...
P.S. Всё ли в порядке с морионом?
Волдеморт хищно улыбнулся. Раз этот камень так полезен и имеет потенциал... То он обязан быть у него, к тому же, он принадлежит ему по праву. Одно письмо написано. Даже хорошо, что он не поспешил с его отправкой! А то всплыли такие удивительные подробности, которыми грех было не воспользоваться. Следующее письмо предназначалось Лестрейнджу — верному стороннику. Адальберт никогда не задавал лишних вопросов и аккуратно выполнял даже самую грязную работу ещё в Хогвартсе. На него можно было положиться, именно поэтому Волдеморт отдал приказ, гласящий что в течение пяти лет необходимо подготовить пару мешков перемолотого в песок пейнита — самого редкого камня. Задача не из лёгких. Наверняка Лестрейндж привлечёт Малфоя, и уж общими силами они соберут нужное количество. Другое дело, что его нужно будет превратить в мелкую крошку, а тут уже ни одно светлое заклинание не справится с этой задачей и ни одно тёмное не поможет, а вручную это займет неимоверно много времени... Благо оно есть. Закончив второе письмо, Волдеморт аккуратно его запечатал и отложил, а сам откинулся на спинку кресла. Он глубоко и тяжело вздохнул. А что же будет, когда он придет к власти? Долгий, тернистый и чудовищно выматывающий путь. С другой стороны, когда он был занят такими сложными задачами, жизнь словно становилась интереснее, а он чувствовал себя живым. "Как бы не было плохо сегодня — завтра будет ещё хуже!" — именно так она и сказала однажды, рассмешив его, заставив утратить контроль и серьезность и заставив почувствовать комфорт от совместного сосуществования, где даже слова порой совсем не нужны. На измученном лице Волдеморта вдруг проступила тёплая улыбка, как и тогда и он прошептал: — Зелёный флажок. Почему ему так нравился зелёный цвет? Наверное, он так решил в приюте Вула в 1938 году. Почему-то этот цвет всегда успокаивал, казалось, что смотришь в лето и чувствуешь теплоту, которая окутывала, как тёплым шарфом, ощущением дома, которого никогда не было. Длинные белые пальцы вдруг начали отстукивать по краю стола, а в голову полезли одно за одним непристойные воспоминания всего, что тут когда-то происходило. Улыбка ниспала, а лицо стало точно неживым, алые глаза прищурились. Он был чертовски прав в ту ночь, когда засыпал в холодной постели, насчёт своего безразличия и того, что время просто притупит все ощущения. Поначалу, правда, было даже несколько обидно... Словно у тебя была самая красивая и сильная волшебная палочка, но её по злой случайности просто сломали пополам, и другой такой больше нигде нет. Хотя, откровенно говоря, и раньше все те яркие эмоции скатывались к одному единственному желанию - желанию обладать, которое ныне совсем потухло, от пламени остались черные угли. Прошло ведь не так и много лет, а что будет через двести или две тысячи? Перед глазами тут же возникла картина, где Герпий молил о прощении женщину, которую убил. Презрение накрыло с головой, и Волдеморт вымолвил с нескрываемым чувством гадливости: — Тьфу! Слабак! Именно так к нему и относился Лорд глубоко внутри после всего увиденного и никак не мог понять мотивов и узреть логики. Нет, с ним такое никогда не случится. Право, какая мелочь! Он был глубоко убеждён, что незаменимых людей нет, и когда ему хотелось, спокойно спал с красивыми женщинами. Правда происходило всё как-то... Механически, а сумасшествие не брало над ним контроль. Ничего, кроме желанной разрядки, что более чем устраивало. Более того, при таком раскладе он чувствовал себя хозяином ситуации, не как с ней. С ней, каким бы грубым он ни был, или же просто ведущим в процессе, постоянно преследовало чувство её безграничного властвования над его телом и разумом, и он так отчаянно с этим боролся. И победил. Вдруг внутри вспыхнула совсем неугодная юному Лорду пертурбация, и кресло резко с противным скрежетом отодвинулось назад. Волдеморт встал. Громко цокнув, он развернулся на девяносто градусов и пошёл к выходу. Вот ещё! Ему совсем не скучно. Вон сколько у него интересных и сложных дел впереди! Он в мгновение запретил себе думать о давно не имеющем никакого значения прошлом, направив мысли в строгий поток, который имел отношение исключительно к нынешней задаче.☽
Россия, лето 1952 года
На скамье в парке сидела молодая девушка. Её ленивый взгляд блуждал по прохожим, а в пальцах было спелое яблоко, которое в следующее мгновение оказалось у губ. Она сделала один укус, и раздался громкий хруст. Яблоко было сочным и таким вкусным, что она непроизвольно закатила глаза. Маленький кусочек упал на подол нежно-голубого платья. — Мда, — тихо проворчала Мария, и тут же лёгким жестом руки привела одежду в порядок. Отдохнув ещё немного, она встала с лавки, а огрызок яблока полетел в стоящую рядом урну, и медленно побрела по вымощенным дорожкам. Вокруг было полно маглов, наслаждающихся ярким солнечным днём. Они были счастливы, смеялись, разговаривали. А вот Мария была хмурой. Шаг за шагом её мысли становились всё тяжелее и тяжелее. — Ты же уже всё решила, — мысленно вела с собой диалог. — Последний прыжок... А там по ситуации... Мария вдруг остановилась посреди дороги и просто закрыла глаза, тяжело вздохнув. Было настолько тяжело, что она едва ли справлялась с ношей, что легла на её хрупкие плечи. А ещё это поганое чувство вины... Ведь от Антонина она ушла! А здесь не может... Не может просто сбежать, как сделала однажды, и именно это чувство её буквально душило. — Какая же ты трусиха! — грустно хмыкнула Мария, выдавив из себя улыбку, от чего стало ещё тяжелее. Уже лет пять прошло, а она всё ещё пыталась договориться с собой, хотя уже и примерный адрес благодаря Тихомиру узнала... И теперь, находясь на пороге последнего решительно действия, она снова медлит. — Да черт побери! Мария всегда была такой нерасторопной, медлительной и порой чрезмерно пассивной. Она словно привыкла, что кто-то извне всё время должен проявлять инициативу и указывать направление, в котором нужно действовать. Но времена меняются, и она осталась совсем одна. Из-за своего безволия она пять лет сидела и думала, как поступить дальше, но в конце концов именно чувство вины заставило её действовать. Она осмотрелась вокруг и, улучив момент, зашла за ближайшие три берёзы, что росли совсем рядом друг с другом. Будь что будет! Хлопок трансгрессии.☽
— Я скоро вернусь, — на ходу выпалила Дафна, сбегая вниз по лестнице. — Юная леди! — строго окрикнула Изабелла, и Блэк замерла, едва не свалившись вниз. За спиной раздались приближающиеся шаги, и можно поклясться бородой Мерлина, что матушка Дафны была очень недовольна поведением дочери. — У нас вечером гости, а ты даже не подготовила наряд! А теперь куда-то опять побежала! — Я могла бы вообще находиться сейчас во Франции! — фыркнула Дафна и тут же поняла, что позволила себе лишнее. — Ты давно закончила Дурмстранг и пора бы выходить замуж. — Мам! — Дафна развела руками в воздухе и её глаза округлились в ужасе и мольбе. — Ты сама вышла замуж по любви! А меня хочешь поскорее сбагрить какому-нибудь чистокровному семейству. Тебе не кажется, что это как-то нечестно?! — Дафна, — голос Изабеллы зазвучал со строгостью, которую ранее юная Блэк никогда не слышала. — Тебе нужно удачно выйти замуж. Дафна опустила голову и смиренно прошептала: — Да, мама. Она развернулась и абсолютно поникшая побрела назад в комнату. Как только дверь захлопнулась, она тут же ударила посохом по полу и установила заглушающие и защитные чары. Нос неприятно защипало, а на глазах проступили слёзы. Чем старше она становилась, тем большее давление испытывала не только со стороны общества, но даже со стороны матери. Изабелла Блэк мечтала выдать дочь замуж, но конечно же, не ради того, чтобы насолить собственной дочери, а наоборот, она желала ей только лучшего и прекрасно понимала, что репутация именно их семьи оставляла желать лучшего. К тому же дочь год за годом начинала вести себя мягко говоря все более и более странно... Она всё больше становилась похожа на отца. Дафна же была совсем закрыта и даже не стремилась поднимать тему отсутствия отца в её жизни. Хотя однажды она получила письмо из Америки, где красивый почерк родного человека вещал о каком-то бреде и лишь в конце было одно единственное предложение о дочери. На конверте даже не было обратного адреса. Дафна никогда не говорила об этом, но глубоко внутри её сердце испытывало тупую боль от желания, чтобы было как в глубоком детсве, когда мужская сильная рука сажала её на коленки и трепала по голове. Маленькая Дафна смотрела на удивительные рисунки отца и восхищённо ахала, хлопая большими глазами. Дафна цыкнула и подошла к столу, выдвижной ящик которого был под сильным заклинанием. Она открыла его и достала маленькую коробочку, в которой были пузырьки, наполненные серебристой светящейся жидкостью. Без раздумий она взяла один, открыла его и осушила до дна. На лице проступила улыбка полная удовлетворения. Остальные она положила в темный мешочек, который перекочевал в карман мантии. Спустя некоторое время она спустилась вниз и вежливо заговорила с матерью: — У меня правда важное дело, но я обещаю вернуться до ужина. Я обязательно буду хорошо выглядеть и постараюсь произвести хорошее впечатление на семью Хорнуак. Изабелла вздохнула и едва заметно улыбнулась. — Хорошо, Дафна. Я тебе верю. — Спасибо, мама! — улыбнулась молодая Блэк и поцеловала Изабеллу в щёку. — Обещаю, что не убегу во Францию! — Ты и так там каждое лето пять лет жила! Дафна рассмеялась и без промедления направилась к выходу. Дверь громко захлопнулась, а домовик Миклош принес хозяйке поднос с чаем. — Дурное у меня предчувствие, Миклош, — вся улыбка с лица Изабеллы вдруг пропала, — дурное предчувствие... Она всё больше становится похожа на отца. Дафна торопливо направлялась к мосту Маргит. Уже издалека она заприметила высокого худощавого мага в тёмной мантии, которой стоял, прислонившись к перилам, и любовался красотами Будапешта. Она остановилась рядом и про себя отметила, что он словно похорошел, хотя должен был наоборот постареть и выглядеть на порядок хуже. — Как чудесно всё сложилось! — радостно заговорил Распутин, которого Дафна знала как месьё Дюбуа. Его синие глаза устремились к молодой волшебнице, которая каждый раз испытывала неловкость, до того сильным был его взгляд. — Я как раз возвращаюсь из своего маленького путешествия!.. — Полагаю, это оно так на тебя подействовало. — Я похорошел? — вдруг игриво подмигнул Распутин и Дафна залилась краской. — Представь, что будет после твоей платы!.. Блэк отвернулась, устремив потерянный взгляд в воды спокойной реки под мостом. Он что флиртует с ней?! С ума сойти! Такой неловкости она ещё никогда не испытывала. Он не то что в отцы, он ей в прадеды годится! — Есть условие, — строго заговорила Дафна. — Ты никогда и никому не скажешь об этом, месьё Дюбуа. — Ну конечно! — вскинул брови вверх, а глаза округлились в напускной искренности. Конечно, он никому не скажет, ведь он уже рассказал. Но это было раньше, а теперь-то он сдержит своё слово. Дафна запустила руку в карман и достала чёрный мешочек. В глазах Распутина воссияли бесовские огни, и он вдруг хохотнул. — Не верится, — зашептал он, вцепившись мёртвой хваткой в то, о чём так мечтал. Уголки губ Дафны дрогнули в едва уловимой улыбке. Распутин молниеносно достал один бутылёк и восторженно воскликнул, тут же получив посохом в живот. — Ты что творишь, дед! — выругалась Блэк, позабыв о манерах и вдруг осмелев. — Мне не терпится! — прошипел Распутин и тут же открыл пузырек, выкинув деревянную пробку в воду, от чего глаза Дафны стали на мгновение не человеческими. Он ещё и мусорит?! Распутин на раз-два осушил всё до самого дна и вдруг схватился за перила, согнувшись в три погибели. — Меня сейчас пронесёт? — сдавленно прохрипел вопрос и простонал. — Ведьма, это настойка на понос! Ведьма! Погубила старика! Ох!.. — Ты идиот?! — зашипела Блэк и грубо схватила капюшон мантии Распутина, натянув его на патлатую голову, чувствуя как он что-то ворчит и беспрестанно копошится. — Успокойся! — недовольно цедила сквозь зубы, прижав со всей силы его голову к своему телу, чтоб не дёргался и не привлекал лишнее внимание. — Я тебе говорила, чтобы пил в сокрытом от глаз месте! Вдруг маг замер и перестал стонать. Глаза Дафны, полные ужаса, вцепились в затылок, накрытый тёмной мантией. "Я убила Гюстава Дюбуа!" — пронеслась мысль в её голове, и испуг завладел сознанием. К счастью, это продлилось совсем недолго и Григорий вдруг резво выпрямился. Юная Блэк застыла в изумлении, понимая, что от седых волос ничего не осталось и из-под мантии торчали густые темно-каштановые. Сморщенные паучьи пальцы налились жизнью и, очевидно, помолодели. Они медленно взялись за края капюшона и сбросили тот. Мужчина лет сорока с блестящими густыми волосами, с ухоженной бородой и ярко-синими глазами смотрел на опешившую Дафну с высоты своего почти двухметрового роста. Она непроизвольно сглотнула, не веря своим глазам. Мало того, что Распутин помолодел, так он ещё и оказался неприлично привлекательным. — Судя по твоей реакции, я вернул былую привлекательность, — самодовольно хмыкнул он. — Было приятно с тобой иметь дело, — хитро улыбнулся маг и протянул руку. Дафна протянула свою, но последовало не рукопожатие, а Распутин взял её нежную кисть в свою большую тёплую ладонь и слегка склонился, чтобы нежно поцеловать бледные костяшки девичьей руки. — Всего доброго, — вымолвила Дафна, не найдя ничего лучше, кроме как попрощаться и разойтись. Она развернулась и сделала шаг прочь. — Так быстро? — вдруг печально озвучил Распутин. — Бьюсь об заклад, тебе бы понравилось проводить со мной время. Дафна замерла, ей вдруг поплохело, и щёки снова запылали алым румянцем. Она буквально чувствовала, как кровь прилила к лицу, и Распутин точно видел её красные уши. Ему словно это нравилось, её неопытность, юность и скромность. Он хоть и не видел её лица, но с высоты своего опыта и прожитых лет легко считывал реакцию тела. — Что ж... Как знаешь! — улыбнулся Григорий и сделал один шаг прочь, а затем тоже остановился. — Дафна, — голос стал серьёзным и тихим. — За тобой хвост.