, но это априори глупая идея. С недовольным видом я побежал трусцой следом. Откуда в этом маленьком, больше похожем на полуживого вампира, тельце было столько энергии – загадка. Айрин уже копошилась у самой земли, в кирпичном закутке здания. Капли дождя, стекающие по карнизу крыши, ударялись о землю, тут же отлетая обратно, и попадали на худые ноги и темный подол платья. Айрин молчаливо поманила рукой, ни разу не посмотрев на меня. Я медленно подошел; наклонился, заглядывая в темноту окошка, ведущего в подвал здания, который давно был завален хламом и заброшен. Через редкие железные прутья решетки виднелось нечто огромное. – Ничего себе, – прошептал я. Крупная и массивная змея, длина которой была метра три как минимум, лениво раскинулась и наблюдала за нами. На желтовато-оливковом теле были видны крупные тёмно-коричневые пятна различной формы, образующие сложный узор. Через глаз проходила тёмная полоса, начинающаяся от ноздрей и переходящая в пятна на шее. Другая же полоса шла от глаза вниз и проходила по верхнегубным щиткам. На верхней части головы — тёмное стрелообразное пятно. – Зззздравстуй, – зашипела. – Здравствуй. Откуда ты здесь? – я не мог скрыть удивления в голосе. Как она могла тут оказаться?! – Сссовсем ссслучайно... Отбилась от цирка... – питон пошевелил головой. – Тебе нужно уползать отсюда, пока тебя не заметили остальные… Они жестоки. Они убьют тебя. – Я зззнаю… Мне нужны сссилы. Я хочу есссть. Айрин смотрела то на меня, то на огромного питона, а затем выпалила: – Я знаю, что делать. Уже в следующее мгновение я слышал шум торопливых шагов. Куда опять понесло эту девчонку?.. Я откланялся перед огромной, поистине красивой змеёй и направился обратно в приют. Стоит признать, Айрин вновь меня удивила. Пришлось ускорить шаг, чтобы не потерять её из виду. Винтовая лестница наверх. Она спешит к себе? Но Айрин резко повернула на второй этаж. Я уже было дошёл до своей комнаты, как стали слышны громкие голоса в комнате под номером 20. Пришлось вернуться назад. Дверь не была закрыта до конца, поэтому я прислонился к стене и просто внимательно прислушался. – Билли, я сказала, – голос Айрин звучал тихо, но в нём читались давление и угроза. – Айрин, нет! Я всё расскажу миссис Коул! – мальчик вступил в явное противостояние. Глупец. Последовал звонкий девичий смех. – Билли, милый, если я сказала отдать – значит ты отдашь. – Нет! Раздался грохот. Снова жуткий смех, от которого по коже прошли мурашки. – Я сказала отдать! – рявкнула Айрин. – Нет! – завопил Билли Стаббс. Звуки возни, невнятные восклики детских голосов. Пора. Я толкнул дверь. Айрин и Билли находились ровно в центре комнаты. Билли сидел на полу, рьяно вцепившись обеими руками в клетку, за противоположную сторону которой со всей силы тянула Айрин. На её бледном лице проступил румянец, который я увидел впервые. Ей идёт. Так она выглядит ещё более симпатично. По крайней мере, не похожа на упыря, живущего в беспросветной пещере. – Билли, хватит! – злостно прохрипела она. Но Билли лишь отрицательно замотал головой. Его способность обретать цвет самого спелого томата меня всегда поражала. – Это мой кролик! Даже на моё появление он отреагировал бесстрашно, отчаянно защищая своего питомца. Интересно, кто победит? Напряжение было настолько сильным, что казалось, ещё чуть-чуть, и вся эта живая скульптура лопнет, точно шарик. Я прислонился к косяку двери, скрестив руки на груди. Грохот падающей клетки. Дверца открылась. Маленький белый пушистый кролик запрыгал в угол комнаты у двери, очевидно переживая стресс. Я аккуратно взял его в руки. Комната погрузилась в тишину, которую нарушало тяжелое дыхание двоих напротив меня. Я погладил зверушку. Удивительно, как же быстро они меня слушались, абсолютно без всякой дрессировки. Билли замер, точно не живой. Айрин же довольно улыбнулась. – Вот и всё, Билли! – Она одёрнула подол платьица, закинула косы назад и плывущей походкой направилась к выходу, где стоял я. – Билли, идём! – позади меня раздался голос. Кто-то остановился за моей спиной. – Что тут происходит? В комнату медленно зашел Эрик Уолл, друг Билли Стаббса. На его лице читалось удивление и непонимание. – Она хочет забрать моего кролика! – Билли тут же указал пальцем на Айрин. Ох, Билли, нехорошо показывать пальцем… Эрик окинул Айрин недобрым взглядом, затем посмотрел на меня. – Я всё расскажу миссис Коул. Отдайте кролика, – если бы он не сглотнул в самом конце предложения, можно было бы даже поверить в его уверенность. Вступать со мной в конфликт ему явно не хотелось, но с Билли они были друзьями. – Нет! – резко возразила Айрин. Я молчал. Нужно было принять решение и я мысленно задал один-единственный вопрос: что же было бы наиболее выгодным в данной ситуации лично для меня. – Да, Айрин! – продолжил Эрик, помогая встать своему другу с пола. – Нет! – вскрикнула она еще раз, бросив взгляд на меня. Она понимала, что решение за мной. Пожалуй, выбирая между Билли и Айрин, вторая для меня интереснее. Я отрицательно покачал головой. Отступающая с лица Билли краснота нахлынула с новой силой. Он резко дёрнулся вперёд и со всей силы толкнул Айрин. Не ожидая такого выпада, та не удержалась на ногах и полетела на меня. Я машинально бросил кролика на пол и схватил её, спасая от удара о стену и бетонный пол. Её эмоции сменились на глазах. Ярость полыхнула точно огнём в изумрудных глазах. Она с воплем ринулась вперёд, готовая выдавить глаза мальчику напротив голыми руками. Пара заветных шагов — и Билли труп. Маленькие руки тянулись вперед. Гнев сменился гадким привкусом фрустрации. Худенькие ножки нервно дёрнулись уже в воздухе и больно ударили меня в бедро. Горькое разочарование разъедало сознание, ютившееся за смольной копной. Айрин захотелось сильно закричать. Фигуры мальчиков начали отдаляться. – Если этот кролик не мой, то он не будет и твоим, Билли! – прошипела она сквозь зубы, со всей силы впиваясь в нижний край моего пиджака. Я вышел в коридор, а затем не спеша повернулся к мальчикам лицом, чтобы закрыть дверь. – Надеюсь, вы всё услышали, – спокойно проговорил я и одёрнул подол платьица, прикрывая детские, но всё же девичьи, бёдра. Поправил хрупкое тело, закинутое на плечо, и направился прочь. Айрин обмякла на моём плече, смиренно принимая волю судеб, а точнее, мою, и отпустила полы моего пиджака, свесив бледные ручонки и голову вниз. Она обессиленно ударила меня по ягодице и что-то проворчала, казалось, словно на другом языке. Только когда мы оказались в комнате, я поставил её на ноги. Она вздохнула так, что казалось, от досады можно помереть. – Том, зачем? – Потому что это был бы глупый поступок, Айрин. Тебе стоит поблагодарить. Она ничего не ответила и села на край кровати, положив руки на стол, куда вскоре склонила и голову. Я сел рядом. – Красивые, правда? – тихо проговорила Айрин, разглядывая камни на подоконнике. Чёрные косы растрепались. Я аккуратно начал расплетать ту, что находилась ближе ко мне. Кудри заструились по хрупким плечам. – Красивые, – выдохнул я. Грудную клетку сдавило как будто железными обручами, которые затягивались всё сильнее и сильнее, не давая вдохнуть. Пальцы запутались в густоте локонов, которые я не был готов выпускать из рук никогда. – Айрин, ты всё ещё хочешь найти родителей? Я пристально наблюдал за ней, не желая потерять хоть какое-то малейшее проявление истинных эмоций на лице и в жестах. Айрин вдруг вся выпрямилась, а затем повернула голову ко мне. Её брови были нахмурены, а глаза словно потухли. – Том, я хочу знать, кто я и что со мной случилось. Кажется, что я родилась в этом приюте. Но мы же оба знаем, что это не так. – Раз ты хочешь это знать, значит ты не хочешь здесь находиться. – А ты хочешь? – усмехнулась она. Конечно, я меньше всего хотел жить в поганом приюте. Почему моя мать пришла именно сюда? Бросила меня тут? Как можно было быть такой слабой?.. По коже прошли неприятные мурашки. Я не мог ничего поделать с этим фактом, который всегда вызывал чувство тошноты. Однако здесь и сейчас меня волновала Айрин, которая давала повод задуматься, что она такая же, что она просто сбежит, как только её родители появятся на пороге. – Не хочу, – спокойно ответил я, поправляя кудри на хрупких девичьих плечах. – Вот и я не хочу, – с твёрдой уверенностью произнесла Айрин. Сердце рухнуло в пятки. На долю секунды показалось, что в глазах потемнело. Значит, я прав. Импульс, всепоглощающий сознание, полностью завладел мной. Рука сжалась на копне волос и я с силой дернул за них, подтаскивая Айрин ближе. – Ай, Том! – вскликнула она, вцепившись бледными тонкими пальцами в мою руку. – Что ты делаешь?! – Если кролик не достался тебе, то он не достанется никому, – сквозь зубы прохрипел над ухом строптивой девчонки. Глаза в глаза. Она замерла, перестав сопротивляться. Я почувствовал, как её сердце стало биться быстрее. Неужели… Страх? Моё лицо застыло, как маска с точно приклеенной улыбкой, больше похожей на оскал. Значит, я единственный, кого она боялась в этом приюте? Правильно, Айрин. Всё-таки ты умна. Оттолкнул хрупкое тело на кровать и покинул комнату, желая исчезнуть в объятиях сумеречных коридоров унылого, кирпичного здания. Видеть её не хочу. В конце коридора, ближе к лестнице, находилась мисс Блэр. Она зажигала последнюю керосиновую лампу. До отбоя еще минут десять, поэтому я успевал спуститься вниз и сделать такой желанный глоток свежего воздуха, который здесь и сейчас был жизненно необходим. Открыл рот, чтобы изречь вежливое вечернее приветствие, как позади неё нарисовался Билли Стаббс. – Я всё рассказал миссис Коул, Том, – пропищал он. Как же Билли осмелел с последнего конфликта в начале лета… Есть ли смысл в милосердии, если люди не понимают его? Он явно не учёл факт того, что я мог быть в очень дурном расположении духа, и я был. Кулак сжался так сильно, что костяшки начали белеть, губы превратились в тонкую полоску. Нельзя отвечать. Медленный выдох. – Добрый вечер, мисс Блэр, – мило улыбнулся я, старательно игнорируя белобрысого клопа. – Ты душевнобольной, Реддл, – прошептал Стаббс, когда я проходил между ним и нянькой. Натянутая струна эмоций лопнула. С силой схватил смазливого парнишку за грудки и впечатал в стену. – Отвали, Стаббс! – прошипел я. – Просто отстаньте от меня! Ты думаешь, я не слышу ваши мерзкие мысли обо мне? Хватит! Мальчик завопил так, словно я его только что убил, не меньше. Мисс Блэр кинулась нас разнимать. – А ну прекрати, Реддл! Стаббс, марш в комнату! Позади послышались торопливые шаги, которые заставили тут же обернуться. Айрин спешила на третий этаж. Одна коса заплетена, а вот на месте второй взъерошенная копна кудрей, развевающихся от быстрых движений. Айрин ни разу не посмотрела на меня, от чего стало ещё хуже. Кровь прилила к лицу. Такое чувство, что я попал в тиски. Весь кислород кончился, и удушье вот-вот последовало бы неминуемой гибелью. Я с силой толкнул мальчишку и, развернувшись назад, пошёл к себе.☾
На следующий день я проснулся поздно, перед самым завтраком. Ужасно сильно хотелось спать, но я всё равно привёл себя в порядок и поспешил в столовую, где все давным-давно сидели на своих местах. За столом ближе к входу сидел Билли со своим другом, Эриком Уолли. Первый мальчишка был поникшим и, кажется, даже не ел. Мой взгляд сразу же устремился к угловому столу, за которым сидела темноволосая девчушка, покачивая ножками, которые не доставали до пола. Завидев меня, она слабо улыбнулась и помахала рукой, приглашая к себе. Моя еда была уже на столе. – Доброе утро, – сдержанно. – Доброе утро. Я ждала тебя, и принесла твою порцию, – мило улыбнулась Айрин. – Спасибо. – Взяв ложку, я воткнул её в густую кашу. – Том, я хотела сказать… – осторожно заговорила Айрин, пристально наблюдая за каждым моим движением. – Даже если мои родители живы… Я не уйду без тебя. Слышишь? – Она положила свою руку поверх моей, левой. – Как и если за мной придёт мой отец. Я говорил тебе. – Мой ответ был равнодушным. – Я помню. Я смотрел в своё искаженное отражение в ложке. Вчерашние ощущения её готовности уйти, бросить меня, как моя… мать, отозвались слабым эхом. Если я озвучу это вслух, это отпугнёт, оттолкнёт, и тогда я потеряю контроль и доверие. Нужно молчать. Айрин отрицательно замотала головой. Тонкие пальцы сильнее впились в мою руку. Я положил ложку в тарелку и, наконец-то, посмотрел в изможденное лицо напротив. Её глаза были опухшими. – Ты что, плакала? – Нет! – Айрин улыбнулась. – Просто я проснулась ночью из-за странного скрипа в коридоре, а потом не могла долго уснуть. Я промычал что-то невнятное в ответ и приступил к утренней трапезе. Идиллия была нарушена громким криком мисс Блэр, донёсшимся с другого конца коридора первого этажа, где находилась коморка со швабрами. Миссис Коул бросила белое полотенце, на стол и побежала в маленький холл. Ребята, побросав свои ложки, ринулись следом. Мы с Айрин молчаливо переглянулись, и не спеша последовали за остальными. В небольшом помещении стояла бледная мисс Блэр, закрыв глаза ладонью. На стропилах, под самым потолком висел кролик, который принадлежал Билли Стаббсу. Миссис Коул бросила полный ужаса взгляд на тельце мертвого животного. Ребята, заполонившие помещение, застыли на месте, скованные страхом. Раздался громкий всхлип, который перешёл в горький плач, а затем топот по направлению к лестнице. Видимо некоторые ребята, не выдержав зловещей картины, просто побежали к себе в комнаты, громко разрыдавшись. – Но как? – прошептала миссис Коул. – Как можно было подняться на такую высоту и повесить там кролика… Не повесился же он сам? – Что там? Вы нашли моего кролика? – пропищал Стаббс, расталкивая ребят, пытаясь пройти вперед. Тишина. Билли, забившись в истерике, закричал: – Это ты, Реддл! Это ты его повесил! Прямых улик, указывающих на мою хоть малейшую причастность к этой смерти, не было. Я посмотрел на него, как на душевнобольного. – Я что, по-твоему, могу управлять животными или летать? Идиот... Айрин равнодушно смотрела на повешенного кролика, ни разу не моргнув. Осторожно взяла меня за руку, сильно сжав ладонь, и потянула за собой. Мы направились к выходу из кладовой, не желая слышать глупые истерики и безосновательные обвинения. – Куда вы собрались?! – истерично закричал Билли, а затем просто расплакался. – Это ты, Реддл... – всхлипывал он, вытирая кулаками слёзы, которые градинами стекали по щекам. – Или твоя подружка, – прошептал он, давясь солёной водой. Билли Стаббс потерял любимого питомца, которого безжалостно повесили, а ведь тот был отдушиной и радостью в этой ужасной серой реальности, клеймённой отсутствием тёплой материнской и отцовской любви. С полным безразличием к страданию мальчика-сироты Айрин, сжав мою ладонь сильнее, апатично произнесла: – Praesumptio innocentiae.